***
Шехзаде Мехмед без стука вошел в покои жены. Амрийе Султан, увидев супруга, отложила в сторону книгу и, встав с тахты, поклонилась. Девушка ослепительно улыбнулась и сделала несколько шагов к шехзаде, однако он не сдвинулся с места, глядя серьезным взглядом на жену. — Шехзаде Хазретлери, — промолвила Амрийе Султан, всматриваясь в лицо мужа, который казался каким-то взвинченным и напряженным. — Я недавно узнало о несчастье, приключившимся с Мехрибан-хатун. Кто посмел так с ней поступить? — спросила обеспокоенно султанша. — Не делай вид, что тебе ничего не известно, — прошипел зло Мехмед, подходя к жене. Та удивленно подняла брови. — Это ты отдала приказ Фериде-хатун навредить Мехрибан. Есть свидетель, который слышал, как ты отдала приказ. Как ты могла? — с разочарованием в голосе спросил Мехмед, сверля гневным взглядом жену. Амрийе Султан, ничего не понимая, нахмурилась. — Я ничего не совершала, — возразила Амрийе Султан, собравшись с мыслями. — Я знал, что ты будешь отрицать. Но Фериде-хатун в темнице и скоро во всем признается, — продолжал давить на жену Мехмед, подойдя к ней вплотную. Амрийе Султан, уверенная в собственной невиновности, не сдвинулась с места, смело встреча его пылающий взгляд. Еще не разу гнев Мехмеда не был направлен на нее. — Почему моя служанка в темнице, за что? — спросила возмущенно султанша. Она совсем ничего не знала и не понимала, почему Мехмед во всем ее обвиняет, неужели она смогла бы причинить вред его ребенку? — Она пыталась убить свидетельницу, — ответил Мехмед, сдерживая злость и раздражение всеми силами. Идя в покои жены, шехзаде всеми способами жаждал добиться правды, он думал, что под давлением Амрийе Султан во всем признается. Но, переступив порог опочивальни и увидев жену, Мехмед понял, что не сможет причинить вред этой женщине, он все еще ее любит. — Что? Быть не может, Фериде не способна на жестокость, — возразила Амрийе Султан, ей было жалко служанку, которая верно служила ей четыре года. — Слуга способен на все, если ему приказал господин, — отчеканил Мехмед. — Я своими глазами видел, как она пыталась задушить девушку в покоях моей матери, — Амрийе Султан поджала губы, понимая, что спорить с мужем бесполезно, но она хорошо знала Мехмеда. Он остынет и успокоится, а потом докопается до правды. Но проблема была в другом: под влиянием гнева и злости шехзаде мог наворотить дел, о совершении которых будет жалеть в последствии. — Ее подставили, и меня вместе с ней. Я не причиняла вреда твоей фаворитке, — твердым голосом отчеканила султанша. — Разве я могла причинить ей вред? Она же беременна, носит под сердцем частичку вашей души. Мехмед потер переносицу. У него голова шла кругом от происходящего. Мужчина всеми силами пытался разобраться в ситуации, но ему казалось, что он еще сильнее запутывается, словно кто-то оплел его цепкими сетями интриг и теперь дергает за ниточки. Шехзаде Мехмед в очередной раз посмотрел в кристально чистые глаза жены и нахмурился. Хотел бы он, чтобы глаза любимой были невинными и добрыми, но он-то знал о непростом характере супруги. Амрийе Султан была вспыльчива в противовес ледяному спокойствию мужа, она была импульсивна и под влиянием чувство могла сделать все что угодно. А еще Амрийе Султан была ревнива, не зря же она четыре года назад поставила ему условие, что у него не будет женщин, кроме нее. Мехмед поклялся в верности, но через несколько лет забыл про клятву, приняв в своих покоях Измир-хатун. Его отношения с женой ухудшились после этого, но, несмотря на это, Мехмед не забыл про Амрийе. — В твоих покоях был найден яд, которым натерли подушку Мехрибан, — проговорил спокойно Мехмед, вспомнив про еще одно доказательство. Лицо Амрийе Султан вытянулось от удивления, или же она просто очень хорошо играла отведенную роль. — Его подкинули, — произнесла султанша, пытаясь унять дрожь в голосе. Девушка была шокированная известием про находку, понимала, какие против нее выставляют обвинения и теперь всеми силами пыталась найти выход из сложившейся ситуации. Мехмед должен ей поверить. Обязан. — Я ничего не совершала, — шехзаде отошел от жены, и в его глазах она ясно увидела тень презрения к себе. Мужчина иначе воспринял волнение жены, если ей нечего скрывать, то почему она переживает? Почему у нее так бегает взгляд и дрожат руки? — Я поручу Осману провести расследование, — произнес Мехмед. — Думаю, несколько дней в одиночестве заставят тебя сказать правду, — сказав это, мужчина покинул опочивальню, оставив шокированную жену, которая от потрясения не могла ничего сказать в защиту.***
