***
Топкапы. Дворцовые сад Гюльбахар Султан, чувствуя умиротворение и спокойствие, шла по дорожке, вымощенной камнем, и любовалась цветущими на клумбах цветами самых разнообразных оттенков. Солнечные лучи играли в ее огненно-рыжих волосах, уложенных в красивую, изящную прическу так, чтобы несколько чуть вьющихся прядей обрамляли красивое лицо. Рядом с Гюльбахар ступали ее дети: Ханзаде Султан, облаченная в желтое платье с красивой вышивкой. Девочка шла по дорожке искренне радуясь солнцу и прогулке. Маленький шехзаде Осман радости сестры не разделял и шел с хмурым видом, держа мать за руку. Мальчик почти всю ночь не спал от жутких кошмаров. Только под утро он забылся беспокойным чутким сном на руках у встревоженной матери. — Как там Амрийе? — как бы невзначай спросила Гюльбахар у своей верной служанки, когда они отошли от дворца на достаточное расстояние, а дети шехзаде Мехмеда затеяли какую-то возню, сойдя с дорожки на сочную зеленую траву. — Не выходит из своих покоев, — отрапортовала Латифе-хатун, следя за реакцией своей госпожи. Гюльбахар ухмыльнулась, в ее глазах отразилось злорадство. — Амрийе Султан очень огорчена своей потерей, ей трудно с этим справится. — Так ей и надо, — заключила презрительно Гюльбахар, не заметив, как служанка пораженно непроизвольно сделала шаг назад от своей госпожи. Султанша с одной стороны была доброй, чуткой и нежной, безответно любящей, но с другой… она оставалась брошенной женщиной, уязвленной изменой любимого мужа. Женщиной, которая ненавидит соперницу за то, что она отняла у нее счастье и любовь. Как бы Гюльбахар не скрывала свою ненависть к Амрийе, как бы не пыталась от нее избавиться, призывая к смирению и покорности… Все равно ненависть и зависть продолжали точить ее изнутри, жечь душу адским пламенем. И вот теперь, видя свою соперницу в столь жалком виде и положении, Гюльбахар радовалась, точнее чувствовала приятное удовлетворение и не могла это скрыть от других. — Шехзаде Мехмед проводит с ней время, — мягко, боясь реакции султанши, проговорила Латифе, с опаской смотря в лицо Гюльбахар. Та поджала губы. — Это ненадолго. Я хорошо знаю господина, очень скоро ему надоест быть нянькой, и он начнет смотреть по сторонам… Все же Амрийе месяц не сможет посещать хальветы. Кто знает, может шехзаде вновь позовет к себе меня? — уверенно проговорила Гюльбахар и мечтательно улыбнулась своим мыслям. Ей было приятно думать об этом, ей было приятно мечтать о будущем счастье рядом с любимым мужчиной. Она всеми силами цеплялась за неясные очертания грядущего счастья, искренне веря, что у нее все еще есть место в сердце возлюбленного. Гюльбахар, улыбаясь, посмотрела по сторонам и пораженно замерла. — Дети? — спросила она перепуганным голосом, дико озираясь по сторонам. Но ни шехзаде Османа, ни Ханзаде рядом не было. Латифе-хатун тоже забеспокоилась. Обе девушки, разделившись, отправились на поиски, выкрикивая имена детей шехзаде Мехмеда. Гюльбахар заволновалась, хотя и убеждала себя, что в дворцовом саду с детьми ничего плохого не может случиться. Но материнское сердце не знало покоя. Ко всему прочему на границе сознания, в глубинах души, жил страх перед мужем. Если с Османом и Ханзаде что-то случится, шехзаде Мехмед не пожалеет жену и убьет ее не задумываясь. Тем временем ни о чем не подозревающие шехзаде Осман и Ханзаде Султан шли по тропинке, желая поймать красивую бабочку, которую первой увидела маленькая султанша. Они были настолько увлечены, что не заметили, как ушли от матери на приличное расстояние. — Лови ее! — вскрикнула Ханзаде и побежала вслед за бабочкой. Осман последовал за сестрой. Дети выскочили на дорожку, петляющую в зарослях лабиринта. Маленькая султанша хотела продолжить погоню за бабочкой, но замерла на одном месте, инстинктивно закрывая собой младшего брата. Навстречу детям по дорожке шла в темно-красном платье Эсманур Султан в компании своего старшего сына Ибрагима. Султанша шла, подняв голову и расправив плечи, опираясь на руку своего горячо любимого сына и о чем-то с ним говорила. Увидев племянников, шехзаде Ибрагим замедлил шаг и прервал разговор, недоуменно разглядывая отпрысков шехзаде Мехмеда. Молодой человек огляделся по сторонам и не заметил ни нянек, ни служанок. «Кажется, кому-то не особо нужны дети, раз они за ними не смотрят, как следует», — мрачно подумал Ибрагим и ухмыльнулся. Это не особо понравилось Ханзаде, которая исподлобья взглянула на дядю. Эсманур подавила в себе негодование глядя на отпрысков соперника сына. Особенно ее внимания был удостоен шехзаде Осман, который имел довольно напуганный вид. «Жаль мальчика. А еще больше жаль, что он все же выжил, как и его упрямый отец», — подумала Эсманур, жалея, что у нее в кармане нет ни яда, не какой-нибудь веревки. Можно было избавиться от досадного недоразумения прямо сейчас, пока рядом не было свидетелей. Султанша посмотрела в хмурое лицо сына и улыбнулась. Да, судя по всему, Ибрагим придерживается такого же мнения. Все же она не ошиблась, выбирая для достижения цели именно старшего из близнецов. Только Ибрагим ценил ее как друга и советника, только он слепо обожал мать, в отличии от Мустафы. И только Ибрагимом можно было управлять благодаря его многочисленным порокам. — Шехзаде Осман, Ханзаде Султан, — улыбнулась ядовито Эсманур, глядя на детей. — Вы потерялись? — спросила она заботливо. Ханзаде сделала шаг назад, побледнев. — Мы играем, — лаконично ответила маленькая султанша, совладав с голосом и подняв голову. Эсманур хотела подойти к детям, но не успела, поскольку из-за деревьев вышла Гюльбахар Султан, которая едва держалась от страха за своих малышей. Зеленое платье наложницы было кое-где испачкано и порвано, а ее красиво уложенные волосы пришли в беспорядок. Султанша подбежала к детям и, заключив их поочередно в крепкие объятия, поцеловала в макушки. Только после этого она удостоила вниманием вторую жену султана и его сына. — Шехзаде Хазретлери, -поклонилась девушка, опасливо косясь на наследника, презрительное выражение на лице которого пугало. Эсманур Султан в отличии от сына могла скрывать свои настоящие чувства и улыбнулась девушке подчеркнуто вежливо. — Султанша. — Гюльбахар Хатун, какая встреча, — протянула мать шехзаде Ибрагима. — Надеюсь ты в добром здравии… — Со мной все в порядке. Извините, госпожа, но нам пора, — торопливо произнесла Гюльбахар и поспешила увести своих детей подальше от этой мрачной женщины. Наложница торопливо шла по дорожке, сжимая руками ладошки своих детей. Она ясно чувствовала пронзительный взор Эсманур Султан и мысленно содрогалась. Почему-то эта женщина вызывала в ней иррациональный страх, хотя большинство людей находили ее умной и приветливой. Гюльбахар опасалась взгляда, точнее того, что скрывалось в ее черных омутах. Почему-то ей всегда касалось, что эта женщина воплощение всех бед человечества, хотя Эсманур ни с кем не враждовала.***
