***
Топкапы. Покои шехзаде Мустафы. Шехзаде Мустафа лежал в постели и выглядел весьма болезненно, юноша был бледен, лицо его осунулось и посерело, щеки ввалились, а под глазами залегли серые тени. Над Шехзаде склонился лекарь, который молчаливо проводил осмотр. Эсманур Султан внимательно следила за действиями врача, сидя рядом с сыном на кровати и держа его за руку. — Поразительно, — произнёс лекарь, закончив осмотр. Мужчина отошёл от пациента и нахмурился. — Я в первый раз вижу такое. Это чудо. Эсманур Султан смерила лекаря презрительным взглядом. — На все воля Аллаха, — заключила она, сузив темно-карие глаза. Женщина сжала рукой холодную руку сын и посмотрела в его бледное и осунувшееся лицо. Мсутафа в ответ слабо сжал ладонь матери. На большее у него не хватило сил. — Шехзаде, вы помните обстоятельства травмы? — спросил лекарь у наследника. Тот молча посмотрел на врача и покачал отрицательно головой. Видимо этот жест потревожил рану на затылке, шехзаде скривился от боли. Лекарь тут же взял со столика какой-то флакончик с лекарством и, подойдя к Мустафе, стал осторожно разматывать повязку на голове юноши. — Почему он не помнит? — спросила Эсманур Султан, заметно волнуясь. Она, услышав про провал в памяти, испытала облегчение. Значит, еще возможно предотвратить вражду между братьями. Мустафа не помнит того, кто его покалечил. Но вместе с тем султанша волновалась о здоровье сына. Как бы у него не было проблем после травмы. — Удар по затылку в большинстве случаев смертелен. Шехзаде повезло, что он отделался потерей памяти, — изрек лекарь тихо. Эсманур Султан хотела что-то ответить, но не успела. Двери в покои распахнулись и в опочивальню вошли одинаково взволнованные султан Баязид, шехзаде Мехмед и шехзаде Джихангир. Эсманур Султан тут же поднялась на ноги и склонилась в поклоне, напряженно наблюдая за правителем и его сыновьями. Падишах сразу же подошел к кровати сына, шехзаде последовали примеру отца. — Хвала Аллаху, ты жив, -проговорил султан Баязид, касаясь рукой бледного лба сына. Шехзаде Мустафа на мгновение прикрыл глаза, борясь с дурнотой. Он не ел несколько дней и был очень слаб от недостатка питательных веществ, поэтому он не мог внятно говорить. Ему было приятно видеть взволнованного отца, значит, султан все же любит сына, хотя редко показывает. Этот факт грел Мустафе душу. Топкапы. Комната на этаже фавориток. Нефизе-калфа вошла в комнату на этаже фавориток и увидела свою подопечную, сидящую на кровати. Измир-хатун читала какую-то книгу, но, увидев калфу, девушка быстро ее захлопнула и отставила в сторону. — Нефизе-калфа, — произнесла она тихо и поклонилась. Этот жест смутил калфу, она же не член династии, зачем ей поклоняться? — Измир-хатун, как тебе комната? — спросила женщина, проходя в глубь аппортаментов и разглядывая незатейливый интерьер. Измир-хатун широко и ясно ей улыбнулась. — Мне очень нравится, — ответила девушка, по-прежнему улыбаясь. — Здесь красиво, — добавила она. Нефизе вопросительно приподняла брови, да уж, красиво. Мало, кто будет радоваться самой простой комнате для фавориток, но эта девушка была какой-то особенной. В ней было нечто, что привлекало внимание. Наверное, умение радоваться мелочам. Калфа покачала головой, мысленно сравнивая наложницу с неясным, живущим в глубинах души образом умершей дочери. У Михришах Султан тоже были голубые глаза и черные волосы, и ей тоже должно было быть пятнадцать лет… — Думаю, твое настроение станет еще лучше, — произнесла скучающим голосом Нефизе. — Шехзаде Мехмед прислал тебе подарки, — двери в комнату распахнулись, и два евнуха внесли в помещение большой сундук. Измир-хатун улыбнулась и тут же поспешила к дарам шехзаде. Она задумчиво провела рукой по резной крышке сундука и открыла его. Из ее груди тут же вырвался восторженный вздох. Девушка с благоговейным трепетом дотронулась до аккуратно сложенных тканей и, осторожно вытащила одну из них. — Какая красота! — чуть ли не пропищала от восторга наложница, рассматривая