***
Тоору плотнее закуталась в плащ все еще пахнувший Урие и опустила голову, уставившись на свои разбитые в кровь колени. Кровь… Она везде… на одежде, руках, в волосах и на языке. Это стало… как-то привычно. Неужели все закончилось? Муцуки все ещё не могла поверить в происходящее. Может быть она также сидит все еще там, прикрепленная к этому стулу истекая кровью? И все это ей кажется и мирещиться? Тогда почему она ощущала тепло тела Урие, чувствовала, как его руки сжимают ее в обьятиях, а ладони неперестовая успокаивающие гладили спину. Раньше она бы разрыдалась, надрывая глотку. О всех тех днях что пришлось ей пережить. Но сейчас внутри неё была пустота. Она помнит, как доехали до главного штаба CCG и как увидела себя в зеркале впервые с того момента, как пришла более менее в себя. Мокрые, грязные, почти пепельные волосы, порванная одежда, бледная, со впалыми скулами и бешеными, просто безумными глазами. Тоору била дрожь и она пыталась согреть себя, обнимая за плечи, даже не додумавшись укутаться в плед. Только сейчас она поняла, как сильно её трясло. «Что-то не так», — осознала она спустя несколько дней, когда поняла, что ничего не ела с момента прихода в палату, без меньшего прошло две недели, а она только пила и пила воду. Кофе видеть не хотелось совсем, оно напоминало о предательстве красивой баристы. Боль возвращается каждую ночь, каждая ночь возвращает ее к этой боли. Она до сих пор чувствует впивающиеся в кожу металл, до сих пор видит пелену крови перед глазами. И каждый раз, когда закрывает глаза и погружается во тьму, сознание шепчет ей эти чертовы цифры. Муцуки не может забыть, потому что это разорвало ее существование на две части. Она хотела бы забыть это, никогда не вспоминать. Но память сволочь жестокая и хранит эти вспоминания бережно, так, чтобы ничего не потерялось. Эти вспоминания приходят не потому, что она этого хочет. Эти вспоминания приходят потому, что они навсегда высечены на ее теле и сознании уродливыми шрамами. Но после этого ада Тоору ждал не дом.***
— Древо Аогири понесла большие потери… — Следователь третьего класса Муцуки Тоору на данный момент не дееспособна… — Что-то серьезное?.. — Психическая неуравновешенность. Следовать третьего класса подвергалась пытками гулем под названием Джейсон. Так же она уже… гуль… — Отправьте ее в Коукирию… — Что?! Она ведь всё ещё следователь. Вы не можете так поступить… — Что насчет Джейсона?.. — Убит. Следователем третьего класса Муцуки… — Я предполагаю, что Черный Кролик это Аято Киришима. Младший брат Тоуки Киришимой известной как гуль S класса Белый Кролик… — Насколько мне известно… — вдруг подал голос один из следователей. — Одна жена следователя была её близкой подругой… — Имя?.. — Йорико Косако… — Обыскать дом Кролика! И под арест эту женщину… Медленно войдя в помещение первым, Канеки пристально все осмотрел. Глаза ничего толкового не выявили, ибо вокруг темно и лишь стол с какими-то бумага и стул были видны, ибо они подсвечены светом лампы. В доме пахло кофе и лавандой. Пройдя в спальню первым на что наткулся Канеки была фотография лежащая на тумбочке. Рука дрогнула роняя рамку на пол. Через разбитое стекло на него смотрело двое искренне улыбающихся Тоука и он сам. Еле заметный шорох последовавший сразу же после грохота, доносился из шкафа. Канеки медленно направился к нему попутно активируя Куинке и резко распахнул деревянную дверцу. Мальчик. Совсем еще маленький, лет 5. Упрямо смотревший на него с застывшими слезами и страхом в глазах, несмело держит в маленьких руках знакомого большого плюшевого белого кролика. Канеки помнит, как подарил его ей. Его глаза начали темнеть, зрачки стали алыми. Гуль. — Следователь Канеки, в доме ничего не обнаружено, — докладывает какой-то следователь третьего классаприближаясь к нему. — Хорошо, выдвигаемся в кофейню, — отстраненно говорит он, прикрывая дверцу шкафа. — Уходим. Полугуль дожидается пока следователь исчезнет за дверьми. — Сиди тихо и не высовывайся, — настоятельно шепчет на последок мальчику плотнее прикрывая дверцу шкафчика. Следователь тяжело вздыхает и направляется прочь из комнаты и дома.***
База Древо Аогири.
