Через терни к звездам

***

Дворец санджак-бея в Манисе. — Как она? –спросила тихо вошедшая в опочивальню управляющей Эмине Султан у Гюльфем-хатун, которая сидела у постели убитой страшным горем госпожи. — Без изменений, — промолвила Гюльфем, с жалостью в глазах смотря на бесчувственную госпожу, которая тяжела дышала и металась в бреду в постели. На ее высоком лбе лежал компресс, золотистые длинные волосы спутались и в беспорядке разметались по шелковым подушкам. Ясемин-хатун пребывала в бреду уже несколько дней, и лекаря не могли облегчить ее мучения. В сущности, они и не могли ничего поделать. Их госпожа познала большое горе, от которого по прошествии нескольких дней никак не могла оправиться.       Эмине Султан удрученно вздохнула, с болью в голубых глазах смотря на бесчувственную управляющую, которая столько времени ее поддерживала и защищала. Именно Ясемин-хатун помогла ей пересмотреть взгляды на жизнь, именно она была ее проводником в новый мир, именно она убедила ее в том, что ребенок не виноват в грехах отца. И вот теперь, видя наставницу в подобном положении, Эмине Султан ощущала удушающую жалость и обиду на этот жестокий мир. — Как Бахарназ Султан? — спросила тихо султанша, покосившись в сторону детской. — Спит. Лекарь дал ей отвар, и бедняжка уснула, — удрученно вздохнула Гюльфем-хатун. — За что нам такие беды? Сначала Элиф Султан с шехзадеКасымом и Зеррин, затем бедные шехзаде Ильяс и Мелек Султан, — служанка всхлипнула и покачала головой. — Что же теперь будет? — спросила тихо Эмине Султан. Она страшилась будущего. Что будет, когда весть о смерти детей дойдет до шехзаде Абдуллы? Эмине не ведала. Она не знала, каким был господин до всех бед, приключившихся с его семьей. Ей довелось узнать только жестокого и мрачного человека, сломленного горем. Почему-то Эмине была уверенна, Абдулла никого не пощадит, новая беда, пришедшая непонятно откуда вызовет страшную бурю, и им не спастись от нее. Полетят головы. — Не знаю, но господин предупреждал Ясемин-хатун, что, если с шехзаде Ильясом что-то случится, он ее вышлет из дворца, разлучит с султаншами, — проговорила служанка, покачав головой. Эмине Султан смертельно побледнела и закрыла рот рукой. Если Ясемин-хатун вышлют, то она останется совершенно одна в этом змеином логове. Но не это больше всего пугало ее, а перспектива жить с жестоким наследником, который никого не жалел на своем пути. И Эмине Султан сомневалась, что новорождённый сын сможет смягчить характер отца. — Не отходи от госпожи, если она придет в себя, позови меня, — промолвила Эмине и покинула опочивальню, чувствуя тяжесть в душе, словно это не Ясемин, а она потеряла ребенка.       Светловолосая султанша вернулась в покои и сразу же подошла к колыбели, стоящей рядом с ее кроватью. Девушка склонилась над спящем сыном и тут же с облегчением вздохнула. Шехзаде Сулейман спал, дыхание его было тихим и размеренным, и страх потери потупился в душе у Эмине.       Султанша села на кровать и прикрыла глаза. Перед глазами тут же начали проносится картины минувших дней, самых страшных дней в ее жизни. Посреди ночи Эмине разбудил странный шум, словно кто-то в панике бегал по дворцу. Встав с кровати и накинув на плечи халат, султанша вышла проверить, что происходит. Оказалась, что шехзаде Ильясу ночью стало плохо. Мальчика рвало кровью, и вызванные врачи никак не могли укротить рвоту.       Весь гарем встал на уши, слуги тут же разбудили Ясемин-хатун, которая сразу же принялась раздавать приказы и велела даже привести местную знахарку, поскольку врачи не знали, что с шехзаде. Но вызванная знахарка приехала слишком поздно. Шехзаде Ильяс представал перед Всевышним, когда на горизонте только-только забрезжил рассвет. Ясемин-хатун стало так дурно, что она едва не лишилась чувств от переживаний. Слуги отвели госпожу в ее покои, в которые тут же явились лекари. Маленькая Бахарназ Султан, разбуженная шумом, вошла в покои матери.       