Два мира, один я

Вернувшись к себе, Артур сначала ничего не соображал, но вскоре понял, что его колотит. Ни горячий чай, наскоро сооруженный в дежурной чашке, ни машинальное пролистывание новостей, ни срочная работа — ничто не помогло хотя бы согреть ладони и унять дрожь. Бедный клерк не мог больше ни о чем думать — все мысли замыкались на прошедших «пяти минутах позора». Стыдно, Артуру было жутко стыдно, как будто бы его отчитали за какую-то предурацкую оплошность, недостойную взрослого образованного человека, — ей-богу, при всех сложностях незавидной роли подчиненного, сейчас он чувствовал себя хуже, чем когда-либо. — Арт, ты в порядке? — как через вату, внезапно услышал он чей-то озадаченный голос. Подняв голову, Артур увидел, что коллега, который вместе с еще четырьмя работниками делил с ним просторный офисный кабинет, застыл у принтера и, подобрав напечатанные листы, смотрел на Артура в упор. — На тебе лица нет, — пояснил приятель, отвечая на незаданный вопрос. — Я… перенервничал, — пробормотал Кёркленд, виновато улыбнувшись. — Ты же был у шефа? Взгрел тебя, что ли, этот старый осел? — щелкнув языком, не в меру разговорчивый субъект подбоченился, явно намереваясь выразить вслух свое отношение к капризам руководства и тем самым мучительно растянуть беседу, но Артур поспешил усмирить его. — Нет, просто недоразумение вышло, — отмахнулся он. — Я устал, на завтра отпросился к врачу, — соврал Кёркленд, понимая, что свое завтрашнее отсутствие все равно придется как-то оправдывать, и легенда, более-менее приближенная к реальности, необходима. — Ты болеешь? — ожидаемо нахмурился сослуживец. — Похоже, — Артур вздохнул. — Я нехорошо себя чувствую. — Лечись тогда. Ты нам нужен здоровым, — вальяжно потрепав Артура по плечу, коллега удалился, улыбаясь собственной шутке, которая Артура резанула. «А больным, значит, не нужен, — обиженно подытожил Кёркленд, обнимая ладонями горячую чашку, от которой поднимался кружевной пар. — Вот заберут меня в психушку, никто из вас, лицемеров, даже не посочувствует». До конца дня он доработал с трудом, с таким же трудом доехал домой, пару раз едва не впечатавшись в другую машину: на перекрестке, не сразу заметив поворачивающего, и на светофоре, чуть раньше, чем необходимо, нажав на газ. Лишь ангел-хранитель уберег Кёркленда от аварии, так что следующим утром финансист зарекся садиться за руль в своем ненормальном состоянии и вышел из дома на полчаса раньше, чтобы успеть на оба автобуса (общественным транспортом он добирался до офиса с одной пересадкой). Правда, страх не отпускал Артура, тревожность в ночь накануне роковой встречи с психиатром разыгралась так, что мешала спать. Финансист уснул только после приема увесистой дозы снотворного и то — далеко за полночь. Утром болело сердце. Кусок в горло не лез. Подташнивало. Матерясь на чем свет стоит, бедняга провел день на пустом чае и не помогающем безрецептурном успокоительном. Окончательно истерзавшись томительным ожиданием, он просто не мог сегодня работать, то и дело косился на часы, отмечая, как неотвратимо близился час «икс», в красках представлял себя в окружении хмурых санитаров, готовых связать его и увезти в психлечебницу прямиком из кабинета посмеивающегося врача… Разумеется, Артур тотчас же отгонял такие фантазии, но они все равно возвращались и возвращались. В этот день он выкурил столько, сколько никогда прежде, но даже спасительные сигареты и любимый чай Артура не спасли: он все равно просидел до трех как на иголках. Самым сильным желанием было плюнуть на свое обещание и никуда не поехать, соврав после, что заработался. Увы, игнорировать распоряжение непосредственного руководителя исполнительный Артур не смел. К тому же он попросту боялся, что за неповиновение его уволят или предадут его проблему огласке, что было, по сути, одним и тем же. Поэтому, умирая от страха и мучаясь нехорошими предчувствиями, в назначенное время Артур скромно попрощался с коллегами, выключил рабочий компьютер и покинул офис. В дверях кабинета он как на грех столкнулся с начальником, который тихо спросил его, тронув за локоть: — Адрес при вас? — Да, — кивнул Артур, слегка смешавшись: он не ожидал