Минус один

— Чонгук~и!       Чонгук вырывает свою руку из захвата Чимина, пытаясь встать с кровати. Он путается в пледе, падая, и больно ударяясь коленями о пол, но, не обращая на это внимания, вскакивает и скорее спешит скрыться за дверьми туалета.       Джин заходит как раз вовремя, краем глаза замечая спину подростка, что уже спряталась в недрах другой комнаты. Мужчина только вздыхает, когда натыкается на взгляд Чимина, что буквально кричит о своем волнении: — Все в порядке, он просто отравился, — говорит тот и садится на стул, рядом с постелью Пака.       Чимин недоверчиво смотрит на доктора, но ничего не произносит, предпочитая просто дождаться Чонгука и узнать все самому. Он обхватывает колени руками, пряча в них лицо и выказывая Джину свое нежелание сейчас вести беседу. Их последний разговор уж точно был не самый удачный. Ведь доктор в очередной раз довольно долгое время пытался вбить в голову Чимина, что ужасно глупо подыгрывать Чонгуку, изображать пластилиновую любовь, делать вид, что твое сердце тоже готово каждый раз выпрыгивать из груди, стоит их взглядам случайно пересечься. — Ты как? — Чимин подрывается с места и спешит к Чонгуку. Он морщится от боли в спине, но не подает виду, чтобы младший не волновался. — Хен, все хорошо, скоро пройдет, — Чонгук улыбается, хватает Чимина за руку и сплетает его пальцы со своими. Только смотрит он далеко не на любимого хена, а на Джина, который недовольно хмурится и шепчет, что Чонгуку не поздоровится.       Чонгук с этим согласен, но только не жалеет ни капли. А лишь незаметно прячет рукав свитера, испачканый кровью. Он никому не расскажет, что прекрасные лилии каждый день на протяжении полу года раздирают легкие огромными бутонами, толпятся в горле, все больше забивая организм белыми лепестками, предвещая скорую смерть своего носителя. Только любовь, что так же, как и цветы прорастает внутри Чонгука, волнует куда больше.       И плевать становится, когда посреди ночи просыпаешься от нехватки воздуха, от ощущения того, как стебли плотнеют, разрывают сосуды в попытке прорваться сквозь грудную клетку, но по неизвестной причине не спешат с этим делом, а спустя несколько минут безвольно оседают на стенках легких, наконец, давая боли на время отступить.       Чонгук ни разу не пожалел, что влюбился. Пусть больно и смертельно, но он лучше умрет от любви, чем будет жить пустой бесчувственной куклой. Ведь совсем не страшно, если всему виной такое прекрасное чувство. И терпеть он готов, молчать о болезни, только бы любить и быть любимым.       Чонгук крепко прижимает к себе сильно исхудавшее тело Чимина, утыкается в мягкий ворох его волос и успокаивается. Как мало нужно, чтобы снова прийти в себя. И перестать думать о недавно вышедшем бутоне. — Я же волнуюсь, — бурчит Чимин, обнимая в ответ. Чонгук хихикает, пока чужое дыхание щекочет кожу и целует темную макушку. — А я волнуюсь о тебе. Ты, кстати, сегодня ел?       Этот вопрос заставляет Чимина смутиться и скрыть покрасневшее лицо в складках одежды на теле Чонгука. Потому что говорить о том, что аппетита нет уже несколько дней, совершенно не хочется. Правда он не знает, что Чонгуку давно уже все известно. — Кстати, — наконец подает голос Джин. — Чонгук, ты помнишь о завтра? — Да. — Я тоже все помню, — слышится чуть приглушенный голос Чимина.       Раньше Чонгук никогда бы не поверил, что сможет дожить до 17. Но вот, завтра тот самый день, День Рождения Чонгука. На губах возникает подобие улыбки, когда воспоминания всех 17 лет проносятся в голове. И с трудом верится, сколько ему пришлось натерпеться от своего истинного. Только за все это время, Чонгук ни на секунду не разозлился или что хуже, возненавидел свою судьбу. Он благодарен неизвестному истинному, благодарен чертовой судьбе за все то, что ему пришлось вынести. Через сколько боли и слез пришлось пройти, чтобы обрести то ценное, что имеет сейчас. И готов еще тысячу жизней подряд рождаться в этом теле, проходить этот ужасный путь, чтобы в один из дней встретить Чимина.       И встречать свой День Рождения он собирается с гордо поднятой головой. Пусть впереди еще много трудностей, а, возможно, эта неделя станет последней в жизни Чонгука, но он ни на секунду не сомневается, что сейчас готов на все.

