Через терни к звездам

***

Шесть месяцев спустя. Ноябрь 1582 года Амасья. Дворец санджак-бея.       Альфия Султан неспешно прогуливалась по увядшему саду, кутаясь в меховую черную накидку, подаренную год назад шехзаде Махмудом. Она подняла голову и посмотрела в темно-серое небо. Осень в этом году пришла поздно. И, несмотря на ноябрь-месяц, погода до последнего радовала жителей города теплотой и ясными деньками. Однако накануне погода внезапно испортилась, поднялся сильный ветер, мгновенно нагнавший на город свинцовые тучи.       Альфие Султан не очень нравились такие перемены. Она всем сердцем любила тепло. Лето было ее любимым временем года. Девушка часто вспоминала ушедшее в бездну детство, которого невозможно было вернуть, дом, семью, мать, которая любила дочь всем сердцем, хотя и заставляла ее работать.       Альфия Султан, в прошлом Камилла, родилась в семье бедного торговца кухонной утварью. Отец Камиллы сам создавал посуду и вкладывал в свои работы душу, вот только денег это приносило мало. Семья жила крайне бедно и считала копейки. Камилла помогала родителю в его ремесле, но всем сердцем желала большего. Она с завистью наблюдала за красивыми и ухоженными девушками, проезжающими в дорогих каретах. Жизнь ей казалась несправедливой.       Однажды на испанский городок, в котором жила Камилла вместе с семьей, напали разбойники. Они грабили, убивали и насиловали. Камиллу от горькой участи спас отец, вступивший в неравную схватку с убийцами, и погибший от их рук. Камилле удалось скрыться от них, но ненадолго. Она попала в руки другим разбойникам, которые продали ее в рабство.       Султанша на некоторое время замерла, всматриваясь в серое небо. Почему-то у нее было ощущение, словно оно вот-вот рухнет ей на голову. Может, это от того, что она хочет осуществить? Возможно. Но Альфия Султан всеми силами оправдывала поступки перед собственной совестью. Она считала себя правой, а окружающих виноватыми. — Почему мне так страшно? –спросила едва слышно Айше-хатун, верная служанка госпожи. Альфия вздрогнула от ее голоса и посмотрела на служанку. — Вам лучше вернуться во дворец, скоро гроза, — произнесла Айше. Альфия кивнула, положив руку на большой живот, в котором рос ребенок любимого, несмотря ни на что, мужчины. Ради него она готова была на все, даже пролить кровь детей.       Султанша безропотно пошла обратно во дворец, придерживая рукой живот. В последние месяцы она стала спокойной и задумчивой, перестала строить козни против Дениз Султан, и все думали, что вторая беременность ее образумила. На самом же деле султанша затаилась, словно змея в высокой траве, чтобы сделать смертельный бросок.       Девушка остановилась, как вкопанная, увидев неспешно гуляющих по саду Дениз Султан, ее детей и своего сына, Мурада, который уже не воспринимал мать. Он банально ее не помнил. Кто бы мог подумать, что поездка в Стамбул, которую Альфия в буквальном смысле отвоевала у шехзаде Махмуда, обернется таким несчастьем. Собственный ребенок ее забыл. Султанша ощутила, как ребенок в чреве, ощущая ее волнение, заворочался. Девушка положила руку на живот, желая защитить дитя от внешнего мира.       «Тебя я никому не отдам», — подумала Альфия, неотрывно смотря на маленького Мурада, который спокойно сидел на руках улыбающейся Дениз Султан. Рядом с султаншей шли ее дети. Назлы Султан и шехзаде Орхан о чем-то спорили. Шехзаде Амир с улыбкой за ними наблюдал и не спешил вмешиваться в конфликт.       Альфия Султан улыбнулась. Ну ничего, скоро и Дениз почувствует, какого лишиться сына. Альфия посмотрела на старших сыновей шехзаде Махмуда. Именно они, Амир и Орхан, опора Дениз, именно с ними она получила султанат и власть. И Альфия знала, что больше всего на свете Дениз любит сыновей. Особенно Амира, который шел с ней рядом, держа мать за руку.       Полная праведного гнева на Дениз Султан за то, что та настроила против нее сына, Альфия стала вынашивать план мести. И только спустя четыре месяца начала действовать. По ее приказу в еду старшего шехзаде два раза в неделю на протяжении двух месяцев добавляли медленно действующий яд, обладающий эффектом накопления и не оставляющий никаких следов в организме жертвы.       Альфия с мстительностью наблюдала, как Амир, никогда не отличающийся крепким здоровьем, начинает угасать. У него иногда наблюдался упадок сил и сонливость. Мальчик стал больше спать и иногда жаловался на головные боли. Затем у него периодический начали появляться боли в суставах и поднимался жар… По прогнозам Альфии, через месяц действие яда даст о себе знать в полной мере. Шехзаде предстанет перед всевышнем, а Дениз будет сломлена потерей, лишившись самого любимого ребенка.       