Ясемин-хатун велела ей возвращаться в постель и спросила не проснулась ли от шума Мелек Султан, которая всегда спала очень чутко и часто просыпалась от ночных кошмаров, но ответ получила отрицательный. Тогда она сама, с трудом встав с кровати, направилась в детскую, а в следующий миг опочивальню огласил громкий женский крик.       Мелек Султан была мертва. Она захлебнулась кровавой рвотой, даже не проснувшись, поскольку спала на животе. Ясемин-хатун же, увидев дочь мертвой, помутилась рассудком и вот уже несколько дней пребывает в бреду.       Дворец пребывал в глубоком трауре. Наложницы вели себя тихо и спокойно, но иногда испуганные рабыни шептались, мучаясь вопросом, что теперь будет. Они помнили то, что происходило после страшного пожара, в котором погибли члены правящей семьи. Они помнили, в каком состоянии пребывал шехзаде Абдулла и как он обращался с девушками, желающими утешить его в таком страшном горе.       И только один человек переживал не об этом. Атике-хатун, организовавшая очередную трагедию, совсем потеряла покой. Она итак спала плохо, поскольку во снах к ней приходили покойные Элиф Султан, Зеррин Султан и шехзаде Касым, теперь же к ним присоединились Мелек Султан и шехзаде Ильяс. Ночами ей казалось, что за ней наблюдают убитые ею люди, словно они стоят в темных углах комнаты и ждут своего часа, чтобы совершить возмездие. Временами наложнице казалось, что она слышит невесомые, приглушенные ковром шаги и зловещие тени мелькают у ее кровати, пока она спит.       Боясь разоблачения, Атике-хатун не обращалась к лекарше за снотворными снадобьем, которым теперь поили Бахарназ Султан, ставшую невольной свидетельницей смерти старшей сестры. От недосыпа Атике-хатун стала совсем нервной и вскоре устрашающие видения начали преследовать ее и наяву. Фаворитка боялась оставаться в одиночестве и стремилась, чтобы рядом с ней всегда была ее служанка, Ниса, которая и исполнила жестокий приказ. Служанка сама страдала чувством вины и постоянно плакала.       Удивительно, что никто еще не обратил на этот факт внимания. Наверное, все слишком сильно шокированы и некому начать расследование. Если бы горе не коснулось Ясемин-хатун она непременно начала бы расследование и без труда разоблачила бы преступницу.       В эту темную ночь Атике-хатун не спала, сидя на кровати в комнате и глядя прямо перед собой воспаленными красными глазами. Страх вновь увидеть плоды собственных злодеяний был настолько велик, что наложница боялась закрыть глаза. Даже во сне она не знала покоя, впрочем, образы из кошмаров начали просачиваться в реальность.       Атике-хатун вздрогнула всем телом и вцепилась руками в простынь, словно она могла защитить ее. Девушке показалось, что за задернутым темным пологом кто-то ходит. В какой-то момент некто приблизился к постели, и Атике в ужасе уставилась на силуэт девочки. Даже через легкую ткань полога был заметы светлые волосы. И что хуже всего, фаворитка кожей чувствовала ее взгляд, холодный и злой, спрашивающий: «Почему ты меня убила?!». К тому же детский голос зазвучал у нее в голове.       Атике-хатун отползла подальше от фигуры погибшей султанши, вжалась в изголовье постели и закрыла руками уши, но это не могло унять голос погибшей султанши, звучащий у нее в голове.       — Я не хотела, не хотела, — повторяла одними губами наложница, чувствуя, как горячие слезы начинают течь по ее щекам. — Прости меня. Прости! Топкапы. Покои Мехрибан-хатун Когда Нефизе-калфа после долгого трудового дня вошла в покои подопечной, она рассчитывала застать ее в постели, как обычно. Однако на этот раз постель пустовала, а сама наложница одиноко сидела на подушках перед камином и, хмурясь в тусклом свете факелов, читала очередную книгу из библиотеки падишаха. Насколько знала Нефизе, Мехрибан, изнывая от скуки и тоски, попросила у шехзаде позволения иногда брать книги из библиотеки, чтобы ей не было одиноко темными вечерами. Шехзаде Мехмед позволил фаворитке это делать. С тех пор Мехрибан часто можно было застать с книгой в руках.       Нефизе-калфа в глубине души радовалась, что наложница постепенно приходит в себя после произошедшей трагедии, которая навсегда уничтожила ее красоту. Для девушки это страшный удар, особенно в гареме. Хотя калфа с самого начала знала, что чувства Измир-хатун обречены. Уж больно девушка была нежной и слабой, как полевой цветок, чтобы выжить в суровых условиях гарема.       Нефизе сама не понимала, почему каждую ночь приходит в покои Мехрибан-хатун и некоторое время смотрит, как она спит, словно проверяет, все ли в порядке. К тому же Нефизе-калфа лично отобрала для фаворитки служанок, которые всегда следовали за беременной наложницей и почти не оставляли ее в одиночестве, что было не мало важным. Иногда Нефизе-калфа думала, нормально ли это? Но со временем женщина поняла, что просто не может иначе. Мехрибан-хатун до того была похожа на ее погибшую дочь, Мехришах Султан, что Нефизе-калфа не могла уже бросить ее на произвол судьбы, прекрасно зная, что беззащитную девушку тут же растерзают. Гарем — это не рай, а бездна ада. Так было во все времена. И Нефизе-калфа сама взяла на себя ответственность за беременную фаворитку, к тому же шехзаде Мехмед ясно дал понять всем, что он никого не пощадит, если с его ребенком и наложницей что-то случится. Шехзаде даже приказал выделить для девушки отдельные покои, чтобы никто не мог нарушать ее покой.       Калфа некоторое время наблюдала за Мехрибан-хатун, которая внимательно читала увесистый фолиант, пребывая где-то очень далеко. Лицо девушки не было скрыто платком, как в дневное время суток. Фаворитка так переживала из-за шрамов на лице, что никогда не показывалась окружающим без платка. В первую очередь из-за того, что боялась стать жертвой насмешек. Однажды несколько девушек выловили Мехрибан в коридоре дворца, когда та возвращалась с прогулки, и сорвали с ее лица платок, а после начали смеяться, говоря, что с таким лицом на нее ни то что шехзаде, ни один евнух не посмотрит. Слова завистниц так огорчили девушку, что она тихо расплакалась, не зная, что сказать. По стечению обстоятельств по этому коридору шел шехзаде Мехмед, который застал сцену. Шехзаде пришел в ярость и велел отправить обидчиц фаворитки в темницу, а после выслал из дворца. — Мехрибан, здравствуй, — проговорила спокойно Нефизе-калфа. Наложница вздрогнула и едва не уронила книгу. Она резко подняла голову, ее глаза расширились от страха, после чего Мехрибан-хатун схватила с подушки платок и прикрыла им лицо. — Извините, — пробормотала она потерянно. Нефизе-калфа удрученно вздохнула, как бы она не пыталась убедить подопечную в том, что не желает ей зла, Мехрибан опасалась ее и всегда прятала лицо. — Ничего страшного, не переживай, — промолвила Нефизе-калфа. Она не знала, о чем говорить с наложницей. — Как ты, что-нибудь нужно? — Нет, Нефизе-калфа, благодарю за беспокойство, — промолвила Мехрибан-хатун, отведя глаза. — А… Шехзаде в своих покоях? — запинаясь, спросила фаворитка. Нефизе поджала губы. Она знала, что глупышка все еще любит Мехмеда и никак не может победить это чувство. Девушка плохо переносила его равнодушие, хотя Нефизе знала, что племянник уделяет фаворитке достаточно внимания, но Мехрибан было все время мало минут, проведенных рядом с возлюбленным. Мехрибан-хатун с одной стороны стремилась как