наткнуться на шефа. — Хорошо. Удачи вам, — искренне пожелал тот, по-отечески похлопав подчиненного по плечу, и сделал вид, будто очень занят. «Волнуется», — смекнул Кёркленд, слишком хорошо зная своего непосредственного, под чутким руководством которого он, его любимец, проработал столько прекрасных лет. Артуру сделалось тоскливо: шеф переживал за него, по-человечески жалел и наверняка расстроится, если все закончится плохо. Но бедняга не мог ничего поделать: от него здесь мало что зависело. Так что, втянув голову в плечи, Артур проскользнул по коридору к боковой лестнице, стараясь скрыться как можно быстрей: искренне уважая своего босса, он не желал доставлять ему ненужные хлопоты. На автобусной остановке было немноголюдно: большинство горожан сидели по офисам или отдыхали после обеда. Сверившись с расписанием, финансист недовольно обнаружил, что нужный ему транспорт прибудет только через десять минут. Клиника, где вел прием знакомый начальника, находилась в довольно отдаленном районе, относительно тихом, как припоминал Кёркленд, так что неудивительно, что из загруженного Сити туда ходил только один автобус. — Интересно, что случится, если я опоздаю? — пришло в голову пунктуальному клерку, и он на автомате озвучил эту мысль, благо, рядом никого не было, поэтому никто не заметил его чудачества. Впрочем, сам Артур не обратил совершенно никакого внимания на то, что произнес что-то вслух: за годы одиночества он привык к своей особенности, так что сейчас сосредоточился на куда более насущных проблемах, например, ему отчего-то страсть как захотелось, чтобы автобус не пришел, сломался по дороге или дорогу вообще перекрыли и объезд занял бы часа три. Ладно, два. Ладно, полтора, хорошо. Он совсем не хотел идти на прием к врачу, который должен был, по убеждению Артура, обязательно отправить его туда, откуда не возвращаются. Но автобус, засранец, приехал ровненько в три двадцать одну, так что, понурившись и вздохнув, несчастный офисный работник шагнул в салон. Вместе с немногочисленными попутчиками Артур проделал путь к «месту своей казни», как он мысленно назвал клинику, в тишине и, устало глядя на проплывавшие за окном деревья, покрытые светло-зелеными листочками, старательно ни о чем не думал. Зачем? Все равно от него, считай, ничего уже не зависело: другие люди увидели в нем опасность, они же отправили к психиатру, ловко прикрывшись мнимым выбором, якобы предоставленным Артуру. Проще говоря — свалили на него всю ответственность, и теперь для всех Кёркленд сам отправлял себя на эшафот. От беспомощности и злости Артуру до ужаса хотелось искусать себе все руки по локоть — останавливал лишь здравый смысл, напоминавший, что это не поможет. «Или лечитесь, или увольняетесь» — совсем не выбор, если уйти обидно и страшно, а остаться значит растоптать свою честь. Шеф знал, что Артур не может уйти сейчас. К чертям такой «выбор». Здание клиники терялось в раскидистых кронах растущих вокруг деревьев и чем-то отдаленно напоминало пансионат, хотя, конечно, уже при ближайшем рассмотрении неуместные ассоциации пропадали: белые жалюзи на окнах и отсутствие беседок в саду выдавали строго лечебное учреждение. Кёркленд приуныл: больницы всегда действовали на него угнетающе, еще с детства и юности, когда ему довелось провести там немало дней. Сколько тягучих недель и месяцев он просидел в этой «колонии» для несчастных, не в состоянии отделаться от чувства стыда, будто был виноват в том, что заболел, и за это его вот так вот наказывали?.. Тяжело вздохнув, Артур понуро поплелся по мощеной дорожке к высокому крыльцу. Приветливая, но очень занятая девушка за стойкой, на которой стопкой лежали цветные рекламки платных услуг, услышав фамилию доктора и смущенное «мне назначили», без лишних комментариев назвала номер кабинета. Артур обернулся в поисках гардероба, намереваясь пристроить туда пальто, и прежде чем пойти наверх мельком глянул в зеркало, машинально пригладив воротник пиджака и мысленно отметив, что, несмотря на свои чудовищные переживания, выглядит, в принципе, достойно. На третьем этаже посетителей было очень мало, что Артура обрадовало: без любопытных взглядов он чувствовал себя