Но, увы, прогнозы Альфии оказались ошибочными. Она продолжила путь во дворец, как услышала вскрик Дениз Султан. Порывисто обернувшись, Альфия увидела, как Назлы Султан держит за руку ничего не понимающего Мурада, а шехзаде Амир, минутой ранее спокойно беседующий с матерью, лежит на пожухлой траве, и над ним склонились его мать и младший брат. — Амир! Амир! — пыталась докричаться до сына Дениз Султан. Но шехзаде не реагировал. К ним тут же подбежали стражники, который подняли бесчувственного шехзаде на руки и понесли его в сторону дворца. Дрожащая от чувств Дениз Султан, путаясь в юбке темно-синего платья, побежала следом. Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Атике-хатун.       Черноволосая девушка склонилась над колыбелью, любуясь маленькой дочкой, которой не так давно исполнилось три месяца. Малышка была очень похожа на отца, и это грело Атике-хатун душу. Девушка мечтала родить сына, кричала об этом на весь гарем и даже по глупости бросила вызов Ясемин-хатун. Однако на свет родилась очаровательная султанша, которую Ясемин-хатун назвала Нилюфер.       Атике взяла дочь на руки и поцеловала ее в лоб. Малышка неосмысленным взглядом посмотрела на мать и оттопырила губу, собираясь зареветь. Атике начала укачивать дочь, не желая потом разбираться с ее истерикой. Но султанша все же заплакала. — Дай ее мне, — раздался в опочивальне голос Эсен-калфы, которая бесшумно вошла в покои. Атике вздрогнула и, прижав к груди дочь, отошла от женщины, которая сверлила ее взглядом. Калфа подошла к наложнице, которая испуганно на нее смотрела. — Бедняжка сейчас задохнется от плача. Впрочем, тебе не в первый раз убивать султанш.       Атике-хатун смертельно побледнела. Как бы она не пыталась забыть совершенные преступления, у нее ничего не получалось. Атике была заслана во дворец шпионкой, девушка очень хотела домой и Шах Султан обещала ей помочь, если она убьет шехзаде Абдуллу. Ради возвращения домой Атике была готова на любые жертвы. Она была уверенна, что сможет убить его, но не смогла.       Увидев Абдуллу, девушка поняла, что не против стать его женой и подарить много-много детей. Некоторое время все шло замечательно. Но Элиф Султан начала плести интриги против нее, желая избавиться от девушки, в которой увидела соперницу. Султанша заперла наложницу в хамаме, желая, чтобы она задохнулась. Однако Атике спас Абдулла, в последний момент разгадав замысел жены. Атике чудом выжила, но Абдулла не наказал жену, просто запер в покоях.       Атике-хатун радовалась полученной возможности посещать шехзаде каждый день, но длилось это недолго. Заболел шехзаде Ильяс, тоскующий без матери, и шехзаде Абдулла снял наказание с жены, а потом и вовсе простил ее. Так рай для Атике-хатун закончился. Но вскоре это перестало ее волновать. Поскольку девушка получила послание от Шах Султан, желающей, чтобы шехзаде вместе с сыновьями отправился к Всевышнему.       Однажды вечером Атике-хатун передала через стражника послание султанше, и это заметила возвращающееся из хамама Элиф Султан. Султанша заподозрила неладное, но, к счастью, ага, которому Атике отдала послание, скрылся. А Элиф Султан пожелала во всем разобраться и поздним вечером того же дня пригласила хатун в свои покои.       Атике-хатун, поняв, что ее раскрыли, была в таком ужасе, что начисто лишилась рассудка от страха за жизнь. Когда султанша хотела позвать стражников, Атике схватила первую попавшуюся по руку вещь и несколько раз наотмашь ударила госпожу по голове. Каждый из ударов по отдельности мог вызвать смерть, а их было три. Атике до сих пор помнила, как сжимала в руках окровавленную кочергу и в ужасе таращилась на распростертое на дорогом ковре тело султанши.       Страх, что кто-то подумает на нее, окончательно затуманил ей рассудок, и девушка быстро подожгла опочивальню, позабыв, что в смежной комнате спит девятилетняя Зеррин Султан, которой из-за болезни, чтобы девочка восстановила силы, дали снотворное. Только на следующее утро, узнав страшные вести о смерти Элиф Султан и двоих из троих ее детей, Атике поняла, что именно натворила, боясь разоблачения. Все подумали, что вспыхнул пожар, провели расследование, но тело Элиф Султан до такой степени было обезображено огнем, что нельзя было определить причину смерти.       И только один человек знал правду. Эсен-калфа, которая тоже служила Шах Султан. Атике не понимала, почему калфа не сообщила никому о ее преступлении. Атике не могла спать ночами, боясь за жизнь. Шехзаде Абдулла до такой степени изменился, что все наложницы дрожали от одного его имени и боялись идти в его покои, хотя раньше каждая рабыня мечтала о ночи с добрым и отзывчивым господином. Больше всех, как нестранно, доставалось Ясемин-хатун. Именно она взяла основной удар на себя, проводя с господином большинство ночей. Но счастья ей это не принесло. Незавидная участь ждала и Эмине-хатун, которая по роковой случайности оказалась в покоях шехзаде.       