можно больше времени проводить с господином, а с другой стороны опасалась его и стыдилась своего уродства. — Да, — ответила Нефизе-калфа. — Та женщина с ним? — заикаясь спросила фаворитка, заламывая руки. Калфа без труда поняла, что наложница говорит об Амрийе Султан, которую до сих пор боится до дрожи в коленях. — Да, — кивнула калфа. Плечи Мехрибан-хатун поникли, и она грустим взглядом посмотрела на огонь в камине. — А до этого он чем занимался? — спросила она тихо. — Шехзаде был в покоях Гюльбахар Султан, — ответила Нефизе-калфа. — Шехзаде Осман разве не поправился? –спросила, хмурясь, Мехрибан. — Поправился, но разве господину запрещено проводить время с детьми? — раздраженно спросила Нефизе-калфа. — Допрос окончен? — слишком резко спросила женщина, отчего наложница вздрогнула. — Простите, просто шехзаде уже два дня не приходил, а я все жду и жду его, — промямлила фаворитка, опустив голову. Нефизе-калфа вздохнула, глядя на любовные терзания наложницы, которая судорожно вцепилась в книгу, как в последнее свое спасение. — Не переживай, шехзаде про тебя не забыл, — произнесла Нефизе-калфа, сжалившись над фавориткой. Она села рядом с Мехрибан и осторожно коснулась ее плеча, отчего девушка вздрогнула. — Что читаешь? — спросила женщина, желая увести разговор в более безопасное русло. — Данте «Божественная комедия», — промолвила Мехрибан-хатун. — Я видела, как шехзаде читал эту книгу, ему очень понравилось, и я решила тоже почитать, чтобы нам было, о чем поговорить, но он не приходит… — удрученно промолвила девушка. — Мой Осман тоже любил эту книгу, — неожиданно тихо проговорила Нефизе-калфа.       Мехрибан-хатун заинтересованно на нее посмотрела. Она знала, что в прошлом калфа была султаншей, но вся ее семья погибла. Однако Нефизе никогда не вспоминала погибших родных. — Вечерами мы проводили время, сидя на подушках перед камином. Он часто читал мне в слух разные произведения, обнимая меня за плечи… Как же счастлива я была тогда, и как несчастна теперь.       Мехрибан-хатун с сочувствием посмотрела на калфу, и Нефизе, заметив в голубых глазах подопечной жалость, быстро пришла в себя и снова спрятала все чувства за маской. Мехрибан-хатун робко протянула к женщине руку и осторожно, словно боясь спугнуть, погладила ее по плечу. Нефизе-хатун замерла, распахнув светлые глаза и с удивлением наблюдая за девушкой. Обычно все ее избегали из-за жестокого характера, одна эта девочка, глупая и маленькая, не опасалась ее. — Мне жаль, — тихо произнесла Мехрибан-хатун. — Я могу вам почитать, — предложила она, указывая на лежащую на коленях книгу. — Завтра, — промолвила Нефизе-калфа с усмешкой. — А сейчас в постель, уже поздно, тебе необходим отдых. — Но… — собиралась возразить фаворитка, однако Нефизе-калфа подняла руку, призывая девушку к молчанию. Она напустила на себя привычный грозный вид, отчего Мехрибан отвела взгляд и улыбнулась. — Как скажете. Амасья. Дворец санджак-бея.       По прошествии дней боль уже не была такой огненной и жгучей, от нее не перехватывало дыхание, не было ощущения, что горишь живьем. Однако от этого она не становилась незаметной. Дениз Султан стояла на террасе будучи облаченной в одну ночную сорочку, полы которой развивал ветер. Женщина не чувствовала ни холода, ни пронизывающего ветра, порывы которого запросто могли сбить с ног. Она одиноко стояла на террасе, непобедимая и твердая, как скала.        