ткань из голубого шелка. Измир-хатун развернула полотно и поспешила к зеркалу. Она приложила к себе шелк и спросила у наблюдающей за ней Нефизе-калфы: — Мне к лицу голубой шелк? — наложница посмотрела на отражение калфы в зеркале. Нефизе-калфа с равнодушным видом кивнула. — Я хочу, чтобы мне сшили платье… — начала говорить Измир, но была перебита: — Как жаль, что оно тебе не понадобится, — в комнату фаворитки без стука вошла Амрийе Султан. Измир вздрогнула от неожиданности и во все глаза уставилась на законную супругу шехзаде Мехмеда. Амрийе Султан не была так ослепительно красива, как Гюльбахар Султан, не могла похвастаться ее формами, но тем не менее она была весьма привлекательна, а расшитое золотом платье из темно-зеленого шелка выгодно подчеркивало красоту госпожи. В ее золотисто-русые волосы были вплетены украшения, делая образ полным и ярким. — Нефизе-калфа, выйди, — приказала Амрийе Султан, метнув неописуемый взгляд в сторону калфы. Но Нефизе не сдвинулась с места. Она смело встретила взгляд зеленых глаз и мрачно нахмурилась, понимая, что визит султанши в покои фаворитки — дурной знак. Скорее всего, Амрийе Султан, узнав о новой наложнице мужа, была напугана, раз решила лично с ней познакомиться. Нефизе-калфа хорошо помнила, как сама сгорала от ревности, когда покойный шехзаде Осман провел ночь с другой девушкой. Нефизе тогда повторила ошибку Амрийе Султан. Она, желая убедиться, что новая фаворитка — лишь увлечение господина, пришла в комнату наложницы. Слово за слово и между двумя влюблёнными девушками вспыхнула ссора. Арзу-хатун, так звали эту наложницу, схватила султаншу за руку и начала говорить ей, что та все потеряет. Нефизе Султан эти слова возмутили, и она с силой оттолкнула от себя наглую фаворитку, но не рассчитала сил. Арзу-хатун оступилась и упала, ударившись головой об угол камина. Этот удар оказался смертельным. — Я не покину комнату, — с расстановкой изрекла Нефизе-калфа, продолжая сверлить взглядом султаншу. Измир-хатун, опасаясь гнева соперницы, поспешила отойти от светловолосой госпожи и встать рядом с калфой. Почему-то на подсознательном уровне Измир-хатун верила, что мрачная и, по словам многих, жестокая Нефизе защитит ее в случае угрозы. — Я приказываю тебе, — процедила сквозь зубы Амрийе Султан, в ее глазах зажегся огонек ярости. Мало кто рисковал перечить султанше. Все знали о привязанности шехзаде Мехмеда к этой девушке, и никто не рисковал переходить ей дорогу. Но, видимо, на Нефизе-калфу это правило не распространялось. — Я подчиняюсь только Хасеки Султан, госпожа, — равнодушно отчеканила Нефизе-калфа, не сдвинувшись с места. — Хорошо, — вздохнула Амрийе Султан, поняв, видимо, что калфа не сдвинется с места. — Мне просто нужно поговорить с Измир-хатун, — проговорила она, взяв себя в руки. — Как девчонка с девчонкой, — усмехнулась султанша, в ее зеленых глазах мелькнули искорки гнева. — Говорите при мне, — отозвалась тут же Нефизе-калфа. Амрийе Султан поджала губы. Она впервые наткнулась на такое яростное сопротивление, и это ее пуще прежнего разозлило, но султанша, помня, что надоедливая калфа — сестра Дефне Султан, и что хасеки обязательно узнает об ее визите в комнату новой фаворитки, поспешила усмирить гнев. — Хорошо, — кивнула Амрийе Султан и почему-то безмятежно улыбнулась. Такая перемена еще больше напугала Измир-хатун, еще минуту назад султанша готова была ее задушить, а теперь улыбается. — Как прошла ночь, хатун? Мой муж был ласков? — спросила светловолосая султанша, глядя в глаза соперницы. — Она провела в покоях шехзаде всю ночь, Амрийе, — поспешила ответить за фаворитку Нефизе-калфа, видя, что Измир откровенно боится законную жену шехзаде Мехмеда. Калфа знала о непростом характере султанши, все же она жила с ней под одной крышей четыре года, но почему-то только теперь ее разозлило поведение Амрийе. — Вы уверены? — подняла вопросительно брови султанша. — Шехзаде эту ночь провел в моих объятиях. Значит, Мехмед только воспользовался