Стамбул. Топкапы. Главные покои Оливия-хатун сидела в султанских покоях вот уже несколько часов. Сначала она боялась даже сдвинуться с места. Но потом ей овладело любопытство. Все же каждая наложница мечтает оказаться в главных покоях дворца. Оливия подошла к письменному столу, на котором царил идеальный порядок. Затем она внимательно рассмотрела камин, в котором потрескивали поленья. И только потом девушка подошла к огромному ложу, на которое мечтала попасть каждая рабыня. И Оливия не была исключением из правил. Кто-то стремился стать фавориткой из-за амбиций, из-за власти, богатства и почета, а кем-то двигали чувства, мечты и естественное для каждой девушки желание любить и быть любимой. Стоя перед султанским ложем, Оливия с горькой усмешкой на губах думала о том, что относится ко второй категории. Ей двигали чувства. Да, именно они. Когда-то давно, кажется в другой жизни, Оливия презирала любовь, думала, что ее не существует. Все же брак ее родителей развалился. Сэр Карлус, отец Оливии, совсем не любил красавицу-жену и постоянно изменял ей с многочисленными служанками или светскими дамами. От одной из таких измен и родилась Мария, которую сейчас зовут Бирсен. Правда никто, даже сама Мария, не знает о своем благородном происхождении. Эта правда не принесет ей ни счастья, ни покоя. Все же мать Марии умерла в родах, а мать Оливии, не выдержав безразличия и бесконечных измен мужа, покончила с собой, перерезав кинжалом горло. Оливии тогда было всего семь лет, и она в то утро пришла в покои матери, чтобы пожелать ей доброго утра. Мать девочка обожала, поскольку только Элладора любила ее, но любви этой надолго не хватило… Картина, увиденная девочкой, до конца дней будет преследовать ее. Леди Элладора лежала на холодном полу в луже собственной крови. Ее некогда золотисто-русые волосы разметались по ковру и были насквозь пропитаны кровью. А серые глаза неотрывно смотрели в потолок. После смерти матери Оливия замкнулась в себе и перестала говорить. Боль от потери была настолько сильной, что девочка могла часами сидеть в одиночестве на широком подоконнике в детской и созерцать с каменным лицом красоты сада. Эта потеря раз и навсегда изменила ее, заставила повзрослеть и иначе посмотреть на мир. Отец девочки, сэр Карлус, совсем не чувствовал боли утраты, на каждом светском рауте он завлекал в сети очередную юную девушку, жизнь которой после ночи в его объятьях летела к чертям. И за эту холодность по отношению к матери своего ребенка Оливия готова была возненавидеть отца. Это он ее довел, это из-за него она осталась совершенно одна. Никому не нужная и одинокая. К тому же, к досаде Карлуса, Оливия унаследовала внешность нелюбимой супруги, однако характер и ум достался ей от отца. Еще Оливия возненавидела мать за то, что та, подавшись чувствам, совсем ослепла и не видела вокруг себя никого, кроме объекта обожания. Она забыла даже о собственной дочери, и в итоге предала ее в угоду собственным страданиям. Так Оливия осталась совсем одна. Лишенная ласки и любви, она со временем научилась блокировать в себе чувства, и в ней росла уверенность, что любви не существует, раз уж сэр Карлус не смог полюбить красавицу Элладору. Оливия не хотела повторить судьбу матери, поэтому с головой ушла в изучение наук и искусства, презирая любые чувства и саму любовь. Спустя несколько лет отец, не выносивший дочь, привез в дом черноволосую и светлоглазую девочку, как две капли похожую на него самого. Правда об этом никто не рисковал говорить. Девочку звали Мария, и семья отправила ее работать в дом господина Карлуса. Мария стала служанкой Оливии. Непосредственная и добрая, она на всех производила