Дениз Султан измученно посмотрела в черное-черное небо, затянутое тучами. Не было видно ни звезд, ни луны. Небесные светила не проливали свет на тьму, окутывающую дворец. И почему-то Дениз Султан с горечью подумала, что свет уже никогда не озарит ее сгоревшую душу. Раньше, до трагедии, Дениз на любые замечания о ревности к Махмуду с надменной улыбкой говорила, что пепел не подожжешь. Теперь же она прекрасно знала, что пепел горит. — Валиде, почему вы не в постели? — раздался за спиной удивленный девичий голос. Дениз Султан не шелохнулась, продолжая смотреть в небо. Послышались торопливые шаги и вскоре женщину взяла за руку дочь. — О, Аллах, вы совсем замерзли, — пробормотала девочка, обнимая мать, которая не обращала на нее никакого внимания. Назлы Султан поджала губы, Дениз Султан вот уже столько дней в таком ужасном состоянии. Она не реагировала ни на кого, было ощущение, что женщина оглохла и ослепла от горя. В душе Назлы Султан в который раз за минувшие дни всколыхнулась обида и ярость, которая порождала ненависть страшной силы. Во всем виновата Альфия Султан, это она погубила шехзаде Амира, и она заплатит за содеянное. — Амир в лучшем мире, мама, он будет счастлив там, подлунный мир слишком грязен и жесток для него. Место моего брата — среди ангелов. — Кажется ты перечитала книг, — проговорила хрипло Дениз Султан. Назлы Султан улыбнулась впервые за несколько дней. Ее мать не говорила ничего с того утра, как обнаружила сына мертвым. — Не жалейте мертвых, мама, жалейте живых. Мы с Орханом очень переживаем за вас, а малыш Мурад не спит ночами, плачет и вас зовет все время, — произнесла Назлы Султан, по-прежнему обнимая маму. — Валиде, — немного погодя сказала девочка, отстранившись от матери и сжав ее руки в своих. — Я стану вашей опорой и поддержкой, я сделаю все, чтобы защитить вас от бед, поверьте в меня, мама, и враги падут к вашим ногам.       Дениз Султан резко дернулась и в неверии уставилась на дочь. О, Аллах, когда-то она сама сказала эти слова шехзаде Махмуду, еще до рождения Назлы Султан. Теперь же ее маленькая дочь повторила ее монолог почти в точности. От этого открытия женщине стало дурно. — Это не твоя забота, дочка, — прошептала Дениз Султан, касаясь дрожащими руками лица султанши. — Я справлюсь со всеми врагами. — Вам тоже нужны защитники, мама, — упрямо произнесла султанша, прищурив глаза и наклонив голову в право. В душе у Дениз Султан что-то оборвалось и рухнуло вниз. Шехзаде Махмуд и шехзаде Амир точно так же прищуривали глаза и наклоняли голову, когда о чем-то говорили. Дениз в который раз подумала, как ее дети похожи на отца, а тот этого в упор не видит. — Возвращайся в постель, Назлы, уже поздно, — промолвила султанша тихо. Она в очередной раз посмотрела в ночное небо, и почему-то ей показалось, что эта ночь никогда не закончится. — Вам тоже нужно отдохнуть, матушка. Давайте вернемся в покои, иначе вы замерзнете и заболеете, — попросила Назлы Султан, взяв мать за руку и начиная тянуть ее в сторону входа в опочивальню. Что удивительно, султанша подчинилась.       Вернувшись в покои, Дениз Султан села на тахту и закрыла лицо руками, едва дочь скрылась в детской. Султанша дотронулась до растрепанный немытых уже столько дней волос и вздохнула. Ей по-прежнему было невыносимо больно и горько. Она не верила, что время залечит раны на ее сердце. Но было кое-что, что обещало хоть на каплю облегчить ее муки. Возмездие.       Да, оно. Дениз Султан улыбнулась так, как улыбается убийца в ожидании жертвы. И султанша точно знала, что жертве не скрыться от нее. Альфия не сможет спастись. Тринадцать лет назад. Топкапы.       Асида-хатун сидела на холодном каменном полу, прижав к груди ноги. Девушка обреченно смотрела в обшарпанную стену и с каждой минутой ей казалось, что она вот-вот сойдет с ума. К глазам подступали злые слезы, вызванные пережитым унижением, но девушка упрямо сдерживала их.       