***
Апрель 1576 года. Стамбул. Топкапы. — О, Аллах, какая же ты красивая, Ирина, словно утреннее солнце, — с восхищением в голосе протянул главный евнух дворца Топкапы, Юсуф-ага. Он задумчиво оглядел покрасневшую от комплимента наложницу, облаченную в бирюзовое платье, подчеркивающее цвет ее глаз. Рыжие волосы рабыни были завиты локонами и подхвачены на затылке гребнем с сапфирами. — Дорогу! Хасеки Дефне Султан Хазретлери, — объявил один из стражников и в комнату, в которой наложницу готовили к хальвету вошла первая жена султана. Рыжеволосая девушка склонилась в поклоне, боясь поднять глаза на госпожу, к которой питала нежную привязанность. Все же султанша не только приняла ее в услужение, но и дала неплохое образование. Но все это меркло на фоне того, что Дефне позволила верной служанке быть вместе с ее любимым сыном. Султанша узнала о чувствах Ирины к шехзаде Мехмеду и, собрав сыну гарем после церемонии вручения сабли, включила в него Ирину. — Ирина, как ты прекрасна, — промолвила Дефне Султан, окинув взглядом карих глаз фигуру наложницы. Она не была худощавой и миниатюрной, как Дефне в ее возрасте, наоборот фигура у Ирины сформировалась довольно рано и формы уже налились. Оставалось наедятся, что Мехмед это оценит. — Благодарю, султанша, — промолвила Ирина, взглянув на госпожу с волнением. Дефне Султан благосклонно кивнула ей и кивнула верной служанке Нефизе-хатун, которая, как многие говорили, была ее родной сестрой. Ирина, увидев вечно мрачную и хмурую Нефизе, которая не отличалась словоохотливостью и добротой, побледнела. Нефизе-хатун вышла из-за спины сестры и поднесла ей какую-то шкатулку. Открыв ее, Дефне Султан с улыбкой вытащила дивно красивое украшение с россыпью мелких сапфиров, формирующих цветки. — Ты так прекрасна, словно весна. А это, — Дефне указала взглядом на ожерелье. — Твои цветы. Мой подарок. — Госпожа, оно очень красивое, благодарю вас, -промолвила восхищенно Ирина. И Дефне сделала жест Нефизе, чтобы та надела украшение наложнице. Ирина, подавив страх, собрала и приподняла свои рыжие волосы, обнажив шею, чтобы Нефизе надела ей украшение. Когда хатун случайно коснулась пальцами ее шеи, девушка вздрогнула. Настолько руки Нефизе были ледяными. — Очень красивое, — промолвила Ирина, посмотрев в зеркало и дотронувшись до ювелирного шедевра. — Да, султан Баязид подарил мне его в честь рождения шехзаде Мехмеда, — проговорила Дефне Султан задумчиво. — Я его всегда ассоциировала с сыном, и я надеюсь, что оно принесет тебе счастье, — произнесла султанша. — А теперь ступай. Не заставляй моего льва ждать, — видя, что наложница вот-вот расплачется, приказала Дефне. Ирина благодарно поклонилась госпоже и пошла по золотому пути навстречу своей судьбе. Девушка волновалась, но всеми силами гнала страх прочь. — Зайдя в покои, встань на колени и уже на коленях ползи к ногам шехзаде. Поцелуй край его кафтана и вставай только с его позволения. Громко не смейся, не плач, проявляй уважение. Поняла меня? — давал советы Юсусф-ага, нервно поглядывая на других евнухов. Он знал о характере шехзаде, и опасался его, как и многие. Евнух взглянул на цветущую Ирину, которая видела мир через призму юности и наивности. Она не замечала пороков шехзаде Мехмеда и, кажется, давно была в него влюблена. Юсусфу была жалко эту девушку, и он готов был молить Аллаха, чтобы судьба Ирины сложилась удачно. Они остановились у дверей в покои шехзаде. Стражники отворили двери, и Ирина, подавив страх, вошла и сразу же опустилась на колени, склонив рыжеволосую голову. Она, как ей и говорили, подползла к ногам наследника, когда тот поднялся с тахты и подошел к ней. Девушка дрожащими руками взяла край кафтана господина и осторожно припала к нему губами, боясь что-то сделать не так. Ирина почувствовала прикосновение холодных пальцев к