лучше. Как назло, пунктуальность клерка вновь сыграла с ним злую шутку: как выяснилось, он вовсе не опоздал — наоборот, до оговоренного времени еще оставалось целых пять минут. Артур прошел к кабинету и присел на край скамеечки у окна. Здесь Артур остался совершенно один. Кабинет, в котором принимал пациентов доктор Шимански, находился в самом конце длинного коридора, который заканчивался небольшой импровизированной оранжереей: на двух сдвинутых столах, на подоконниках и полу стояли горшки с различными комнатными цветами. Большие, вроде пальм и монстер, и маленькие, в крохотных плошках, ползущие по стене плющи и компактные кактусы, пышно цветущие фиалки и образцы неясного вида, не выпускающие за всю свою жизни ни одного бутона, — вся эта разномастная живая красота, выхаживаемая заботливыми руками сотрудников поликлиники, создавала уютную атмосферу отдыха. «Вполне подходит для ожидающих под дверью невротиков», — подумал Кёркленд, изучая побитую кромку старого глиняного кашпо, в котором буйно рос домашний бамбук. Стараясь успокоиться, финансист понимал, что все попытки обречены на провал: сердце Артура билось часто и глухо, а сам Артур едва перебарывал искреннее желание сбежать — точно такое же, какое накатывало на него, когда он сидел в очереди в процедурную. Вдруг дверь приоткрылась, и кто-то назвал его фамилию. Бедняга вздрогнул: за тягучие триста с лишним секунд он успел пережить настоящий мысленный апокалипсис. С трудом поднявшись, на немеющих ногах Кёркленд послушно проследовал за врачом. Обстановку кабинета Артур практически не запомнил — все его внимание сосредоточилось на человеке напротив, от которого нынче зависела его судьба. Сглотнув, клерк сильнее сжал и без того крепко сцепленные пальцы рук, почти что синие и ледяные. Доктор — немолодой мужчина в стильных очках, слегка полноватый, седой, казался вполне благожелательным и с виду не внушал опасений. Артур сглотнул. «Может, он не отправит меня в психушку сразу же? — мелькнула вялая мысль. — Может, послушает и поймет, что все это — просто глупое недоразумение…». Как принято в практике любого психолога или психотерапевта, консультация началась со знакомства, которое, в свою очередь, отличалось от привычного Артуру, пожалуй, только двумя аспектами: кратким упоминанием его начальника да более подробным обсуждением семейных связей (Кёркленд привык, что взрослого человека спрашивают про собственную семью, а не про родительскую, но, впрочем, не сильно удивился: мало ли как там заведено у психиатров). В ответ на просьбу рассказать о ближайших родственниках Артур честно сообщил, что вырос в полной семье и что у него есть старший брат, проживающий в Эдинбурге. — Вы общаетесь? — спросил врач, чем заставил клиента недолго поколебаться. — Редко, — Артур отвел взгляд, тотчас ощутив на душе горькую смесь вины и обиды. — Мы в ссоре после конфликта на почве бизнеса, но раньше были очень близки. Особенно в детстве. Доктор сочувствующе кивнул. — Понимаю. Разница между вами — лет пять-шесть? — Пять. Мы с ним очень разные. Сказать по правде, Артур не очень хотел углубляться в то, от чего на сердце становилось муторно, однако врач, к счастью, был достаточно эмпатичным человеком и не стал мучить своего визави, уведя терапевтическую беседу в другое русло. За тот неполный час, который они общались, психиатр каким-то удивительным для Артура образом сумел разговорить его, между прочим, далеко не словоохотливого субъекта, и, аккуратно подведя к скользкой теме, деликатно спросил, что же, собственно, привело посетителя в его кабинет. Кёркленд, вовсе не настроенный распространяться о своем отнюдь не прекрасном состоянии, сам не заметил, как выложил перед собеседником все наболевшее: и про ссору с братом, и про свою унылую жизнь, и про трудности на работе да десятки страхов, а главное — про совершенно беспочвенные обвинения, выдвинутые ему накануне коллегами и начальством. Впрочем, неудивительно: потрясенный, несправедливо задетый вчерашней неприятностью Артур не мог носить свои чувства внутри бесконечно долго. Внимательно выслушав его, врач записал услышанное в блокнот, а прежде чем взять слово недолго поколебался. — Если вы не