услугами этой хатун, — презрительно заключила Амрийе Султан, взглянув на Измир-хатун, которая, услышав слова соперницы, с силой сжала в руках голубую, расшитую золотом, ткань. — Он уничтожит тебя, ты будешь страдать от его холодности и жалеть, что прошла по Золотому пути. Сказав эти жестокие слова, Амрийе Султан надменно подняла подбородок и вышла из комнаты фавориток. Измир-хатун вздрогнула от того, как султанша хлопнула дверью. Это привело ее в чувства. Девушка, ощущая страшную дурноту, чувствовала, как в носу начинает щипать, а глаза наполняются влагой. Она разжала побледневшие от напряжения пальцы, и красивая ткань, предназначенная для нового платья, упала к ее ногам. Наложница, сгорбившись, подошла к кровати и тяжело опустилась на нее, закрыла дрожащими руками лицо. — Измир-хатун, не обращай внимание на слова Амрийе Султан, в ней говорит ревность, — попыталась успокоить девушку Нефизе-калфа. Измир ничего не ответила, а только шумно задышала, явно борясь со слезами. Дворцовый сад Михрумах Султан шла по живописному саду дворца Топкапы и с непривычной улыбкой на обычно равнодушном лице созерцала красоту цветов. Султаншу сопровождали ее младшие дочери, Айлин Султан и Рана Султан. Девушки молчаливо следовали за матерью, словно верные тени. — Матушка, можно я найду Хюррем Султан, я обещала показать ей новую технику вышивания роз, — нарушила молчание Рана Султан, глядя на валиде серыми глазами. — Хорошо, иди, -кивнула Михрумах Султан задумчиво. Рана улыбнулась матери и поспешила отправиться во дворец. Михрумах проводила взглядом дочь, в который раз радуясь, что она больше похожа на нее, а не на мужа. Если бы Рана была больше похожа на отца, султанша не перенесла бы этого. Только в младшей дочери Михрумах Султан видела свое продолжение, только на нее возлагала большие надежды. Старшие дети ее разочаровали. Атмаджа-паша был старым, закаленным в сражениях, воином, он не знал жалости и всегда оставался поразительно равнодушным и сдержанным. Старшие дочери Михрумах Султан пошли и внешностью, и характером в отца. Такие же темноволосые и черноглазые, они отличались беспощадностью и скрытной жестокостью. И если в старшей Хатидже Султан присутствовали какие-то черты матери, то в средней Айлин их не было вовсе. По этой причине Михрумах Султан никак не могла найти общий язык со старшими дочерями. С сыновьями выходила примерно такая же ситуация. Султанзаде Мустафа был до такой степени похож на отца, что султанше было трудно на него смотреть. Воспитанием юноши с малолетства занимался Атмаджа-паша, он же посадил сына на коня, подарил ему первый меч, учил его военным хитростям и боевым приемам, иными словами, паша вкладывал в первенца душу. И Мустафа вырос почти таким же как отец, единственное отличие — цвет глаз: у паши они были черными, как две бездны, а у Мустафы — серые, как грозовые тучи. Второй сын — султанзаде Баязид, к счастью, для Михрумах Султан был внешне похож на нее, но на этом сходства заканчивались и начинались различия. Баязид всеми силами подражал отцу и старшему брату, видел в них идеал, и старательно стремился к нему. Таким образом, Михрумах Султан иногда казалось, что она живет не во дворце султанши династии, а в корпусе янычар. И это было невыносимо. — Валиде, я пойду поприветствую Повелителя, — проговорила минутой позже Айлин Султан. Михрумах смерила дочь равнодушным взглядом и кивнула. Айлин поспешила отправится во дворец. Они с матерью были настолько разыми, что не могли долго находиться рядом. И Михрумах иногда корила себя за это. Она не испытывала к своим детям особенной материнской любви, выделала только младшую, Рану. Наверное, это сильно ранило султанш и султанзаде, раз они отвечали матери тем же. Михрумах Султан было стыдно признаться самой себе, что она испытала некое облегчение, когда ее старший сын Мустафа получил должность санджак-бея Египта и покинул отчий дом. Да и замужество и переезд Хатидже Султан пришлось как нельзя кстати. Во дворце султанши стало тише и