Ты меня вдохновляешь

В день выписки Мартин и его мать Лили забрали мальчишку под свою опеку. Женщина по дороге расспрашивала и интересовалась почти тем же, что спрашивал ее сын, и Хелену приходилось снова и снова отвечать на однотипные вопросы. Зато, сейчас он был в безопасности, далеко от своего лесного дома. Квартира с распростертыми объятиями встретила их. Мартин, придерживая за руку, помогал Хелену двигаться. Лучший друг уступил свою кровать и усадил его на нее. Перекинувшись словами с родительницей, блондин вернулся к художнику и закрыл дверь. — Мама снова на работу, так что я за главного охранника, — захохотал Мартин. — Мда…Скорее ты будешь охраной. У меня нет такой смелости, как у тебя. Как вспомню тот день… — задумчиво отводя взгляд, голубоглазый улыбнулся. — Слушай, а хочешь мороженого? — Да… Разве я сделал что-то сверхъестественное? Просто не мог наблюдать за твоими страданиями и вмешался. А мороженое — это мысль! — Минутку! — Мартин, будучи бодрячком, вскочил с кровати и убежал к холодильнику, откуда выудил две пачки мороженого, одну из которых он вручил Хелену. — Знаешь Хелен… мы с тобой знакомы почти месяц, а… ты… мне стал таким близким… — Мартин улыбнулся и поднял на него взгляд, разворачивая обертку. Он не спешил есть, хотелось просто поболтать по душам. Он никогда не ощущал еще такого тепла от общения с кем-то. Мама — это совсем не то. С Хеленом, несмотря на то, что он достаточно таинственный и скрытный, Мартин чувствовал себя хорошо и с охотностью общался с ним, постепенно привыкая настолько, будто он его родная душа. К тому же, хозяину дома становилось приятно, когда одноклассник начинал что-то рассказывать, чего бы он, как был уверен Март, другим бы не сказал. Но это тепло между ними зародилось очень быстро. — Да, я чувствую тоже самое. Ты располагаешь к общению, с тобой очень легко и приятно просто болтать. И… Ты очень отзывчивый, Март. Не каждый решится прийти на помощь едва знакомому человеку в такой страшной ситуации. У меня… никогда не было друзей. Исключением стали лишь ты и Том. Увы, с ним мы не долго дружили, — пожал плечами Хелен,  разворачивая обертку и кусая холодную сладость. — М-м-м, сто лет не ел мороженого. А у тебя как с отношениями? Мартин звонко захохотал. — Отношения?! Отношения?! Какие, Карл, у меня могут быть отношения, если у меня появился первый настоящий друг? Харли просто знакомый, я его вытащил, боясь, что будет скучно, если честно, — он неловко улыбнулся и откусил вкусняшку. — Но Харли и сам оказался нытиком и скучным. Как он ушел — прям облегчение было, и с тобой разговорились так хорошо, — подпирая ноги в позе лотоса, он перевел взор голубых глаз на синие. — А у тебя как? Тебе кто-нибудь нравится? — Всем когда-то кто-то нравился, но до отношений никогда не доходило. У меня всегда были недопонимания с социумом, потому я придерживаюсь позиции наблюдателя. Почему вмешался и не дал старшикам тебя добить? Наверное, увидел себя на твоём месте. Я ведь тоже раньше по морде часто получал и никто не шёл помогать, — ответил Хелен, искренне улыбаясь другу. — Как оказалось, добро всегда возвращается добром. С Харли у нас тоже были натянутые отношения, потому я предпочёл бы просто не видеть и не замечать его существования. — А… понятно, — улыбнулся Мартин и вздохнул, отводя взгляд. — А мы с Харли быстро подружились. Он такой обжора. А знаешь, как мы с ним познакомились? В столовой, за последний кекс с клубничной начинкой подрались. А когда поняли, насколько это глупо, рассмеялись, и сев вместе, начали болтать. Я думаю, Харли хороший, но он всегда думает только о еде, зато, мы с ним часто ответами с тестов обмениваемся. Он хорош в точных науках, а я в списывании, — рассмеялся Мартин, и подсев ближе к Хелену, тихо спросил. — А ты хорошо учишься? Какой твой любимый предмет? — А я терпеть не могу учёбу. Мне тяжеловато она даётся, потому проявляю мастерство списывания. Я больше рисовать люблю, потому и… В общем, невнимательно слушаю учителей. Меня мало чем можно заинтересовать. — усмехнулся Хелен. — А я тебя интересую? — Мартин