подбородку и испуганно подняла голову, посмотрев в лицо шехзаде, но тут же опустила ее, поскольку вспомнила наставления евнуха. Мехмед позволил наложнице встать и, прищурившись, окинул внимательным взглядом фигуру девушки. — Как тебя зовут? — раздался спокойный и уверенный голос в тишине опочивальни. Ирина вздрогнула и подняла голову. Она была почти на голову ниже шехзаде и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в лицо. — Ирина, — ответила наложница, дрожащим голосом. — Я помню тебя, — сказал внезапно Мехмед, и Ирана улыбнулась, радуясь, что смогла все же привлечь его внимание. — Несколько лет назад ты плакала в покоях моей матери, — поморщился шехзаде. Ирина мучительно покраснела, он помнил позорный момент в ее жизни, когда она ползала в ногах у Хасеки Султан и молила ее опустить домой, к семье. — Я тосковала по семье, — промолвила девушка, нервно облизав губы. Этот жест не укрылся от внимательного взгляда Мехмеда. — А сейчас не тоскуешь? –спросил он. — Тоскую, но я смирилась, — промолвила Ирина. Да, она смирилась и приняла рабство, как неизбежное. Долгое время девушка страдала, но потом Дефне Султан протянула ей руку помощи, взяла в услужение. Ирина обрела смысл жизни в обществе Хасеки Султан и ее детей. А потом она начала ощущать симпатию к старшему сыну Госпожи, но даже не могла надеяться на что-то. — Понятно, — слишком резко оборвал разговор шехзаде. Ирина улыбнулась и начала тайком наблюдать за ним. Вблизи Мехмед был еще красивее, чем она представляла. Не зря же многие наложницы вздыхали по нему. Погруженная в свои мысли, Ирина не сразу заметила, что глаза наследника как-то потемнели и в них промелькнуло нечто хищное. Он почти вплотную к ней приблизился, и Ирина не успела опомнится, как оказалась в кольце его сильных рук и ощутила прикосновение теплых губ шехзаде к своим губам. Следующим утром Ирина проснулась первой. Девушка сладко потянулась, чувствуя приятную усталость в теле. Она привстала в постели и окинула взглядом опочивальню шехзаде, который спал рядом с ней, лежа на животе. Ирина, широко и ясно улыбнувшись, не удержалась от искушения и сократила разделяющее их расстояние. Девушка внимательно вгляделась в черты наследника. Шехзаде спал, и мышцы его расслабились, сделав лицо спокойным, умиротворенным и каким-то детским. Темно-русые волосы пришли в полный беспорядок и торчали во все стороны, а сильные руки, которыми он ласкал ее почти всю ночь теперь обнимали подушку. Мехмед был укрыт только до талии, и Ирина, широко распахнув глаза, разглядывала мускулистое тело принца. — Налюбовалась? — неожиданно спросил шехзаде и открыл глаза. Ирина ойкнула и резко отпрянула от Мехмеда и смущенно на него посмотрела. Мехмед, ухмыльнулся, и перевернулся на спину. Он, не стесняясь, потянулся, и Ирина покраснела от смущения, не в силах оторвать взгляд от груди мужчины. — Я довольно долго наблюдал за тобой. — Простите, — жалко проблеяла Ирина и, наконец, отвела взгляд. — Ты, должно быть, голодна? –спросил внезапно шехзаде. Ирина, посмотрев на него, кивнула, поняв, что не хочет покидать общество возлюбленного. Девушка была укрыта легкой простыней, которая скрывала ее обнаженное тело от взгляда юноши, и тот, снова окинув ее внимательным взглядом серых глаз, проговорил: — Хотя, пожалуй, трапеза подождет, — с этими словами он рывком накинулся на наложницу, отчего та вскрикнула, а после, оказавшись подмятой под шехзаде, рассмеялась. Мехмед впился требовательным поцелуем в розовые губы фаворитки, попутно стягивая с ее тела простынь. Когда результат был достигнут, он откинул ее в сторону и, отпрянув, внимательно окинул взглядом фигуру Ирины. Чуть выпирающие ключицы, высокую, пышную грудь, плоский животик и ниже. Девушка мучительно покраснела, закусив губу. Шехзаде же сжал рукой девичьи прелести и припал губами