Топкапы. Гарем Было шумно. Девушки смеялись и сплетничали, даже строгая Гюльшен-калфа, которая приказала наложницам убираться, не могла пресечь это. Рузиля-хатун мыла полы, пребывая глубоко в своих безрадостных мыслях. Перед глазами у девушки стояло милое личико сестренки, которая так плакала, когда Рузиля с ней прощалась перед отъездом в Топкапы. Хелена, то есть Хандан, просила забрать ее с собой, но Шах Султан не позволила, как-то странно ухмыльнувшись. Рузиля даже слушала болтовню своей подруги Оливии, которая во всю рассказывала ей последние сплетни, не обращая внимания на потерянный вид собеседницы. — Представляешь, Амрийе Султан потеряла ребенка. Вот бы ее отношения с шехзаде Мехмедом разрушились, — мечтательно прошептала Оливия и улыбнулась, прикрыв от предвкушения глаза. Рузиля с трудом удержалась от того, чтобы не закатить глаза. Почти все девушки в гареме мечтали поскорее попасть в покои какого-нибудь сына султана. Сам падишах больше невольниц не интересовал, все же ему было около шестидесяти лет, и государь уже много лет звал к себе только Дефне Султан. Наложницы не стремились идти по золотому пути к престарелому султану, который уже был не так силен и здоров, как раньше. Все же век падишаха клонился к закату. А перспектива после мучительных ночей со стариком гнить в Старом Дворце мало кого радовала. Вот и мечтали рабыни попасть в гарем какого-нибудь молодого, сильного и, самое главное, красивого принца, сошедшего со страниц сказки. Самым красивым, по мнению многих девушек, был шехзаде Мехмед: темно-русые, прямые волосы, темно-серые, как грозовое небо, глаза, красиво очерченный рот, пухлые губы, высокие скулы, да и в физическом плане шехзаде был весьма хорош. Правда ходили слухи о его холодном и жестоком характере, но многие девушки наивно надеялись, что в случае удачи, смогут смягчить господина. Рузиля-хатун шехзаде Мехмеда не видела, она эти пару дней, после приезда наследника из санджака, дежурила на кухне. Да и не интересовал наложницу Мехмед. Главной целью рабыни был Абдулла, который тоже был хорош собой, но его мрачный и скорбный вид отталкивал и пугал. Но Рузиля должна, обязана побороть свой страх! Иначе… иначе маленькая Хелена отправится на встречу со Создателем. От одной только мысли, что смертельный яд может коснуться губ ее невинной сестренки, сердце девушки сжималось от страха, поэтому она во всю разрабатывала план по покорению сердца Абдуллы. Наложница прекрасно понимала, что Эсманур Султан хочет убрать с дороги главного наследника. В мыслях Рузиля представляла, как будет подливать яд в еду шехзаде и каждый раз кривилась от отвращения. Эх, знала бы матушка, что должна совершить ее добрая дочь. Эх, знала бы она, что Беатрис ради маленькой Хелены должна омыть руки в крови невинного человека. «Я — Беатрис, дочь греческого священника. Я должна спасти свою сестру. Я — Рузиля, я обязана уберечь ее, иначе нарушу клятву, данную матери», — наложница закусила губу и взглянула на Оливию, которая брезгливо морщилась, одновременно выжимая тряпку в ведро и пытаясь не испачкать свои длинные золотистые волосы… Внезапно к гарему подбежал евнух, который громко прокричал: — Дорогу! Шехзаде Абдулла Хазретлери, шехзаде Джихангир Хазретлери, шехзаде Мустафа Хазретлери, шехзаде Мехмед Хазретлери! — наложницы побросали свои дела и выстроились в один ряд, низко опустив головы. Рузиля, понимая, что это ее шанс, шумно задышала. Вчера вечером она спросила у одного евнуха, как можно привлечь внимание господина. Тот поведал ей удивительную историю первой встречи Хасеки Хюррем Султан и Султана Сулеймана. Когда молодой падишах проходил мимо гарема, наложницы выстроились в ряд, как им и велели. Но внезапно Хюррем Султан, тогда еще просто Александра, выкрикнула: «Султан Сулейман», а после того, как правитель обратил на нее внимание и подошел к ней, упала в обморок прямо в его объятия. Эту красивую истории до сих пор рассказывали наложницам, которые так или иначе мечтали оказаться на месте рыжеволосой Хасеки. Тот же самый евнух, Юсуф-ага, так же рассказал Рузиле о том, что покойная наложница Абдуллы, Элиф Султан, так же повторила прием Хюррем Султан много лет назад. Девушка, стоя в ряду невольниц, не только не отпустила голову, но и прокричала: «Шехзаде Абдулла Хазретлери!». Юный наследник был удивлен и взглянул на наложницу, которая с неожиданным трепетом, без страха посмотрела в его глаза. Шехзаде был настолько очарован красотой девушки, что тем же вечером повелел привести красавицу в его покои. Рузиля нервно закусила губу, собираясь с мыслями и пытаясь загнать отголоски страха в глубину своего сознания. Ей было страшно. А если ничего не получится? А если он пройдет мимо? Вдруг прикажет наказать за нарушение правил? Тем временем из-за поворота вышли четыре наследника, которые о чем-то переговаривались. Вернее, говорили преимущественно светловолосый Джихангир и его брат Мустафа, которые смеялись и веселились. Шехзаде Мехмед радости братьев не разделял и был по-прежнему сдержан и холоден, не обращая внимания на многочисленные горячие взгляды девушек, которыми одаривали его. Шехзаде Абдулла же пребывал глубоко в своих мыслях и так же, как его брат, не обращал внимание на происходящее вокруг него. Но внезапно звонкий девичий голос вырвал его из пучины размышлений: — Шехзаде Абдулла Хазретлери! — наместник Манисы замер. Вместе с ним остановились и его братья, которые переглянулись между собой. Евнух, Юсуф-ага, прикрыл рот рукой, глядя на бесстыдницу. Абдулла