— Она необходимый боец нужный нам… — Нам? — насмешливо хихикает Это, перебивая Аято. Аято вдруг затрясло, и он едва справился с собой, чтобы не вцепиться кому-нибудь из присутствующих в шею и просипел: — Они ведь ее убьют! — ему с трудом дались эти слова. — Впервые слышу, чтобы один из главных гулей Аогири лег под следователя, — хихикает Такизава. Угли в глазах Кролика начали было остывать, но вспыхнули вновь. И это было страшнее лесного пожара, заревом расползающегося над охваченным огнем деревьями. — Аято… — холодно говорит Татара смотря на него. Киришима сильнее стискивает зубы до скрежета и уходит с треском закрывая закрывая дверь. Это проводила взглядом удаляющуюся фигуру расплываясь в улыбке. — Она все равно не смогла бы его убить. Тартара прищурился. — Тем более живым он пригодится куда лучше. Время уже близко. Пора навестить старого друга.***
— Канеки Кен вам присваивается звание следователя в особые классы, — зал разразился аплодисментами. Полугуль натянуто улыбается. Вся церемония проходит как в тумане. Все подходят к нему с фальшивой вежливостью и лживой улыбкой. Всё что он хотел бы — исчезнуть из этого места. Спустя ещё 2 часа ему наконец-то удаётся уйти. Канеки заходит в квартиру, снимает пальто. Дом встречает его одиночеством и холодом. Следователь в смирении закрывает серые потускневшие глаза. Он не может оставить её там. Даже если это противоречит всем правилам. Пальцы с силой зарылись в жёсткие волосы с силой сжимая их. Простояв так несколько минут Канеки идет в сторону кухни. Алкоголь — разрушитель жизней сотен, тысяч, миллионов людей. Если выстроить все вредные привычки в ряд от самых безобидных, до тех, что могут по щелчку пальцев свести в могилу толпы людей. В малых количествах и с умением контролировать дозу его употребления он становится хорошим способом расслабиться и провести досуг без гудящей головы и всего того, чем обычно сопровождаются тяжкие рабочие будни. Но стоит единожды дать себе волю и налить в стакан немного больше положенного, как ты перестанешь различать грань. Канеки улыбается с горечью в уголках губ, когда перед закрытыми глазами встаёт образ холодной и отчуждённой возлюбленной. От одной только мысли сердце Канеки дрожит и срывается, разбиваясь на тысячю осколков. Он падает на колени. Хрустальный бокал с дребезгом разбивается об кафельный пол. Янтарная жидкость расплывается в причудливых кляксах. Он следователь. Она преступник. Это и так ясно, что он должен был сделать с самого начала. Его провел один из опаснейших гулей. Нет. Влюбила в себя, втерлась в доверие и обманула. Пламя сжигает его до тла. Он горит снаружи и изнутри, и отчаянный крик боли застревает где-то посередине. Канеки трясущимися руками судорожно хватает крепкий узел на галстуке, пытаясь хоть немного ослабить его захват. Но оно не подаётся и слышится лёгкий треск ткани. На его плечи словно ложатся невесомые руки, а лица касаются пряди коротких фиолетовых волос. Её поступь всегда тиха и легка, и сердце внутри Канеки замирает, когда он резко оборачивается. Его прекрасная холодная Тоука стоит напротив. На её красивом лице нет места явной радости, лишь холод и отчуждение… Бутылка с яростной скоростью летит и разбивается об противоположную стену коридора. Он хватается руками за пепельные волосы завывая в голос, словно умирающий зверь.***
Двадцать третий район Токио. Коукирия.