игриво подыграл бровками и захихикал, но дать ответа ему не позволил окликнувший их голос матери. — Эй! Мальчики, обед готов! — Хорошо! — отозвался сын и взглянул на Хелена. — Жди тут, не ходи. Я тебе сюда принесу. Не хватало, чтобы у тебя швы, не дай Бог, разошлись. Выходя на кухню, блондин захватил горячего пюре с котлетами, уложил их на поднос, а рядом, поставив стакан воды, унес обратно в комнату. Не успел он зайти, как из коридора в нос ударила свежая домашняя еда. В лесном доме такого не увидишь. Все едят то, что находят, никто не заботится об общем питании и только по праздникам, а именно ко дню рождения Салли народ собирался вместе и ел немного подгоревшее печенье от Клоки и какое-нибудь фирменное почковое горячее блюдо Безглазого Джека, но и оно было на любителя. Такое, кажется, Хелен ел в последний раз далеко в детстве, когда еще и в школу не ходил. Запах ностальгии усиляется, а на тумбу ставится тарелка с обедом. — Приятного аппетита. — с улыбкой выдал Мартин, и усаживаясь рядом, стянул свою тарелку, с голоду нападая на вкусности от мамы. — Ммм… — довольно протянул Хелен, осторожно меняя своё положение и приступая к обеду. — Вкуснотища! Кстати, что касается твоей личности, я могу рассказать о тебе немного. Ты тоже не особо любишь учиться, как ты уже говорил, умеешь рисовать, и очень даже неплохо. Ты весьма открытый и доброжелательный человек, отзывчивый, что показывают твои последние поступки, и… я чертовски рад, что с тобой встретился! От такого потока комплиментов Мартин закашлял, не ожидая о себе услышать столько всего, но его это приятно удивило и вызвало улыбку на лице. Похлопав себя по спине, парень перевел взгляд на него, стараясь скорее проглотить и ответить. — Кхе-кхе, ой… кхе… Спасибо, Хел, так приятно! Я тоже очень рад, что встретился с тобой. Сначала ты мне показался каким-то жутким, а возможно, я просто пугливый и не привык к новым общениям, но как говорится — не суди книгу по обложке. Надо было всего лишь пообщаться. Ты очень милый, Хелен, смелый, и вообще пацан зачетный, как у нас тут говорят. — хохотнул Мартин, искренне улыбаясь другу и наслаждаясь его обществом. Ни с кем так легко не было общаться, ни с кем он так быстро не сближался, как с Хеленом, и очень радовался тому, что в его жизни появился хотя бы один, но настоящий друг. Последующий день парни провели вместе. Поскольку сильно перенапрягаться Хелену нельзя, приходилось придумывать какое-то более усидчивое занятие, без сильной нагрузки на мышцы или нервы. Конечно же, первое предложение — это рисование. Оба так любили рисовать и просто не могли оторваться от художеств на протяжении нескольких часов. Все же день не вечен, и мать просит завершать свои художества и укладываться спать, ведь завтра снова в школу. На новом месте Хелену было крайне тяжело уснуть. Проворочавшись полночи, юноша затих в скованной позе колобка. Но и сам сон, пришедший на зов брюнета, не дал толком отдохнуть. Глухие шумы пронзают тишину вместе с болью, будто Слендермен проникает в голову векторами, копошась в мозге художника. Это было довольно неприятно, ведь и сон был подстать ощущениям. Длинная тропа, тёмные деревья и полная пустота. В какой-то степени она успокаивает, но и в тоже время отсутствие лесных обитателей пугает художника. В момент всё разрушается, и Хелен будто падает в пропасть, а за ним, откуда-то сверху, тянутся вектора безликого, что раскрывает рот, готовый сожрать Хелена. Рядом спящий на полу Мартин услышал тяжелое мычание друга, его напряженные и прерывистые вздохи, словно он не может дышать. Вяло вырываясь из собственного сна, юноша разлепил глаза, и чувства медленно обострялись. Он слышал, как Хелен ворочится в постели, и окончательно проснулся. Поднимаясь с места, он потянулся к кровати и слегка тряхнул одноклассника в плечо. — Хелен… Хелен, проснись. — настойчиво шептал Мартин, в попытке вырвать друга из дурного сна. Хелен не сразу поддался усилиям Мартина пробудить его, но всё же распахнул в ужасе глаза, осматриваясь по сторонам, в попытке понять где он. Раны начинали ныть от такого