к нежной шее, отчего Ирина тихо застонала. — Что это? — Мехмед отпрянул от фаворитки и посмотрел на ожерелье, подаренное Дефне Султан. Вчера он не разглядел его внимательно, было не до этого, да и вечерний сумрак не особо располагал к этому. Разумеется, он узнал ожерелье. Мать любила его надевать. — Ваша матушка подарила мне его, — промолвила Ирина, когда шехзаде дотронулся пальцами до драгоценных цветов. — Тебе очень оно идет, — проговорил Мехмед, всматриваясь в голубые глаза наложницы. Та польщенно улыбнулась. — Султанша сказала, что я — весна, а это, — сказала Ирина, дотронувшись до ожерелья. — Мои цветы. — Знаешь, как я тебя назову? –спросил шехзаде Мехмед, прищурившись. Ирина покачала головой. — Гюльбахар. — Гюльбахар? — повторила Ирина и улыбнулась. — Красиво. А что оно означает? –спросила она. — Весенняя роза, — ответил шехзаде, снова целуя фаворитку. Гюльбахар-хатун, чувствуя небывалое счастье и радость, обвила шею шехзаде руками и робко ответила на поцелуй. Кто бы, что не говорил о холодности и скрытной жестокости принца, она не верила в это. Мехмед был обычным юношей. Простым человеком. Добрым и нежным, и она уже его полюбила. Гюльбахар Султан открыла глаза и несколько раз шумно вдохнула и выдохнула. Почему ей приснился этот сон, сон из прошлого, из того, чему уже не быть? Женщина приподнялась в постели и посмотрела на вторую половину кровати. Грустно усмехнувшись, султанша покачала головой. На что она надеялась? Что Мехмед из ее сна внезапно появится в реальности, будет мирно спать рядом? Как же глупо. Вновь ощущая смертельную усталость и вселенскую тоску, Гюльбахар, не желая думать о муже, поднялась с кровати и накинула на себя легкий халат из насыщенного красного шелка. Чуть пригладив пришедшие в полный беспорядок рыжие волосы, султанша направилась в детскую комнату. Там она первым делом подошла к постели дочери, которая спала на животе, обняв подушку тонкими руками, как ее отец когда-то. Гюльбахар Султан, помня, что дочь спит крепко и редко просыпается посреди ночи, осторожно погладила дочь по рыжим вьющимся волосам, вглядываясь в ее миленькое личико, так похожее на ее собственное. После этого внимания матери был удостоен шехзаде Осман. Он спал беспокойно и часто просыпался, из-за этого султанша часто не спала ночами, не доверяя сына служанкам. Она предпочитала укачивать Османа самостоятельно, но не сегодня. Сегодня у Гюльбахар Султан немного приболела голова, и она, доверив детей служанкам, легла спать, даже не поцеловав малышей на ночь. Султанша поджала губы, заметив, что сын снова раскрылся во сне. Он часто так делал и замерзал. Девушка взяла одеяло и укрыла ребенка, после этого она хотела уйти, но что-то не позволило ей сдвинуться с места. Чувствуя тревогу, Гюльбахар внимательно посмотрела на спящего сына, но все было в полном порядке. Мальчик спал. Желая успокоить саму себя, Гюльбахар подошла к столику и, взяв горящую свечу, подошла к постели сына. Прищурившись, султанша заметила, что лоб сына в испарине. Не понимая в чем дело, Гюльбахар дотронулась до лба сына и вздрогнула. Он был горячий, словно пламя. Осман, почувствовав прикосновение матери, захныкал и заворочался. Приоткрыв глаза, ребенок всхлипнул. — Что-то болит? –спросила обеспокоенно Гюльбахар Султан. Мальчик кивнул и положил руку на грудь. Султанша, поставив свечу на тумбочку, на которой лежали детские игрушки, стянула с сына одеяло и осторожно приподняла рубашку. Вскрик вырвался из уст девушки. Грудь и живот шехзаде Османа был покрыт какой-то странной сыпью. — Сейчас, мой маленький, сейчас, — промолвила испуганно Гюльбахар Султан, вскакивая на ноги. Она побежала к выходу из покоев и, выйдя в коридор, начала звать стражников. Но тех не было на постах. Чувствуя ужас и страх, девушка закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Она