***

— Чонгук~и, с днем рождения!       Чимин прыгает на кровать своего парня, заставляя того в страхе высунуть голову из-под одеяла. Но Чимина это не волнует, и он уже спешит крепко обнять Чонгука, чмокнуть в сухие губы и прокричать в самое ухо пожелания счастья и здоровья.       Играть роль влюбленного оказывается довольно весело и Чимин быстро входит во вкус. Правда делать это, ожидая каждый день, что Чонгук может спокойно влюбиться в другого, иногда заставляет что-то больно колоться в сердце.       Для Чимина за эти полгода Чонгук стал тем спасительным маячком, что помогал дышать, когда совсем не хотелось. Пак будто на секунду смог увидеть смысл своей жизни. Хотя понимал, что вряд ли его жизнь так много значит в этом мире. Однако Чонгук каждый раз уверял Чимина в обратном. С каждым прикосновением доказывал, как важен Чимин, с каждым поцелуем помогал ужасным мыслям в его голове раствориться, словно ночной кошмар. Заставлял Чимина думать, что он сам смысл его жизни.       Верить в подобное было глупо, но так хотелось. Чимин постоянно корил себя за вранье, которым отплачивал всю ту любовь Чонгука, что получал без остатка. Ненавидел свое отражение в зеркале, что при виде парня искажалось в счастливой гримасе, а за его спиной, пряталось в бесконечном потоке слез. Осознавать то, что ты противен сам себе, казалось тяжелым. Но Чимин быстро к этому привык. — Спасибо, — хриплый голос достигает ушей Чимина, а Чонгук уже укладывает его голову себе на плечо.       Сейчас Чонгук самый счастливый на земле, Чимин в этом уверен. Только сам Пак блевать хочет от того, как приятны чужие прикосновения. Он не должен, он знает это, только отказаться не может. Это омерзительно, пользоваться любовью Чонгука, ради себя, но неужели, Чимин не может хоть на секунду почувствовать себя необходимым кому-то? Неужели, он настолько ужасен, что не заслуживает даже капли любви? — Пока ты спал я сходил в столовую, — Чимин загадочно улыбается. — Тетушка приготовила твои любимые пирожные. — Серьезно?       Чонгук подскакивает на месте, успевая схватить Чимина за руку до того, как тот упадет с кровати. Сегодняшний день казался самым прекрасным за последнее время. А обстановка вокруг создавала ощущение чего-то домашнего. Пусть это и больница, и через несколько минут может прийти доктор Ким с проверкой, но за все прожитое здесь время, это место стало самым родным и уютным. А Чимин лишь дополнял палату своим домашним видом и милой пижамой.       Чонгук ловит взглядом улыбку на пухлых губах Пака, подмечая их здоровый алый цвет и чувствует, как счастье переполняет все тело. Он зарывается крупным носом в мягкие волосы Чимина, заставляя последнего покрыться тысячами мурашек. Вдыхает любимый запах ягод, который пробирает до самых косточек. Чонгук слегка оттягивает чужие темные пряди, целует тонкую шею, медленно поднимаясь выше. Так нежно и тепло, что у Чимина захватывает дыхание. Он в свою очередь хватает Чонгука за плечи, притягивая, с удовольствием подставляя тело под многочисленные поцелуи. И пусть все это казалось неловким, но для обоих таким особенным и личным. — Чонгук~и, я… — Чимин перехватывает его лицо, смотря прямо в глаза. И он готов поклясться, что сейчас Чонгук выглядел самым милым на свете. Чимин улыбается и пытается продолжить, но чужой вздох со стороны двери, заставляет обоих резко обернуться. — Чонгук, быстро в ванную! — Джин недовольно дует губы и грозным взглядом провожает спину именинника. — Чимин, вы оба просто невыносимы! — и хлопает дверью.       Взгляд, что еще пару секунд назад смотрел на Чонгука с любовью, сейчас медленно тускнел и улыбаться уже совсем не хотелось. Это прекрасно, так жить, просыпаясь рядом с любимым, вот так просто валяться и обниматься, но это точно не жизнь Чимина. Ведь его удел — лгать и притворятся, только бы спасти свою едва живую душу. — Какой ты противный, Пак Чимин, — шепчет и осторожно касается подушечками пальцев шеи, вспоминая чужие робкие поцелуи. И, вроде бы, и правда, противно, только от чего-то приятно.