медленно повернул голову и посмотрел на девушку, посмевшую назвать его по имени. Рабыня стояла, подняв голову и без стеснения посмотрела в его лицо. У наложницы была гладкая смугловатая кожа, круглое, чуть вытянутое лицо, светло-карие глаза горели каким-то особенным внутренним светом, а темно-русые, шоколадного цвета, волосы мягкими волнами спадали на хрупкие плечи. На секунду Абдулле показалось, что на месте невольницы стоит другая девушка, которая была чуть повыше, волосы ее были темнее, а глаза голубыми, как морская пучина. Наследник, не отрывая взгляда, сделал непроизвольный шаг в сторону рабыни, прошептав едва слышно: — Элиф, — это окончательно привело его в себя. Мужчина вздрогнул, понимая, что покойная жена сейчас просто не может стоять перед ним и смотреть с трепетом в очи. Абдулла несколько раз моргнул и потерянно посмотрел на своих троих братьев. Джихангир с беспокойством смотрел на него, явно думая над тем, нужна ли старшему брату помощь. Мехмед явно пытался скрыть усмешку, наблюдая за развернувшимся перед ним представлением, а вот Мустафа… Мустафа, не стесняясь, разглядывал наложницу, которая столь опрометчиво пыталась привлечь внимание Абдуллы. Наместник Манисы бросил последний мимолетный взгляд на рабыню и продолжил путь. Джихангир и Мехмед последовали за ним, а Мустафа продолжал стоять на месте, разглядывая смелую невольницу. У него в душе вспыхнуло странное пламя из восторга, радости и… Страсти? Почему-то захотелось дотронуться до лица рабыни, коснуться темных, шоколадного оттенка волос, впиться грубым поцелуем в полные губы. Хотя раньше Мустафа оставался холоден к женской красоте. Рузиля-хатун даже не подозревала, какие мысли сейчас сменяются в голове шехзаде Мустафы. Девушка ощущала только завистливые взгляды других рабынь, которые не могли похвастаться такой смелостью. Наложницы не могли разойтись, пока на них смотрел шехзаде Мустафа. Юсуф-ага покосился на наследника, явно не понимая в чем дело. Наконец, поняв, что братья давно ушли, а он уже несколько минут не сводит взгляда с рабыни, Мустафа продолжил путь, жестом велев следовать евнуху за ним. Едва они оба скрылись за поворотом, девушки начали разговаривать, делясь впечатлениями. Конечно большинство тут же набросилось на Рузилю с расспросами. — Хочешь в гарем шехзаде, Рузиля? — насмешливо спросила Джихан-хатун, стоящая в компании подруг, которые тут же ехидно захихикали. — Только шехзаде Абдулла свою покойную жену очень любит, никто не сможет отогреть его сердце… Рузиля не обратила никакого внимания на слова девушки, возвращаясь к уборке. Все же нужно было куда-то деть свои переживания и энергию. И необходимо подумать обо всем. — Шехзаде Мехмед так на меня смотрел, — хихикнула Оливия, так же возвращаясь к работе. Рузиля раздраженно посмотрела на подругу. Она не заметила горячих взглядов шехзаде в сторону какой-либо гаремной девицы. В то время как рабыни готовы были сами броситься в ноги господина. Шехзаде Мустафа тем временем, зайдя за поворот вместе с евнухом, посмотрел на слугу с неким волнением. — Как зовут эту хатун? — прямо спросил он. На его лице выступила тень беспокойства, словно он боролся сам с собой. — Рузиля-хатун, господин. Девушку подарила в гарем падишаха Шах Султан, дочь покойного шехзаде Селима, брата Повелителя, — отозвался Юсуф-ага, с опаской глядя на наследника. Ага, много лет служивший в гареме, боялся этого юношу, хотя никаких прегрешений за ним не водилось. Скорее всего, имел место страх перед шехзаде Ибрагимом, братом-близнецом Мустафы. — Отправьте ее ко мне на хальвет сегодня ночью, ага, — приказал Мустафа и сразу же почувствовал облегчение. Юноша ушел, больше не проронив ни слова.***
Дефне Султан, как и хотела, в сопровождении Нефизе-калфы и верной служанки Алкиле отправилась в вакф, которым вот уже десять лет управляла Хюмашах Султан, дочь покойной Михримах Султан. Хасеки Султан помогала племяннице Повелителя. С одной стороны, она была чуткой и доброй госпожой, которая не могла остаться равнодушной к чужому горю. Но она оставалась султаншей и помогала Хюмашах с расчетом на то, что ее сыновьям необходима поддержка народа. Ко всему прочему Дефне использовала дружбу своего сына с сыном Михримах Султан для упрочнения своего положения в обществе. Покойная госпожа солнца и луны желала, чтобы право управления вакфом наследовалось по женской линии. Но вот беда, Хюмашах Султан была далека от благотворительности и занималась преимущественно воспитанием своих многочисленных детей, а передать вакф в руки дочери попросту не могла из-за отсутствия девочки в семье. Ее единственная дочь Салиха Султан погибла во время эпидемии чумы девять лет назад. Это и стало последним ударом для Хюмашах, которая вместе с дочерью похоронила четверых из шести сыновей. Женщина погрузилась в пучину горя и скорби, запустив окончательно дела вакфа. Дефне Султан, которая так же отдала земле частичку своей души в виде десятилетнего шехзаде Сулеймана, начала помогать султанше династии. Хасеки сначала не преследовала корыстных целей, желая только облегчить свою боль помощью людям и банально мечтая убежать от страшной реальности. Дела вакфа помогали ей отвлечься и окончательно не лишиться рассудка от потери. — Вы уверены, что желаете посетить Старый дворец? — спросила Алкиле-хатун, косясь на светловолосую госпожу, которая с уверенным видом восседала на сидении в карете. Дефне вздохнула и посмотрела на служанку. Нефизе-калфа, сидящая рядом с девушкой, мрачно усмехнулась. — Да, я должна навестить свою старую знакомую, -решительно изрекла хасеки и, одернув занавеску, посмотрела в окошко. Они ехали по дороге через лес. Хотя Дефне Султан осталась довольна встречей с Хюмашах Султан, на душе у нее все равно было неспокойно и тревожно. Женщина раз за разом прокручивала в голове свой кошмар, и страх за детей становился все прочнее и прочнее. И ничто не могло успокоить материнское сердце. Нефизе-калфа посмотрела на сестру с пониманием. Благополучие детей — вот главная цель каждой матери. Сама Нефизе хорошо понимала свою сестру, вернее ее взвинченное состояние после кошмарного сна. Тревога за детей — самая страшная тревога во всем мире. Она отравляет