возражаете, мистер Кёркленд, я попробую подвести некоторые итоги, — проронил доктор Шимански как можно приветливей. — Разумеется, ставить окончательный диагноз после одной консультации невозможно. Но уже сейчас, на основе того, что вы рассказали мне, я могу с уверенностью сказать: вам требуется помощь. Клиент фыркнул, скрестив на груди руки. — Допустим. Убедите других оставить меня в покое — это послужит реальной помощью, — нервно дернувшись, брякнул он. Врач вздохнул — то ли сочувственно, то ли устало. — А если вас оставят в покое, вы будете удовлетворены? — спросил он. — Да, — отрезал Артур. — Вы снова сможете работать как раньше, получать удовольствие от привычных вещей, — предельно отстраненным тоном продолжил доктор. — Ваша жизнь сразу же наладится. Так? Слова, произнесенные столь издевательски спокойно, Артуру вовсе не понравились. — Не уверен… — пробормотал он, чувствуя, как в горле пересыхает, и пару раз вдохнул-выдохнул, пытаясь унять опять понесшийся по ухабам пульс. В этот же самый момент до аналитика внезапно дошло, что зря он доверился этому прохиндею, следовало с самого начала слушать внутреннее чутье, подсказывавшее: тип подозрительный! Какого дьявола он разоткровенничался?!. Но слово, как известно, не воробей, так что теперь, досадуя, Артур еле держался, чтобы не разораться… и, сглотнув злость, процедил: — Это не относится к делу. Дайте мне справку, что я здоров, и разойдемся. — Хорошо, — сказал доктор, подозрительно легко и даже слегка уныло, будто подобное он слышал с завидной регулярностью. Любовно прогладив свои заметки, он равнодушно пожал плечами. — Только сперва давайте назначим дату нашей следующей встречи: у меня довольно плотное расписание, записываться лучше загодя. Финансист опешил. — Куда еще записываться?.. — На прием, — как ни в чем не бывало отозвался врач. — Чтобы я знал, когда вы снова ко мне придете. — Но я не приду! — возмутился Кёркленд, уже совершенно не понимая, что происходит. На лице психиатра растянулась снисходительная улыбка, точь-в-точь как у Чеширского кота, готового вот-вот произнести искрометное «все мы немного сумасшедшие», правда, доктор Шимански сказал другое. — Вы же пришли сегодня. Значит, понимаете, что вам нужно позаботиться о себе. — Я пришел сюда не поэтому, — наконец-то догнав, куда клонит врач, Кёркленд поспешил остановить его неверные предположения. — Меня послали. — Кто? — Руководство. — Зачем? — резонный вопрос смутил финансиста. Потупившись, Артур нервно покрутил часы на запястье и устало вздохнул, стараясь не смотреть на своего визави. — Лечиться. Якобы я сбрендил: делаю странные вещи, веду диалоги сам с собой и тому подобное. Мне поставили условие, что, если не соглашусь посетить вас, меня уволят. По соглашению сторон. — Очень интересно, — подперев подбородок, доктор Шимански задумался, как если бы вообще не был в курсе событий, предшествующих их встрече. — По соглашению сторон, говорите? — переспросил он. — То есть, вы сами напишите заявление об уходе? — Вынужденно, — мрачно поправил Кёркленд. — Таковы условия контракта: обеспечивают работнику липовую свободу выбора, хотя в действительности компания просто не хочет нести ответственность за несправедливо уволенных. Если я не напишу и пошлю их с этим идиотским лечением подальше, они выгонят меня сами, только уже за несоответствие. А это считай что карьерный суицид! Идти в суд тоже не вариант: против толпы свидетелей у меня нет шансов, а если еще и на экспертизу отправят… Вы же не назовете меня здоровым? Доктор не ответил, а Артур потерянно подытожил: — Так что выбор у меня невелик: либо в психушку, либо на улицу. Он развел руками, демонстрируя, что стал жертвой трагических обстоятельств. Доктор какое-то время молчал, и единственным звуком в кабинете было едва слышное тиканье секундной стрелки часов, украшавших лаконично белую стену. Наконец, психиатр снова заговорил. — Что ж, ясно, мистер Кёркленд, спасибо, что объяснили. Но позвольте и мне вам кое-что объяснить. Как врач я не имею права подписывать подложные документы, тем более — когда это угрожает здоровью пациента, а в вашем случае я уверен, что вы не совсем здоровы. Так что вынужден вас разочаровать: я не могу дать вам требуемую справку, — заметив, как посетитель бледнеет, сжимая кулаки, доктор Шимански поскорее прибавил: — Спокойно. Насколько понимаю, у вас имеется сейчас как минимум три варианта: идти к другому врачу, посотрудничать со мной либо искать новую работу. — Что значит посотрудничать с вами? — судорожно сглотнув, едва слышно промямлил финансист, выбитый из колеи окончательно: планы рушились как карточный домик. — Пройти лечение, которое я собираюсь предложить вам. — Это невозможно. — Почему? — Потому что. Невозможно и все, — последняя надежда оборвалась и разбилась на тысячу колючих осколков. Схватившись за голову, бедняга Артур, чуть не плача, непонимающе вперся взглядом в разрозненный узор на полу: все пропало. Все вправду пропало, и на сей раз это было вовсе не преувеличение. — Бросьте, все хорошо, — перебил его жуткие мысли доктор. Его бодрый голос резал Артуру слух. — Нет нерешаемых проблем. Если вы не желаете лечиться, это ваш выбор, за который никто не вправе вас осуждать. С вашими знаниями и опытом вы быстро найдете новую работу, ничуть не хуже прежней, а может, даже и лучше. — Н-нет… — пробормотал Артур, задыхаясь от подступающих к горлу слез. Глаза уже вовсю застилала пелена, нос невыносимо щипало… Не выдержав, секундой позже несчастный пациент прекратил бороться с накатывающими эмоциями и попросту позорно расплакался. А когда он немного отдышался, то, дрожащими пальцами впившись в заботливо поданную салфетку и высморкавшись, постарался облечь разрозненные мысли в слова, хотя, если честно, получалось это у него скверно. Все еще заикаясь, он проговорил: — Вы не понимаете. Я не могу бросить свою работу, не сейчас. То есть, именно сейчас никак не могу, — Кёркленд скривился, его бескровные губы исказила пугающе приклеенная ухмылка. — Я признаю: со мной что-то происходит, сам не знаю, что, но у меня бывают как будто галлюцинации. Я говорил. Цифры плывут — сложно сосредоточиться, это вредит работе. Потом еще голоса, не очень навязчиво, но нервируют, и трясет меня что ни день, но это не повод считать меня ненормальным! У меня просто стресс. Я просто устал… — Тише-тише, — начал было доктор, но Артур отчаянно помотал головой, не прекращая тщетных попыток убедить медика в своей вменяемости. — Прошу, послушайте: я не болен. Я НЕ БОЛЕН, черт возьми! Но у меня нет сил начинать с начала — в таком состоянии меня в другое место попросту не возьмут, — затараторил он, будто бы с ним спорили. — Поймите, я очень боюсь потерять работу, остаться без средств к существованию… — внезапно вздрогнув, как если бы его ударило током, Артур с ужасом осознал, что только что наделал, и, почувствовав жгучий стыд, побежденно уронил голову. — Я ничтожество, — резюмировал он. — Это просто кошмар какой-то. Горестно всхлипнув, пациент принялся усердно тереть глаза, совсем уже красные и мокрые. Доктор, подойдя поближе, сочувствующе погладил беднягу по руке, призывая успокоиться. Это немного помогло: Артур с трудом, но все-таки сдержался, не допустив нового припадка. — Сочувствую, — вздохнул врач. С профессиональным спокойствием (многолетний опыт общения с психически нездоровыми людьми научил его убеждать даже на первый взгляд абсолютно неубеждаемых) он выдержал необходимую паузу, а затем заметил: — Не корите себя: каждый человек может оказаться на вашем месте. Вам сейчас плохо и тяжело, однако еще раз повторяю: нет нерешаемых проблем. Слышите меня? — дождавшись слабого кивка, доктор Шимански по-доброму улыбнулся. — Вот и хорошо. Значит, лечимся? — мгновенье поколебавшись, Артур все же снова кивнул, на что доктор улыбнулся еще шире и вернулся за стол. Взяв бланк, он заполнил его, внимательно перечитал написанное и заверил печатью. — Очень важно, что вы видите, что с вами не все в порядке, и цените свой труд. Грамотно подобранное лечение обязательно поможет вам вернуться к себе. Особенности психических расстройств, к сожаленью, и заключаются в том, что страдающие ими часто отрицают проблему, но раз вы что-то замечаете, значит, не все потеряно. Помните, — он поднял взгляд на едва живого Артура, который, сидя напротив, теребил в руках потрепанную салфетку и беспомощно кусал