хорошее впечатление. И даже сэр Карлус не мог сдержать улыбки, когда наблюдал за ней. Только спустя годы Оливия узнала, в чем дело, подслушав разговор отца и дяди. Карлус хотел лишить Оливию наследства и узаконить Марию. Она была его дочерью. Об этом многие шептались, все же девочка была похожа на господина, в отличии от Оливии. Полная праведного гнева, Оливия позволила эмоциям взять над собой верх и ворвалась в кабинет отца с обвинениями в предательстве. Однако Карлуса поведение обычно сдержанной и холодной дочери разозлило. Он сообщил ей, что выдаст ее замуж за старика и выставит за дверь особняка. Оливию поместили под домашний арест, где она должна была подумать над своим поведением. Тем вечером к ней в комнату пришла ничего не подозревающая Мария, которую Оливия успела всем сердцем возненавидеть и начала вынашивать план мести. Однако воплотить его в жизнь не удалось. Тем вечером на побережье напали пираты, они вломились в особняк, грабили и убивали. А их двоих, Оливию и Марию, похитили и продали в рабство. Так Оливия вместе со сводной сестрой оказалась в Османской Империи, на невольничьем рынке, где их выкупила Гюльшен-калфа вместе с еще тремя девушками в гарем Султана Баязида. Это было полтора года назад. Оливии было всего пятнадцать, а она уже ненавидела весь мир и жаждала мести. Вот только кому мстить? Марии, с которой они теперь подруги по несчастью? Отцу, который принял смерть от руки пирата? Матери, которая гниет в могиле? Или же пиратам, которые отняли у нее свободу? Ответов не было, и Оливия, затаившись, начала делать то, что у нее получалось лучше всего. Учиться. Она думала, что ее жизнь кончена, что рассвета точно не будет. Но год назад, когда в столицу прибыли все сыновья Султана Баязида, девушка была отправлена в хамам, который нужно было подготовить к приходу шехзаде Мехмеда. Увидев красивого принца, Оливия глазам своим не поверила. Она никогда не думала, что мужчина может быть настолько прекрасным. Чувствуя волнение, девушка поклонилась шехзаде, но он даже не посмотрел на нее… — Хатун? — раздался усталый голос. Оливия вздрогнула всем телом, вырвавшись из мрачных воспоминаний, и обернулась. В опочивальню, наконец-то вернулся шехзаде Мехмед, который, кажется, пребывал в весьма скверном расположении духа. — Шехзаде Хазретлери, — поклонилась Оливия-хатун. Но Мехмед даже не посмотрел на нее. Он подошел к столику, на котором стоял кувшин с вином, наполнил кубок вином до краев и в несколько глотков осушил его. — Можешь идти, — бросил Мехмед, даже не смотря на красивую наложницу. Оливия покраснела от унижения и злости. Она так долго мечтала оказаться в его объятьях, очаровать, но шехзаде не был восхищен ее красотой. Он вообще на нее не смотрел. Это сильно было по самолюбию. Даже сводная сестрица Мария стала фавориткой и серая мышь Мехрибан. Двигаемая отчаяньем и злостью Оливия подошла к шехзаде со спины и осторожно положила руку ему на плечо. Тот мгновенно напрягся, поскольку не очень любил, чтобы к нему приближались со спины. — Шехзаде, позвольте даровать вам покой, сделать счастливым, — промолвила тихо Оливия максимально чарующим голосом. Мехмед скривился от раздражения и резко обернулся, скинув руку девушки с плеча. Та, кажется, испугалась, сделав шаг назад. — Уходи, — прошипел он злобно. Оливия, ничего не понимая, побледнела, ощущая разочарование. Но она решила играть до конца, не желая упускать шанс. — Как прикажете, господин, — дрожащим голосом промолвила Оливия и, затравленно посмотрев на мужчину, направилась к выходу из опочивальни. Однако в какой-то момент внезапно упала на дорогой ковер. Мехмед, с трудом скрывая раздражение, приблизился к распростёртой на ковре девушке, которая якобы пребывала без чувств. Ох, сколько таких сцен он видел и о скольких слышал. Все же женщины ради желаемого могут пойти абсолютно на все. Ощущая раздражение и злость, Мехмед всмотрелся в красивое личико наложницы, и ему захотелось хорошенько встряхнуть ее за плечи и выставить за дверь. Разумеется, он ее узнал, но для этого понадобилось время. Несколько недель назад Дефне Султан отправляла на хальвет