побежала по коридору, помня, что муж сейчас с Амрийе Султан, покои которой находятся не так далеко. Добежав до нужных дверей, девушка наткнулась на охранников. — В покоях султанши Шехзаде, -ответил один из них, опустив голову. Он старался не смотреть на госпожу, облаченную в яркий и весьма откровенный наряд. — Я знаю, — процедила Гюльбахар Султан. — Мне нужен шехзаде, Осману плохо, — промолвила девушка и хотела уже вломиться в покои, но охранник преградил ей путь. Мне нужен шехзаде Мехмед! — с небывалой решительностью и силой в голосе прорычала султанша. К счастью, еще раз повторять не пришлось. Охранники переглянулись и решили не испытывать терпение госпожи. Они отошли в сторону, и Гюльбахар вошла в покои соперницы. Несмотря на приглушенное освещение, султанша без труда увидела массивное ложе с задернутым пологом. Не ощущая былой ревности и смущения, девушка подошла к нему и хотела уже распахнуть полог, когда это за нее сделала шехзаде Мехмед. — Гюльбахар? — удивленно спросил шехзаде, глядя на жену ничего не понимающим взглядом. От его раздражения и сонливости не осталось и следа. Султанша окинула мимолетным взглядом обнаженную грудь мужа и, стараясь не замечать спящую рядом с господином Амрийе Султан, заговорила: — Простите, что потревожила, господин, — промолвила она и, вспомнив про приличия, поклонилась, но не на долго. — Но шехзаде Осман приболел, у него лихорадка и сыпь, — протараторила султанша. Шехзаде Мехмед изменился в лице и побледнел от страха. — Ты вызвала лекаря? –спросил он, и Гюльбахар едва не застонала от досады. От страха она лишилась последних мозгов, что даже не подумала позвать лекаря и сразу кинулась к мужу. Девушка покачала головой и боязливо втянула голову в плечи на всякий случай. Однако Мехмед не стал ее ругать. Вместо этого он встал с постели и отправился за ширму переодеваться. Через каких-то то пять минут мужчина вышел к жене. — Шехзаде? –раздался сонный голос Амрийе Султан, она приподнялась в постели и увидела Гюльбахар Султан, которая переминалась с ноги на ноги. — Что ты тут делаешь? — процедила зло султанша, прищурив зеленые глаза. Гюльбахар Султан, не задумываясь ответила: — Тебя навестить пришла, соскучилась, — Амрийе Султан удивленно заморгала и открыла-закрыла рот, явно не ожидая подобного ответа от тихой и слабой соперницы. — Идем, Гюльбахар, — промолвил Мехмед, выйдя из-за ширмы, он уже облачился в рубаху и в брюки и накинул теплый халат на себя. Шехзаде, не взглянув на законную жену, направился к выходу из опочивальни, Гюльбахар засеменила следом. — Куда вы? –спросила удивленная Амрийе Султан, явно недовольная тем, что ее проигнорировали. — Спи, — коротко ответил Мехмед, и двери захлопнулись. Амрийе Султан нахмурилась. Ну уж нет. Девушка встала с постели и так же отправилась переодеваться. Амасья. Дворец санджак-бея. Ноябрь 1582 года Дениз Султан за последние сутки не сомкнула глаз. Она непрерывно сидела у постели больного сына и то и дело прикладывала к его горячему лбу влажный компресс, чтобы сбить жар. Но это совсем не помогало, да и от многочисленных микстур не было никакого толка. Жар продолжал расти, достигая критических значений. Амир хрипел, задыхался, метался в бреду, но в чувства не приходил. Мальчик сгорал в пламени неизвестной лихорадки, и врачи не могли ничего сделать, не могли помочь. Отчаявшись, Дениз написала письмо Дефне Султан с просьбой отправить в Амасью одного из лекарей падишаха. — Как он? –тихо спросила Фирузе-хатун, войдя в покои султанши, в которых стоял тошнотворный запах лекарств. К нему примешался еще какой-то, сладковатый и приторный. Запах смерти. — Без изменений, — одними губами прошептала постаревшая, будто бы на десятки лет Дениз Султан. Ее черные волосы пришли в полный беспорядок, лицо осунулось и похудело, глаза поблекли