Атике-хатун же очень вовремя узнала о беременности, которая хоть и была неожиданной, но спасла ее от ночей с озверевшим мужчиной. Да и кто подумает на беременную наложницу? К тому же Атике всеми способами устраивала в гареме скандалы, показывая свою глупость и импульсивность, что никому и в голове не пришло, что она убийца. — Что вы хотите? Золото? –спросила дрогнувшим голосом Атике-хатун, по-прежнему укачивая дочь. Эсен-калфа зловеще усмехнулась. — Нет, мне не плохо платят, — промолвила женщина. Атике понимала, что не просто так Эсен вспомнила про ее грехи. — Госпожа отдала приказ. Шехзаде Ильяс должен отправиться к праотцам. — Что? — изумилась Атике, вздрогнув и во все глаза уставившись на калфу. — Я не хочу его убивать, он ребенок. — Шехзаде Касым и Зеррин Султан тоже были детьми, — промолвила Эсен-калфа задумчиво. — Или ты хочешь, чтобы шехзаде Абдулла узнал, кто именно погубил его родных? Как думаешь, что он с тобой сделает? И что станет с твоей дочкой? — Я не хочу, — дрожащим голосом промолвила Атике. — Тебе не впервой, хатун, — ухмыльнулась калфа, наблюдая за страданиями наложницы, прижимающей к своей груди дочь. — Зачем вам это? Шехзаде Абдулла все равно умрет, госпожа об этом позаботится, — промолвила Атике, всеми силами подавляя рвущуюся наружу панику. Она пыталась сохранить трезвость рассудка, но ничего не получалось. Ее взгляд в панике бегал по опочивальне, а руки судорожно прижимали к груди сверток с ребенком. — Он умрет, но перед смертью успеет казнить тебя, — проговорила калфа. — Как думаешь, что ждет твоего ребенка без любящей матери? Ты сама сирота, подумай, хочешь ли ты Нилюфер Султан такой судьбы. — Не хочу, — прошептала обреченно Атике-хатун, вспоминая одинокое детство. Из-за чего она во все это ввязалась? Девушка так желала вернуться на Родину, так мечтала о свободе, вот только зачем она ей? У нее не было родных и близких, не осталось семьи, но тем не менее она жаждала быть свободной, как ветер. И эта жажда ее погубила. Шах Султан, которая знала о мечте девушки, воспользовалась этим. Она, словно змий искуситель, травила наложницу речами, обещая ей свободу и золото, если она выполнит поручение. И Атике-хатун, подавшись соблазну, согласилась. — Отлично, — довольно произнесла калфа, восприняв молчание, как согласие. Она вытащила из рукава платья небольшой пузырек с какой-то прозрачной жидкостью и притянула его девушке, готовой вот-вот расплакаться. — Ты знаешь, что делать. Акшехир. Дворец санджак-бея.       В отсутствии шехзаде Ибрагима гарем затих, впав в спячку. Ничего не происходило, девушкам нечего было делить, кроме изредка выдаваемого жалованья. Не так давно Салиха-хатун, одна из наложниц шехзаде, родила на свет здорового сына, которого мать нарекла Коркутом. Рождение шехзаде было большим счастьем, но не для всех. Фахрийе Султан и ее слуги были разгневаны рождением еще одного шехзаде, но светловолосая султанша затаилась, опасаясь вредить ребенку. Она итак несколько раз прокололась, пытаясь избавиться от Салихи-хатун вместе с ребенком в чреве. К сожалению, все ее попытки потерпели крах, все же люди Эсманур Султан, оставшиеся во дворце в ее отсутствие исправно выполняли работы и докладывали о каждом событии султанше. Фахрие Султан до сих пор казалось, что она живет под одной крышей с черноволосой госпожой, которая всеми силами отравляла ее жизнь. И даже в отсутствие Эсманур ощущалось ее влияние. Девушки в гареме вели себя тихо, Салиха Султан была самим очарованием, со всеми дружила, дарила наложницам дорогие подарки и вполне скромно восприняла новость о рождении своего сына. Она не возгордилась, и потому нашла поддержку у наложниц.       Фахрие Султан же в гареме по-прежнему не любили, ей завидовали, ее проклинали, и султанша не могла в полной мере никому довериться, открыть сердце, поделится переживаниями. В такие моменты Фахрие Султан с тоской думала о сестре, которую прогнала под влиянием ревности. Все же Ибрагим возжелал Эмине, и Фахрие, обезумев от ярости, прогнала сестру. Султанша думала, что Эмине будет молить о пощаде, все же ей некуда было идти. Однако, какого же было ее изумление, когда полтора года назад, в Топкапы, на следующий день после ссоры, Фахрие Султан заметила Эмине среди слуг Элиф Султан.       