Она уже несколько недель жила во дворце, но никак не могла и не хотела мириться с установленными правилами. Девушка чуть ли не каждый день устраивала ссоры, пытаясь заставить окружающий выполнить ее желание: отправить ее домой, на свободу, но ничего не помогало, становилось только хуже. Однажды во время очередной ссоры со слугами дворца вмешался шехзаде Махмуд, которого привлекли громкие крики. Он отдал приказ привести девушку к нему на хальвет.       Асида-хатун сопротивлялась, кричала, но на ее крики никто не обращал внимание. Слуги нарядили ее в красивое красное платье и повели по Золотому пути в покои господина. Многие мечтали о такой чести, но не Асида. Ей не нравилась перспектива быть послушной игрушкой в руках наследника, который даже имени ее не запомнит и выкинет, словно ненужную вещь, получив желаемое. Она вообще не хотела кому-либо подчиняться. Но разве кто-то поинтересовался ее мнением? Нет.       Асида ступала по золотому пути, а внутри все горела от ярости и злости, ей казалось, что она идет не в райские сады, как многие наложницы описывали покои господина, а на эшафот. Выслушав нудные указания евнухов, Асида-хатун вошла в покои шехзаде Махмуда и сразу же увидела его, сидящим на тахте. Он был безусловно красив, но красота эта скорее отталкивала. Человек не может быть совершенен, а если это так, то за внешним фасадом обязательно таиться нечто страшное. Так всегда говорил Асиде-хатун ее отец. «Главного глазами не увидишь», — твердил купец постоянно, когда его красавица-дочь в очередной раз восхищалась очередной светской дамой.       Вот и увидев Махмуда, Асида подумала об этом. К тому же в памяти все еще всплывало воспоминание, когда она кинулась к нему в ноги, моля о помощи, а принц жестоко оттолкнул ее. Вспомнив унижение, Асида-хатун покраснела и горделиво расправила плечи и прямо посмотрела на шехзаде, позабыв обо всех правилах и приличиях, о которых говорили слуги. Нет, она никогда не склонит перед кем-либо головы, не встанет на колени. Никогда. И уж тем более она не будет его ублажать. Честь — превыше всего.       Шехзаде Махмуд изумленно приподнял брови, видимо не ожидая подобного. Он привык, что каждая девушка, пересекающая порог его опочивальни, вставала на колени и ползла к его ногам, чтобы поцеловать край его одежд. Но эта хатун, видимо, не знала правил, или же не хотела им следовать.       Шехзаде Махмуд отставил на стол кубок с вином и, встав, приблизился к девушке, которая не шелохнулась, твердо глядя на него. На лице наложницы застыла непроницаемая маска, лишь глаза выдавали волнение и какое-то несгибаемое упрямство. — Похоже тебя плохо обучили, — промолвил шехзаде Махмуд, встав напротив наложницы. — Придется заняться этим, — высокомерно сказал он, взяв ее за подбородок.       Асида-хатун дернулась, пытаясь отстраниться от господина, но тот положил руку ей на затылок, не давая возможности скрыться. Асида замерла, тяжело дыша. Она с ужасом в глазах смотрела на шехзаде, который наклонился к ней и поцеловал без особой ласки. Девушка дернулась и взвилась ужом в его объятьях, после чего резко отскочила, толкнув шехзаде в грудь. Махмуд, не ожидавший этого, пошатнулся, но стоял на ногах. Он удивленно посмотрел на наложницу, и в его глазах промелькнула ярость. Асида, заметив это, кинулась к дверям и несколько раз толкнула их, но они оказались заперты. Девушка обернулась и выставила руки в защитном жесте. Шехзаде приблизился к ней и вжал в стену, положив руки на талию наложницы. — Неужели не понравилось? — с плохо сдерживаемым гневом вопросил он, угрожающе нависая над Асидой. Девушка задрожала от его яростного взгляда и уперлась руками в его плечи. — Пожалуйста, не надо, — взмолилась она, желая, как можно скорее покинуть его опочивальню. — Я настолько противен? — спросил уже серьезнее Махмуд. После чего бесцеремонно скользнул руками выше и сжал через ткань платья грудь девушки. Асида вновь извернулась и случайно ударила его по лицу. Шехзаде, не ожидавший этого, резко отпрянул от наложницы. — Стража! — рявкнул он не своим голосом. Запертые еще пять минут назад двери отворились и в покои ступили два стражника. — В темницу ее! — отдал приказ Махмуд, глядя искрящими ненавистью глазами на непослушную рабыню. — Надеюсь темнота и крысы научат тебя манерам, — прошипел шехзаде в лицо Асиде. После этого стражники вывели ее из покоев наследника.       