губы. — Лечиться, а не уволиться в никуда — тоже ваш выбор, хотя сейчас вы не принимаете этого или не желаете принимать, поскольку вам страшно. Это нормально. Психика защищается от неизвестного, и это тоже нормально. Но поверьте моему опыту: вам можно помочь. — Как?.. — прошептал несчастный: все творящееся сейчас напоминало ему сюжет какого-то дурацкого фильма, где главного героя хотят насильно упрятать в психлечебницу и теперь мастерски убеждают признать самого себя сумасшедшим. Артуру бы и в кошмарном сне не пригрезилось, будто подобное произойдет с ним, так что нынче, растерявшись, он был не в состоянии спорить — врач же расценил пассивность посетителя как готовность встретить неизбежное и с энтузиазмом ответил на заданный вопрос: — С помощью комплексного подхода, включающего в себя как методы психотерапии и физиотерапии, так и современное медикаментозное сопровождение. Вот, — он потянулся, передавая Кёркленду только что оформленную бумагу, — я выписал вам направление в нашу клинику на стационарное лечение. Если не хотите лежать в больнице, с завтрашнего дня оформлю вам листок нетрудоспособности для амбулаторного посещения, но я бы все же настоятельно, — он сделал упор на этом слове, — рекомендовал стационар. Не бойтесь, — спохватившись, доктор Шимански поспешил заверить своего сбитого с толку пациента, — это открытое отделение с возможностью выписаться в любой момент, полный пансион, санаторные условия. В клинике мне как вашему лечащему врачу будет значительно проще контролировать процесс… — Что у меня? — перебил Кёркленд, так и не сумев разобрать непонятный почерк. Медик снисходительно улыбнулся. — Шизотипическое расстройство, но это, как я говорил, только предполагаемый диагноз. — По-вашему, я шизофреник? — Артур осклабился, страшно и вправду безумно, на что врач возразил, покачав головой: — Шизофрения и расстройство шизотипического спектра отнюдь не одно и то же. Между ними — масса существенных различий. Так что нет, пока вы не шизофреник. Однако это вовсе не исключает необходимости вас лечить, — поправив очки, доктор продолжил, сверля своего визави угрожающе уверенным взглядом и как будто зомбируя… по крайней мере, у перенервничавшего финансиста появилось стойкое ощущение, будто его гипнотизируют. — Поймите верно, мистер Кёркленд, я не хочу вас пугать, но ваше состояние вызывает у меня обоснованную тревогу: расстройство достаточно серьезное, чтобы представлять опасность как для вас, так и для окружающих, без должного внимания оно способно прогрессировать вплоть до тяжелой формы шизофрении, то есть — полной дезадаптации и, как следствие, инвалидности. Этот патологический процесс нужно как можно скорее остановить. Правда, к сожалению, ваше расстройство неизлечимо — в том плане, что особенности мышления и поведения останутся у вас на всю жизнь, но можно добиться стойкой ремиссии. Как следует пролечившись, вы научитесь быть сильнее своей болезни и вновь будете жить как прежде. Если, конечно, захотите. Ваша судьба в ваших руках. — В моих… — на автомате повторил Кёркленд, но через секунду, вздрогнув, стряхнул морок. Помешательство прошло. Артура прошиб липкий пот, как после обморока, и место тревоги немедленно занял гнев: именно сейчас, в этот самый миг, аналитик вдруг понял, что не зря эскулап казался ему поначалу подозрительным. Одаренный манипулятор, чтоб его… Глотнув воздуха, Кёркленд едва подавил искреннее желание послать носителя польской фамилии напрямую к рогатым демонам и проговорил — как можно четче: — Я не псих. На лице медика растянулась издевательски снисходительная ухмылка. — Разумеется, — сказал он. — Я. Не. Псих, — по словам повторил Артур, сжимая пальцы до белизны костяшек. — Конечно, нет. Но вы нездоровы и… — начал было доктор, однако разъяренный посетитель тотчас же вскочил на ноги, едва не опрокинув стол, и в отчаянии схватился за голову. — Хватит! Хватит, кровавый ад! — взвыл Артур, сам не свой от злости. — Черт возьми, Я НОРМАЛЬНЫЙ! Господи, я не знаю, как мне доказать вам, что я нормальный?!. Он едва не рыдал, не представляя, что вообще сейчас делает и, главное, зачем. К счастью, врач отлично знал, как поступать в подобных случаях, так что