***
Май 1582 года. Стамбул. Топкапы. Покои шехзаде Мустафы В опочивальне шехзаде царил полумрак. Двери на террасу были закрыты, а окна занавешены, чтобы скрыть от взглядов посторонних лицо человека, пребывающего между жизнью и смертью. Едва она переступила порог покоев сына, в нос сразу же ударил едкий, тошнотворный запах лекарств. Запах, который почти незримо был связан со смертью. Лекарь, дежуривший у постели больного, встал и склонился в поклоне, боясь поднять взгляд на вторую жену падишаха. Это было не удивительно, учитывая слухи о непростом характере султанши. — Оставьте меня с сыном, — властно и твердо проговорила женщина. Она с трудом смогла совладать с голосом, побороть липкий страх, который толстыми, скользкими щупальцами оплетал ее тело. Лекарь мельком посмотрел в лицо уставшей султанши и поспешил покинуть опочивальню, рассудив, что, если появятся изменения в состоянии наследника, его непременно позовут. Эсманур Султан дождалась, когда врач скроется за тяжелыми двустворчатыми дверьми и напряжённо взглянула на лежащего в постели младшего сына, лицо которого было настолько бледным, что напоминало восковую маску. Вот уже несколько суток Шехзаде пребывал на грани Жизни и Смерти, и лучшие лекаря столицы боролись за жизнь наследника. Но их прогнозы были неутешительными. Мустафа все не приходил в себя, его силы стремительно таяли, а вместе с ними таяла и надежда. Знаний врачей хватало только на то, чтобы временно поддержать силы Мустафы и оттянуть трагедию. Эсманур Султан, ощущая смертельную тоску и горечь, медленно приблизилась к постели сына, словно сомневаясь, имеет ли право на это. Женщина осторожно взяла в свои руки похудевшую руку сына и с бесконечной нежностью припала губами к ней. Некоторое время она стояла так, в полной тишине. В голове султанши царила прямо-таки звенящая пустота, все мысли улетучились, и потерявшая покой женщина зажмурилась, пытаясь побороть эмоции, охватившие ее. Она боролась с собой. Воистину, самая страшная и беспощадная борьба — это борьба с самим собой. Со своими демонами, воспоминаниями, желаниями и мечтами. Эсманур открыла глаза и посмотрела в осунувшееся лицо сына. Сына, которого в глубине души любила, не смотря на все разногласия, сына, который всегда имел своё мнение, сына, которого сама отталкивала от себя, в наказание за неповиновение. Эсманур Султан сжала зубы, борясь со слезами, которые переполняли ее. Она всегда была сильной, стойко переносила все невзгоды, умело манипулировала окружающими людьми, раз за разом примеряла все новые и новые маски, но теперь… Все потеряло смысл. Смерть Мустафы повлечёт за собой катастрофические последствия. Султан Баязид, который никогда не жаловал Эсманур Султан за ее мрачный и скользкий характер, был в ярости, узнав о трагедии. В случае гибели Шехзаде Мустафы, он обратит чудовищный по силе гнев на виновника трагедии, на шехзаде Ибрагима. Страх не оставлял Эсманур вот уже несколько дней. Она задавалась вопросом, как могла проглядеть ухудшившееся отношения между сыновьями, как допустила, чтобы легкое соперничество близнецов перешло в самое настоящее противостояние. А еще больше терзало Эсманур то, что Ибрагим посмел поднять меч на брата, что он не смог вовремя сдержать свою ярость и гнев, не смог обуздать чувства. Разве сможет он стать достойным правителем великой страны? Разве сможет толкнуть в пропасть всех врагов, которых на его пути будет не мало? Да что уж там. Эсманур прекрасно понимала, видя в старшем сыне темные черты султана Баязида, что самый главный враг шехзаде Ибрагима — он сам. Его гнев, злоба, алчность, вспыльчивость, которые все чаще дают о себе знать, — именно они в конце концов приведут его к краху. Пока Ибрагим был мал, султанша могла совладать с его демонами, но по мере взросления наследника Эсманур видела, что его демоны растут вместе с ним. Видела, но ничего не предпринимала, думая, что однажды сможет направить его ненависть и злость в правильное русло. Что же, похоже она в этом ошиблась. Ибрагим, напав на брата из-за спины, не подумал ни о чем, им двигала слепая ярость и злость, а также желание отомстить более сильному, самодостаточному брату. Он не подумал о матери, которая, не смотря