сердце, заставляет забыть, кто ты есть, толкает на жертвы и преступления во имя их благополучия. Страх за детей заставляет бороться… К сожалению, много лет назад Нефизе-калфа проиграла свою борьбу, понеся колоссальные потери. Но она поклялась себе, что ее сестра никогда не испытает ту же боль, что когда-то сожгла дотла сердце самой Нефизе… Дефне Султан в бессилии откинулась на спинку сидения и потерла виски, ощущая уже знакомую головную боль, которая часто не давала ей покоя и заставляла лежать в постели, отложив дела на неопределенный срок. К счастью, в такие моменты делами занималась Хюррем Султан, которая, не смотря на юный, нежный возраст и мягкий, добрый характер, обладала аналитическим складом ума. Карета остановилась, и Дефне вновь выглянула в окно. Они остановились у ворот Старого дворца, именуемого так же дворцом Слез. Султанша и сопровождающие ее женщины покинули карету, выйдя на свежий воздух. Дефне Султан огляделась и заметила неподалеку еще одну карету, которая была богато отделана. Очевидно, не одна Хасеки решила посетить дворец. Нефизе хмуро посмотрела по сторонам, нутром ощущая какую-то опасность. Султанша и калфа направились в сторону дворца, миновав железные врата. Алкиле-хатун последовала за ними, прожигая взглядом спину своей госпожи. Уже у самых дверей дворца их встретил мрачный евнух в черном одеянии, который был до того стар, что казалось, будто он сейчас рухнет мертвым на землю. Дефне, которая давно здесь не была, посмотрела в исчерченное морщинами лицо слуги, который почтительно поклонился и тут же с шипением схватился за спину. — Госпожа, добро пожаловать, — прошипел он, стиснув от боли зубы. — Газанфер-ага, — наконец, произнесла Дефне. — Мне нужно увидеть Нурбану-хатун, — решив не ходить вокруг да около, проговорила султанша. Евнух поморщился, словно лимон проглотил, после чего с поклоном пропустил гостей во дворец. Войдя внутрь, Хасеки нахмурилась, вдохнув затхлый запах. Газанфер-ага тем временем засеменил по коридору, что-то бурча себе под нос. Дефне и ее спутники последовали за ним. Хасеки Султан с каждым шагом мрачнела все больше и больше. Май 1573 года. Старый дворец. Дефне Султан вышла из кареты, после чего помогла выбраться из нее маленькой девочке, которая тут же доверчиво взяла ее за руку и прильнула к ней, ища защиты и поддержки. Хасеки ласково улыбнулась ребенку, который поднял на нее выразительные темно-карие глаза своей матери. — Мама теперь тут живет? –спросила невинно Исмихан Султан, указав в сторону, возвышающегося за воротами старого дворца. — Да, султанша, — улыбнулась Дефне, погладив ребенка по русоволосой голове. Они обе двинулись по дорожке в сторону дворца. Маленькая Исмихан бестолково радостно озиралась по сторонам, созерцая красивые клумбы цветов. Дефне снисходительно улыбалась, наблюдая за девочкой. Когда Султанши уже подходили к двустворчатым дверям, они внезапно распахнулись и из дворца выбежала радостная Эфсун-хатун, облаченная в темно-зеленое платье. На глазах у девушки были слезы… — Мама! –радостно взвизгнула Исмихан, отпуская руку Дефне Султан, чтобы кинуться к матери, которая тут же заключила своего единственного ребенка в крепкие объятия. — Как ты выросла, моя красавица, — с трепетом промолвила Эфсун, отстранив от себя дочь, чтобы как следует ее разглядеть. — Стала еще краше, мой ангел. — Ты тоже красивая, мама, — невинно проговорила Исмихан и посмотрела на стоящую чуть в стороне Дефне Султан, которая наблюдала за всем со снисходительной улыбкой. Эфсун выпрямилась и негодующе посмотрела на Хасеки, которая сделала вид, что не заметила ее пылающего взгляда. — Что ты здесь делаешь? –прошипела негодующе хатун, с неприязнью глядя в лицо с красивыми чертами. Несмотря на юный возраст, Эфсун-хатун из-за частых переживаний и слез выглядела старше своих лет. А Дефне Султан, наоборот, цвела и благоухала. — Дочь тебе привезла, — равнодушно проговорила Дефне, взглянув на притихшую девочку, которая стояла рядом с матерью. — Не притворяйся доброй, Дефне, однажды падишах увидит твое истинное лицо, — со злобой процедила Эфсун с обидой в голосе. — Мне нечего скрывать от Повелителя, — непринужденно сказала Хасеки. — А ты могла бы поблагодарить меня за то, что я привезла тебе дочь. Повелитель был против этого, но я уговорила его… — Рассказывай свои сказки Султану, Дефне. Только он верит в твои ядовитые речи, — перебила законную супругу падишаха Эфсун, глядя с ненавистью на соперницу. — Из-за тебя я здесь, из-за тебя я месяцами не видела дочь, — в голосе наложницы сквозил явный упрек, и Дефне с трудом сохраняла самообладание. — Не нужно было травить меня, Эфсун, если хочешь увидеть виновника своих бед, взгляни в зеркало, — резко заключила Хасеки, поняв, что некоторые люди не понимают нормального и доброжелательного языка, хотя, видит Аллах, ей было трудно спокойно говорить с этой девицей. Да, она презирала эту недалекую и вздорную девушку. Иногда ей даже казалось, что она ее ненавидит. Все же год назад Эфсун из ревности и зависти приказала служанке подмешать в чай султанши сильный яд. Яд, который не оставил бы шансов ни самой Дефне, ни шехзаде Ферхату, которого Хасеки носила тогда под сердцем, остаться в живых. Дефне Султан спасла случайность. Когда госпожа сделала первый глоток, играющиеся рядом с ней старшие сыновья, Мехмед и Сулейман, начали о чем-то увлеченно спорить. Шехзаде Сулейман толкнул старшего брата, не найдя лучших аргументов, и тот налетел на мать, выбив из ее рук чашку со смертельным снадобьем. Мальчики, конечно, после этого долго извинялись и бросали друг на друга обвинительные взгляды, но именно они, сами того не ведая, спасли мать и брата от смерти. Дефне не успела отругать сыновей, поскольку согнулась в конвульсиях, схватившись за большой живот. И вот теперь, когда Хасеки смотрела в лицо виновницы своего несчастья, перед ее глазами проносились события годичной давности. Болезненные, страшные роды, многочисленные окровавленные простыни, запредельная боль, которая заставляла ее кричать не своим голосом. И наконец спустя почти сутки… маленький синюшнее-бледный комок, который не подавал признаков жизни. К счастью, шехзаде Ферхата удалось вырвать из рук Азраила, но