он ловко усадил больного на кушетку и, пощупав пульс, принялся терпеливо растолковывать, что никто не собирается его оскорблять, что так называемые «психи» лежат в другом корпусе и не пересекаются с постояльцами открытого стационара, куда направляют Артура. И что решение — лечиться или нет — в любом случае останется за Артуром. — Но… — давясь слезами, промямлил Кёркленд. — Это же… это же позор. — Почему? — улыбнулся Шимански. — Лечиться не стыдно. — Лечиться — нет, но попасть в психушку… Это худшее, что могло случиться со мной! — тряхнув головой, несчастный измученно закатил глаза и проныл: — Вы не понимаете. Боже мой… неужели так тяжело понять? Это же конец моей репутации. Крест на моей карьере… — Вовсе нет, — психиатр подбоченился. — Ваше пребывание в клинике останется тайной. Могу гарантировать, мистер Кёркленд: никто из ваших коллег, друзей или родственников без вашего личного разрешения не узнает, где и от чего вас лечили. В документах диагноз пройдет как банальный невроз. — Не врите мне, — Артур потер припухшие веки и умоляюще уставился на врача. — Даже не думал, — ответствовал тот. — Я правда желаю вам добра и хочу помочь. Если остановитесь на амбулаторном лечении, придете завтра в это же время, — мельком глянув на календарь, вечно занятой специалист немного подумал, вспоминая, нет ли у него завтра другой записи, однако практически сразу же решил, что на крайний случай сможет принять Кёркленда в промежутке между посетителями. — Вы за рулем? — осведомился доктор. — Нет, — финансист сделал отрицательный жест. — А права имеются? — получив кивок, врач распорядился: — Придется пока что пересесть на общественный транспорт: медикаменты, которые я выпишу вам, ухудшают реакцию. Но это не на всю жизнь, только на время приема препаратов, — помогая пациенту подняться на ноги и пройти к столу, он подобрал оброненное Артуром направление, одиноко белевшее на полу, и отдал Артуру со словами: — Решайте сами, сэр, как вам поступить, но я буду на самом деле рад за вас, если мы встретимся здесь завтра утром, около десяти. — Я не знаю… — помяв в пальцах бумажку-приговор, финансист кое-как собрался с духом, чтобы озвучить унизительное: — Что нужно взять с собой? — Направление и паспорт, — последовал будничный ответ. — Из вещей самое необходимое. — Поймав в глазах собеседника черное отчаяние, как если бы его отправляли на эшафот, доктор Шимански улыбнулся, заверив: — Это обычная больница, не переживайте вы так. — Спасибо, — кивнув, Артур уже подошел к двери и коснулся ручки, когда вдруг обернулся и с виноватым видом негромко проронил: — Я подумаю. До свиданья. — Всего хорошего, мистер Кёркленд. Шаги пациента стихли, доктор вернулся в кресло и устало отклонился, соединив пальцы на животе: видят небеса, разговор был не просто трудным, а очень и очень трудным даже для того, чей стаж работы в психиатрии исчислялся десятилетиями. Нащупав в тумбочке телефон, врач набрал номер школьного приятеля. Ответили почти сразу: наверняка ждали. — Ну как он? — вместо приветствия спросил невидимый собеседник. — Не блестяще, — вздохнув, врач потер переносицу. — Он нездоров, время от времени теряет связь с реальностью, я подозреваю у него тревожно-невротическое расстройство, — приврав, дабы не пугать друга, Шимански серьезно проинформировал его: — Порекомендовал ему лечь в стационар, если пациент заартачится, оформим больничный с завтрашнего дня и будем лечить амбулаторно. Последнее, конечно, не насколько эффективно, но пусть как знает. — Недолго помолчав, доктор покусал губы и наконец-то сообщил то, что давно хотел сказать: — Парень он умный, ответственный. Я прекрасно понимаю тебя: жаль терять столь светлую голову. Если бы у меня в подчинении работал подобный человек, я бы сильно расстроился, узнав, что он заболел. Мы обязаны побороться за него. — Это так, — выдохнул главный финансист. Помехи искажали голос, но даже сквозь них ясно слышалось, что его владелец нервничает. — Не забывай: он мой лучший сотрудник. Врач грустно улыбнулся. Он знал, что обещания будут неуместными, поэтому в ответ на искреннее признание лишь кивнул и произнес, как можно увереннее: — Не волнуйся, мы поможем твоему Артуру.