на очевидную привязанность к старшему наследнику, любила и младшего не меньше. Он не подумал о своих новорожденных сыновьях, которые в случае казни отца, сразу же последуют за ним. И вот теперь, склонившись над кроватью младшего сына и держа его за руку, Эсманур не знала, где искать спасение. Если Мустафы, не дай Аллах, не станет, за ним сразу же последует Ибрагим… Султан Баязид, не смотря на глубокую привязанность к детям, все же сможет вынести жестокое решение. И, видит Аллах, даже Дефне Султан не сможет в таком случае отвести беду от Ибрагима, хотя Хасеки Султан имеет огромную власть над супругом. Эсманур поморщилась от неприятной боли в груди, которая в последние дни преследовала ее на фоне нервного перенапряжения. Женщина бережно опустила руку сына обратно на темное покрывало и осторожно коснулась головы наследника. Сердце султанши сдавила мучительная боль, и она, не выдержав ее силы, тяжело осела на пол, зажмурившись. По смугловатым щекам Эсманур Султан заструились слезы, которые она никогда не проливала, которые она упрямо сдерживала и никому никогда не показывала. Теперь же, когда ледяная маска на лице султанши рассыпалась в пыль, слезы текли нескончаемым потоком. И, если сначала Эсманур Султан пыталась их сдержать, то потом, сдавшись под натиском боли и страха потери, она сдалась, дав волю ранее сдерживаемым слезам. Ноябрь 1561 года. Стамбул. Городской рынок. Дикий холод пробирал до костей, а порывы ветра раз за разом срывали с головы капюшон прохудившегося плаща. Женщина укрылась от снега и ветра в каком-то закоулке, образованным двумя домами. Там же она развела небольшой костерок, чтобы хоть как-то отогреться. Но на улице было так холодно, что огонь не мог ей помочь. Кадер, так ее звали, сомневалась, что ей вообще что-то или кто-то поможет. Очередной порыв ветра сорвал с головы Кадер капюшон, и она поморщилась, машинально накидывая его обратно на голову. Женщина посмотрела на огонь, который едва-едва горел, и ощутила смертельную усталость. Она устала: устала бояться, устала страдать, устала бороться за жизнь… Жизнь. Разве можно назвать жизнью существование на улице в качестве оборванки, которую все ненавидят и презирают. Разве такая жизнь стоит того, чтобы за нее бороться? Кадер посмотрела в темно-серое небо, которое мрачным куполом нависало над столицей, которое давило на город и порождало в сердцах народа страх перед будущим, страх за близких, страх перед чудовищной по своей силе зимой. Действительно, зима в этом году пришла очень рано. Первый снегопад прошел еще в ноябре-месяце, а перед ним беспрерывно лили дожди, которые размыли дорогу, переполнили реки, которые в последствии затопили деревни… Испуганный и суеверный народ шептался, что всему виной смерть султана Сулеймана и приход к власти предателя, четвертого сына великого Завоевателя. Сына, который, не боясь гнева отца, поднял бунт против родного брата. Сына, который пошел вопреки воли отца. Сына, который едва не погубил собственных детей… К счастью, таких недовольных было меньшинство, но они в трудные времена точили общество изнутри. Большинство же граждан считали, что приход к власти Султана Баязида, который сменил на троне постаревшего и жестокого отца, приведет Османскую Империю к новым победам. Кадер вновь взглянула на слабый костерок. Можно было пойти в приют для бездомных, но он был переполнен. Ко всему прочему из-за шаткого положения дел в Империи и упадка приюты финансировались недостаточно, они не могли накормить и обогреть всех. Кадер уже была в приюте, она пробыла там два дня, но ее очень быстро выставили на улицу, после того, как она получила весь «объем» помощи. Теперь же ей оставалось замерзать на улице, поскольку места в приюте для нее не было. Женщина печально и горько усмехнулась, словно смеясь над своими мечтами и мыслями. Как она докатилась до такой жизни? Что привело ее на улицы столицы мира? Почему она вот уже несколько месяцев слоняется по городским рынкам в потрёпанной одежде без копейки в кармане? Кадер прикрыла на мгновение глаза, и перед ними в ту же секунду вспыхнули картины минувших дней, картины прошлого, которое никогда не оставит ее. Поскольку оно — это все, что у нее осталось от