Дефне навсегда потеряла возможность иметь детей. — Я заберу Исмихан Султан через неделю, Эфсун, — проговорила Дефне и, надменно подняв голову, направилась к своей карете, чтобы вернуться в Топкапы. Тогда она еще не ведала, что отдала ребенка падишаха в руки смертельной опасности, что совсем скоро черная смерть заключит в свои объятия почти всю династию. Опомнилась Дефне Султан только тогда, когда Газанфер-ага остановился у одной из дверей. Он посмотрел на Хасеки, после чего три раза постучал и только после этого отворил двери. Законная супруга султана Баязида вошла в убогие покои с серо-зелёными обоями. Ее внимание привлекли сразу три женщины, сидящие на тахте. Она во все глаза уставилась на самую маленькую и худенькую из них, облаченную в черные одежды. В ней Дефне с содроганием узнала Нурбану Султан, некогда красивую и умную женщину, а ныне жалкую тень себя в прошлом. Действительно, в этой маленькой, слабой и сгорбленной хатун нельзя было узнать любимую наложницу шехзаде Селима. Некогда иссиня-черные волосы почти полностью поседели, глаза утратили свой огненный блеск и были абсолютно пусты и безжизненны, словно их обладательница не только видела бездну, но и побывала в ней. Некогда красивое лицо с тонкими и аккуратными чертами было исчерчено глубокими морщинами. — Дефне Султан, — вскочила на ноги сидящая по правую руку от Нурбану-хатун женщина и негодующе уставилась на Хасеки. — Что вам нужно? Пришли поиздеваться? — спросила она с обвинением. — Наоборот, — ощущая прилив неожиданной жалости к давнему врагу, произнесла Дефне. — Я услышала, что ваша Валиде больна и пришла предложить свою помощь. — Придержите свои лживые речи для Повелителя, султанша, вы сами обрекли мою Валиде на все это, — резко заключила Эсмехан Султан, с ненавистью глядя на жену падишаха, которая оставалась спокойной. Внезапно Нурбану блаженно улыбнулась и начала раскачиваться из стороны в сторону что-то мыча. — Эсмехан, сестра, не стоит ругаться, — мягко осадила младшую сестру более спокойная Шах Султан. — Ты напугала маму, — с этими словами, старшая дочь шехзаде Селима погладила Нурбану-хатун по седовласой голове. — Тише, матушка, все хорошо, — она взяла морщинистую руку бывшей султанши и осторожно, с нежностью, поцеловала ее. Эсмехан Султан опустилась рядом с матерью на тахту, после чего как ни в чем не бывало, словно в комнате не присутствовала Дефне Султан и ее свита, взяла со столика тарелку с какой-то кашеобразной едой и ложку. — Валиде, Вы не доели, — вкрадчивым тоном, каким обычно говорят с ребенком, произнесла ласково Эсмехан, зачерпнув немного варева ложкой. Она поднесла скудный ужин к губам Нурбану, и та послушно приоткрыла рот, вкушая пищу. — Вот, матушка, кушайте. Вам нужны силы, кушайте, — продолжала кормить мать с ложечки султанша. Нурбану-хатун послушно съела почти все, оставив совсем немного. Под конец она заупрямилась и снова замычала, мотая головой. — Тише, Валиде, тише, — нежно пропела Шах Султан тут же обнимая мать, которая прильнула к дочери, прикрыв глаза и улыбаясь, как ребенок. Эта иррациональная картина произвела на Дефне Султан неизгладимое впечатление. Она стояла, как громом пораженная, и смотрела во все глаза на давнего врага. В ее не очерствевшем сердце стремительной волной поднималась жалость. Заметив ее полный сочувствия взгляд, Шах Султан кивнула младшей сестре и, встав с тахты, вышла из комнаты, жестом позвав Дефне Султан следом за собой. Хасеки вышла в коридор и посмотрела на султаншу, которая с весьма усталым видом подошла к окну и устремила взгляд зеленых глаз куда-то вдаль. — Прошу простить мою младшую сестру, госпожа, — дрогнувшим голосом проговорила Шах Султан и с весьма виноватым видом посмотрела на супругу султана. — Эсмехан очень переживает за матушку. — Все в порядке, — натянуто улыбнулась Дефне. — И давно с ней это? — Я не знаю, мы редко ее видели, я была поражена не меньше Вашего, когда, приехав навестить Валиде сегодня, застала ее в столь плачевном состоянии, — проговорила удрученно Шах Султан. — Сочувствую вашей беде. Могу ли я чем-то помочь? — спросила участливо Хасеки, чувствуя отголоски вины за то, что в чем-то подозревала умирающего человека. — К сожалению, нет. Мы, итак, делаем все, что можем. Хотя… — султанша династии внезапно замолчала и опасливо покосилась на Дефне. — Было бы не плохо, если бы вы поговорили с падишахом, чтобы… Чтобы он разрешил мне и моим сестрам остаться на некоторое время в столице, — тщательно подбирая слова и то и дело бросая напуганные взгляды на Хасеки, озвучила свою просьбу Шах Султан. — Конечно, я поговорю с султаном Баязидом, думаю, он позволит вам побыть со своей матерью, — улыбнулась сочувствующе Дефне. Шах Султан неожиданно встала на колени перед женщиной, заставив ее недоуменно посмотреть на склонившуюся перед ней султаншу, которая осторожно поцеловала край одеяния Хасеки. — Вы будете награждены за свое милосердие, госпожа! Дай Аллах Вам долгих лет жизни, — подняв голову и проникновенно посмотрев в светло-карие глаза Дефне Султан изрекла Шах Султан. — Что Вы, госпожа, Вам ли целовать подол моего платья? Вы же султанша, — тут же засуетилась Хасеки, помогая женщине подняться, которая была до того растрогана, что с трудом сдерживала слезы. — Простите меня, я просто очень благодарна Вам за Вашу доброту, — прошептала дочь шехзаде Селима. — Дай Аллах Вам и Вашим шехзаде счастья и благополучия. — Аминь, — отозвалась Дефне Султан. — До встречи, Султанша, буду ждать Вас в Топкапы, — с этими словами светловолосая Хасеки направилась прочь из этого места, навевающего на нее тоску. Супруга султана Баязида была до того удивлена происходящим, что не могла подобрать слов, чтобы описать увиденное. Перед глазами стоял образ сломленной и состарившейся Нурбану, которой сейчас явно нет сил для борьбы за власть, поскольку у нее сейчас идет борьба более важная. Борьба за жизнь. Нефизе-калфа шла рядом со своей сестрой и хмуро обдумывала увиденное. Интуиция ей подсказывала, что что-то не так. Вот только, что именно? Все же Нурбану могла сойти с ума после всех трагических событий, после смерти мужа от Персидского Огня, после казни сына из-за поднятого им мятежа… Обе сестры были настолько увлечены своими мыслями, что не заметили того, как глядящая им в спину сломленная и уставшая Шах Султан, которая совсем недавно чуть ли не плакала, вмиг твердо встала на ноги, расправив горделиво плечи и исподлобья посмотрела в спину удаляющейся Хасеки. На ее губах расцвела кривая усмешка, которую ни Дефне, ни Нефизе не увидели, зато ее заметила Алкиле-хатун, верная служанка Дефне Султан. Перехватив взгляд черноволосой госпожи, Алкиле едва заметно кивнула, чуть улыбнувшись и продолжила как ни в чем не бывало путь.***