и ввалились. Под ними залегли серые тени, явно говорящие об усталости султанши, но она не спешила отдыхать. Она, словно стражник, дежурила у постели старшего сына и своим присутствием будто бы отпугивала ангела смерти. — Вам бы отдохнуть, султанша, — промолвила верная служанка. Но Дениз даже не пошевелилась. — Шехзаде к утру будет здоров, вот увидите, а вы себя изводите только. — Вернись к детям, — резко произнесла Дениз Султан, посмотрев на служанку. Фирузе осеклась на полуслове и ее передернуло от свирепого и словно неадекватного взгляда госпожи. — Мурад плохо спит ночами, будь с ним. Да и Орхан с Назлы волнуются наверное. Скажи, что я не приду к ним сегодня, -промолвила уже спокойнее Дениз Султан, удивляясь собственной резкости. Она уже много лет скрывалась за маской холодности и равнодушия, жила умом, а не сердцем и иногда ей казалось, что она давно не может чувствовать. Но… случившееся с Амиром обрушилось столь внезапно, что маска на лице Дениз Султан дала трещину и вот-вот готова была расколоться, вернув все на круги своя. Фирузе-хатун ушла, оставив султаншу один на один с больным сыном. Мальчик заметался по кровати и застонал, что-то едва слышно шепча пересохшими губами. Чтобы лучше услышать, султанша склонилась над сыном. — Воды, — разобрала Дениз Султан, после чего взяла с подноса кувшин с водой, налила немного необходимой жидкости в стакан и осторожно дала сыну попить, начисто забыв запрет лекаря. «Воды не давать!». Шехзаде Амир в несколько глотков осушил стакан и бессильно откинулся на подуши, дыхание его выровнялось, и мальчик перестал метаться в горячке. Посчитав это хорошим знаком, Дениз Султан погладила сына по черным вьющимся кудрям, унаследованным от нее и вымученно улыбнулась. За прошедшие стуки она так устала и переволновалось, что слабость сковала все ее тело. Султанша села на постель рядом с сыном и, обняв его, прикрыла глаза.Тринадцать лет назад
Лето 1569 года. Стамбул. Топкапы Было холодно, одиноко и мерзко, словно об тебя вытерли ноги и втоптали в грязь. От боли ныли руки, связанные грубой веревкой. К счастью, веревку убрали, но страшные синяки на запястьях остались. Черноволосую девушку грубо схватили за руку и выволокли из кареты. Она прищурилась от яркого солнечного света, который больно бил по глазам. Хотелось есть и пить, но варвары, похоже, даже не знали об естественных потребностях человека. Хотя их и за людей давно не считают. Вещи, рабы, невольницы. Асида-хатун откинула назад голову и подставила изнеможённое лицо солнечным лучам, жадно наслаждаясь ими. Мало ли сколько она еще не будет видеть солнечного света. После похищения их долго везли в грязном, пропахшем гнилью корабле, трюмы которого были сыры и темны, в них не проникал солнечный свет. Девушек кормили какими-то помоями, их били, некоторых, не особо красивых, негодных для продажи, даже насиловали. Асиде повезло, ее не тронули, все же девушка была хороша собой и невинна, за нее можно было выручить большие деньги. Вот только характер у нее был отвратительный и буйный. Девушка несколько раз пыталась сбежать. В первый раз она даже не смогла выбраться на палубу, один из моряков схватил ее за волосы и швырнул обратно в темный подпол. Во второй раз попытка увенчалась успехом, произошло это где-то через несколько недель, когда старое наказание истекло и ее отвязали от позорного столба. Асида долго выжидала момент, и когда они отплывали от какого-то острова, решила бежать. Она не знала, как далеко от берега они отошли, но точно знала, что лучше смерть, чем рабство. К тому же покойный отец, любящий ходить на лодке по озеру, научил ее плавать. Шансы были, но минимальные. Выждав момент, Асида ударила какой-то палкой стражника по голове и кинулась бежать, одурев от страха. Она так желала свободы, что, выбежав на палубу кинулась к