прежней, сытой жизни. Кадер — Эсманур выросла в Греции, в семье своего дяди Нико, добродушного и веселого рыбака, который часто вспоминал своего брата Тео, отца племянницы. Хотя стараниями отца Кадер, они жили безбедно, Нико никак не мог оставить в прошлом увлечение рыбалкой. Он мог на несколько дней уплыть в море на своей маленькой лодке и предаваться мимолетным воспоминаниям о брате, которого потерял в возрасте десяти лет, и вновь обрел в возрасте тридцати лет. Кадер до сих пор помнила, как дядя собирался на рыбалку, насколько он бывал хмур и сосредоточен, словно морские просторы — это единственное, что могло унять его боль от потери близкого человека. Повзрослев, Кадер начала просить дядю рассказать ей о родителях, но Нико только хмурился и раз за разом уходил от ответа, ссылаясь на слишком нежный возраст племянницы. Кадер же очень тосковала по родителям, которых любила и которые, несмотря ни на что, жили у нее в памяти. Со временем воспоминания потускнели, но образ матери все равно незримо преследовал ее. Все же потеря матери в столь нежном возрасте не могла пройти бесследно. И Кадер в тайне надеялась обрести ее. Когда Кадер повзрослела, Нико стал брать ее на рыбалку. Он учил ее управлять лодкой, расставлять сети и преодолевать трудности. Именно его уроки в будущем не раз выручали ее. Но, к сожалению, всякому счастью приходит конец. Счастью и спокойствие Кадер однажды тоже закончилось. Ей было двенадцать лет, когда Нико привел в их дом красивую девушку со светлыми волосами и серыми глазами. Эта женщина, не смотря на ангельскую внешность, была сущим шайтаном. Она намертво влюбила в себя Нико, сделала его рабом чувств. Она превратила его в послушную пешку. Именно тогда Кадер поняла, что женщина может сотворить с мужчиной. Нико перестал уделять внимание племяннице, проводя почти все свободное время в компании юной жены. Кадер же, видя их вместе, каждый раз горела в пламени ревности и обиды, поскольку совсем незаметно стала для дяди не более, чем тенью. Казалось, что хуже уже некуда, но она ошиблась. Очень скоро Хелена, так звали эту женщину, забеременела. Это окончательно уничтожило жизнь Кадер. В доме появился ребенок, которого любили намного больше нее. Сама же девушка постепенно отошла в тень, а над ней тем временем начала крепчать власть мачехи, которая обращалась с девушкой, как с прислугой, не опасаясь гнева мужа. Впрочем, Нико уже никого и ничего не замечал. Он всецело отдавал свою любовь родному ребенку и юной жене, а для некогда любимой племянницы в его сердце попросту не осталось места. Кадер тосковала по былым временам, отчаянно пыталась вернуть все на свои места, но ситуация окончательно вышла из-под контроля. Чары Хелены намертво привязали Нико к ней. И разрушить их не представлялось возможным. Кадер не понимала, как мужчина, который по природе намного сильнее женщины, может настолько сильно от кого-то зависеть. Девушка искала ответы, пытаясь спасти дядю от чар этой женщины, и в конце концов нашла их. Причина оказалась довольно логичной. Хелена оказалась ведьмой. Кадер пришла к такому выводу, обыскав комнату мачехи и найдя под кроватью, в сундуке книгу в кожаном переплете на древнегреческом языке и неизвестные маленькие деревянные таблички, на которых черной краской были высечены какие-то символы. Кадер была удивлена странной находке, но все же в глубине души давно знала, в чем дело, что ее дядю банально заколдовали, хотя звучало это, как бред. Девушка вернула находку на место и принялась следить за мачехой. Раз в месяц, в свете полной луны, Хелена брала странную книгу и деревянные таблички и шла в лес, где колдовала на поляне. Около двух лет Кадер наблюдала за странными отлучками мачехи в лес и за ее колдовством в свете луны. Она настолько была увлечена расследованием, что не заметила того, что дядя Нико стремительно стареет и теряет силы. А когда заметила, было слишком поздно. Нико тяжело заболел. С тех пор жизнь Кадер превратилась в настоящий ад. Она сутками напролет сидела рядом с постелью умирающего родственника и молила всех Богов, чтобы они спасли его, ее единственного родного и близкого человека. Но Боги были глухи. Нико умер на двадцатый день мучительной болезни, которая