***

— Чон Чонгук! Прекрати строить из себя героя! Ты умираешь! — Джин не скромничает, возмущаясь во весь голос, совершенно не замечая подрагивающих полок шкафа.       Но Чонгука подобный тон расстраивает, и он сидит, опустив голову, стыдливо прикрывая покрасневшие щеки. Ведь видеть доктора таким злым удавалось нечасто и определенно раньше это происходило не по вине Чонгука, поэтому сейчас от смущения хотелось провалиться под землю.       Джин кидает бумаги с анализами рядом с Чонгуком и тот с опаской поглядывает в непонятные надписи. — Но, доктор Ким, мне же стало легче, — осторожно пробует Чонгук. Ему ведь, правда, полегчало. Теперь ничего не болит, и даже больше, Чонгук, наконец, может ходить. Так в чем проблема? — Чонгук, ты не понимаешь, это все действие ханахаки. Да, я согласен, благодаря этой болезни, твоя связь с истинным притупилась, но, — Джин поднял указательный палец вверх. — Действие этой связи не прекратилось. Только теперь у тебя еще и цветы в легких.       Врач, что до этого ходил по кабинету, резко остановился, обернувшись к парню, и задумчиво прикусил губу, решая, стоит ему говорить свои дальнейшие предложения. Только Чонгук все понял и без слов, а потому замахал головой в разные стороны: — Никакой операции. — Но, Чонгук… — Доктор Ким, нет!       Об этом не могло быть и речи. Чонгук никогда не пожертвует своей любовью ради здоровья. Он готов вытерпеть все что угодно, но отказаться от самого родного, никогда не сможет. — Ты же знаешь, что внутри тебя цветет лилия. — Да. — Она ядовита, Чонгук. Болезнь губит тебя изнутри, но сам цветок ужасен для твоего организма. — Джин вздыхает. — Лилия не тот цветок, что должен быть внутри. — Но он там. — И это ужасно!       Джин уже готов выть от того, насколько непробиваем этот ребенок. Как он не может понять, что с таким «букетом» болезней не проживет больше года. И то, если постараться. Почему для Джина его хрупкая жизнь намного важней? Почему он вообще так отчаянно заботиться об этом парне? — Чонгук, — тихо говорит Джин. Он подходит к нему и садиться на колени, хватая его ладони. — Ты очень слабый, понимаешь? Да, сейчас энергия бьет ключом, но это временно. Начни ханахаки действовать на полную и процесс будет необратим. Это слишком опасно. — Доктор Ким, — Чонгук сжимает взрослые мужские руки, ощущая от них то тепло, которое всю жизнь заменяло ему родительское. Ведь этот человек дороже всяких родителей, что уже давно его бросили. — Я люблю Чимина и ни за то не откажусь от этой любви.       Джин безнадежно опустил голову на колени парня, кажется, смиряясь с тем, что его переубедить просто невозможно. А Чонгук лишь хихикнул, радуясь такой близости с доктором. И он, правда, был всем сердцем благодарен этому мужчине за его волнение, что помогало Чонгуку ощущать себя нужным. — Тогда пообещай мне после совершеннолетия пройти курс лечения и разорвать связь истинных, — пробурчал Джин. — Ладно.