Через терни к звездам

***

Полгода спустя Апрель 1583 года. Османская Империя. Стамбул Топкапы.       — Какой же он хорошенький! — умиленно проговорила Айше Султан, разглядывая крошечного черноволосого и голубоглазого ребенка в колыбели. — Как жаль, что я не могла приехать раньше, мой Мурад серьезно приболел…       — Надеюсь, султанзаде выздоровел? — учтиво спросила Мехрибан Султан, сидя на тахте. Девушка внимательно посмотрела на сестру мужа, которая немного помрачнела.       — Да, с Мурадом, хвала Аллаху, все в порядке, — промолвила Айше Султан и улыбнулась, но глаза ее все еще горели печалью. Было ясно, что госпожа очень тоскует по мужу, которого искренне любила. — Как назвали маленького шехзаде? — спросила Айше, взглянув на Мехрибан.       — Господин дал сыну имя покойного брата, — вздохнула Мехрибан Султан. — Династия пополнилась шехзаде Ферхатом.       — Дай Аллах к добру, — прошептала Айше Султан. — Можно я возьму его? — с волнением спросила она у матери ребенка. Мехрибан Султан, кажется, улыбнулась. Было не заметно, поскольку обезображенное лицо султанши скрывал платок.       — Разумеется, госпожа, — проговорила молодая мать, и Айше Султан, склонившись над колыбелькой, осторожно взяла маленького шехзаде в руки. Мальчик тут же заплакал, недовольный, что его потревожили. У Айше немного дрожали руки, держать такого крошечного ребенка спустя столько лет было волнительно, и султанша боялась навредить шехзаде. Она всматривалась в маленькое личико племянника, и не видела ни единой черты младшего брата, шехзаде Мехмеда. Шехзаде Ферхат был очень похож на мать и даже спустя два месяца после рождения это было заметно.       — Какой же ты красивый, Ферхат, дай Аллах тебе долгих лет жизни, — улыбнулась Айше Султан.       — Аминь, — прошептала Мехрибан Султан. — Шехзаде Ферхат наполняет мою жизнь смыслом, — промолвила тихо она, задумавшись. Айше Султан с сочувствием посмотрела на девушку, догадываясь, что она чувствует. Шехзаде Мехмед не видел в Мехрибан Султан женщину, но после рождения сына он часто приходил к третьей жене и иногда брал на руки ребенка.       В сердце наследника по-прежнему властвовала только Амрийе Султан, и шехзаде никого кроме нее не видел, хотя были девушки и красивее, и умнее. Айше Султан подарила в гарем отца двух красивых хатун, в надежде, что брат заметит одну из них и заинтересуется. На прошло несколько месяцев, а ничего не менялось.       Одна из подаренных наложниц, Нихтан, теперь прислуживала Дефне Султан вместо казненной Алкиле-хатун. А вторая наложница была отдана в услужение Мехрибан Султан, когда та родила сына.       Стоило Айше вспомнить о подаренных рабынях, как дверь отворилась и в опочивальню вошла стройная черноволосая девушка с выразительными светлыми глазами, умело подведенными краской. Хатун была облачена в серо-голубое платье служанки, но даже в нем выделялась благодаря стати и красоте. Было видно, это не она должна прислуживать, а ей служить.       Хатун поставила поднос с легкими закусками на столик и поклонилась.       — Спасибо, Халиме, — благосклонно кивнула Мехрибан Султан, тепло взглянув на служанку, неловко замершую у стола.       — Вам что-то нужно, госпожа? — ее голос был мелодичным и нежным, но в нем угадывались и льстивые нотки.       — Нет, Халиме-хатун, — промолвила Мехрибан Султан, и служанка покинула опочивальню. Айше Султан, укачивая на руках затихшего ребенка, проводила ее задумчивым взглядом. Она видела что-то странное на дне ее серо-зеленых глаз, и почему-то в глубине души чувствовала, что девушка пойдет очень далеко, возможно, по головам. Покои Хюррем Султан. Топкапы.       Светловолосая Хюррем Султан, облаченная в это утро в светло-желтое платье, сидела на тахте и пыталась читать книгу, взятую из султанской библиотеки. Но, к сожалению, смысл прочитанного раз за разом ускользал от султанши и ей приходилось. Хюррем Султан, вздохнув, закрыла книгу и отложила ее на тахту, после чего встала и заходила по комнате, заламывая руки. В голове то и дело всплывал разговор с султанзаде Османом, который состоялся пару месяцев назад.       