Топкапы. После конной прогулки промокшие, но счастливые шехзаде вернулись во дворец. Когда они шли по коридорам, переговариваясь между собой, навстречу им неожиданно выбежал шехзаде Осман, который врезался в шехзаде Абдуллу. Мужчина придержал племянника за плечо и посмотрел на Мехмеда, который явно не ожидал увидеть сейчас сына. — Осман, сынок, я же говорила тебе не бегать, — строгим голос проговорила Гюльбахар Султан, выходя из-за поворота, но, увидев наследников, она полнонилась им. — Шехзаде Хазретлери, — тихо произнесла наложница и посмотрела на мужа, чуть улыбнувшись ему. Но Мехмед оставался холоден. Маленький Осман подошел к отцу и обнял его, уткнувшись лицом в живот. — Здравствуй, сынок, — произнес Мехмед, подняв сына на руки. Он сразу же обвил шею отца руками и прильнул к нему. — Папа, почему ты не приходил? — спросил грустно мальчик, вызвав улыбки умиления на лицах братьев. — Я был занят, — ответил отец ребенка. — Но завтра утром я обязательно разделю с вами трапезу. — Это хорошо, папа, а Ханзаде к Амрийе пошла. Сестра сказала, что султанша грустит, я не хочу, чтобы она грустила. Амрийе хорошая, — с детской непосредственностью говорил Осман. Мехмед помрачнел, вспоминая о состоянии второй жены. Гюльбахар же нахмурилась. Упоминание соперницы сразу же стерло с губ наложницы улыбку, и она с ревностью посмотрела на мужа и сына. Шехзаде Джихангир сочувствующе улыбнулся жене Мехмеда, глядя на нее серыми глазами. Юноша был несказанно рад видеть рыжеволосую госпожу. В его душе тут же вспыхнуло уже знакомое пламя, первые искры которого зажглись несколько лет назад, но юноша предусмотрительно не давал огню разгореться, опасаясь, что он его сожжет. И вот теперь, глядя на прекрасную невольницу, олицетворяющую солнечный свет и огонь, шехзаде Джихангир с трудом сдерживал свои порывы, ощущая, как его душа начинает гореть, напрочь лишая наследника рассудка. О, как она была красива, как изящна! Рыжие волосы уложены в низкий пучок, в них сияет изумрудами маленькая диадема. На щеках горит нежный розовый румянец, а голубые глаза, похожие на воды Босфора, завлекают в пучину, из которой нет никакого спасения. И Джихангир явно ощущал, что тонет в этом омуте. Год назад, когда наследник впервые увидел рыжеволосую невольницу, он даже представить себе не мог, что будет так мечтать ее увидеть после расставания. Но вот прошел год, в течении которого она жила бок о бок с его холодным и подчас жестоким братом, не ведающим ни любви, ни нежности, а он день ото дня пытался забыть о супруге брата, тайком рисуя черты ее лица и делая украшения из сапфиров. Именно эти камни, по мнению Джихангира, олицетворяли Гюльбахар Султан, которая даже не ведала, какие чувства скрывает в себе светловолосый наследник. Джихангир, все же совладав с собой, удалился, оставив супругов. Так же поступили Абдулла и Мустафа, сославшись на дела. Шехзаде шел по коридору дворца, изнемогая от своих тайных желаний и ревности, что жгла его сердце. Если раньше, пока объект обожания был вдалеке от него, он мог обуздать и скрыть свои чувства, то теперь, когда она была почти всегда перед носом было не так уж и просто взять себя в руки. Скрывшись в своих покоях, Джихангир первым делом подошел к столу и, отодвинув ящик стола, вытащил оттуда колье из серебра с россыпью сапфиров. Юноша с трепетом, нежно дотронулся до переливающихся в свете свечей камней и чуть заметно улыбнулся. О, он бы много отдал, чтобы хоть один раз в жизни оказаться на месте своего брата Мехмеда. Джихангир мечтательно прикрыл глаза, представляя, как он дотрагивается до пылающих нежным румянцем щек, как заглядывает в голубые, чистые глаза, как запускает пальцы в огненные волосы и целует ее в алые губы. Мечты заставили его улыбнуться, но шехзаде был беспощадно изгнан из рая грез стуком в дверь. Наследник исподлобья взглянул на вошедшую в опочивальню Хюррем Султан, которая сжимала в руках книгу в кожаном переплете. Султанша добродушно улыбнулась брату, который выглядел слишком напряженным. Заглянув в глаза шехзаде, Хюррем удивленно вскинула брови, поскольку обычно чистые и теплые глаза Джихангира напоминали сейчас лед. — Как прогулка? — спросила, как бы между делом, султанша, подходя к столу. Ее взгляд скользнул по книгам, лежащими ровными стопками на столе. Усмехнувшись, юная госпожа положила принесенную книгу на стопку, но сделала это неровно. Шехзаде Джихангир, который всегда ценил порядок, цокнул и поправил книгу так, чтобы она не выбивалась из общей картины. — Неудачно. Пошел дождь, и я промок, — лаконично ответил Джихангир, не отличаясь сегодня словоохотливостью. Хюррем сузила серые глаза. Она знала о непростом характере брата, то он говорит без умолку, то из него даже слова не выпытаешь. Еще утром Джихангир лучился энергией и счастьем, а теперь напоминает грозовую тучу. Султанша решила не испытывать терпение шехзаде и взглянула на красивое колье с сапфирами, которое лежало на столе, а Джихангир не отрываясь, смотрел на него, поглаживая драгоценные камни. Девушка знала о любви брата к этим камням. — Какая красота! –вскрикнула султанша. Она привыкла, что почти все свои творения брат дарит именно ей. Так же Хюррем любила синий цвет, подчеркивающий ее светлые глаза. — Можно примерить? — попросила девушка и хотела взять украшение, но Джихангир внезапно перехватил руку сестры. — Это не для тебя, сестра, — слишком резко сказал он, заставив Хюррем недоуменно посмотреть на него. — Оно не так красиво, чтобы ты носила его, оно недостойно твоей красоты, — поняв, что сказал что-то не то, тут же исправил наследник. Удивленная Хюррем польщенно улыбнулась. Джихангир поджал губы. Он в совершенстве