сыну похожую наложницу. В гареме было мало светловолосых рабынь, их можно было по пальцам пересчитать, да и Мехмед сильно сомневался, что среди них кто-то мог сравниться с красотой Оливии. Он, как мужчина, оценил правильные черты лица, грацию, стать и красивую фигуру. Вот только ему это было неинтересно. Зачем, когда у тебя есть любимая жена или же мать твоих детей? И Мехрибан-хатун для успокоения души? — Если ты думаешь разжалобить меня фальшивым обмороком, то ошибаешься, — склонившись над рабыней, прошипел Мехмед. Его холодный и твердый голос в тишине опочивальни прозвучал особенно громко. Но Оливия не пошевелилась. –Не зли меня, — длинные светлые ресницы затрепетали, и девушка открыла глаза и, подняв бровки домиком, жалобно посмотрела в лицо шехзаде. — Прошу, господин, не прогоняйте меня, — прошептала она и, совсем осмелев, схватила мужчину за руку. — В моей душе горит пламя. Пламя любви к вам, если вы меня прогоните, оно сожжет мне душу… — Мехмед хмыкнул. Каждый раз одно и тоже. Рабыни, которые едва его знают, клянутся в вечной любви и желают всегда быть рядом. Это выглядело смешным. Гюльбахар Султан после первой ночи с чего-то решила, что любит его и ждала ответного чувства в ответ. Девушка каждый день твердила о любви, смотрела на него с восхищением так, что Мехмеду от ее полубезумных взглядов становилось не по себе. Амрийе Султан призналась в любви спустя два года после свадьбы, и больше не говорила о чувствах, словно их не было. Амрийе… Мехмед прикрыл глаза, вспомнив, что совершила любимая девушка. Перед глазами сразу всплыла картина, увиденная в лазарете, который он посетил после допроса Амрийе. Бесчувственная Мехрибан-хатун с перебинтованным лицом… В душе Мехмеда вспыхнула жалость и сожаление, но на смену им мгновенно пришла злость, как это происходило обычно. Не желая показаться слабым, он становился жестоким. Сверкнув гневно глазами, шехзаде Мехмед, не особо церемонясь, схватил Оливию за руки и рывком поставил на ноги. От неожиданности Оливия вскрикнула. — Значит, любовь? — прошипел он в лицо наложницы, побледневшей от страха. — По-моему ты просто хочешь власти и денег, как и все… Я помню тебя, и помню, что о тебе говорила Нефизе-калфа моей матери, — Оливия еще больше побледнела, вспомнив ссору с мрачной калфой и задрожала под взглядом Мехмеда. Она была почти одного роста с мужчиной, но уверенности ей это не прибавило. Оливия вновь ощутила себя маленькой девочкой, которую ругает строгий отец. Она невольно ссутулилась, подавляемая более сильным человеком, чтобы казаться меньше. — Простите, я совсем обезумела от любви к вам, — невнятно пробормотала Оливия. От ее былой уверенности не осталось и следа. Сколько раз она представляла в мыслях разговор с возлюбленным, сколько раз? И каждый раз в мечтах Мехмед непременно был очарован ее умом и красотой. Но мечты остались мечтами, реальность оказалась совсем иной. Ум, хитрость и очарование куда-то испарились, осталось только смущение и страх. Мехмед наклонил голову вправо, наблюдая за наложницей, он все еще держал ее за подрагивающие руки, и в его голове стремительно зрело решение. В конце концов, что плохого в том, что он даст выход злости, если попробует успокоится и расслабиться? Шехзаде не хотел причинять вред неосторожным словом близким людям. Дефне Султан занята гаремом, да и срываться на матери как-то подло, в конце концов она не виновата в поступке Амрийе. Гюльбахар Султан любое слово мужа воспринимала в штыки, а потом рыдала ночами. На Амрийе Мехмед был слишком зол, он боялся причинить жене вред, все же она, несмотря ни на что, была ему дорога. Мехрибан лежала в лазарете с обожжённым лицом. Что плохого в том, что он проведет время с наложницей, готовой исполнить любую его прихоть? Он не был к ней привязан и совсем ее не знал. Мехмед был уверен, что через неделю не вспомнит имя хатун. Приняв решение, шехзаде неожиданно стиснул хрупкие запястья наложницы, отчего она звонко вскрикнула. Мужчина потянул ее в сторону огромной кровати, около которой остановился. — Раздевайся, — приказал он. Оливия во все глаза посмотрела на шехзаде и, не веря своему