Переход на службу к другой султанше Фахрие восприняла, как предательство. Но со временем поняла, что ей до безумия не хватает сестренки, такой правильной и невинной, готовой ради нее на все, даже на убийства. Султанша сожалела о том, что прогнала ее. Вот и теперь сидя вместе с детьми на тахте Фахрие Султан думала о сестренке. Интересно, как она там, в Манисе? Султанша знала, что Эмине каким-то образом стала наложницей шехзаде Абдуллы и умудрилась забеременеть, и каждый раз фыркала про себя. Все же кровь не вода, и Эмине пошла в сестру расчетливостью и умом. Она тоже хотела власти. И почти добилась ее, попав на ложе господина.       Но этот факт почему-то беспокоил Фахрие Султан. Что, если Эмине родит сына? Тогда ее мальчик станет очередным соперником на пути к трону. Но каждый раз Фахрие одергивала себя, ей не о чем беспокоится. Эсманур Султан сделает все, чтобы престол достался шехзаде Ибрагиму, а она, Фахрие, всегда будет рядом с ним. К тому же у Эмине может родиться и девочка. А после смерти Ибрагима трон перейдет к шехзаде Ахмеду, старшему сыну Фахрие Султан.       Подобные мысли радовали султаншу, и в такие моменты она ощущала спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Даже новоиспеченная Салиха Султан не особо ее волновала. Ее сын, Коркут, еще не окреп после рождения, мало ли, что может произойти. Да и мальчик третий сын, после двоих сыновей Фахрийе Султан. — Отдай! — вскрикнул маленький Селим, вырывая мать из размышлений. Фахрие Султан обреченно посмотрела на сыновей. Селим указывал на игрушку, которую взял брат, чтобы поиграть. Султанша нахмурилась, глядя на черноволосых и черноглазых сыновей, так похожих внешне, но разных по характеру. Она не переставала удивляться тому, что эти различия видны даже в столь нежном возрасте. Шехзаде Селим, спокойно играющий мечем, внезапно заметил, что его старший брат взял игрушку, которая до этого его не интересовала. — Нет, — ответил Ахмед и отвернулся от брата, но Селим не отступил. Он схватился за игрушечную лошадь и со всей силы вырвал ее из рук брата. Отчего Ахмед вскрикнул от неожиданности. — Мое! Дай! — крикнул он, но Селим спрятал игрушку за спину, отчего Ахмед насупился, собираясь зареветь.       Фахрие Султан, понимая, что вот-вот начнется ссора, села между сыновьями, чтобы прекратить возможную драку. Селим был вспыльчивым и сильным, как и его отец, он в любой момент готов был бросится в драку. Ахмед в противовес брату казался спокойным и робким, но Фахрие знала, что старший сын только кажется таковым.       Почему-то каждый раз, глядя на близнецов, султанша вспоминала мужа и его брата-близнеца. Они тоже были такими похожими внешне, но бесконечно разными внутри. И из-за этого между ними вспыхивали конфликты. Фахрие Султан с неким страхом ждала дня, когда сыновья повзрослеют. Она боялась, что они тоже сойдутся в противостоянии в силу различий, раз уж они в таком нежном возрасте не могут найти общий язык и что-то поделить. Кютахья. Дворец санджак-бея.       Рузиля-хатун сидела на тахте и вышивала красивыми атласными лентами яркие цветы. Девушка тщетно пыталась сосредоточиться, но выходило у нее из рук вон плохо. Руки тряслись, а мысли утекали в какую-то другую строну. Точнее в сторону шехзаде Мустафы, который уже третью ночь проводил с наложницей. — Рузиля, я хочу щербет, — раздался рядом детский голосок. Вздохнув. Рузиля-хатун отложила вышивку в сторону и взглянула на сестренку, облаченную в нежно-розовое платье. Она протянула к Хандан руку и улыбнулась ей. Девочка тут же села рядом с сестрой и обняла ее, с радостью в глазах смотря голубыми глазами на большой выпирающий живот сестры. — Нарэ-хатун сейчас принесет, — проговорила с улыбкой Рузиля, ощущая, как все тревоги уходят прочь. Нарэ-хатун, сидящая на соседней тахте и чистящая гранат для беременной наложницы, встала с места и отправилась на кухню за десертом. Проводив ее взглядом, Рузиля снова обняла сестру. — Как я счастлива, что ты снова со мной, — промолвила девушка едва слышно. Десятилетняя Хандан сильнее ее обняла и зажмурилась. — Я тоже очень рада, без тебя было одиноко, хотя Шах Султан была добра ко мне, — промолвила Хандан, отстранившись от сестры и взглянув в ее глаза. Рузиля с любовью вгляделась в родное круглое личико, подмечая каждую деталь внешности сестренки, словно впереди у них были многие годы разлуки. Как бы наложница не успокаивала себя, что все самое страшное позади, легче от этого не становилось. Страх все еще оплетал плотной паутиной ее сердце, и она боялась, проснувшись однажды, не застать сестренку рядом с собой.       Несколько месяцев назад, когда шехзаде объявил об ее беременности и у Эсманур оказались связаны руки, Рузиля как бы невзначай упоминала про свою сестру, которая все еще находилась у Шах Султан. Девушка якобы случайно сказала, что их с сестрой купила дочь покойного шехзаде Селима и начала обучать, чтобы подарить в гарем падишаха. Рузиля была старшей, поэтому попала в гарем раньше, а Хандан всего девять лет и ей еще учиться и учиться.       