бортику. Моряки, заметив ее, побежали за ней. Но Асида, не задумываясь бросилась в море и судорожно попыталась плыть, однако вода была очень холодной, а дна не было. Она бы утонула, но ее вытащили и снова швырнули в темницу, лишив еды. С той поры пираты назвали ее почему-то Дениз. — Иди быстрее, Дениз-хатун, — пробормотал коренастый мужчина, сильно потянув за веревку. — Я Асида! — рыкнула она, исподлобья посмотрев на султанского служащего. Но он уже ее не слышал. Всех их, купленных на невольничьем рынке Стамбула, начали заводить в огромный дворец. Асида была слишком уставшей, чтобы бунтовать, силы покидали ее. Она не ела несколько дней и очень хотела спать. Поэтому девушка, отпустив голову, засеменила за остальными девушками, которые с интересом озирались. Их повели по какому-то коридору, но внезапно процессия остановилась. — О, Аллах, — забормотал служащий султанского гарема. — Быстрее, быстрее, встаньте в ряд, встаньте, -кричала какая-то черноволосая девушка, пытаясь построить новоприбывших девушек в ряд. — Шехзаде идет, — причитала она. Асида напряглась, на корабле она слышала, что сыновей султана называют шехзаде. У принцев есть власть, они могут отпустить ее домой. — Дорогу шехзаде Махмуд Хазретлери, — громко прокричал один из служащих. — Головы вниз! –шикнула женщина. Из-за поворота вышел черноволосый молодой мужчина, облаченный в дорогие одежды. Он был высок и худощав. Его лицо было бледным и каким-то уставшим, а во взгляде светлых глаз царила скука и равнодушие. Когда принц поравнялся с рабынями, Асида, боясь упустить шанс, кинулась к шехзаде, преградив ему путь. Она горящими темно-карими глазами посмотрела на юношу, что тот замер, не ожидая подобной дерзости. — Прошу, помогите! Прошу! –плохо владея турецким языком закричала Асида, с трудом сдерживая рвущийся наружу эмоции. — Отпустите домой! Молю! — Асида, поборов себя и переступив через фамильную гордость, встала на колени, но не склонила голову, глядя пламенным взглядом в серые глаза господина. — Гюльшен-калфа, я вижу, вы плохо выполняете свою работу, — холодно промолвил шехзаде Махмуд, посмотрев на побледневшую женщину, которой, кажется, стало дурно от выходки рабыни. — Простите, они только сегодня прибыли, не знают правил, — оправдывалась женщина. — Сути это не меняет, — резко проговорил шехзаде, снова посмотрев на наложницу, стоящую на коленях. Она была в износившемся, грязном, где-то порванном платье, ее вьющиеся волосы пришли в полный беспорядок, а красивое смугловатое лицо испачкано. Выделялись только черные, словно два омута, глаза. — Ты собственность султана Баязида, и принадлежишь Османской Династии, — прошипел он в лицо девушки и хотел уйти, но девица неожиданно кинулась ему в ноги и вцепилась тонкими пальчиками в край кафтана. — Прошу вас, — прошептала она, но шехзаде Махмуд. Брезгливо поморщившись, вырвал одежды из ее рук и продолжил путь. Асида же судорожно вдохнула, словно ей стало плохо. Только что рухнула ее последняя надежда. Предательские слезы защипали глаза, но девушка упрямо их сдерживала, смотря в след шехзаде, который был красив, словно ангел, но жесток, словно сам дьявол. Маниса. Дворец санджак-бея. Ясемин-хатун не спала, измеряя шагами коридор. Она в который раз нервно заправила за ухо прядь светлых волос и с беспокойством посмотрела на закрытые двери, из-за которых доносились надрывные женские крики. Еще утром у Эмине-хатун начались роды. Но они затягивались и прогнозы были не самые благополучные. Ребенок, словно чувствовал, что не нужен собственной матери, и поэтому не желала появляться на свет. За прошедшие месяцы Ясемин-хатун не сводила с Эмине-хатун глаз, следила, чтобы она хорошо питалась и не делала глупости, как тогда, с ядом. Эмине, кажется смирилась, что ей придется родить ребенка, но особой любви к нему не питала. Она