владел орудием лести, именно поэтому пользовался особым расположением отца, в отличии от Мехмеда, который всем сердцем не любил подчиняться и заискивать перед другими людьми, даже перед родителями. — А для кого тогда оно? — спросила Хюррем с интересом. — Для девушки, — лаконично ответил Джихангир, вновь воскрешая в памяти образ Гюльбахар Султан. — Неужели и в твое сердце проникла любовь, брат? –со смешками в голосе вопросила султанша. — К сожалению, да, — кивнул светловолосой головой шехзаде и вновь мечтательно улыбнулся. С одной стороны мысли о рыжеволосой султанше ему были приятны и от них теплело в груди, но с другой… становилось невыносимо больно, когда Джихангир вспоминал, что Гюльбахар принадлежит его брату. Топкапы. Покои шехзаде Мустафы Шехзаде Мустафа тем временем так же, как Джихангир был взволнован чувствами, которые пробудила в нем та прекрасная невольница, посмевшая выкрикнуть имя его старшего брата. Увидев ее сегодня утром, наследник не мог успокоить свою волнующуюся душу. Даже прогулка по лесу в компании братьев не отрезвила его, а только заставила изнемогать от желания поскорее дотронуться до этой красивой девушки. Шехзаде облачился в легкую рубаху и брюки и принялся ждать прихода наложницы, глядя на то, как слуги готовят опочивальню к вечеру. Мустафа сидел на тахте и то и дело бросал взгляды на запертую дверь. Его лицо то и дело озаряла нежная улыбка, придающая ему невинный вид. Он сам не понимал, что с ним происходит, он не верил в любовь с первого взгляда. Когда ты шехзаде и каждую ночь проводишь в объятьях новой рабыни, о любви и чувствах не может быть и речи. Шехзаде Мустафа неосознанно начал сравнивать свои ощущения от предстоящей встречи с Рузилей-хатун и от встреч со своей фавориткой Эсмой, которую еще три года назад послала ему на хальвет матушка. Юноша был привязан к Эсме, но не чувствовал к ней особой любви, она просто была его привычкой. Одной давней привычкой. С ней было спокойно, тепло и уютно. От нее он получал то, что недополучал от матери и отца. Любовь. Да, именно любовь. Всю свою жизнь Мустафа был в тени брата Ибрагима, которого Эсманур Султан всяческий выделяла и хвалила, сам же он был предоставлен себе и тайком, плача от обиды в подушку, завидовал чёрной завистью своему брату Мехмеду за то, что у него такая хорошая мать, не выделяющая никого из своих детей. Дефне Султан была для Мустафы недостижимым идеалом, и мальчик в тайне жалел, что его родила Эсманур, а не Хасеки Султан. Может поэтому Мустафа всячески старался сблизиться с детьми Дефне Султан, чтобы в случае чего ее любовь осветила своим светом и его? Любовь отца Мустафа всем сердцем пытался заслужить еще с детства, но каждый раз что-то мешало. Для начала султан Баязид постоянно был в военных походах. И шехзаде Мустафа очень редко видел его, а когда видел, то оказывался недостаточно сильным, ловким и смелым, чтобы заслужить одобрение родителя. Ко всему прочему брат Ибрагим всяческий подставлял его и подстраивал ловушки. Однажды он ослабил тетиву на луке, из-за этого шехзаде Мустафа проиграл шуточный турнир. В другой раз Ибрагим подрезал один ремешок на седле, и Мустафа свалился с лошади лицом в лужу на глазах у собственного отца. Иными словами, шехзаде не хватало любви, и чаще всего им двигало уязвленное самолюбие, именно оно заставляло его стремиться к совершенству… Наконец, когда ожидание достигло апогея, а слуги удалились, почтительно склонив головы, в дверь робко постучали. Мустафа вскочил на ноги, как ужаленный и уже готов был сам броситься к наложнице, но он кое-как сдержал себя. Юноша замер у тахты, глядя на то, как понравившееся ему девушка входит в опочивальню низко опустив голову. Хатун опустилась на колени, отчего юбки ее оранжевого платья легли облаком на дорогой ковер. Мустафа на дрожащих ногах подошел к невольнице, боясь к ней прикоснуться, словно это эфемерное чудо вмиг испариться, словно мираж в жаркой пустыни. Совладав с собой. Мустафа взял девушку за подбородок и велел ей встать. Наложница старательно прятала взгляд, боясь посмотреть на господина. Вернее шехзаде так думал… Рузиля, действительно, боялась, но не предстоящей ночи в объятиях молодого и, что уж скрывать, вполне красивого принца, а того, что будет завтра утром, когда она, слабая и беспомощная, будет изгнана из рая господина в царство его мрачной и жестокой матери. Наложница попала в гарем не к Абдулле, сама того не ведая, она привлекла внимание совсем другого наследника… Теперь жизнь маленькой Хандан висела на волоске. Воображение испуганной рабыни рисовало картины одна страшнее другой. Больше всего на свете Рузиля боялась за сестренку… — Ты меня боишься? — раздался в тишине опочивальни спокойный низкий голос шехзаде Мустафы. Наложница вздрогнула и, наконец, подняла на него взгляд, сразу же встретившись глазами с черными омутами наследника. — Нет, господин, — промямлила дрожащая Рузиля. С ним, действительно, не было страшно. Этот юноша лучился какой-то особой энергией, которая дарила мир и покой, который наложница давно забыла. Ах, если бы она не была обязана убить Абдуллу, то непременно была бы счастлива. Мустафа мягко ей улыбнулся, и Рузиля непроизвольно ответила на эту улыбку тем же, отчего на ее щеках появились милые ямочки. Шехзаде наклонился к ней и коснулся теплыми губами пухлых губ рабыни, которая так ему понравилась спустя столько лет. Юноша, почувствовав вкус желанных губ, совсем опьянел, что, подхватив вскрикнувшую девушку на руки, понес ее к ложу. Тем временем главная фаворитка шехзаде Мустафы шла по золотому пути в сопровождении верной служанки. Девушка высокомерно поднимала голову и надменно смотрела по сторонам, словно уже была султаншей и госпожой. Эсма-хатун, подходя к заветным дверям, поправила свои черные волосы, вьющиеся крупными локонами, и разгладила несуществующие складки на подоле ярко-красного платья. Только после этого, вздёрнув острый подбородок, фаворитка шехзаде Мсутафы подошла к дверям покоев, у которых стояли два стражника. — Оповестите шехзаде о моем приходе, — промолвила она властно. — Шехзаде Мустафа наедине со своим гаремом, — проговорил один из стражников. Эсма-хатун вздрогнула и удивленно уставилась на него. В черноволосой голове никак не могла уложиться эта информация. Три года! Три года Мустафа не замечал других наложниц, одаривая своим вниманием и подарками ее одну, но, к сожалению, всему приходит конец. Эсма сжала зубы, чтобы буря, готовая разразиться в ее душе, не вырвалась наружу. Фаворитка через силу улыбнулась, пытаясь скрыть боль. После чего как ни в чем не бывало пошла обратно в гарем, ощущая, как в душе поднимается невиданная ярость, но она упрямо сдерживала ее, желая поскорее скрыться в комнате на этаже фавориток, чтобы там, в одиночестве, дать волю чувствам.***