Тем же вечером шехзаде Мустафа, ничего не зная об истинном положении дел, поговорил с матерью и попросил ее написать Шах Султан, чтобы она отправила девочку в Кютахью, где она может обучаться, находясь при этом рядом со старшей сестрой. Эсманур Султан, нехотя, согласилась. Все же ей не хотелось, чтобы сын знал правду обо всех, приворачиваемых матерью за его спиной.       Она не сомневалась, что сможет выйти сухой из воды. Все же она — мать шехзаде Мустафы, а Рузиля какая-то рабыня, пусть и беременная от него. Но сомнения — это первый шаг к недоверию. Эсманур Султан не хотела потерять сына.       На следующий день Эсманур Султан серьезно поговорила с наложницей и напомнила, что ее жизнь все еще в ее руках, и, если Рузиля посмеет еще что-то сказать Мустафе, султанша не будет к ней добра, и Рузиля никогда не увидит своего ребенка. Она вообще ничего не увидит. Взгляд Эсманур не сулил ничего хорошего, и хатун сделала вид, что поняла ее.       На самом деле Рузиля-хатун начала просчитывать все возможные варианты развития событий. Только дурак понадеялся бы, что Эсманур Султан спустит ей ошибку с рук. А Рузиля дурочкой никогда не была, она мастерский притворялась, хотя всем сердцем ненавидела это. Но выбора не было. Поэтому Рузиля была покладистой, кроткой, невинно улыбалась рабыням и хлопала ресницами, разговаривая с кем-либо. Все считали ее безобидной и слабой, даже Эсма-хатун, которая всеми силами пыталась избавиться от нее, но терпела фиаско за фиаско.       Рузиля-хатун опасалась, что ревнивая наложница навредит ее малышу, но, к счастью или к сожалению, в последнее время Эсма вела себя тихо. Ей было не до интриг и соперниц. Девушка спустя три года наконец-то забеременела и теперь страдала от тошноты и слабости, почти не выходя из покоев. Рузиля не знала, как к этому относиться, но все же надеялась, что девушка родит девочку и успокоится. Ей просто повезло попасть в покои шехзаде. Он давно ее не звал, но как-то раз подался уговорам матери и в ночь четверга пригласил Эсму.       Но, когда Эсма оказалась нейтрализована, появилась новая напасть: греческая рабыня, которой Эсманур Султан дала имя Хафизе, что означало «защитница». Рузиля, узнав, что хатун попрала на ложе шехзаде, горько рассмеялась, найдя имя рабыни забавным. От кого Эсманур собралась защищать сына, не от Рузили ли?       Хафизе-хатун была мила и учтива, вежлива даже с евнухами и простыми наложницами, она ни с кем не спорила и всегда вела себя с достоинством. И этим раздражала Рузилю до зубного скрежета. Она сама пугалась своей злости и ревности, хотя всеми силами уговаривала себя, что совсем не любит Мустафу, но почему тогда сердце жжет пламенем? И только присутствие маленькой Хандан, которая жила вместе с сестрой в одной комнате и посещала уроки вместе с другими наложницами, несмотря на возраст, усмиряло злость Рузили. Вот и сейчас Хандан-хатун освещала присутствием мир вокруг сестры.       Рузиля-хатун начала показывать сестренке, как вышивается очередной цветок, которыми наложница хотела украсить пеленку на случай, если родится девочка. Они настолько увлеклись, что не обратили внимания на вошедшего в комнату человека. — Нарэ, поставь щербет на столик, — проговорила, не отвлекаясь от вышивки, Рузиля. Но ответа не последовало. Хатун повернула голову и сразу же встала, придерживая большой живот. — Шехзаде Мустафа. — Рузиля, душа моя, — Хандан на этих словах фыркнула, за что была удостоена строго взгляда сестры, выразительно на нее посмотревшей. Хандан-хатун встала с тахты и, поклонившись, направилась к выходу. Девочка шла нарочно медленно, то и дело косясь на шехзаде, которого невзлюбила с первого взгляда. Хандан была в гареме уже четыре месяца, и видела, как переживает сестра из-за других женщин шехзаде. Она очень любила сестру и болезненно переносила ее переживания, поэтому Мустафу Хандан восприняла негативно. — Вы не пришли вчера, я вас ждала до поздней ночи, — обиженно проговорила Рузиля, когда Мустафа заключил ее в объятия. — Были важные дела, — туманно отозвался шехзаде Мустафа. Рузиля-хатун, прижимаясь к господину, помрачнела, вспоминая про Хафизе-хатун, которая провела с шехзаде уже несколько ночей. Стамбул. Старый дворец.       Высокая и светловолосая девушка необычайной красоты шла по завядшему саду вместе с темноволосой спутницей, которая упрямо смотрела себе под ноги. Обе девушки были красивы и юны, вот только взгляд у них был не ребяческий, в них не бурлил родник молодости и счастья, в них была только печаль и мука.       