Прошло несколько дней с того самого дня. Канеки старался загрузить себя работой и игнорировать взгляды некоторых следователей. Помещение давило на сознание своей холодностью. Стены были покрыты железными листами. Окно занимающее почти всю стену из непробиваемого стекла. И единственное, что ни как не вписывалось в это место — хрупкая фигура девушки. Канеки мельком бросает на нее взгляд, стараясь не смотреть долго. Но даже так следователь успевает отметить, что на ее хрупкой фигуре начинаются виднеться кости, острыми краями выпирая из бледной и тонкой кожи. — Где находиться база Древа Аогири? … — Кто скрывается за маской Совы? Такеоми со злости ударил кулаком об стол. — Киришима-сан ваших родителей убил Мадо? — ровным голосом спрашивает полугуль. Тоука кривит губы. Теперь он обращается к ней сан. — Да, — таким же тоном отвечает. — Поэтому вы решили отомстить убив его? — спрашивает следователь, не поднимая взгляд от бумаг. — Нет. Их глаза встретились. Тишина между ними затянулась на несколько минут, но никто не решался разрушить этот хрупкий момент. Пока Канеки не отвернулся. Тоука продолжила: — Мадо убил родителей Фуегучи, он заманил маленькую, безащитную двенадцати летнюю девочку, которая не могла себя защитить и собирался ее убить. Я не могла этого допустить. Канеки продолжил задавать вопросы: — Где сейчас находится Фуегучи? Канеки прекрасно знал, что она никогда не скажет об этом. — Почему ты спасла меня? — неожиданно спрашивает Такеоми. — Йорико было бы очень больно, — не поднимая взгляда на него, тихо шепчет Тоука. Ее слова произвели самый незамедлительный эффект. На его лице отразилось глубокое презрение, но он не произнес ни слова, Тоука не осмелилась продолжить разговор. Наконец муж Йорико нарушил молчание и холодно процедил сквозь зубы: — Из-за тебя ее казнят. И больше ничего говоря следователь встает и уходит. Тоука пыталась дышать, глядя в суровое лицо оставшегося следователя… Уставшее, с короткой щетиной на щеках. Он что-то говорил, но она я не слышала. Перед глазами темнело, а сознание уплывало. — Кири… ан… риш… са… Кролик несколько раз моргнула. — Киришима-сан… я прошу вас сотрудничать с CCG для вашей же пользы, — напряжённо глядя на неё, выдавливает следователь. — Знаешь… Я хотела тебе сказать про всё. Правда хотела, но не набралась смелости… Канеки хочется встряхнуть ее. Ему больно видеть ее безжизненной куклой. Хочется прижать ее к груди, вздохнуть дурманящий разум запах волос и просто чувствовать ее рядом. Но их разделяет толстое стекло. И преграда похожая на толстую стену под названием: «Следователь». В школьные времена на предмете литература проходили любовные поэзии. Чаще всего контекст был один и тот же: где двое несчастных влюбленных не могли быть вместе. И сейчас Канеки ощутил это на себе в полной мере. — Киришима-сан Вы будете сотрудничать с CCG? — игнорируя сказанное белым кроликом еще раз спрашивает. Тоука грустно улыбается, поджимает губы в тонкую полоску, прикусывая их изнутри зубами до металлического привкуса. Чего она ожидала? Что он спасет ее? Предаст CCG ради какого-то гуля убивших столько людей и следователей? Нет. Он голубь и никогда не предаст CCG ради какого-то гуля. В уголках глаз предательски скапливаются слезы обиды. Но из-за чего? На себя? За те чувства, что испытывает к нему? На Канеки? Сидевшего напротив нее через толстую стену из непробиваемого стекла и смотрящего на нее пустым взглядом. Лучше бы он презирал ее, так она хотя бы знала это и ей было бы легче. — Нет, — выдыхает Тоука, незаметно прижимая ладонь к все еще плоскому животу. Она не скажет об этом. Но рано или поздно все узнают. Если раньше ей было все равно, что с ней случиться, то теперь нет. Не тогда когда в ее теле может зародиться новая жизнь. Канеки сидит еще несколько минут, не шевелясь смотрит, как будто через нее. — Я прошу тебя. Соглашайся, — тихо шепчет Канеки с отчаявшимся выражением лица. — Гули не сотрудничают с CCG, — скривила губы в печальной улыбке. — Ты ведь знаешь, что будет если не согласишься, — не унимается Канеки в упор смотря на нее. Тоука скупо улыбнулась. — Знаю… А что сподвигло тебя, гуля, стать голубем, Повязка? Следователь замер. — Ты не помнишь? Ты спас меня когда-то. Я истекала кровью, лежа на грязном асфальте под мостом. Канеки молчит. — Я вернула тебе долг. Канеки стискивает челюсть, поднимается со стула и с громким хлопком закрывает за собой дверь. По бледной девичьей щеке прокатилась одинокая слеза, которая тут же исчезла, разбившись об одежду на миллионы блестящих маленьких капель.