счастью, начала расстёгивать пуговицы на лифе платья. Она была облачена в самое обычное платье рабыни, на ней не было украшений, длинные светлые волосы не уложены в замысловатую прическу. А на лице отсутствовала косметика. Но Мехмеду было абсолютно все равно, он хотел утолить потребности и дать выход напряжению. Чувства наложницы его не интересовали. Оливия дрожащими руками сняла платье, которое бесшумно упало к ее ногам, открыв Мехмеду вид на красивое тело рабыни. Покраснев от смущения, наложница тут же прикрыла руками интимный места. Шехзаде же откровенно развлекался, он, взяв девушку за руки, развел их в стороны и сжал ладонью грудь наложницы. Та вскрикнула от боли, но вскрик утонул в поцелуе. Оливия лежала на кровати, повернувшись к шехзаде спиной и, закусив край простыни, пыталась подавить, рвущиеся из груди всхлипы. Ее мечты в очередной раз рухнули, раздавив ее тяжелыми осколками. Шехзаде не был нежен с ней, не был очарован. Он не церемонился с ней. Вспоминая болезненное соитие, Оливия кусала до крови пухлые губы, чтобы не зарыдать в голос. Никогда ей не было так плохо, одиноко и обидно. Оливии снова показалось, что она маленькая, слабая девочка, только-только потерявшая мать. — Можешь идти, — раздался в тишине опочивальни резкий голос Мехмеда, который лежал на ложе и смотрел в потолок. Оливия вздрогнула от его голоса и всхлипнула. На этот раз громче, чем следовало. Девушка поднялась с кровати, кутаясь в простыню. — Что-то ты не особо рада, — с насмешкой проговорил Мехмед. Оливия мельком посмотрела на мужчину и закусила губу. Ее плечи затряслись от беззвучных рыданий, и девушка, опасаясь гнева жестокого шехзаде, встала с кровати и на дрожащий ногах направилась к выходу из опочивальни. Она спешила как можно скорее покинуть ее, не желая находиться рядом с человеком, который окончательно уничтожил ее мечты и обратил в пепел самооценку. Оливия чувствовала сильное опустошения и разбитость в душе. — Тебя переселят на этаж фавориток, хатун. Ты получишь золото, ткани и почет, как и хотела, — со все той же насмешкой проговорил Мехмед, приподнявшись в постели. Оливия посмотрела на него, и горькие слезы ручьями потекли по ее щекам. Девушка торопливо их утерла и попыталась успокоиться. «Не золота я хотела, а любви», — с горечью подумала она и покинула опочивальню, в которой рассталась с наивными девичьими мечтами. Она никогда не верила в любовь, считала ее глупостью и слабостью. Она всегда ставила разум выше чувств… Но по воле судьбы попала в ловушку чувств. Впервые в жизни Оливия поверила в любовь, доверилась мечтам и делала все, чтобы добиться желаемого. Но иногда лучше, действительно, не получить желаемого. Сегодня она раз и навсегда поверила, что любви не существует. Счастья тоже. А все рассказы про райские объятия шехзаде оказались ложью, сладкой сказкой, которую придумали для глупых наложниц. Оливия же поняла, что дворец Топкапы — ад на земле. Ступая по пустынным коридорам, Оливия тщетно пыталась скрыть дрожь и побороть неприятную боль внизу живота. Слезы по-прежнему застилали ей глаза, но она усилием воли подавляла их. Завернувшись в длинную простыню, Оливия пыталась скрыть синяки, которые как клеймо сияли на ее бледной коже. — Оливия-хатун? — удивленно спросила Гюльшен-калфа, вышедшая из-за поворота. Она удивленно оглядела ее и замерла. — Откуда ты? — Из покоев шехзаде, разумеется, — надменно процедила Оливия, гневно сверкнув серыми глазами. Она расправила плечи и подняла подбородок, пытаясь вернуть себе былую стать. Наложница смотрела прямо и уверенно, а губы ее согнулись в презрительной усмешке, когда она смотрела, как на лице калфы сменяются эмоции. На самом деле Оливия не ощущала радости и счастья, ей казалось, что из нее вырвали стальной стержень раздавили, как надоедливую букашку. Но что у нее осталось? Только гордость и ничего большего. — О, в таком случае тебе нужно переодеться, — проговорила Гюльшен-калфа, подходя ближе к фаворитке. Она положила руку на плечо девушки и повела ее куда-то по коридору. Остановившись у какой-то двери, Гюльшен завела Оливию в какую-то комнату, в которой на полках