Оливия-хатун, поморщившись от холода, запахнула получше плащ и посмотрела на сводную сестру, которая вот уже несколько месяцев молчала, почти ни с кем не говорила и без остановки плакала ночами. Оливия, зная о горькой судьбе Бирсен-хатун, понимала, что не так уж велико ее горе. Подумаешь, прогневала шехзаде, лишилась любви и богатства. Бирсен потеряла намного больше, чем она, но, несмотря ни на что держится. Хотя Оливия прекрасно видела, что именно заставляет Бирсен держаться. Месть. Да, именно она. Все же они с сестрой очень похожи. Неудивительно, у них один отец. — Я вчера хотела отправить шехзаде Джихангиру письмо, но его перехватили и сожгли, — промолвила охрипшим голосом Бирсен, посмотрев на сестру. Оливия нахмурилась, глядя на Марию. Пусть она считала себя всего лишь служанкой, но Олвиия-то знала об их родстве. И была счастлива, что у нее есть близкий человек в этом аду. Она не одна. Спустя месяцы боль от предательства отца померкла на фоне других событий, и Оливия уже сама тянулась к сестре, нуждаясь в защите и утешении.       После первого памятного хальвета Оливию поселили в комнату фавориток вместе с Бирсен. Девушки сперва не разговаривали, но все изменилось ночью. Когда Бирсен-хатун проснулась от тихих всхлипов. Помня о минувшей трагедии с Мехрибан, наложница подскочила с постели и кинулась к Оливии, и увидела, что та плачет во сне, вскрикивая имя шехзаде Мехмеда. Она разбудила Оливию, и та, утерев слезы, заявила, что все в порядке, но быстро сдалась, обняв Бирсен и давая волю слезам.       Бирсен-хатун с одного взгляда на бывшую хозяйку поняла, что в ней что-то изменилось, сломалось. Оливия всегда была твердой как сталь и холодной, как лед. Она была воплощением аристократки, и Мария, простая служанка, всегда ей завидовала. Уму, красоте, грации. Теперь же Оливия словно сломалась, она горбилась, пыталась казаться незаметной, кусала губы и каждый раз вздрагивала, когда к ней кто-то подходил. Бирсен-хатун не была глупой и поняла, что что-то произошла между Оливией и шехзаде Мехмедом. Она знала о чувствах хатун, и совсем не понимала, почему этого жестокого и холодного человека так любят наложницы. В гареме имелось множество девушек, которые влюбились в него и видели только хорошее.       Бирсен-хатун же всегда считала, что главного глазами не увидишь. Красота времена, а душа вечна. Шехзаде Мехмед был очень красив, но холоден, словно лед. Он никого не любил кроме себя. И Бирсен-хатун думала, что он намного хуже, чем всем кажется. И эту теорию подтвердила рыдающая, как маленькая девочка, Оливия. Это каким нужно быть человеком, чтобы за одну встречу так поломать человека?       Бирсен-хатун в ту ночь долго утешала плачущую Оливию, которая сбивчиво пыталась рассказать о хальвете, о грубых ласках шехзаде и его жестоких словах. И все же она не смогла ничего внятно рассказать, поскольку непрерывно плакала, омывая слезами разбитые мечты.       Масло в огонь подлила Нефизе-калфа, заявившееся в комнату фавориток и объявившая, что шехзаде прислал своей рабыне подарки. Оливия с трудом скрыла слезы и сделала вид, что обрадовалась. Нефизе-калфа торжественно объявила, что ночью шехзаде ждет Оливию.       Оливия-хатун провела в объятьях Мехмеда множество ночей. Он звал ее к себе на протяжении почти четырех месяцев, и если сначала наложница его боялась, то потом смирилась. Хотя морально было тяжело. Шехзаде не пытался узнать ее получше, не давал проявить знания, он просто спал с ней, а после сразу же выгонял из покоев, не давая возможности даже уснуть рядом с ним. Это очень сильно жгло самолюбие. Оливия чувствовала, как ей пользуются, но, несмотря ни на что, готова была терпеть. Не потому что у нее не было выбора, вовсе нет, а потому, что любила его.       Все эти месяцы Оливия лелеяла надежду забеременеть, потому что ясно понимала, что шехзаде зовет ее к себе, поскольку очень зол на Амрийе Султан, по которой тоскует и которая заперта в своих покоях. Оливия была похожа на султаншу светлыми волосами и глазами, но на этом сходства заканчивались, но его было достаточно, чтобы Мехмед срывал на нее злобу в постели. И Оливия понимала, что однажды она надоест шехзаде, и он выбросит ее из жизни. Мехмед мать своих детей не пощадил, что уж говорить о простой рабыне. В таком случае ребенок шехзаде стал бы для наложницы утешением и опорой.       Однако забеременеть у Оливии не получилось, а шехзаде Мехмед раскрыл ее интригу. Все же, чтобы попасть в покои господина, Оливия из зависти и ревности обезобразила Мехрибан-хатун, чтобы на нее больше не посмотрел шехзаде, и подставила Амрийе Султан, спрятав в ее покоях пузырек от яда, а потом разыграв в покоях Дефне Султан спектакль.       Оливия до сих пор не понимала, где именно прокололась. Султанзаде Осман провел расследование и предоставил господину результаты. Гнев шехзаде был велик, и Оливия думала, что он убьет ее, но шехзаде отдал приказ выслать девушку из Топкапы. И Оливия покинула дворец и любимого человека в маленькой надежде, что сможет вернуться.       