за такой короткий промежуток времени превратила некогда сильного мужчину в дряхлого старика и столкнула его в могилу. Перед смертью Нико, находясь на грани сна и реальности, сбивчиво рассказал Кадер историю жизни ее отца, но не смог вспомнить имени матери. История Ибрагима-паши, верного друга Султана Сулеймана, настолько шокировала впечатлительную девушку, что в ее сердце почти сразу ж вспыхнули искры ненависти к падишаху далекой страны… После смерти Нико Хелена очень быстро на правах вдовы вступила в права наследования имущества покойного мужа и выгнала Кадер из дома. Но девушка на прощание взяла деньги из тайника и одолжила ту странную книгу в черном переплете и деревянные таблички с необычными символами. Она не понимала, зачем она взяла вещи мачехи, но они настолько сильно притягивали к себе взгляд, что Кадер просто не смогла бороться с соблазном. Девушка, довольствуясь такими сокровищами, села на корабль и поплыла в столицу мира, в город Стамбул. Ее не пугали возможные трудности, ее не пугала неизвестность. Ей двигало только одно желание: найти мать. А необычная книга на древнем языке только подпитывала уверенность девушки. Кадер горько усмехнулась, вспоминая далекое прошлое. Настолько далекое, что она вообще сомневалась, что все это произошло именно с ней. Женщина вновь потерла замершие руки, пытаясь согреться, но это, разумеется, не помогло. С приближением вечера снегопад усилился, а вместе с ним — и мороз. Понимая, что может не пережить грядущую ночь, Кадер вытащила из-под плаща книгу, когда-то украденную у мачехи и мешочек, в котором хранились те самые деревянные таблички с символами. Это было самое ценное, что осталось у нее от прошлой жизни. Она все-таки выучила язык и смогла прочитать книгу. В книге описывались правила пользования рунами. Да, именно так назывались символы на деревянных табличках. Кадер открыла мешочек и замерла на мгновение. Стоит ли использовать их? Имеет ли это смысл? Женщина настолько устала от перенесенных испытаний, что в ней просто не осталось сил для борьбы. Но, поборов минутную слабость, Кадер высыпала руны прямо на землю и принялась раскладывать их, пытаясь узнать будущее… Через некоторое время, когда город окутал сумрак, женщина вновь спрятала драгоценный мешочек и книгу в сумку под плащ и встала на ноги. От длительного пребывания в одной позе жутко болели ноги, от холода она не чувствовала носа, щек и рук. Ко всему прочему ее мучал голод. Необходимо было найти еду. Эсманур Султан зажмурилась, пытаясь унять дрожь во всем теле. Воспоминания, которые она тщательно загоняла в потаенные, темные уголки души, вырвались наружу. И Султанша до сих пор мысленно удивлялась, почему все еще жива. Вся ее жизнь напоминала борьбу, противостояние против сильных противников. Сначала против Хелены, потом против мужа, после против жестокой жизни на улице, а о существовании во дворце Топкапы вспоминать вообще не хотелось. Эсманур Султан, коря себя за минутную слабость, вытерла с лица слезы и встала на ноги. Султанша тяжело оперлась о деревянный бортик кровати и хмуро посмотрела на бесчувственного сына. В голове второй жены Падишаха стремительно зрело решение. Она не имела права на слабость и никогда таковой не была. Она вырвет из лап смерти Мустафу, отвадит беду от Ибрагима, а если у нее не получиться, то пусть весь мир катиться в пропасть. Топкапы. Коридор Хюррем Султан в сопровождении Измир-хатун шла по коридорам дворца. Юная султанша пребывала в хорошем расположении духа, поскольку во время прогулки в саду Топкапы имела счастье встретиться с султанзаде Османом и даже поговорить с ним о лошадях. Теперь же Хюррем Султан с мечтательной улыбкой на губах вспоминала разговор с хозяином своего сердца и мысленно представляла, как далеко все могло зайти не будь рядом Хюмашах Султан, старшей сестры Османа, и Измир-Хатун. Только присутствие Хюмашах Султан подле брата удержало Хюррем Султан от опрометчивых поступков. Девушка была настолько влюблена, что ей казалось, что Осман испытывает к ней такие же светлые чувства. Она даже не понимала, что султанзаде просто вежлив к ней. В каждом его взгляде юная султанша видела чувства, в каждом слове — обожание. Она находилась в