Сейчас вспоминая эти злоключения, Асида-хатун прикрыла глаза. Что бы было, если бы она подчинилась ему тогда? Отдала бы ему честь, о которой так любил говорить ее отец? Наверное, ее бы переселили на этаж фавориток, и на этом ее история закончилась. А так она закончится даже не начавшись. Асида-хатун жила в Топкапы несколько недель и точно знала, что ночь с шехзаде не дает ничего, кроме унижения. Она видела тех несчастных, с которыми шехзаде Махмуд проводил время, и почти всех девушек он забыл на следующий день.       Послышались торопливые шаги. Асида открыла глаза и ухмыльнулась. Она в темнице уже три или четыре дня, и каждый вечер к ней спускается шехзаде Махмуд, чтобы посмотреть на непокорную девушку, которая оказала ему сопротивление.Асида уже могла узнать его шаги, только он ходил так быстро. Только он. — Здравствуй, Дениз, — с насмешкой проговорил шехзаде Махмуд, подходя к решетке темницы. Асида отвернулась от господина, не желая, чтобы он видел слезы в ее глазах. В душе вспыхнул уже знакомый огонек злобы. Она терпеть не могла новое имя, которое ей дали пираты. Дениз. Звучит отвратительно. Девушка решила, что не будет на него реагировать, но шехзаде Махмуд, узнав о нем, решил называть наложницу именно так. — Не хочешь попросить прощения? — Самоуверенность достойная наследника престола, — хмыкнула надменно девушка, даже не взглянув на шехзаде. Его глаза потемнели от гнева, и мужчина отворил дверь темницы и вошел в нее. Асида сильнее вжалась в стену, но голову не подняла. — Неужели тебе милее общество крыс, чем мое? — спросил шехзаде, глядя на девушку. Ему внезапно захотелось убрать с ее лица темные волосы и посмотреть в ее карие глаза. — Крысы хотя бы не будут считать меня вещью, — резко отозвалась Асида и мельком посмотрела на наследника. Тот усмехнулся. — Я мог бы взять тебя силой, — проговорил внезапно шехзаде Махмуд. — Но я этого не сделал, и не сделаю. Ты все равно будешь принадлежать мне и только мне, ты будешь любить меня.       Асида-хатун внезапно откинула назад голову и истерический рассмеялась, глядя в лицо господина. Как же он самоуверен, словно весь мир крутится вокруг него. — Никогда, — вмиг растратив все веселье, произнесла девушка. — Посмотрим, — бросив это слово, шехзаде Махмуд покинул темницу, заперев дверцу. Асида слушала его удаляющиеся шаги и с нее вмиг слетела вся спесь. Может стоило попросить прощения? Тогда она хотя бы не мерзла. Стамбул. Старый дворец.       Старый дворец не просто так называли старым. В нем царила разруха и запустение. Даже в чистых и богато обставленных опочивальнях не покидало это ощущение. Во дворец слез, как его часто называют, ссылают неугодных падишаху и династии слуг и наложниц. Здесь несут наказание провинившиеся султанши. Удивительно, как может повернуться судьба. Слуги, рабыни и султанши по рождению или после рождения сыновей, в этом месте теряют все и оказываются на одной ступени. В старом дворце не места любви, в нем только пепел разочарований. В старом дворце нет места надежде, потому что она оказывается здесь жестоким палачом. Сколько людей, находясь в стенах дворца, верили, любили и надеялись, но в итоге эти три чувства медленно сводили их с ума, лишали сил, а потом толкали в омут отчаянья, из которого нет спасения.       