спокойнее. Да и в семье установилось некое подобие мира. Так уж вышло, что почти все дети Михрумах Султан помимо внешности и характера отца унаследовали так же черты своего деда, султана Баязида. И эти черты, к сожалению, не особо положительные. Вспыльчивость, неуравновешенность и импульсивность. Иначе говоря, все или ничего. Для Мустафы, Баязида, Хатидже и Айлин не существовало середины и полутонов. Если они любили, то всем сердцем, если ненавидели, то от души. Поэтому в дворце Михрумах Султан частенько вспыхивали ссоры между братьями и сестрами, но чаще всего дети наступали единым флангом на мать, не желая вписываться в рамки, установленные Валиде. Михрумах Султан не могла совладать с непутевыми отпрысками, а то, что Атмаджа-паша чаще всего прислуживался к детям, подливало масло в огонь. Между супругами с самого начала брака не было теплых чувств, лишь взаимное уважение, не более. После разногласий в вопросах воспитания детей между Михрумах Султан и Атмаджой-пашой и вовсе пролегла пропасть. Михрумах Султан, оставшись одна, посмотрела на небо, затянутое тучами. Почему-то на душе у нее было неспокойно. И эти предпосылки грозы на небосводе, только нагнетали атмосферу. Михрумах сообщили о том, что шехзаде Мустафа пришел в себя после травмы головы. Конечно, большинство членов семьи радовались этой новости, но султанша ощущала неясную досаду. Она не воспринимала детей Эсманур и Дефне Султан, как братьев и сестер. Почему-то между ними с самых первых дней пролегла пропасть. Детей Дефне Султан Михрумах не любила из-за неприязни к их матери. Как же быстро султан Баязид забыл Рану Султан, мать Михрумах, заменил ее новой наложницей, словно погибшая супруга была вещью, которую можно вычеркнуть из жизни и не вспоминать. Да и поступки Дефне не внушали доверия. Да, она с самого первого дня появления в гареме была мила и учтива, но за этой маской невинности скрывался холодный расчет. Дефне вроде как полюбила шехзаде Баязида, но это не помешало ей отравить возлюбленного. Раве любящие люди поступают так? Нет. Значит, Дефне Султан притворяется, никакой любви между ней и султаном никогда не было, она просто манипулирует супругом, играет им. Михрумах Султан раздражало не только это. Она, несчастная в любви и обделенная лаской родителя, жаждала власти и могущества. Желала этим компенсировать недостаток внимания. Все же султан Баязид большую часть жизни провел в военных походах, не заметил, как его дети выросли и разъехались, кто куда. А между тем травмы, полученные в детстве, самые серьезные и опасные, именно они влияют на жизнь человека. Но даже на поприще власти Михрумах Султан ничего не досталось. Ее выдали замуж за хладнокровного война, наемника и убийцу. Да, Атмаджа-паша был вежлив с ней, не причинял ей физического вреда, но он всегда держал дистанцию. Атмаджа-паша не вошел в Совет Дивана, аргументируя это тем, что он не политик, а воин. Его дело –оберегать государство от посягательств неверных и предателей. Таким образом, Атмаджа занял пост санджак-бея Трабзона, в котором обстановка была не самая благополучная. Он лично контролировал порядок в провинции, постоянно был в разъездах, инспектируя различные отдалённые уголки доверенного края. Михрумах Султан ничего не оставалось, как выполнять супружеский долг, когда паша был во дворце, рожать детей и пытаться воспитывать их. А вся власть тем временем утекла в руки Хасеки Дефне Султан. — Здравствуй, Михрумах, — нарушил поток безрадостных мыслей султанши шехзаде Абдулла. Михрумах Султан посмотрела на брата и улыбнулась, делая шаг к нему и раскрывая свои объятия. Абдулла позволил сестре заключить себя в объятия и слегка приобнял ее в ответ. — Здравствуй, брат, давно мы не виделись, — улыбнулась Михрумах, отстранившись от мужчины, который выглядел уставшим и разбитым. — Да, целую неделю, — усмехнулся шехзаде Абдулла, но в миг стал серьезным. Он вновь погрузился в безрадостные мысли и воспоминания, день ото дня терзающие его душу. — Как ты? — спросила султанша, с