счастливом неведении касательно того, что все мысли султанзаде Османа направлены вовсе не в ее сторону. И это неведение делало ее счастливой. — Как ты думаешь, я нравлюсь Осману? — тихо спросила Хюррем Султан, улыбаясь и сияя от счастья. Она легонько пихнула в бок служанку, отчего та улыбнулась. — Думаю да, он так на вас смотрел, — промолвила Измир в усладу самолюбия султанши. Две девушки проходили мимо гарема, когда Хюррем Султан увидела, как Нефизе калфа, встроив рабынь в ряд, придирчиво рассматривает каждую из них. Калфа что-то спрашивала у наложниц, и они быстро ей отвечали. Измир-хатун переглянулась с Хюррем Султан, после чего султанша неспешно вошла в главную комнату гарема. Все наложницы тут же поклонились, даже Нефизе-калфа склонила светловолосую голову. Впрочем, ненадолго. — Что происходит, Нефизе-калфа? — спросила Хюррем Султан, дождавшись, когда слуга подойдет к ней. — По приказу Дефне Султан выбираю наложницу для шехзаде Мехмеда, — проговорила равнодушным и абсолютно пустым голосом Нефизе. Измир-хатун, стоящая за спиной госпожи, вздрогнула и окинула рабынь напуганным взглядом. Все они как на подбор были весьма хороши собой. Измир на их фоне меркла, казалась слишком маленькой и невзрачной. Единственным, что было привлекательным в ее образе –это глаза. Но и они привлекали к себе внимание только печалью. — А как же Оливия-хатун? — спросила Хюррем Султан, припоминая белокурую рабыню, отправленную несколько дней назад в покои Мехмеда. Неужели ему настолько понравилось, что он решил завести еще парочку наложниц? Ох, если это так, то им даже Аллах не поможет. Амрийе Султан будет в гневе. — Оливия-хатун имела неосторожность разгневать Дефне Султан. Теперь она работает в прачечной, — усмехнулась Нефизе, воспоминая выходку наглой рабыни. На самом деле девица имела неосторожность разгневать калфу, а она-то позаботилась, что Оливия больше никогда не попалась Мехмеду на глаза. — Юсуф –ага подумывал отправить ее работать на кухню. Но, к счастью, удалось его переубедить, иначе она нас всех бы отравила своим ядом, — Нефизе-калфа коротко и резко рассмеялась, найдя, очевидно, свои слова забавными. Хюррем Султан задумчиво покивала словам тети и мысленно поежилась под ее безжизненным и абсолютно пустым взглядом. Воистину, как в человеке может умещаться столько злобы и холода? Как человек может быть настолько пуст внутренне? Хюррем Султан знала со слов матери о непростой судьбе тетушки, но она просто не могла представить, какую боль должен перенести человек, чтобы сердце его обратилось в камень, а огонь жизни в глазах навсегда погас. — Понятно, — задумчиво проговорила Хюррем, после чего посмотрела на поникшую Измир, которая стояла позади нее, опустив черноволосую голову и, очевидно, вновь борясь со слезами. — Нефизе-калфа, — произнесла она максимально тихо, делая шаг навстречу калфе. — Я слушаю, султанша, — проговорила хатун мрачно. — Я могу посоветовать, кого отправить в покои Мехмеда. Уверенна, она понравиться ему, — уверенно проговорила Хюррем Султан. — И кто же это? — спросила, даже не пытаясь изобразить интерес, Нефизе. Хюррем Султан красноречиво посмотрела на Измир-хатун, которая замерла и, казалось, забыла, как дышать. Девушка слышала слова госпожи, и сердце ее ушло в пятки. Она задрожала от охвативших ее переживаний, не смея поднять взгляда. За что Хюррем Султан так с ней поступает? Знает же, как Измир любит Мехмеда, но это не мешает ей советовать калфе, кого отправить в покои к шехзаде. В виду глупости и чувств Измир-хатун даже поняла, что решается ее судьба. Нефизе-хатун, если и была удивлена предложению племянницы, не подала вида. Калфа окинула придирчивым взглядом служанку Хюррем Султан, подметив про себя ее хрупкость и нежность. Девушка была до того маленькой и тоненькой, что к ней страшно было прикоснуться, не говоря уже о чем-то большем. Вряд ли она понравиться Мехмеду, который всегда любил девушек с соблазнительными формами. Амирийе Султан и Гюльбахар Султан хоть и разительно отличались внешностью имели сходные фигуры и яркие внешности, которые приковывали к себя взгляды. Обе жены шехзаде Мехмеда были красивы, каждая по-своему, но все же красивы. Измир-хатун же с трудом можно было