По ночам в стенах дворца звучит тихий плач, и плач этот слышен в округе. Среди слуг ходит легенда, что ночами по коридорам дворца блуждают погибшие в этом месте султанши и наложницы, которые даже после смерти не могут найти покоя.       Все эти истории заставляли Бирсен-хатун впадать в уныние. Если сначала она верила, что, когда шехзаде Джихангир вернется из похода, он заберет ее, и она уедет вместе с ним в санджак, как когда-то пообещал шехзаде. Но шли дни, а от господина не было писем, а самой отправлять письма Бирсен нельзя было. Михрумах Султан запретила. Но Бирсен-хатун не слушала султаншу и тайно отправляла возлюбленному послания, но ответы не приходили. Либо весточки не доходили до Джихангира, либо письма доходили, нов сердце наследника не было и намека на нежность и привязанность. Бирсен-хатун знала, что господин не влюблен в нее, очарован, но не влюблен. Слишком мало времени они провели вместе, слишком мало. Но девушка верила, что шехзаде помнит про нее, и только эта вера поддерживала в ней силы. Не дала сойти с ума. Но со временем вера пошатнулась.       Бирсен-хатун стояла в углу бедно обставленной комнаты и угрюмо смотрела на лекаршу, склонившуюся над пациенткой. Она была облачена в простое темно-серое платье, а черные волосы наложницы были собраны в небрежную косу. Она торопилась, чтобы прийти на помочь Оливии, которой внезапно стало плохо.       Кафия-Хатун, женщина в возрасте с усеянными сединой волосами, закончила осмотр и начала мыть руки в тазике с тёплой водой. — Что со мной? — с надеждой спросила Оливия, приподнявшись в постели. Она приподняла брови, боясь, что ошиблась в предположениях, но лекарша развеяла ее сомнения: — Поздравляю, ты беременна, — промолвила Кафия-хатун и усмехнулась, увидев, как девушка накрывает живот рукой в защитным жестом. — Срок уже три месяца. — Аллах слышал твои молитвы, — улыбнулась Бирсен-хатун, хотя в душе царила звенящая пустота. Оливия зажмурилась от счастья и рассмеялась, понимая, что теперь ее жизнь точно изменится. Темная ночь закончилась, и скоро солнце вновь осветит ее лучами.       Лекарша покинула комнату, а Оливия встала и подошла к большому зеркалу во весь рост. Девушка снова дотронулась до живота и улыбнулась. В ее голове уже начали рождаться сладостные мечты, в которых она рожала шехзаде Мехмеду сына, похожего на него. Шехзаде Мехмед простит ее, узнав про беременность, непременно простит, и она, Оливия, всегда будет рядом с ним. — У меня будет ребёнок, — с трепетом прошептала наложница. — Я рожу сына, и Шехзаде обязательно помилует меня, я вернусь в Топкапы, а затем отправлюсь с ним в санджак, — дрожа от радости произнесла Оливия.       Она упоенно вздохнула, радуясь неожиданному счастью. В течение нескольких недель она с мучением ждала желанных признаков беременности, но их не было. Прошло уже два месяца с ее ссылки, и надежда начала медленно угасать в ее душе. Но накануне девушку отправили работать на кухню, где она была вынужден передвинуть тяжелый деревянный ящик с провизией. После этого ночью Оливия проснулась от тянущей боли в животе. Долгое время она терпела ее, но вскоре боль стала невыносимой, и Бирсен-хатун вызвала лекаршу.       Оливия посмотрела на сводную сестру, которая хоть и улыбалась, но глаза ее оставались ледяными. Бирсен положила руку на живот и вздохнула. Оливия-Хатун помрачнела, вспомнив, что заставили пережить Бирсен-хатун. Она прошла по золотому пути, познала рай в объятьях Шехзаде Джихангира, но забыла об осторожности и забеременела. Теперь же девушка потеряла абсолютно все. Богатство, возможную власть, не рождённого ребёнка и… возможность быть любимой. Вспомнит ли про наложницу Шехзаде Джихангир? Неизвестно. Но Оливия-хатун почему-то думала, что обязательно вспомнит. Все же шехзаде Джихангир не отличался жестокостью старшего брата.