лежали сложенные платья для наложниц. — Возьми себе что-нибудь на время, шехзаде все равно пришлет тебе подарки, — проговорила калфа, когда Олвиия подошла к одной из полок. Услышав про подарки, Оливия вздрогнула и напряглась. Шехзаде сказал, что подарит ей ткани и золото. Но почему-то фаворитке казалось, что он просто хочет откупиться от нее. Девушка невольно вспомнила про девиц легкого поведения, с которыми ее покойный отец так любил проводить вечера. За деньги они готовы были терпеть все причуды богатых господ. Им платили за услуги, и Оливия презирала их. «Я ничем не лучше», — подумала наложница. По сути ее услуги тоже оплатили, прикрыв все традициями, унижающими достоинство человека. На душе стало совсем гадко, девушка схватила первое попавшееся платья синего цвета и, покосившись на калфу, которая сразу же покинула помещение, начала переодеваться, тщетно борясь со слезами. Переодевшись, Олвиия попыталась более менее привести волосы в порядок и даже собрала их в простую косу, когда дверь отворилась и в помещение вошла Нефизе-калфа и Гюльшен-калфа. Увидев сестру хасеки, фаворитка мгновенно напряглась, вспомнив, как дерзила этой женщине. Слова Нефизе оказались пророческими: «Ты сначала прорвись через Амрийе Султан и Гюльбахар. И, если у тебя это получится, я поглажу тебя по головке, когда ты будешь рыдать от его холодности. Твои мечты разобьются об его каменное сердце». Проглотив вставший в горле ком, Оливия надменно подняла голову, презрительно глядя на калфу, с которой имела конфликты. Но Нефизе только усмехнулась, оглядев с ног до головы наложницу. От ее цепкого взгляда не укрылась болезненная бледность фаворитки, ее воспаленные глаза и синяки на запястьях. Похоже, шехзаде не особо церемонился с хатун. Но так ей и надо, не нужно зазнаваться. — Поздравляю тебя, Оливия-хатун. Ты, я надеюсь, счастлива? Добилась своего, — елейным голоском произнесла Нефизе, и Оливию передернуло от ее голоса. Девушка максимально выпрямилась и расправила горделиво плечи. — Да, я счастлива. Шехзаде был очень добр и ласков, — ослепительно улыбнулась Оливия, вспоминая, как Мехмед без особой нежности ласкал ее тело. — Не сомневаюсь, — протянула Нефизе с усмешкой на губах. — Когда моя комната на этаже фавориток будет готова? –спросила Оливия, тщетно пытаясь скрыть чувства за холодной маской. — Тебя поселят вместе с Бирсен-хатун, — произнесла Нефизе. — Для Мехрибан шехзаде велел выделить отдельные покои, чтобы никто не мешал ее выздоровлению, -как бы невзначай добавила калфа. Олвиия поджала губы, пытаясь унять зависть. Наверное, с Мехрибан шехзаде был более нежен, раз хатун светилась от счастья после хальвета и постоянно просила о встрече с шехзаде, только больше она не провела ни одной ночи в его объятьях. И только это грело душу Оливии. Но теперь Мехрибан носила под сердцем дитя шехзаде и должна была войти в его семью. — Чудесно, — прошептала Оливия, ощущая черную зависть. Девушка положила руку на живот и мечтательно улыбнулась. Вдруг она понесла от одной встречи? Мехрибан же повезло. Топкапы. Коридор. Дервиш-ага, воровато озираясь, шел по длинным и плохо освященным коридорам. Подойдя к одному из охранников, который стоял на посту, мужчина вытащил из рукава кафтана записку и протянул ее охраннику. Тот взял ее в руки и тут же спрятал в рукав. — Передай это Алиму-аге, сегодня вечером шехзаде вместе с охранниками наведается в таверну, пусть все подготовят, — промолвил Дервиш едва слышно. Охранник задумчиво кивнул, его взгляд в одно мгновение переменился, стал из равнодушного цепким и хитрым. — Он точно придет? –спросил ага. — В прошлый раз мы его упустили, — взгляд мужчины скользнул по равнодушному лицу Дервиша, который немного нервничал и постоянно озирался. То, что он совершает, предательство и за это полагается смерть, если его кто-то поймает. — Не волнуйся, я уговорил шехзаде, убедил его, что это наш единственный выход, — промолвил Мехмед-ага. — Хорошо, если так. Ошибки быть не должно, — кивнул охранник. Дервиш-ага смерил его серьезным взглядом карих глаз и поспешил покинуть место преступления, чтобы его никто не увидел.