назвать красавицей. Да, личико у нее было довольно миленьким, но на нем постоянно властвовала печаль. Если бы девушка была чуть постарше и пополнее, то вполне возможно она привлекла бы внимание наследника. Но ненадолго. Все же Измир была не похожа ни на одну девушку, которая когда-либо посещала покои шехзаде. Почти все наложницы Мехмеда имели светлый цвет волос, только Гюльбахар выделилась на их фоне огненными волосами. Измир же была брюнеткой. — Идём со мной, Хатун, — спокойно приказала Нефизе-калфа, продолжая рассматривать наложницу. Измир-Хатун испуганно вздрогнула и подняла голову. Ее глаза расширились от страха. Девушка беспомощно посмотрела на Хюррем Султан, которая стояла с весьма довольной улыбкой на губах и выглядела вполне счастливой. — Я в чём-то провинилась? — спросила Измир невнятно. Нефизе-калфа вопросительно взглянула на служанку и поджала губы, поражаясь глупости девушки. Неужели она даже не попыталась подслушать ее разговор с Хюррем Султан, и не догадалась, кого именно хотела посоветовать калфе дочь правителя? — С чего ты взяла? — спросила Нефизе. Измир-Хатун ничего не ответила, только пожала плечами и вздохнула. Калфа, не дождавшись ответа, шагнула к наложницы и, взяв служанку за запястье, повела ее прочь из гарема. Измир, ничего толком не понимая, обреченно посмотрела свою Госпожу. Хюррем Султан улыбнулась ей, давая понять, что бояться не следует. Измир-Хатун это особо не успокоило. Она побледнела от страха и боязливо вздрогнула, ступая следом за пугающей и мрачной калфой, которую откровенно говоря боялась. Они покинули главное помещение гарема, и выстроенные в два ряда наложницы, из числа которых должна была быть выбрана фаворитка, переглянулись между собой и начали перешептываться. Они не были глупыми и понимали, кому уготована честь стать наложницей безупречно красивого и умного наследника, третьего претендента на Османский трон. — Это что же получается, мы столько времени учились, были послушными, а честь пройти по Золотому пути в покои наследника выпала какой-то служанке, — с вызовом сквозь зубы тихо процедила темноволосая девушка, исподлобья поглядывая в сторону Хюррем Султан, которая пребывала в хорошем расположении духа и не замечала косых взглядов рабынь. — Амрийе Султан вряд ли позволит Измир-Хатун переступить порог покоев Шехзаде, -с ухмылкой проговорила одна из наложниц. Хюррем Султан, услышав обрывок разговора рабынь, смерила их холодным взглядом серых глаз, отчего девушки тут же замолчали и поежились. Все же, несмотря на внешнюю нежность и хрупкость, Хюррем Султан явно была чём-то похожа на старшего брата Мехмеда. Взгляд Шехзаде был таким же холодным и пугающим, но, несмотря на это, наложницы продолжали тянуться к нему. Было в его серых глазах нечто притягательное. Взгляд Хюррем Султан же иногда откровенно отталкивал, но, к счастью, султаншу не имела привычки ходить по дворцу с мрачным взглядом и редко злилась. Она вообще была поразительно спокойна и добра, вела себя учтиво и покорно. Однако это не мешало ей периодический ставить зарвавшихся рабынь на место. — Это не Амрийе Султан решать, Хатун, — поспешил проговорить Юсуф-ага, опасаясь возможной бури. Хюррем Султан, усмехнувшись, поспешила в покои матери, думая о том, что сейчас, вероятно, решается судьба ее подруги.***
Переступив порог покоев управляющей гаремом, Хюррем Султан улыбнулась, увидев свою Валиде, которая величественно восседала на тахте в бежевом платье. Султанша, очевидно, до прихода дочери о чём-то расспрашивала Измир-Хатун, поскольку наложница имела до того мечтательный и глупый вид. Скорее всего, она радовалась грядущим переменам в жизни и предавалась наивным девичьим мечтам. Увидев Госпожу, Измир просияла и склонилась в поклоне. — Надеюсь, я не пожалею об этом решении, — проговорила задумчиво Дефне Султан, глядя спокойными, добрыми глазами на притихшую рабыню. — Я не подведу Вас, султанша, — дрожащим от волнения голосом произнесла Измир, робко улыбнувшись матери возлюбленного. Дефне Султан снисходительно улыбнулась девушке, которая выглядела непривычно счастливой и словно светилась внутренним светом. Такого за ней раньше не наблюдалось. — Нефизе, подготовьте Измир-Хатун к