Дениз Султан тем временем сидела рядом с дочерью, которая засыпала, взяв мать за руку. Почему-то девочка, не смотря на свою внешнюю силу, боялась темноты. Даже свет свечей не мог ее успокоить, вот и приходилось Дениз сидеть рядом с дочерью день ото дня, хотя Назлы было уже двенадцать лет. Султанша погладила дочь по черноволосой голове, думая о том, чтобы поскорее отбыть обратно в Амасью. Там остались двое ее младших детей. Амир и Орхан. Дениз знала, что жизнь шехзаде полна невзгод и опасностей, даже если это дети султана, поэтому старалась не оставлять мальчиков одних на долгое время. Она берегла их как зеницу ока. Только они заставляли ее держаться вопреки всему, только они… Дениз, посмотрев в смуглое лицо дочери, слабо улыбнулась и осторожно освободила руки и ладошки девочки. После этого султанша поправила одеяло и вышла из детской в свою спальню. Там наложница шехзаде Махмуда подошла к кровати и опустилась на нее, прикрыв обессиленно глаза. — Дениз Султан, — после непродолжительного стука, в комнату вошла верная служанка Дениз Айше. — По вашему приказу мы отправили в покои шехзаде Махмуда девушку, но… — начала говорить Айше, но неожиданно замолкла. — Что но?.. — спросила султанша, приподняв вопросительно бровь. — Альфия Султан опередила нас, она вошла в покои с кувшином вина, мы не успели, — вздохнула служанка, виновато опустив голову. Дениз мрачно усмехнулась. — Альфия усиленно копает себе могилу, — заключила султанша. Под недоумевающим взглядом Айше, она продолжила говорить: — Даже если она понесет этой ночью, судьбу ее это не изменит, я терплю эту девчонку только из-за жалости к маленькому Мураду. Но скоро моему терпению придет конец. Топкапы. Коридор. Шехзаде Мехмед, проводя первую жену и сына в их покои, возвращался в свои, пребывая в безрадостных мыслях. Мужчина тосковал по Амрийе Султан, вернее по женской ласке, но позвать в свои покои наложницу или же одарить вниманием Гюльбахар почему-то не мог. Это шло в разрез с его чувствами и мыслями. Только Амрийе Султан могла утолить его тоску, но султанша все еще тонула в своем горе. Мехмед как мог пытался поддержать жену, но у него не выходило. Он просто не понимал, насколько глубоко горе султанши. Шехзаде порывался попросить мать поговорить с супругой, но все еще сдерживал себя. Все же это их семейные проблемы, и мужчина не хотел впутывать свою Валиде в них. Наследник был слишком погружен в свои мысли, что, проходя мимо очередного поворота не заметил Измир-хатун, которая возвращалась из хаммама. Девушка врезалась в мужчину и испуганно вскрикнула. Мехмед машинально придержал служанку за руку, но, поняв, кто перед ним, одернул руку. — Шехзаде, — пролепетала Измир, поклонившись. Она боязливо сжалась, опустив черноволосую голову с влажными волосами. — Ты так и не научилась ходить по дворцу? — вспомнив про недавний инцидент в покоях сестры, спросил Мехмед. Измир-или-как-там-ее неожиданно залилась румянцем, подняв на наследника робкий взгляд синих глаз. Шехзаде нахмурился, вглядываясь в простоватое лицо рабыни. Он даже имени ее точно не помнил, и, если бы она накануне не споткнулась и не свалилась в его объятия, не заметил бы ее. Эта девушка была до того серой и безликой, что на нее никто и никогда не обращал внимание. — Простите, я не заметила Вас, — прошептала едва слышно Измир. Мехмед скользнул взглядом по хрупкой фигурке, задержав его на вырезе простого коричневого платья, которое было слишком простого кроя и не обрисовывало форм девушки. Измир, заметив то, что ее разглядывают, сжалась и сгорбилась. Она хотела прикрыть руками небольшой вырез платья, но боялась пошевелиться. Мехмед в очередной раз посмотрел в лицо рабыни. Как бы шехзаде не держал себя в руках, проклятое тело требовало своего. Он был мужчиной, молодым, сильным мужчиной, который привык каждый вечер проводить в нежных женских объятиях… Однако больше недели Мехмед был лишен этого наслаждения. Если ранее ему удавалось сдерживать свои порывы, то теперь, стоя рядом с молодой и вполне милой девушкой, которая ко всему прочему была влюблена в него всем сердцем, шехзаде боролся сам с собой, вернее со своими демонами. Накануне Измир все же обратила на себя внимание неловкостью, Мехмед поймал себя на мысли, что ему понравилось держать в своих руках хрупкие запястья этой служанки. Ощущение власти пьянило, рождало эйфорию. — Неужели я такой незаметный, хатун? — спросил с насмешкой шехзаде Мехмед. Измир не нашла, что ответить. Она открыла-закрыла рот, бестолково глядя в серые очи господина. — Я… — девушка запнулась и что-то нечленораздельно пробормотала. Наследник поджал губы, наблюдая за ней. Он изучал ее, прекрасно видя в чистых голубых глазах Измир большие чувства. — Ладно, возвращайся к своей госпоже, — видя, что наложница готова разрыдаться от охвативших ее переживаний, вызванных его словами, сжалился Мехмед, который все же совладал со своими демонами. Шехзаде продолжил путь, но перед этим он протянул руку к испуганной служанке и, положив ее на худенькое плечико, слегка сжал его. Обойдя рабыню, Мехмед направился в свои покои, а Измир тяжело прислонилась к стене, не в силах совладать со своими чувствами, которые сейчас переполняли ее. Девушка с мукой в глазах посмотрела вслед шехзаде, не зная, как реагировать на его действия. Все это напоминало игру, ловкую игру кукловода, который заманивает жертву в ловушку, чтобы вдоволь наиграться с ней. Служанка Хюррем Султан дотронулась рукой до плеча, которое несколько мгновений назад сжал шехзаде и робко улыбнулась. Ей хотелось верить, что все это не игра, и Мехмед действительно заинтересовался ей.