Какого же было ее изумление, когда буквально через неделю в старый дворец пребыла Бирсен-хатун, сломленная горем и раздавленная. Оказалось, что девушка около месяца скрывала беременность от шехзаде Джихангира, но все открылось в самый неподходящий момент. Ей сделали аборт по приказу Михрумах Султан и выслали из дворца, потому что согласно традициям шехзаде запрещено иметь детей в главном дворце.       Так они и оказались в Старом дворце, снова вместе, в одной лодке, униженные и оскорбленные. У них не было ничего, кроме маленькой надежды на чудо. Оливия-хатун вот уже два месяца молилась, чтобы у нее под сердцем было дитя шехзаде, а Бирсен-хатун всем сердцем желала скорейшего возвращения шехзаде Джихангира и надеялась, что он про нее не забыл.       Конечно, Оливии можно было бы сходить к лекарше, но она боялась, что ее мечты в очередной раз рухнут. Она испытала слишком много переживаний, и боялась лишиться последней надежды. Стамбул. Топкапы. Ноябрь 1582 года.       В покоях управляющей гаремом царила мрачная и тяжелая обстановка. Все члены правящей семьи были облачены в черные одежды и погружены в мрачные размышления. Не так давно перед Аллахом предстала сестра султанзаде Османа и племянница Повелителя, Хюмашах Султан. Женщина за несколько месяцев сгорела в пламени неизлечимой болезни. -Мехмед, как там Осман? — обеспокоенно спросила Дефне Султан у сына, сидящего во главе стола. Шехзаде, который разместился на одной подушке рядом с маленьким сыном, вздрогнул и посмотрел на мать. — Он переживает, — промолвил регент трона, хмурясь. Дефне Султан задумчиво кивнула.       Она знала, что Осман привязан к сестре, хотя та и не воспитывала его после смерти родителей. Эпидемия чумы, которая унесла жизни Михримах Султан и Рустема-паши так же не пощадила детей Хюмашах Султан. И Султанша морально не могла взять на себя ответственность за брата. Дефне Султан, потерявшая в эпидемии второго сына, с позволения султана Баязида, забрала султанзаде Османа во дворец, надеясь найти в нем утешение. Осман сначала дичился и замыкался в себе, но компания шехзаде Мехмеда пошла ему на пользу. Дефне же была немало удивлена, все же с покойным шехзаде Сулейманом Мехмед не ладил. — Жаль, что Хюмашах Султан предстала перед Аллахом, это была великая и сильная женщина, — неожиданно изрекла Михрумах Султан, так же присутствующая на трапезе.       Дефне Султан, поджав губы, посмотрела на нее. Султанша не особо ей нравилась, и Дефне желала, чтобы она поскорее уехала в Трабзон. Все же Михрумах вот уже несколько месяцев путает карты хасеки. Сначала она завладела благотворительным фондом покойной Хасеки Хюррем Султан, затем начала оплетать сетями интриг гарем. К тому же поступок Михрумах Султан с Бирсен-хатун оставлял желать лучшего.       Султанша, заметив наложницу Джихангира идущую из лазарета, допросила лекаршу и узнала о том, что Бирсен вот уже четыре месяца, как в положении. Вместо того, чтобы сообщить управляющей гаремом Михрумах приняла решение самостоятельно, и отдала приказ сделать фаворитке операцию. Дефне Султан в тот день навещала больную Хюмашах Султан и узнала обо всем только вечером, вернувшись во дворец.       Хасеки была разгневана, она пыталась поговорить с падчерицей, но услышала только: «таковы традиции». Уже следующим вечером едва оправившуюся от операции Бирсен отправили в старый дворец. — Мехрибан-хатун, — раздался сладкий, как мед голос Амрийе Султан, которая так же присутствовала за столом. — Почему же ты ничего не ешь? В твоем положении нужно хорошо питаться, — промолвила султанша, глядя на тихую и скромную Мехрибан, которая так же присутствовала на трапезе, поскольку через несколько месяцев должна была родить ребенка. Наложница вздрогнула и испуганным взглядом посмотрела на законную жену шехзаде Мехмеда. — Я не голодна, султанша, — тихо прошептала Мехрибан, сжавшись под цепким взглядом Амрийе Султан. Она снова поправила платок, прикрепленный гребнями к волосам и скрывающий ее обезображенное лицо. — Но все же, — начала говорить Амрийе, но была перебита Хюррем Султан, сидящей рядом с подругой. — Амрийе, полагаю Мехрибан сама знает, чего хочет, — промолвила твердо Хюррем Султан и посмотрела на жену брата. Та только ухмыльнулась, довольная, что смогла смутить Мехрибан-хатун, лицо которой было обезображено стараниями ревнивой наложницы. — Шехзаде Хазретлери, — обратилась Мехрибан-хатун к Мехмеду. — Я неважно себя чувствую, можно я покину вас? — спросила дрожащим голосом наложница. — Хорошо, иди. Может лекаря позвать? — спросил Мехмед, мгновенно напрягаясь. Он, несмотря на то, что лицо фаворитки утратило красоту, все еще беспокоился о ней. И это грело Мехрибан душу, хотя она понимала, что шехзаде переживает за ребенка, которого она носит под сердцем. — Не стоит, я просто устала, — промолвила наложница, поднимаясь из-за стола. К ней тут же подошла ее служанка Лейла-хатун, которая придержала фаворитку за руку, помогая ей идти. Беременность проходила не лучшим образом по причине юного возраста будущей матери и ее частых переживаний.       