беспокойством глядя в лицо шехзаде. — Без изменений, — отозвался устало наследник и потер переносицу. Выглядел он и в правду болезненно. В его иссиня-черных, чуть вьющихся волосах серебрилась первая седина, под темно-карими глазами залегли темные круги, сами глаза ввалились, а лицо осунулось. Да и походка у него была какая-то дерганная и ломанная. Эти метаморфозы пугали Михрумах Султан, но она даже не подозревала, что брат изменился не только внешне. Опасны изменения внутренние. — Что-то случилось? — спросила Михрумах Султан. Шехзаде Абдулла мрачно посмотрел на сестру и двинулся по садовой дорожке. Султанша тут же засеменила рядом с ним. — Да, — кивнул Абдулла задумчиво. — Что-то с Ильясом? — спросила испуганно Михрумах Султан. Как бы она не относилась к покойной Элиф Султан, но племянников госпожа любила всем сердцем. — Нет, -покачал головой наследник. — Ясемин-хатун сообщила вчера, что моя беременная наложница, Эмине-хатун, пыталась свести счеты с жизнью, выпила какой-то яд, к счастью, служанка вовремя заметила неладное, — проговорил Абдулла мрачно. — Наложницу спасли. Мой ребенок не пострадал. — Как она посмела?! — разгневанно вопросила Михрумах Султан. — Она под сердцем носит члена Династии, убить себя — убить наследника. — Это я виноват, — заключил жестко шехзаде Абдулла. Он прикрыл глаза и в его голове тут же всплыла сцена из прошлого. Шехздае Абдулла сидел на тахте, опустив голову. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя так убого, еще никогда в жизни ему не было так больно. Даже в далеком прошлом, когда его вместе с отцом и братьями держали в клетках, подобно животным, во дворце персидского шаха, он не ощущал такой безысходности. Тогда он был слишком юн, чтобы понять весь ужас происходящего, и тогда в его сердце жила надежда на чудо. Теперь же этой надежды не было, она погасла. Чуда точно не произойдет. Абдулла поднял голову и протянул руку к кувшину вина, стоящему на столике рядом с тахтой. Он взял кувшин и с досадой понял, что он пуст. Как так вышло? Неужели он столько выпил? Абдулла покачал головой, почему-то он пил с захода солнца и не пьянел. Либо вино на него уже не действовало, либо душевная боль была настолько сильной, что никакой алкогольный напиток не мог заглушить ее. — Лютфи-ага! — позвал шехзаде верного слугу, дежурившего за дверьми в его опочивальню. Слуга тут же вошел в покои и поклонился. — Принеси еще вина, — приказал мужчина. Слуга поспеши исполнить приказ, он взял со столика кувшин и покинул покои. Шехзаде Абдулла же, ощущая дурноту, расстегнул кафтан и кое-как снял его, оставшись только в свободной белой рубахе. Он потер глаза и откинулся на спинку тахты, глядя в потолок. В его голове начали мелькать картины минувших дней, то и дело шехзаде слышал голоса умерших родных, и его израненное сердце сжималось от боли. — Надежда мертва, — прошептал он, запуская в свои иссиня-черные волосы пальцы. — Надежда бессмертна, — раздался в тишине покоев спокойный девичий голосок. На мгновение Абдулле почудилось, что он слышит голос своей любимой жены. Он поднял голову и впился мутным взглядом в девушку. Но, к его досаде, это была не она. Очевидно, Лютфи-ага приказал слугам принести в его покои вино, раз хатун без разрешения, не боясь гнева наследника, вошла в главные покои. Да и поднос с серебряным кувшином на нем ясно подтверждает эту теорию. Абдулла окинул мутным взглядом наложницу, подмечая про себя, что она весьма хороша собой. Светлые волосы, собранные в самую обыкновенную косу, милые черты лица и светлые глаза до боли напоминающие глаза покойной Элиф Султан. Наверное, именно этот пункт начисто лишил шехзаде Абдуллу рассудка. Наложница, не подозревая, какие мысли сейчас множились в голове мужчины, подошла к столику и поставила на него поднос с кувшином. Она не понимала, что находится в шаге от опасности. Шехзаде Абдулла, ослепленный болью потери, встал на ноги и схватил девушку за руку. Рабыня вскрикнула и попыталась вырваться. — Что вы