вообще не волновалась насчет малыша, не гуляла в саду, игнорировала предписания лекаря, и у Ясемин-хатун создавалось впечатление, что она не сильно расстроится, если потеряет ребенка. Ясемин молилась, чтобы с ребенком шехзаде было все хорошо, иначе гнев шехзаде Абдуллы обрушится на нее. В какой-то момент женский крик прекратился, а вместо него раздался новый, надрывный, детский. Ясемин-хатун, вздохнув от облегчения, вошла в комнату, благодаря Всевышнего за милость. — Родился шехзаде, султанша, — проговорила лекарша, омывая руки в тазу с окровавленной водой. Ясемин улыбнулась и посмотрела на неврождённого малыша, которого помыли и запеленали. Служанка поднесла дитя к матери, которая с крайне хмурым видом смотрела в одну точку, чем-то недовольная. — У вас сын, госпожа, — промолвила служанка и поклонилась, протягивая дитя матери. Эмине-хатун даже не посмотрела на ребенка, она отвернулась от него и закрыла глаза. — Унесите его, — промолвила девушка тихо. Ясемин-хатун сухо поджала губы, не понимая, как можно отвергнуть родное дитя? Она подошла к служанке и протянула руки к малышу. Наложница, взглянув в голубые глаза главной жены наследника, безропотно передала ей новорожденного. Ясемин-хатун посмотрела в опухшее и покрасневшее личико малыша и на ее губах расцвела слабая улыбка. Это мог быть ее ребенок, ее сын. У мальчика были черные волосы и черные глаза, как у отца. Он был похож на шехзаде Абдуллу даже больше, чем покойный шехзаде Касым. Ясемин-хатун, ощутив укол зависти, красноречиво посмотрела на слуг, которые тут же безмолвно покинули покои. Ясемин же машинально начала укачивать ребенка, который инстинктивно поворачивал голову и открывал рот, желая вкусить материнское молоко. — Эмине, поздравляю. Какой чудесный у тебя сын, — осторожно подбирая слова, проговорила Ясемин-хатун, посмотрев на новоиспеченную султаншу, которая неподвижно лежала на кровати. Эмине горько усмехнулась и прикрыла на мгновение светлые глаза. — Ему необходима твоя ласка, твоя любовь. — Унесите его, найдите кормилицу, — тихо начала говорить Эмине Султан. — Я не хочу даже видеть его, даже слышать, — промолвила она. Под конец фразы голос девушки опасно задрожал и сорвался. Новорожденный, ощущая ненависть со стороны матери, заворочался в пеленке и закричал. Ясемин-хатун, ощущая смятение и непонимание, начала укачивать дитя, но мальчик только громче плакал. Эмине-хатун же глухо застонала и, закрыв руками уши, вскрикнула: — Унесите, немедленно! — голос султанши ясно говорил о подступающей истерике. Решив не испытывать расшатанные нервы наложницы, Ясемин, вздохнув, направилась к выходу из комнаты. Однако, когда двери уже распахнулись, и первая супруга наследника с ребенком вместе хотела покинуть опочивальню, Эмине-хатун внезапно остановила ее: — Дайте его мне! — Ясемин-хатун вздохнула с облегчением и, приблизившись к постели новоиспеченной матери, осторожно передала ей ребенка. Эмине-хатун посмотрела заплаканными глазами на Ясемин и робко протянула руки к малышу. Она осторожно взяла дитя на руки и прижала к себе, жадно вглядываясь в личико малыша. — Как же он похож на него, — одними губами прошептала девушка. — У господина в ту ночь глаза были такие же, только в них было столько злости и ненависти, -тихо прошептала Эмине. — Разве могу я его не любить? Он много месяцев был со мной, я засыпала с ним и просыпалась. Он был частью моего тела, частью души. Ясемин-хатун присела на край кровати и смотрела на молодую мать. Глаза Эмине Султан лихорадочно блестели, что говорило об ее невменяемом состоянии. — Мальчику нужно дать имя, — промолвила Ясемин. — Шехзаде Абдулла и Повелитель в военном походе, но, полагаю, эту честь можно доверить и Ильясу. Он все еще не спит, ожидает вестей, — Эмине Султан посмотрела на женщину, которая теперь по статусу была