беспокойного сна, но всё же Коллинз вовремя подоспел. — Март?.. Это ты?.. Ух… Что-то меня сегодня решили кошмары навестить… — вздрагивая и пытаясь проморгаться, ответил сонный Хелен. — Ничего, главное — ты проснулся. Крепко же ты уснул, — улыбнулся блондин, и протянув руку к тумбе, нащупал баклажку с водой, подавая ее другу. — Держи, попей и сядь. Вот… так… — он осторожно усадил друга, но при этом, подложил подушку под спину, чтобы несильно напрягать его раны. Осторожно коснувшись бинтов, Мартин с облегчением выдохнул. — Фух… Не мокрые, значит, не кровоточат. А что тебе снилось, Хелен? Расскажи, станет легче. — полушепотом говорил хозяин дома, робко и неуверенно укладывая руку ему на голову и поглаживая по волосам. — Ну… лес. Такой пустой, безжизненный. Страшный… и… длинная тропа. Что-то так голова разболелась… — Хелен слабо закивал головой. пытаясь отогнать сон. — В общем-то, это и всё… что я помню. — Может, тебе стоит умыться? — зевая, предложил Мартин. По нему видно, что он сонный, но все равно готов выслушать друга и поддержать его буквально в любое время. На его лице снова легкая улыбка, он весьма заботлив и искренен с Хеленом, и даже сейчас, в такое позднее время суток, Мартин, привставая с кровати, протянул ему руку. — Идем, проведу. — Да… ты прав… — улыбнулся Хелен, и осторожно поднимаясь с кровати, отправился в ванную. Немного прохладной воды и сон как рукой снимает. За окном тёмная ночь, и сейчас, будь его воля, он бы обязательно вышел прогуляться по горящему огоньками городу. Мартин остался в комнате, радуясь тому, что другу полегче и он может уже сам ходить без опоры. Ожидая его, сидя на кровати, юноша не спал, видя, что его друг бдит и его что-то беспокоит. Возможно, мозг производит картины из прошлого и пугает хозяина, возможно, психологическая травма после потери лесной семьи осталась. Мартин не знал и лишь мог предполагать, стараясь хоть как-то поддержать художника. Он уже и сам отошел ото сна и хотел немного поговорить на ночь. — Все хорошо? Тебе легче? — заботливо подал голос Мартин, слушая ночные звуки и царствующую тишину. — Да… Мне немного лучше. Извини, что разбудил. — виновато улыбнулся юноша-художник, видя, что и друг взбодрился. — Ой, да не бери в голову, — отмахиваясь рукой, собеседник приблизился к нему, и сам того не замечая, непроизвольно уронил голову ему на плечо. — Я с удовольствием с тобой поболтаю. Ночью такая атмосфера хорошая… Никого нет, тихо… — вздыхая, блондин прислушался к своему сердцебиению, что участилось с приближением к Хелену. Оно само словно тянулось к нему, и Мартин, не сопротивляясь, шел по его зову. Ощущение прекрасного настигло его совсем скоро. Почему-то становилось так хорошо от простого просиживания в темноте рядом с Хеленом. Невероятно спокойно, будто он пребывает совсем не в своей комнате, не на земле, а где-то, где всегда бывает хорошо. — А ты любишь ночь? — Да, она даёт такую романтичную атмосферу. В ней есть что-то пугающее и прекрасное одновременно. Это будто другая вселенная, со своими законами и порядками, а ещё… ты рядом. — расплываясь в улыбке, ответил Хелен, уложив руку на плечо Мартину и слегка приобнимая его. Хелену было немного не по себе от нахлынувших чувств. В один момент все становится таким неважным и ненужным. Только бы Мартин был рядом и согревал своим присутствием закованное льдами жестокости и безумия сердце Хелена. Блондин вздрогнул от легкого, но столь теплого и приятного прикосновения художника. Краем глаза увидев его руку на себе, юноша расплылся в улыбке и налился нежным розовым румянцем, а в груди словно что-то вспыхнуло ярким фейерверком, растекаясь по телу теплом. Поднимая робкий взгляд голубых глаз на Хелена, Мартин сглотнул ком, никак не решаясь спросить. Чувства запылали с новой искрометностью, пусть такого ощущения никогда и не было, но он уверен, что дружба такой не бывает и это что-то больше, чем заветное желание когда-нибудь обзавестись другом. Мартин по своей трусливой натуре боится сейчас все испортить, все их общение своим недавно назревшим вопросом. Он так привязался