Какое нежное лето...

Вдыхая запах сухой земли, вцепившись пальцами в траву, а зубами в рукав, я с трудом делала вид, что пропалываю сорняки на грядке, в то время как сама глотала слёзы почти детской, злой и горькой обиды. Четыре дня назад, когда я промокшая под дождём, который, как мне казалось, звёздами рассыпался, отскакивая от моих плеч, смеющаяся опьянению своим безусловным счастьем, целующая на бегу свои мокрые пальцы, шлёпая босыми ногами, стремительно вбежала в дом, я замерла. В комнате, раскладывая по полкам свои вещи, стояла моя мама. — Светочка, ну что же ты замерла? Встречай, мама приехала! Рада что ли?! — захлопотала бабушка. Мама взяла отпуск, поселилась со мной в одной комнате, ни минуты не выпуская меня из виду, находя для меня то одно, то другое занятие. Вот и сегодня: очередная грядка, очередные сорняки, очередное «бабушке тяжело», а я… Могла ли я отказаться? А Динка не приходила: может ждала, что я найду её, а может уже забыла меня… Я прикусила губу и закрыла глаза: тяжёлый пронзительный взгляд из-под жалобно сдвинутых бровей: «Я хочу, чтобы ты была моей!» В груди разлилось тепло. Ни о чём другом я и думать не могла, только о ней. Она стала моей единственной целью. Звук лёгких шагов, почти невесомо взлетающих по ступеням старого крыльца, заставил меня очнуться от грёз и открыть глаза. Я не видела, кто пришёл, но уловила тихий голос моей мамы: — Нет, сегодня тоже не получится. Она очень занята. Нет, даже на пару слов… Хлопнула калитка. Я вскочила и опрометью кинулась к забору. По дороге, сгорбившись, намеренно развязно нога за ногу, плелась моя Динка, нервно роясь в карманах потёртой джинсовки, в поисках сигарет. Я обернулась: на крыльце стояла моя мама, без слов, властно и строго, давая мне понять, что пока я живу в её доме и ем с её стола, последнее слово всегда останется за ней. Я вновь посмотрела на дорогу: она удалялась от меня, чиркая спичку за спичкой, негромко матерясь и поднимая пыль, шаркающими ногами… Моё сердце свело. — Динька! — заорала я во всю мощь своей глотки. Она в мгновение ока оказалась рядом со мной, мёртвой хваткой сжимая доски калитки, тоскливо и вопросительно вглядываясь в моё лицо, кривя губы, которые мне жизненно необходимо было поцеловать. Я, суетливо оборачиваясь, пробормотала: — Вот, видишь ли, приехала мама, и я должна…, нужна дома и гулять совершенно некогда…, пока некогда, — полушёпотом закончила я, осторожно касаясь кончиков её пальцев, с надеждой и нежностью заглядывая ей в глаза. Она шумно оторвала руки от забора и подняла ладонями вверх. — Я тебя поняла. Пока. Я поплелась на проклятую грядку, больше не взглянув на маму. Слёзы душили меня.