Хюррем Султан заметно волновалась, переминаясь с ноги на ноги в тени огромного раскидистого дерева. Девушка то и дело поправляла плащ и морщилась от холода. На дворе стояла зима и земля вокруг была слегка припорошена снегом. Но ни холод, ни ветер не останавливал султаншу. Она решила идти в своем решении до конца, в конце концов ради будущего счастья можно было потерпеть временные неудобства.       Пару дней назад Дефне Султан осторожно поинтересовалась, есть ли кто-то, кто ей нравится. Хюррем Султан не была глупой, он умело скрывалась за маской невинности и юности так, что никому в голову не пришло видеть в ней нечто большее. Султанша поняла: пришло время замужества, в конце концов ее сестер, Айше и Михрумах выдали замуж в шестнадцать лет, значит и ее не обойдет это стороной. Хюррем Султан утаила от матери привязанность к Осману. Они с султанзаде близкие родственники и, скорее всего, династия не одобрит их союз, поэтому султанша не рассказала матушке о чувствах. Но после беседы с Валиде, она пришла к выводу, что не сможет стать разменной монетой в политике даже ради братьев.       «Если наши с Османом чувства взаимны, мы объявим об этом и никто не сможет пойти против любви», — думала Хюррем Султан, а после отправила султанзаде любовное письмо с признанием и назначила встречу.       И вот теперь Хюррем Султан нервно переминалась с ноги на ноги и ожидала прихода возлюбленного, а он все не появлялся. Султанша уже продрогла, когда увидела идущего по дорожке хмурого мужчину, облаченного в темные одежды.       — Султанша, — кивнул ей Осман, сосредоточенно глядя в красивое лицо дочери правителя. Та радостно заулыбалась. Он пришел на ее зов, значит любит ее, они будут счастливы.       — Осман, ты не представляешь, как я рада видеть тебя! — звонко вскрикнула девушка, подавшись вперед. Не сумев сдержать чувства, она схватила мужчину за руку и сжала его холодную руку в маленьких ладошках.       Осман почему-то поморщился и поспешил высвободить руку и отойти назад.       — Ты пришел, значит ты любишь… — начала трепетно говорить Хюррем Султан, но ее прервал султанзаде, который выглядел непривычно мрачным и задумчивым.       — Вы правы, я люблю, — сердце султанши пропустило удар, а после забилось, как безумное. Неужели она права? Он ее любит, но следующая фраза Османа разбила все мечты девушки: — Но не вас.       — Что?! — пораженно вскрикнула Хюррем Султан, обладающая той же вспыльчивостью, что и ее отец. Она импульсивно приблизилась к мужчине и вгляделась в его ледяные серые глаза, в которых не было и намека на чувства. Только холод и лед. — Но ты пришел.       — Я пришел объяснить вам, чтобы вы не питали напрасных надежд, — сухо промолвил Осман, после чего развернулся и хотел луже уйти.       — Подумай хорошо, Осман, я дочь султана, во мне течет кровь династии, которой ты обязан… — в запале начала говорить Хюррем Султан, в душе у которой поднималось пламя злости и раздражения. Она чувствовала себя обманутой и преданной, поэтому припасла последний аргумент. Кровь династии. Осман резко остановился и порывисто обернулся. Его лицо исказилось гневом, отчего влюбленная султанша инстинктивно сделала шаг назад.       — Я.Никому.Ничего.Не.Должен, — выделяя каждое слово интонацией, отчеканил мужчина, гневно глядя на собеседницу. — Во мне, если вы позабыли, тоже течет кровь династии и у меня должен быть выбор, я не раб.       Сказав это, Осман круто развернулся и удалился, оставив дрожащую от негодования Хюррем Султан одну. Она смотрела ему в след и с печалью осознавала, что все еще мечты только что обернулись в прах. И кто ее за язык тянул?       Теперь вспоминая тот день, Хюррем Султан, как никогда сожалела о сказанном. Если бы она была умнее и хитрее, если бы промолчала, надавила на жалость… Но сказанного не изменить. Османа она больше не видела. Сперва сама не хотела попадаться ему на глаза, питая небывалую обиду, а потом он начал избегать ее общества.       К тому же Хюррем Султан узнала, кого полюбил султанзаде. Айлин Султан — вот кто завладел ее сердце. Но как так вышло, когда они на дух друг друга не переносили и постоянно ссорились? Хюррем не понимала и от зависти полнилась все больше злобой и люто возненавидела Айлин. Дворец санджак-бея в Кютахье.       