к нему, безумно не хотел терять его и все испортить, но сейчас желание узнать становится таким сильным, что парень, выискивая подходящие слова, все таки решается их озвучить. Губы разомкнулись, а сердце затрепыхалось в груди, разум теряется, забывая все подготовленные слова, заставляя Мартина импровизировать: — Хелен… а что было бы… если бы, я тебя полюбил больше, чем друга?.. — Твой мозг тоже сейчас взорвётся от подбора слов к… признанию? Я… Я тоже тебя люблю. Знаю, мы недавно знакомы, но у меня такое чувство, будто знаю тебя всю жизнь. — кажется, на бледных щеках вспыхнул румянец, но Хелен не боится слов, потому, говорит как есть, смотря в глаза полюбившемуся и ставшему таким родным человеку. Мартин не просто растерялся, его брови поднялись так высоко на лбу и выкрутились, как у Дейнерис, а лицо стало таким счастливым, будто бы он получил миллион зелеными. Дыхание сперло и ему стало жарко. Реакция Мартина была по максимуму эмоциональной, а все потому, что он действительно не рассчитывал на взаимность, ведь считал себя недостаточно хорошим и привлекательным, чтобы кому-то полюбиться. Он вцепился в Хелена крепкими объятиями и чуть не взвизгнул от радости, но вспомнил, что в доме они не одни. — Боже… Да… Да! Я не знал, как правильно сказать. Я… я вообще в этом лох! И… а… — занервничав, Мартин взглянул ему в глаза, и выдохнув, искренне улыбнулся. — Ты… стал мне таким дорогим, родным, я так боялся, что может, испорчу нашу дружбу… и потому молчал. Я люблю тебя, Хелен, очень. — прижимаясь к нему, Мартин прикрыл глаза, чувствуя грудью, как сердце художника тоже бьется быстрее. — Марти… А… Можно тебя поцеловать? — немного робко спросил Хелен, не выпуская из объятий, заглянул в глаза возлюбленного. Конечно можно! Господи, о чём речь?! Вот так и подумал Хелен, неуверенно накрывая губы Мартина своими. Это действительно был риторический вопрос, ибо и сам блондин хотел попробовать свой первый поцелуй. Целоваться он совсем не умел, даже с помидорами, но отпуская себя и не думая ни о чем, отдался чувствам, с удовольствием отвечая на поцелуй, и это у него получилось. Необычные ощущения прокатились изнутри, мурашки покрыли кожу, а губы Хелена казались самыми мягкими, самыми нежными и приятными во всем мире. Утопая в робком поцелуе, Мартин ласково уложил ладонь на его щеку и обратил неуверенный поцелуй в нежный и полный чувств. Отяжелевшие веки плавно опустились и ощущения только обострились, открывая весь спектр ярких и незабываемых впечатлений. Оставшуюся ночь мальчики провели за разговорами по душам, общаясь о всяком и даже ни о чем. Лежа вместе на кровати и с нежностью друг к другу прижимаясь, они наслаждались бессонной ночью, а утро начинали с трудом. Безумно не хотелось просыпаться, отлипать друг от друга, ведь так хорошо вдвоем на кроватке, но голос матери заставляет вздрогнуть и подскочить со страху первым Мартина. Озираясь по сторонам, он сонно ответил: — Да-да! Встаю! — мать не должна была знать об отношениях парней, неизвестно, как она отреагирует, и не зря говорят «счастье любит тишину». Мартин нежным поцелуем пробудил Хелена и глупо улыбнулся, тихим шепотом пытаясь его отвлечь от сна. После завтрака школьники отправились на учебу и просидели там почти полдня, но совсем нескучно, ведь им хорошо вместе и всегда находятся темы для болтовни. Влюбленным совсем не до учебы, впрочем, как и обычно. Класс замечает, как две одиночки сблизились и везде ходят вместе, но никакого внимания этому особо не придают. Их никто не трогает, а они других. Так тянулось полгода. Хелен достаточно быстро оправился после побега из дома Слендермена и жил припеваючи в доме Мартина, а тот, в свою очередь, просто радовался счастливым моментам. Частые прогулки, свидания, поцелуи, они, кажется, еще никогда не были настолько счастливыми. — Я пошла! — прикрикнула женщина, уходя из дома, как обычно на работу. — Давай! Удачи, мам! — ответил ей сын, закрывая за ней дверь и возвращаясь к Хелену, выдал с восторгом. — Мама идет на повышение квалификации! Если она пройдет — будет побольше денег, и я тут