делаете? — испуганно вскрикнула она, пытаясь разжать стальную хватку мужчины на своем запястье. Но Абдулла не обратил внимание на ее возмущение. Он молча наклонился к наложнице и впился требовательным, грубым поцелуем в ее дрожащие губы. Хатун еще сильнее начала вырываться. Но разве могла она совладать со взрослым мужчиной вдвое старше нее? Абдулла же, грубо целуя наложницу, больше всего на свете желал унять пламя боли в израненной душе. Его уже ничто не могло остановить. Разум, затуманенный алкоголем, не внимал гласу совести. И шехзаде набросился на Эмине-хатун, уже не помня себя и не соображая, что делает. Он потащил кричащую и вырывающуюся девушку к ложу, толкнул ее на кровать и навалился следом, продолжая осыпать лицо и шею наложницы поцелуями, до боли сжимать хрупкие запястья и рвать на девушке одежду. В какой-то момент перепуганная Эмине-хатун извернулась и ударила шехзаде по лицу. Пощечина вроде как отрезвила наследника. Абдулла замер на мгновение и медленно повернул голову, сатанея еще сильней. Его карие глаза налились кровью, и он, ослепленный вспышкой злости, наотмашь ударил наложницу по лицу. Та жалко вскрикнула от боли. От удара Эмине прикусила губу, и сознание ее помутилось. Пользуясь тем, что сопротивление ослабло, шехзаде Абдулла окончательно разорвал лиф платья, обнажая грудь девушки, перевернул ее на живот и поставил на четвереньки. Он расстегнул брюки и, задрав подол серого платья, похлопал по упругим ягодицам наложницы. Эмине-хатун сдавленно пискнула, не совсем оправившись от сильной пощечины. В следующий миг тишину опочивальни разрезал девичий вскрик. Шехзаде Абдулла, не заботясь о чувствах наложницы, овладел ей. Эмине-хатун зарыдала в голос, вцепившись руками в простыню. Она попыталась отстраниться от шехзаде, но он схватил ее за пришедшие в беспорядок волосы и, намотав их на кулак, ускорил темп. — Пожалуйста, хватит, мне больно! — прорыдала наложница, предпринимая очередную попытку вырваться из объятий мужчины. Но тот не обратил на ее мольбы никакого внимания, грубо лаская юное тело, украшая нежную кожу безобразными синяками и ссадинами. Шехзаде Абдулла мрачно посмотрел на Михрумах Султан, которая ждала от брата ответа. Мужчина до сих пор корил себя за этот поступок, почему-то после смерти Элиф Султан в нем проснулась небывалая жестокость и мук совести он не испытывал. Даже то, что он сотворил с бедной Эмине-хатун Абудлла в деталях вспомнил только через несколько дней после случившегося, наверное, сказалось количество выпитого вина и боль потери. Шехзаде никогда не оправдывал плохие поступки, все же у него было обостренно чувство справедливости и чести. Не зря же наследника называли совестью Династии. Но, к сожалению, совесть шехзаде Абдуллы погибла вместе с близкими людьми, как и душа. А то, что осталось срослось как-то неправильно и извращённо, превратив мужчину в совсем другого человека. Бессовестного, равнодушного и бессердечного. Поступок с Эмине-хатун Абдулла все же вспомнил и попытался загладить перед девушкой вину, подарил ей несколько сундуков с подарками, поселил на этаже фавориток, но урон, нанесенный душевному состоянию хатун, оказался невосполнимым. А новость о беременности от насильника, казалось, вовсе добила фаворитку. — Я был жесток с ней на хальвете, -уклончиво проговорил Абдулла, опуская подробности, что хальвета, как такового с соблюдением всех традиций, не было. — Не говори глупостей, Абдулла, ты не можешь быть жестоким, уж я-то тебя знаю, — не понимая, о чем речь, проговорила Михрумах Султан. Шехзаде Абдулла усмехнулся. Да, знает, как же. После случившегося, после всех потрясений, ему казалось, что он сам себя не знает. И был прав в этом. — Эмине-хатун ведь не единственная причина твоего волнения? — спросила женщина, не сумев побороть любопытство. Шехзаде кивнул, продолжая неспешно идти по тропинке. — Мне сняться погибшие родные: братья Осман и Орхан, моя Элиф с детьми. Они зовут меня к себе, говорят, что скоро мы будем вместе, — проговорил