Солнечный свет заливал просторную опочивальню. Рузиля-хатун кормила маленькую дочку, которая с аппетитом пила молоко, кося на мать темно-карие глаза. Фаворитка шехзаде Мустафы бережно погладила дочь по темным, чуть вьющимся волосам и ощутила тень печали. Она ведь родила двоих девочек, но, к сожалению, вторая султанша прожила в этом мире всего несколько дней. Роды были преждевременными и трудными, и большое чудо, что удалось вырвать из лап смерти хотя бы одну малышку.       В покои вошла Хандан-хатун, облаченная в нежно-розовое платье. В честь рождения дочерей шехзаде Мустафа подарил фаворитке красивые ткани и драгоценности, Рузиля велела сшить себе и сестренке новые наряды, чему маленькая Хандан была несказанно рада.       — Рузиля, представляешь, в гареме сладости раздают, — проговорила бодро девочка. — Говорят, что Хафизе-хатун беременна, — добавила она. Рузиля-хатун вздрогнула и, побледнев, уставилась на сестренку. Хандан прикусила язык, заметив волнение сестры.       — Не может быть этого, — прошептала одними губами Рузиля-хатун и, подойдя к кроватке, положила в нее дочь. Девушка со смятением в глазах смотрела на родное дитя, чувствуя, как к глазам подступают предательские слезы. Несмотря на то, что она уже оправилась от родов и могла ходить на хальветы, шехзаде Мустафа не ограничивался ей одной.       Хафизе-хатун, ставленница Эсманур Султан, попавшая в покои наследника еще в начале беременности Рузили, все еще ходила по золотому пути. Рузиля убеждала себя, что хатун не более, чем развлечение, но теперь ее уверенность стремительно таяла. Интерес шехзаде к черноволосой наложнице не утихал, и он продолжал звать ее к себе. Разве так поступают с нелюбимыми девушками?       Рузиля горько усмехнулась и, посмотрев в окно, вздохнула, чувствуя убивающую ее боль. Она вспомнила прошедшую ночь, которую шехзаде Мустафа провел рядом с ней и их дочерью. Фаворитка так обрадовалась этому, успела поверить, что только она властвует у него в сердце. А утром ее ждал еще один удар. Соперница беременна. Хандан-хатун подошла к сестре и бережно обняла ее со спины.       — Не расстраивайся, господин любит тебя, я знаю это, — прошептала тихо маленькая Хандан, которая едва ли понимала все нюансы жизни в гареме. Рузиля нежно погладила руки сестры и грустно улыбнулась.       — Я тоже знаю, — грустно улыбнулась девушка. Она сжимала челюсть от внутренней боли, хотя ей хотелось кричать в голос, хотелось закатить грандиозный скандал, но она помнила, что нельзя. Если она не хочет потерять возлюбленного, нужно терпеть, молчать и улыбаться.       И Рузиля терпела, молчала и улыбалась. Терпела наложниц, которые за этот год сменяли друг друга так, что она почти не помнила их лиц. Хотя до похождений брата, шехзаде Ибрагима, Мустафе было бесконечно далеко, но он любил женское внимание и пользовался им.       Рузиля молчала, когда шехзаде Мустафа приходил к ней, целовал и обнимал, шептал под пологом кровати слова любви, от которых она с ума сходила и каждый раз верила ему. Наложница улыбалась, смотря в глаза Эсманур Султан, которая, кажется, люто ее возненавидела и хотела всеми силами сломить. Султанша отправляла в покои сына девушек, «заботилась» о Рузиле, хотя от этой заботы последней было тошно. Рузиля улыбалась в лицо беременной Эсме-хатун, которая старалась побольнее ее уколоть, причинить адские муки. Когда-то Рузиля вытеснила ее из сердца Мустафы, и теперь Эсма злорадствовала, видя на дне карих глаз соперницы затаенную боль.       — Не переживай, ребенок Хафизе-хатун ничего не изменит, она так же останется никем, — тихо промолвила Хандан-хатун. Рузиля нахмурилась и обернулась, смерив сестренку задумчивым взглядом.       Хандан-хатун было чуть больше десяти лет, она в сущности была маленьким ребенком и ее вообще не должно было быть в гареме, но Мустафа пошел на уступки ради Рузили. Жизнь в гареме наложила отпечаток не только на Рузилю, но и на ее сестренку, заставив ее быть внимательной к мелочам.       — Главное, чтобы она не родила мальчика, — тихо промолвила Рузиля, снова взглянув на маленькую дочь. Нуртен Султан наелась и теперь с любопытством поглядывала по сторонам. Фаворитка ощутила укол боли. Она не смогла подарить любимому сына, хотя обещала. Страх сковал ее тело, овладел разумом: вдруг у Эсмы или у той же Хафизе-хатун родится сын, что тогда? Кютахья. Покои Эсманур Султан.       Мать шехзаде Мустафы тем временем сидела на тахте и читала письмо от старшего сына, изредка хмурясь. Рядом с ней сидели «любимые» невестки, которые обменивались враждебными и напряженными взглядами. Не оставалось сомнений, если бы не присутствие Эсманур Султан, девушки сцепились бы в драке.       Обе наложницы шехзаде Мустафы были черноволосыми и кареглазыми и могли похвастаться соблазнительными формами и милым личиком. Но, если Эсма-хатун, первая наложница Мустафы, была вспыльчивой и импульсивной, то Хафизе была задумчивой и спокойной или казалась таковой.       Эсма-хаутн сверлила злобным взглядом соперницу, облаченную, как и она в ярко-красное платье, словно надеялась, что девушка подавиться яблоком, которое ест, и умрет. Но Хафизе словно не замечала взглядов соперницы и пребывала в своих мыслях. Она изредка касалась рукой плоского живота и мечтательно улыбалась.       Эсма ощущала злость, видя эти жесты. Она поглядывала на плоский живот соперницы и думала о том, что у ее ребенка будет соперник. В том, что у нее под сердцем мальчик — Эсма почему-то не сомневалась. А вот кто родится у Хафизе — большой вопрос. Но лучше бы, чтобы ее ребенок не появился на свет.       В это время Эсманур Султан закончила читать письмо и отложила его в сторону, при этом прикрыв глаза.       — Что-то случилось, моя госпожа? — учтиво и мягко спросила Хафизе-хатун, заставив соперницу злобно на нее взглянуть.       — Войско султана Баязида проиграло битву, — вздохнула она, очевидно, беспокоясь о любимом сыне. — Ибрагим был ранен.       — Ах, — вскрикнула Хафизе, а после в порыве чувств взяла госпожу за руку. — Простите, султанша, я так беспокоюсь, — учтиво заметила она. Эсма наградила ее испепеляющим взглядом. — Надеюсь. Шехзаде здоров?       — Да, он пишет, что рана несерьезная, — мрачно промолвила Эсманур Султан. — Хафизе-хатун, тебе нужно больше отдыхать, — с нажимом промолвила она, взглянув на фаворитку, которая мгновенно поняла, что ее вежливо выгоняют. Поджав губы, девушка кое-как подавила раздражение и снова надела на сея маску невинной овечки.       — Вы правы, султанша, я пойду прилягу, — улыбнулась девушка, вставая с подушки. — Спасибо, что раздали сладости в честь моего сына, — Хафизе положила руку на плоский живот и кольнула взглядом соперницу, которая сидела мрачная и недовольная.       — Так принято, — с ледяной улыбкой на губах промолвила Эсманур Султан. Девушка еще раз поклонилась и покинула опочивальню. Султанша же смотрела ей в след и думала, а правильно ли она поступила, выбрав Хафизе? Что-то было в этой тихой и смиренной рабыне, что-то незаметное глазу. И чутье подсказывало Эсманур, что она еще намучается с Хафизе. А чутью султанша предпочитала доверять.       — Что случилось, Эсма, чем ты недовольна? — нарушил воцарившуюся тишину холодный голос Эсманур Султан. Эсма-хатун вздрогнула и опасливо взглянула на госпожу, которая с королевским видом восседала на тахте, словно это был трон.       — Все в порядке, — пролепетала фаворитка. Почему-то, когда она была рядом с госпожой, вся ее гордость, стать и сила куда-то исчезали, испарялись, оставалась только робость. У Эсманур Султан был необычайно сильный и жестокий характер, подавляющий всех вокруг. И Эсму в том числе.       — Не лги мне, — попросила султанша. — Тебя беспокоит Хафизе, не так ли? — проницательно спросила она. Эсма затравленно посмотрела на покровительницу, погладив округлившийся живот и удрученно вздохнула.       — Шехзаде почти не навещает меня, а к Рузиле заходит каждый вечер, — пожаловалась девушка. Эсманур Султан поджала губы, она не выносила проявления слабости, поскольку слабость явно напоминала ей, что когда-то она была в таком же положении, как рабыни.       — Рузиля — мать его ребенка, Эсма, — промолвила ледяным тоном султанша. — А ты беременная фаворитка, — указала девушке на ее место госпожа. Та покраснела до корней волос и задохнулась от возмущения.       — Как вы вынесли это? — шепотом спросила она и тут же испугалась собственной дерзости. Лицо Эсманур ожесточилось, благородные черты стали резкими, а в глазах вспыхнул злобный огонек.       — Не стоит спрашивать об этом, — с нажимом произнесла госпожа. — Но я когда-то заботилась о тебе, как о дочери, даже подарила похожее на мое имя, так уж быть, я отвечу…       Эсма-хатун затаила дыхание, глядя на всесильную султаншу, которая одним взглядом заставляла слуг бледнеть и заикаться. Ее до такой степени боялись, что не рисковали злить.       — Я попала в гарем уже в сознательном возрасте. Султан Баязид пожалел меня, встретив на улице, и привез в Топкапы. Он тогда только-только воцарился на троне. Я некоторое время жила в Топкапы и даже помыслить не могла, что готовит для меня судьба. Я начала учится вместе с другими рабынями. Им было по шестнадцать-семнадцать, а мне далеко за двадцать, меня вообще не должно было быть в гареме. Лучше всего мне давалась музыка, хотя и другие дисциплины я изучала неплохо. Как-то раз утром я осталась в пустом классе и решила сыграть на арфе. Это утро изменило мою жизнь, поскольку мою музыку услышал султан. Повелитель некоторое время слушал мелодию, а потом велел подготовить меня к хальвету…       — Как красиво, — мечтательно улыбнулась Эсма. Султанша смерила ее холодным взглядом, наивная маленькая девочка, совсем еще ребенок.       — Да, — согласно кивнула Эсманур. — Но то, что случилось дальше, едва ли назовешь красивым, — горько усмехнулась султанша. Эсма-хатун мельком подумала, что госпожу до сих пор терзает разрыв с падишахом.       — Я провела множество ночей в объятьях падишаха. Я знала, что любить нельзя, но, наверное, в глубине души я оставалась маленьким ребенком, выросшим без родителей… Я полюбила его, а он, насытившись мной, снова обратил взор на Дефне Султан, — криво усмехаясь, рассказывала Эсманур Султан, вспоминая те далекие дни, когда в бессилии рыдала в комнате, рвала на голове волосы и питала жуткую ненависть к Дфене Султан. Но в целом, это было ожидаемо. На что она рассчитывала, идя в гарем к мужчине, у которого жена и дети?       — Я терзалась тем же чувством, что и ты, Эсма, и это чувство в итоге сожгло мое сердце и душу, — пугающе промолвила Эсманур. — После того, как я наскучила султану, Дефне Султан решила от меня избавиться. По ее приказу под мою кровать подбросили ожерелье Дефне, подаренное ей султаном. Стоит ли говорить о том, какое решение принял падишах, когда меня обвинили в воровстве? Он выслал меня, — мертвым голосом рассказывала Эсманур Султан. Она давно разочаровалась в людях, в чувствах, в мужчинах. Первый муж ее бросил из-за того, что она не может родить ребенка, он выгнал ее из дома на мороз с маленьким узелком вещей, приведя при этом в дом молодую и здоровую хатун. А второй муж, султан Баязид, утолил желание и решил избавится от игрушки.       — Меня спасла беременность, которая стала для меня подарком небес, я долго не могла стать матерью, отчаялась после разрыва с падишахом и не хотела жить, даже купила яд, чтобы испить его в Старом Дворце. Но мои сыновья стали для меня спасением, удержали на краю пропасти, — заключила Эсманур Султан. — Не печалься, Эсма, в жизни Мустафы будет много женщин, твоя забота — ребенок, который у тебя под сердцем. Не забывай об этом. В минуты печали именно дитя заставит тебя бороться.       — Как Дефне Султан могла вас подставить? — изумленно спросила Эсма-хатун, нахмурившись. — Она же такая… Такая, — запинаясь говорила фаворитка, не в силах подобрать нужное слово.       — Добрая? — криво усмехнулась Эсманур Султан. — Ты ошибаешься, милая. Ты так юна и неопытна, тебе предстоит много узнать. Но запомни — добрые и невинные в гареме не выживают.       — Значит Дефне Султан не такая, какой кажется? — изумленно ахнула девушка. — Именно, но я все-таки немного восхищаюсь ею, она настолько осторожна, что ее до сих пор считают ангелом во плоти, но, если этот ангел почувствует опасность для своих детей, он превратиться в самого настоящего дьявола.