хальвету, — обратилась Хасеки к верной калфе, стоящей чуть поодаль. Нефизе коротко кивнула сестре и поклонилась, после чего посмотрела на Измир. Бывшая служанка Хюррем Султан робко подошла к Госпоже и встав на колени, поцеловала подол ее платья. — Спасибо, я вас не подведу, — едва слышно проговорила Измир-Хатун, робко посмотрев в глаза Хасеки Султан. — Уповаю на это, — изрекла Дефне Султан, дотронувшись рукой до черноволосой головы девушки. Та улыбнулась ей, после чего встала. Нефизе-калфа жестом приказала будущей фаворитке следовать за ней. Непривычно сияющая Измир-Хатун засеменила следом за ней калфой, но на мгновение остановилась, проходя мимо Хюррем Султан. — Благодарю вас, — едва слышно проговорила Измир, после чего поклонилась милостивой Госпоже. Хюррем Султан улыбнулась наложнице и кивнула ей. Только после этого Измир-Хатун и Нефизе-калфа покинули покои управляющей. Дефне Султан, дождавшись пока двери за слугами закроются, посмотрела на улыбчивую дочь. — Ты поступила великодушно, — сказала Хасеки Султан, похлопав рукой по месту рядом с собой. Хюррем Султан смиренно подошла к матери и села рядом с ней на тахту. — Не жаль ли расставаться с Измир, она больше двух лет верно служила тебе? — Расставаться с ней, конечно, я не хочу. Но Измир заслуживает счастья, — улыбнулась Хюррем Султан. Она прекрасно понимала подругу, которая за прошедшие годы стала для неё почти сестрой. Султанша желала для Измир счастья, чтобы она обрела покой подле хозяина своего сердца. — Измир-Хатун давно влюблена в Мехмеда, она, дай Аллах, станет достойной султаншей, — совсем не по-детски рассуждала Хюррем Султан, смотря в лицо матери. — Аминь, — вздохнула Дефне Султан, удивляясь решительности дочери. Она была удивлена, что тихая и смирённая султанша решила подарить единственную подругу в гарем брата. Все же девушки были неразлучны, Измир на протяжении двух лет была преданной тенью Госпожи. И Хюррем Султан была искренне привязана к служанке. — Амрийе не помешает Измир попасть в покои Мехмеда? — обеспокоенно нахмурилась султанша династии. Она с сомнением в глазах взглянула на мать. Дефне Султан вздохнула. — Единственный человек, способный помешать хальвету, это Мехмед. Но я более чем уверена, что он не откажется отдохнуть с наложницей, все же Амрийе все ещё не восстановилась… — строго изрекла Дефне Султан, будучи уверенной в собственной правоте. Ей никогда особо не нравилась Амрийе Султан, которая без разрешения ворвалась в спокойную жизнь Шехзаде Мехмеда и перевернула все с ног на голову. Да, Амрийе Султан была учтива, никогда не выказывала неуважения к членам семьи мужа, но Дефне кожей чувствовала ее притворство. Она, казалось, полностью пропитана ложью, а каждая ее улыбка источала яд. Дефне Султан больше всего на свете желала, чтобы ее дети были счастливы. Мехмеда она выделяла, он был ее первенцем, ее опорой и поддержкой, воплощением любви. Султанша всеми силами старалась устроить жизнь сына, хотела, чтобы он состоялся не только как санджак-бей, но и как муж и отец. Именно поэтому она лично выбрала ему подходящую наложницу, долгое время держала ее подле себя, давала советы, заботилась об ее образовании. Гюльбахар Султан идеально подходила Шехзаде Мехмеду, но, к сожалению, надолго увлечь господина она так и не смогла. Всему виной внезапно появившаяся из неоткуда Амрийе. Она очень быстро очаровала наследника, влюбила его в себя, сделала рабом чувств. Из-за неё Мехмед, ослепленный страстью, пошёл против воли отца. Амрийе Султан сама того не понимая приближала мужа к смерти. Дефне Султан же не могла ничего предпринять. Невестка благодаря слепой любви мужа обрела власть в гареме Шехзаде, и эта власть росла. Султанша понимала, что ее сын стал рабом собственных чувств, стал тем, кого всю жизнь презирал за слабость перед женщиной. Ко всему прочему Мехмеду было двадцать три года, а у него был только один наследник. Амрийе Султан за четыре года так и не смогла подарить супругу ребёнка. Возможно, если бы она родила, неприязнь Дефне Султан не была бы столь острой. </b> Топкапы. Покои Альфии Султан</b> Альфия Султан стояла у зеркала и придирчиво рассматривала своё отражение. Она готовилась к хальвету. Теперь, когда Дениз Султан