ниже ее. — Хорошо, -кивнула девушка, по прежнему обнимая притихшего сына. Ясемин-хатун встала с кровати и, подойдя к дверям, велела слугам привести в опочивальню членов семьи шехзаде Абдуллы. Через каких-то полчаса в покоях Эмине Султан собралась вся семья. Ясемин-хатун с грустной улыбкой на губах наблюдала за тем, как Ильяс склоняется над младшим братом, который лежит на кровати рядом с матерью. Старший шехзаде прочитал молитву, после чего прошептал: — Твое имя — Сулейман, твое имя — Сулейман, твое имя — Сулейман, — шехзаде Ильяс осторожно дотронулся рукой до темных волос шехзаде Сулеймана и улыбнулся ему, встретившись со взглядом темно-карих глаз малыша. — Мам, мам, а когда мы с ним будем играть? — спросила Мелек Султан, потянув мать за подол синего платья. — Он будет играть со мной, потому что я лучше тебя, — возразила Бахарназ Султан, показав сестре язык. Мелек Султан обиженно надула губки и посмотрела на сестренку. — А вот и нет! — А вот и да! — Мелек, Бахарназ, хотя бы сейчас не ссорьтесь, — вздохнула Ясемин-хатун, взяв дочерей за руки. Мрачная Атике-хатун, держащая на руках Нилюфер Султан, напряженно смотрела на шехзаде Ильяса. Никто даже представить не мог, какие кровожадные мысли сейчас множились в голове у наложницы. Угрозы Эсен-калфы не давали Атике покоя, она боялась за себя, за дочь. Она металась в клетке, пытаясь найти выход, но его не было. А между тем время утекало. Необходимо действовать. Сейчас или никогда. — Прошу меня простить, Эмине Султан, — проговорила Атике-хатун, поклонившись. Эмине посмотрела на нее и нахмурилась. Сколько раз эта черноволосая девушка унижала ее при других? Хвалилась, что первая родит сына? Но никому не известно какую дорогу нам выкладывает судьба. Атике родила дочку, а Эмине –сына, и теперь она по статусу даже выше Ясемин-хатун. — Мы покинем вас, Нилюфер Султан пора спать, — с этими словами Атике покинула опочивальню. Амасья. Дворец санджак-бея. Дениз Султан открыла глаза и тихо застонала от сильной головной боли. От неприятной позы для сна затекла шея, но это было полбеды — тело нещадно ломило. Султанша потерла затекшую шею, зевнула, несколько раз моргнула, сгоняя с себя сети дремоты. Только после этого она вспомнила, где и с кем находится. Женщина посмотрела на сына, на лбу которого все еще лежал холодный компресс. Она, похоже, задремала. Султанша вгляделась в черты любимого сына и осторожно убрала компресс, желая проверить спал ли жар. Судя по тому, что Амир спал неподвижно и не метался в горячем бреду, лекарства подействовали. Компресс почти высох, и Дениз положила тряпочку в небольшой тазик, стоящий на столике неподалеку. После этого она осторожно убрала со лба сына вьющиеся волосы и замерла. Лоб мальчика был холодным. За ночь жар спал, Амиру стало лучше. Не веря своему счастью, Дениз Султан дотронулась до лица ребенка, но тут же одернула в ужасе руку. — Амир, Амир, ты замерз? — обеспокоенно прошептала султанша, начиная взяв сына за ледяную руку. — Амир! — реакции никакой. Но на крик султанши со смежной комнаты сбежались слуги. Дениз Султан наклонилась к сыну и прижала ухо к его груди, дрожа от волнения. Она немного замешкалась, боясь худшего. Женщина пораженно замерла, когда поняла, что сердце сына не бьется… А в следующий миг тишину разрезал надрывный женский крик. Нет, рык раненого зверя, потерявшего самое дорогое. — Что случилось, госпожа? –спросила Фирузе-хатун, вошедшая в комнату. Но женщина пораженно замерла на пороге и вскрикнула, увидев обезумевшие глаза султанши. — Этого не могло произойти, не могло, нет! — в отчаянье закричала госпожа. — Амир! Сыночек, прошу, нет, нет, этого не могло произойти, нет! — слезы застилали глаза, но Дениз Султан, даже не смахивая их, пыталась разбудить сына, который неподвижно возлежал на постели, словно поломанная кукла.