почти накопил, так что мы сможем пойти в новый Диснейленд! — радостным тоном воскликнул Мартин, обнимая Хелена со спины и чмокая в щеку, прижался к нему, укладывая подбородок на его плечо. — Эй, а помнишь, ты мой портрет рисовал? — Да, хочешь повторить? К сожалению, тот был потерян… Мне так и не дали закончить, — улыбнулся Хелен, переводя короткий взгляд на Мартина. — А знаешь, оно и к лучшему. Тебя никто найти по нему не сможет. — Боже, ты опять всего остерегаешься. Да кому я нужен? — хохотнул блондин, прикрывая глаза и обнимая парня крепче. — А давай, ты меня снова нарисуешь? А что, если изобразить, как его там? В натуре, ну, типа, я, как какой-нибудь греческий Бог сяду на стул, сделаю умное лицо и ты меня изобразишь? — заглядывая в синие глаза Хелена, Мартин выдал. — Я всегда любил рисовать натуру… Никогда не понимал, почему люди это считают постыдным… Это же красиво. К тому же, может, ты меня научишь грамотно составлять пропорции потом, на примере меня самого. — без каких-то задних мыслей, как истинный начинающий художник, говорил Мартин. Ему все было интересно взглянуть, как любимый изобразит его на холсте или бумаге. Ведь каждому, кто имеет связи с хорошим художником, хочется получить свое изображение от его руки. — Ну… хорошо. Я… я не уверен, что получится, но могу попробовать. — нервная улыбка параноика, и после непродолжительной подготовки, Хелен усаживает возлюбленного на диван. Он старается сесть поудобнее, и так, чтобы можно было надолго замереть. Несколько минут понадобилось, чтобы подобрать позу и удобный ракурс, и в конце концов, Мартин вытянулся на диване полубоком, упираясь локтем о подлокотник. Лицо направлено в сторону, а свет прекрасно придает нужных теней. Подтягивая одну ногу на диван, а вторую вытягивая, обнаженный блондин, оставшись лишь в нижнем белье, прикрывается импровизированным одеянием греков. Хелен красиво уложил белую простыню, что заменит балахон древнегреческого Бога на минималках, и когда всё готово, начинается творческий процесс.   Лёгкие наброски фигуры, и в портрет вмешивается кот. Наглая рыжая морда хотела всё испортить, потому, полчаса Хелену приходилось сгонять пушистое создание, чтобы не запороть очередной шедевр. В конце концов, кот отправился на балкон, а художник продолжает творить. Модель же, не двигаясь, терпеливо ждет, смотря вдаль в зашторенное окошко. Сердце трепетно бьется от нетерпения узнать результат.  — Слушай, а может, еще рядом вазу с фруктами поставить или это будет лишним? — только шевеля губами, спрашивает юнец, чье пропорционально красивое, утонченное и хрупкое тело хорошо отражается на бумаге. Ключицы немного выпирают, Хелен замечает все детали тела Мартина, умело передавая его легкую худобу и жилистые, подтянутые ноги и руки, рельефы которых хорошо передаются и показываются в правильном дневном свету. Волосы юноши отдают золотистым блеском на лучах солнца, и словно светятся прозрачностью, переливаясь нежным лоском. Часть плеча и шеи подбирает острый свет, выводя на бледном теле желтую полосу. Глазу художника видно все, и даже те цвета, которые не смогут уловить простые люди, что и придает картине живости и натуральности. Это великий талант разглядеть то, чего не видно простому глазу, и повторить точь-в-точь на бумаге. Карандаш скользит по бумаге, делая лёгкие штрихи и затемняя некоторые элементы. Хелен снова поднимает взгляд на Мартина, останавливаясь на неприкрытой груди. Кажется, Хелен утонул в своих мыслях, не слыша вопроса, или просто пожелал оставить его без ответа, продолжая работу.   — Что-то не то…  — задумчиво прикусывая губу и отстраняясь от портрета, художник бросил карандаш, и потирая виски отвернулся от холста. — Я сейчас…   На время покидая рабочее место, Хелен ушёл на кухню. Стакан воды, и художник снова возвращается на рабочее место, поднимая взор на Мартина. В дневном свете с этими лёгкими тенями и импровизированном балахоне он словно стал другим. Словно и вправду, перед Хеленом сидит Бог. Вдохновение будто накрывает с головой, парень меняет карандаш и быстро зарисовывает рельефы, подводит ткани и легко зарисовывает все складки. Дыхание кажется участилось, художник трепетно осматривает модель, возвращаясь к холсту, пара штрихов и снова взгляд на Мартина. Комплименты Отис оставляет при себе. Сейчас нельзя нарушать композицию, всё идёт слишком гладко и так не хочется разрушать эту идиллию. Такие красивые, ровные ноги, поза идеально подчёркивает их своеобразную красоту. Стройная фигура, подтянутый живот, и в целом, приятное телосложение. Нет безобразно выпирающих костей или шрамов, которые скрывал Хелен. Это тело такое далёкое от кровопролитных драк, всевозможных ужасов и боли. Мартин кажется эталоном мужской красоты. Дыхание немного спирает, Хелен не смеет отвлечься от рисования, но ощущение напряжения внизу живота не даёт покоя. Художник сглатывая ком, бросает быстрый взгляд вниз и быстро возвращается к картине. Он не может снова бросить этот шедевр, слишком рано. На бледных щеках, кажется, появляется едва заметный румянец, но Хелен старается его не замечать. Снова поднимая взгляд на возлюбленного, юноша невольно сводит ноги, продолжая работу. Нервный смешок, и мастер снова возвращается к Мартину. — Мартин ты… такой красивый. — искренне произнёс Хелен, словно заворожённый смотря на возлюбленного. Он будто открыл его с другой стороны, пробуждая желание прикоснуться к юноше. Кажется, что Мартин драгоценный камень, прикоснуться к которому могут только избранные. — Правда? — смущенно улыбаясь, Мартин краем глаза глянул на Хелена. Он никогда не слышал в свой адрес комплиментов, кроме как от мамы, да еще и о том, что он красивый. Коллинз не считал себя таковым, но и не особо комплексовал по поводу своей внешности. Просто считал, что он недостаточно хорош, чтобы кому-то нравиться зрительно. От смущения щеки порозовели и украсили довольно милое личико, так хотелось взглянуть на Хелена, но он боялся испортить тот ракурс, который был пойман. Сердечко в груди парня вздрогнуло, он слышал с каким любящим тоном говорит художник, которого захотелось обнять. Сглотнув ком неловкости, Мартин тихо выдал: — Спасибо… Мне никогда еще такого не говорили… — прикрывая глаза, тот улыбнулся, и все же не выдержав, робко спросил. — А там еще много осталось? — Мартин не устал сидеть в одном положении, любопытство не брало верх, а скорее желание обнять возлюбленного, чей комплимент он воспринял так остро, что будто бы вдохнул чистого свежего воздуха, от которого становится невероятно хорошо и тепло на душе. — Я почти закончил. Потерпи ещё немного… — улыбнулся Хелен, продолжая рисование. Ещё пара штрихов там, здесь, и ещё немного теней, и художник поднимает взор на своего возлюбленного. — Ну… Наверное, всё. Можешь подойти посмотреть. — О! Правда? — поднимаясь с дивана, Мартин, словно легкой вуалью, скинул с себя простыню, приближаясь к улыбчивому Хелену. Видя его радостным, Мартин и сам не смог сдержать улыбки, ведь она у возлюбленного прекрасная и очень позитивная. Весь в нетерпении, блондин приобнял брюнета рукой, и прижавшись к нему, стянул с мольберта бумагу и перевел взгляд на картину. Дыхание замерло на пару с сердцем от восторга, он еще никогда в жизни не видел ничего прекраснее. Каждая деталь была скопирована и в идеале передана умелой рукой художника, цвета играли всеми красками, что надлежит модели, каждая родинка точь-в-точь оказалась на нужном месте, отчего картина приобретала реалистичности и эксцентричной красоты. Хелен вложил душу в эту картину и заказчик видел это, с какой любовью прорисована каждая деталь, и от этого безумно приятно. Глаза Мартина заблестели восхищением, а белые зубы выглянули в широкой улыбке. Проводя пальцем, едва касаясь линий, Мартину не верилось, что это рисунок, а не фотография. — В-вау! Как все… как все красиво! Ты даже мои уши повторил, все так реалистично! Хелен… — юноша перевел взгляд в его глаза, и закинув руки ему на шею, прислонился лбом ко лбу. — У тебя золотые руки и орлиный глаз. Все просто замечательно, мне так нравится! — взвизгнул поросенком блондин, и крепче обняв, накрыл губы любимого нежным и любвеобильным поцелуем.