Шехзаде Мехмед проводил Мехрибан-хатун задумчивым взглядом. Все же эта девушка понравилась ему, с ней было приятно общаться. Она была такой чистой и доброй, неспособной на какую-либо подлость, что мужчина чувствовал рядом с ней покой. А беременность делала ее особенной. Скоро он снова станет отцом, возьмет на руки еще одного сына.       Шехзаде Мехмед посмотрел на Гюльбахар Султан, которая всю трапезу молчала, погрузившись во внутренние переживания. Мехмед уже сам не мог сказать, из-за чего был когда-то привязан к первой жене. Назвал же он ее когда-то весенней розой, вот только где эта весна? Гюльбахар сильно изменилась, она стала реже улыбаться ему, не смотрела с бестолковой радостью в глазах, а еще она стала завистливой. Не проходило и дня, как рыжеволосая султанша не ссорилась с Амрийе Султан по пустякам. Но, к счастью, Гюльбахар была слишком труслива и боялась вызвать гнев мужа, чтобы перейти к радикальным действиям.       Шехзаде Мехмед взглянул на любимую женщину. Женщину, которая сама того не подозревая, имела над ним колоссальную власть. И Мехмед готов был признать это. Амрийе Султан была красива даже в простом черном платье. Шехзаде нравилась эта девушка, красивая, статная, гордая и свирепая, готовая смести ради него любые преграды. Больше четырех лет назад она очаровала его, заставила забыть других женщин и желать только ее. Мехмед попал в ловушку любви, которую раньше презирал. И до сих пор не мог из нее выбраться. Мехмед помнил, как жил четыре месяца без Амрийе, пока она, несправедливо обвиненная, сидела запертая в собственных покоях по его приказу. Даже его несправедливое решение она приняла безропотно. Шехзаде чувствовал вину перед женой за то, что не поверил ей, обвинил в предательстве, запутался в сетях интриганки, с которой провел множество ночей. Мехмеду в то время отчаянно не хватало Амрийе, но он не мог ее простить, поскольку думал, что она виновата. Он не хотел податься слабости, признать власть этой женщины над собой.       Шехзаде Мехмед пытался найти утешение в Оливии-хатун, которая была внешне похожа на любимую султаншу. Но, деля с ней постель, Мехмед понимал, что Амрийе ему не хватает и срывался раз за разом на наложнице, поскольку не хотел признавать слабость перед кем-то. Шехзаде злился на Оливию за то, что у нее волосы платиновые, а не золотистые, за то, что глаза серые, а не зеленые, за то, что она боится его до дрожи в коленях, а не растворяется в нем. Он злился за то, что Оливия не Амрийе.       Но, к счастью, разлука не длилась долго. Покушение на Мехрибан-хатун расследовал султанзаде Осман, который нашел ниточку. Одна рабыня видела, как Оливия выходит из комнаты Мехрибан-хатун. Мехмед быстро сопоставил факты, еще раз допросил служанку Амрийе Султан, Фериде, и пришел в бешенство, что его одурачили.       Мужчина сразу же вызвал в султанские покои Оливию-хатун. Девушка явилась почти сразу, в красивом белом платье, так похожая на невинного ангела. Он начал жесткий допрос, но Оливия до последнего все отрицала. Пока шехзаде на взял со стола подаренный отцом кинжал и не начал его рассматривать. К счастью, Оливия быстро сдалась, ему не пришлось переходить к радикальным действиям.       Наложница провернула интригу за его спиной. Через евнуха купила на рынке снадобье, натерла им подушку Мехрибан-хатун, потом подкинула пузырек из-под яда в покои Амрийе, а дальше разыграла спектакль в покоях Дефне султан, предварительно через евнуха вызвав Фериде-хатун в покои управляющей. Перед приходом Фериде Оливия обмотала вокруг шеи ленту и сымитировала обморок. Служанка, разумеется, тут же бросилась на помощь наложнице, и в этот момент в покои вошел Мехмед и его мать. Шехзаде Мехмед, узнав о темных делах невинной с виду Оливии, пришел в ярость, но не мог не признать, что действия девушки были весьма умными, но сути это не меняло. Он тут же выслал рыдающую и молящую о пощаде рабыню в Старый дворец.       И теперь, когда Мехмед вспоминал, как легко его одурачили, он ощущал злость. Оливия едва не погубила Мехрибан-хатун, которая после случившегося плакала ночами напролет и едва не потеряла ребенка, к счастью, все обошлось. Она пыталась устранить Амрийе Султан. Она вполне могла навредить Гюльбахар Султан. Лишившись матери дети Мехмеда стали бы легкой добычей.