Абдулла, вспоминая свои кошмарные сны, которые преследовали его день ото дня на протяжении нескольких месяцев. Все эти переживания здорово изводили его. Шехзаде мало спал, мало ел, много пил, и пил каждый день. Все это сказалось на здоровье и самочувствии наследника. — Не говори так, брат, ты — будущее этого великого государства, — уверенно проговорила Михрумах Султан, подходя к брату и кладя руку ему на плечо. Она слегка сжала его в знак поддержки и нахмурилась. Абудлла очень сильно похудел. Шехзаде посмотрел в лицо сестры и поджал губы. Теперь, при дневном свете, была явно заметна тонкая сеть морщинок на некогда красивом лице. — Знаешь, я не хочу быть султаном, — огорошил сестру наследник, сказав слова, которые меньше всего она ожидала услышать. — Трон — это плен, а власть –ответственность, я не уверен, что смогу править с такими душевными травмами. Государству нужен правитель, а не палач. — Что?! — удивлённо переспросила султанша. Она встала напротив брата, взяла в свои руки его лицо и, глядя в темно-карие, пустые глаза, произнесла: — Ты единственный достойный претендент на престол, Абдулла, не сомневайся в этом. И только ты сможешь достойно править великой Империей Османов. — Даже если я стану падишахом, я отрекусь от трона в пользу Мехмеда, -ответил шехзаде Абдулла, убирая руки сестры от своего лица. Михрумах Султан задохнулась от возмущения. Она хотела, чтобы на трон взошел Абдулла, и она бы с его позволения развелась с Атмаджой-пашой и заняла место управляющей гаремом, получила бы то, о чем мечтала с юности. Но шехзаде Абдулла своими словами удивил сестру. Она не готова была расставаться с мечтами, но в глубине души понимала, раз брат принял решение, переубедить его будет сложно. Как же так? Неужели она ошиблась, сделав ставку на Абдуллу и нужно было выбрать Махмуда? Нет, это глупо. Махмуд слаб и глуп, он не сможет править и станет удобной марионеткой в руках ушлых людей, стремящихся к власти. Детей Дефне Султан и Эсманур Султан Михрумах Султан не видела на троне, их она вообще не воспринимала и не считала братьями.***
Айлин Султан шла по коридорам дворца, даже не подозревая, какие мысли сейчас терзают ее мать. Девушка вообще не интересовалась чувствами валиде, считая ее слабой и глупой, не имеющей никаких способностей. Ее идеалом был отец и братья, именно с них юная султанша брала пример. Девушка спешила в султанские покои, прекрасно зная, что там сейчас ее старшие братья и отец. Только в их компании Айлин Султан ощущала комфорт и спокойствие, компания матери и младшей сестры напрягала ее. Уже у самих султанских покоев девушка столкнулась с шехзаде Мехмедом и султанзаде Османом, который преданной тенью следовал за наследником. — Шехзаде Хазретлери, — проговорила Айлин Султан и надменно подняла подбородок. Она не поклонилась Мехмеду. Гордость не позволила. — Айлин Султан, какая «приятная» встреча, — привычным холодным тоном произнес Мехмед, сузив серые глаза. Он покосился на Османа, который в противовес двоюродному брату вспыхнул от гнева. — Вас не научили манерам? — спросил султанзаде Осман прохладным тоном, он наклонил голову в право и сверлил султаншу напряженным взглядом серых глаз. — Шехзаде нужно кланяться. — О, простите меня, ваша светлость, — ехидным голоском протянула Айлин Султан и изящно поклонилась, склонив голову. В ее действиях ясно угадывалась фальшь. Она устремила взгляд темно-карих глаз на шехзаде Мехмеда и заносчиво улыбнулась ему, обнажая белые зубки. После этого девушка подошла к султанским покоям и дождалась, пока слуги объявят падишаху о ее приходе. Шехзаде Мехмед и Султанзаде Осман последовали примеру султанши. Айлин Султан окинула насмешливым взглядом молодых людей и вошла в султанскую опочивальню. — Держи себя в руках, — едва слышно произнес шехзаде Мехмед, посмотрев на взвинченного Османа, который сверлил злобным взглядом спину султанши. — Не думаю, что Атмаджа-паша обрадуется, если кто-то при нем свернет шею его «милой» дочери, — заключил шехзаде и вошел