уехала обратно в Амасью, султанша без труда могла попасть в покои Шехзаде Махмуда и постоянно пользовалась этим. Почти каждую ночь с отъезда соперницы Альфия проводила ночи в покоях господина и пыталась всеми силами ещё больше влюбить его в себя. Но с каждым разом султанша вообще сомневалась, способен ли Шехзаде Махмуд испытывать какие-либо чувства кроме ненависти и злобы. Альфия Султан не понимала, как в одном человеке может быть столько злобы. Она всеми силами пыталась смягчить господина, но все ее действия не имели смысла. Наоборот, яд Шехзаде Махмуда начинал проникать в Альфию, превращая ее в совсем другого человека. Да, она и раньше не отличалась смирением и добротой, все же жизнь в нищете сделала ее завистливой. Теперь же, когда девушка получила шанс изменить свою судьбу, она обеими руками ухватилась за эту возможность, не зная, какую цену заплатит за могущество. С каждым днём она полнилась ненавистью, гордыней и злобой, которые теперь буквально переполняли ее. Со временем султанша стала похожа на Шехзаде Махмуда, и сердце ее, лишенное любви и ласки, почернело. Своего сына, Шехзаде Мурада, Альфия Султан в первую очередь воспринимала, как ключ к новой жизни, полной любви, власти и богатства. Маленький Мурад даровал ей положение в гареме Шехзаде, но не смог улучшить отношения матери и отца. Это только усугубляло ситуацию, поскольку любовь, несмотря ни на что, все ещё была важна для Альфии. Вот только любить Махмуд не умел. Он даже не пытался ее полюбить, но по какой-то причине часто звал вторую жену к себе. Но это Альфию не успокаивало. Она знала, что Дениз Султан пять лет пользовалась расположением Шехзаде, разве это не проявление чувств? Хотя, быть может, Дениз Султан была для него просто удобной. Насколько знала Альфия по слухам, ходящим среди наложниц, Дениз Султан не была самой первой женой шехзаде Махмуда. До нее у него были еще три фаворитки, из которых помнили только Фюлане Султан. Имена двух других наложниц история забыла. Фюлане Султан была самой первой женой шехзаде Махмуда, матерью шехзаде Сулеймана. Но, к сожалению, или к счастью, жизнь старшего сына шехзаде оборвалась на третьем году жизни. Маленький Сулейман умер от чумы. Его мать обвинила в трагедии Дениз Султан, поскольку чума будучи весьма заразной болезнью унесла жизнь только Сулеймана. Двое детей Дениз Султан не пострадали. Обезумевшая от горя Фюлане Султан не смогла доказать вину соперницы и решила сама свершить справедливость. Ночью она пробралась в покои Дениз Султан, намереваясь убить ее. Но в последний момент передумала, заметив возле кровати султанши кроватку с грудным шехзаде Амиром. Фюлане Султан пожелала, чтобы соперница тоже познала боль от потери ребенка. Она взяла подушку и начала душить маленького ребенка. Но, к счастью, Дениз Султан вовремя проснулась и успела оттащить обезумевшую женщину от сына. Фюлане Султан была казнена на рассвете следующего дня по приказу шехзаде Махмуда. Альфия Султан очнулась от размышлений и тяжело вздохнула, ощущая довольно сильное недомогание. Она положила руку на живот и вздохнула, пытаясь прийти в себя. Вот уже несколько дней ее мучала легкая дурнота, но султанша упрямо игнорировала ее, не желая пропускать встречи с Шехзаде. — Что с вами, султанша? — спросила подошедшая к девушке служанка, держащая в руках красивое ожерелье с рубинами, — Все в порядке, — раздраженно произнесла Альфия Султан, собирая руками распущенные вьющиеся волосы, чтобы служанка надела ей ожерелье. Хатидже-Хатун послушно подошла к госпоже и надела ей ожерелье, после этого девушка обеспокоенно посмотрела на султаншу, которая снова пошатнулась, положив руку на живот. — Госпожа? — спросила служанка, но ответа не последовало. Вместо него Альфия Султан что-то нечленораздельно прошептала, после чего лишилась чувств. Хатидже- Хатун, вскрикнув от неожиданности, подскочила к госпоже, схватив ее за плечи, но под тяжестью ее тела осела на пол. — Султанша, — испуганно вскрикнула служанка, глядя в лицо жены наследника. Она встряхнула Госпожу за плечи, но эффекта это не принесло. Только после этого Хатидже-хатун, путаясь в юбках платья, вскочила на ноги и выбежала в коридор, чтобы позвать кого-нибудь на помощь.