в покои отца. Осман закатил глаза и вошел вслед за другом. — Повелитель, здравствуйте, — сладким голосом протянула Айлин Султан и поклонилась. Султан Баязид улыбнулся, увидев внучку. Пусть, она вместе с родителями жила очень далеко от столицы, но падишах регулярно получал письма от старого друга, который сообщал ему обо всех событиях, происходящих в санджаке. Об успехах отпрысков Атмаджа-паша тоже докладывал. — Ты так повзрослела, моя султанша, стала еще краше, — проговорил султан Баязид. Айлин Султан насмешливо приподняла темные брови и усмехнулась. Она-то знала, что не унаследовала красоту братьев и сестер. Из всех детей Михрумах Султан Айлин была самой невзрачной. Но отсутствие красоты она с лихвой компенсировала огнем, что бурлил в ее душе. — Повелитель, вы звали нас? — подал голос шехзаде Мехмед. Ему почему-то не особо понравилось внимание султана к зарвавшейся девчонке. Или же дело в другом? — Да, Мехмед, проходи, присаживайся, — словно опомнился падишах. Он посмотрел на сына и его друга и указал непутевому наследнику на самую дальнюю от его трона подушку. Мехмед, заметив это, напрягся, но сделала вид, что все идет, как надо. Мужчина прошел к указанному месту и опустился на подушку. Султанзаде Осман, как обычно, занял место рядом с другом. Юноша, все еще чувствуя в душе бурю эмоций, вызванных заносчивыми словами Айлин Султан, окинул взглядом опочивальню. Помимо Султана Баязида, Айлин Султан и шехзаде Мехмеда с другом в покоях так же присутствовали Атмаджа-паша с сыновьями и шехзаде Джихангир, который сидел по правую руку от падишаха рядом с троном. Не трудно было догадаться, кому из сыновей правитель отдавал предпочтение. Из всех братьев шехзаде Джихангир был самым спокойным и покладистым. Он никогда не говорил лишнего, хотя и имел собственное мнение. Он умел находить правильные слова, чтобы усмирить гнев отца в случае угрозы. У него было особенное оружие, в отличии от старших братьев. Он умело использовал лесть. Султанзаде Осман ясно понимал, глядя на спокойного и вроде как тихого шехзаде Джихангира, что именно он — главный соперник Мехмеда. — Айлин, почему ты не с Валиде? –строго спросил Атмаджа-паша, нахмурив густые темные брови. Султанша робко посмотрела на отца и улыбнулась. — Валиде в саду. Она хотела о чем-то поговорить с шехзаде Абдуллой, — проговорила девушка. — А я так соскучилась по дедушке… — По Повелителю, — поправил сразу же дочь Атмаджа. Султан Баязид рассмеялся. — Полно тебе, Атмаджа, я тоже скучал по внучке, — улыбнулся падишах. Айлин Султан просияла и неосознанно посмотрела на султанзаде Османа, который сразу же отвел взгляд. Это не укрылось от цепкого взгляда шехзаде Мехмеда. — Повелитель, когда мы отправимся в военный поход? — спросил султанзаде Мустафа, старший сын Михрумах Султан. — Я жду не дождусь момента, когда мой меч обагриться кровью неверных, — жестко заключил он, сверкнув серыми глазами. — Да, Повелитель, я тоже желаю сражаться за вас, — поддержал брата султанзаде Баязид. Султан Баязид с гордостью взглянул на внуков, но радость его тут же омрачилась печалью. Год назад он точно так же сидел в окружении внуков. Но тогда основным поводом для гордости был шехзаде Касым, старший сын Абдуллы. Он до сих пор помнил, как увидев повзрослевшего шехзаде Касыма, вошедшего в его опочивальню, понял, что именно ему должен принадлежать трон великой Османской Империи. После Абдуллы, разумеется. Новость о смерти шехзаде Касыма существенно подкосила душевное состояние государя, он на неделю закрылся в своих покоях и никого не принимал. — Мои храбрые султанзаде, не переживайте, очень скоро мы взойдем на корабль и возьмем курс к берегам Венеции, неверные пожалеют, то посмели дерзить, -воинственно изрек султан Баязид, глядя поочередно в глаза внуков. Шехзаде Мехмед поджал губы. Он был сильным воином, грамотным стратегом, но по решению отца должен был оберегать престол. И где справедливость? Даже Джихангир отправится в поход. Про трусливого Махмуда и думать не хотелось.