От убийства до любви.

— Болит меньше, когда тебе просто безразлично, а не когда у тебя рана зажила, — Виктория, чуть шатаясь, шагала по краю крыши. Вова сидел далеко от неё, стараясь не думать о её падении, она же ненастоящая. Или настоящая. Он не понимал. Игра разума доведёт его до белого каления, если он не обратится к специалисту, но он боится. Боится массивных жёлтых стен дома душевно больных, шприцов с большими иглами с нейтрализующими препаратами, врачей в белом с угрюмой рожей, которые готовы в любой момент бросить эту чёртову работу, но не могут, потому что весь мир строится на деньгах, которые они зарабатывают нежеланным трудом. — Ненастоящая твоя жизнь, а я вполне материальна, точнее, я могу использовать тебя в качестве моей оболочки, — Вика радостно соскочила с перекладины и подбежала к сидящему парню, затем легонько присела и достала телефон. То, как она это сделала, удивляло парня поистине сильно. Столько грации, эффектности, загадочности. Семенюк частенько удивлялся тому, что это его вторая половина в прямом смысле этого слова. Она существует вместе с ним, оказывает влияние на него, да и много изменений он перетерпел в последние года из-за её появления, — Улыбочку! А теперь скажи «Лайвста-а-а-айл!», — Вика сфотографировала грустное лицо Вовы, после чего что-то потыкала в гаджете. Щёлкнув пальцами, телефон исчез из её рук, а сама девушка присела рядом с Вовой.       — А теперь посмотри свою новенькую инста стори! — Вова лениво и испуганно достал телефон, где и правда красовалась его фотография с лучезарной улыбкой и надписью «лайвстайл». Никакой Вики рядом и в помине не было, чему парень уже перестал удивляться. — Я тебя понял, да. Ты всемогущая женщина! Кланяюсь тебе в ноги! Но я не знаю, почему ты не понимаешь, что из-за твоего «благородного» поступка у меня могут быть проблемы. Убийство — не шутка, — Вова резко встал и отряхнул пыль с ног. — Я ухожу, — фраза которая содрогнула что-то внутри него. Как он может уйти от самого себя? От своего демона и от своего вечного искусителя, который хоть как-то скрашивал его вечное одиночество. Такая забава, проводит время сам с собой, представляя сумасшедшую девушку. На что ещё способен его мозг? — Да ладно тебе, зато ты подружился с прекрасным человеком. Детектив. Ну или следователь, как тебе угодно. Он же нравится тебе, я знаю. Он хотя бы разговаривает с тобой как с нормальным человеком, а не как с куском дерьма, — девушка тоже вскочила с места и коснулась плеча парня. — Я грохнула твоего последнего друга, какая трагедия, — Вика скорчила невинную гримасу и хохотнула Вове в ухо. — Не смей трогать мои больные места! Ты думаешь, что я не могу надавить на тебя? С лёгкостью, только ты — это я, поэтому унижать самого себя я не очень-то и хочу, — Семенюк с гневной настойчивостью прикрыл глаза и нахмурил брови, уже делая шаг в сторону выхода. — Ты не один, осмотрись, — девушка заставила парня обернуться. Последнее слово прозвучало в голове Вовы с разных сторон, а затем Вика будто начала копировать себя. Она окружила бедного Владимира, который удивлялся этому явлению так же сильно, как плевал на эту конченную дуру. — Ты один, а меня много. И я могу шептать тебе в ухо, — каждая копия повторила «ухо» с разных сторон, взрывая Семенюку мозг, — Но я этого не делаю! — девушка щёлкнула пальцами и всё исчезло также быстро, как и началось. — Я не делаю этого только потому, что сама не хочу лежать в дурке и смотреть на реально больных людей, которые угасают с каждой минутой их несчастной жизни. Но! Я не собираюсь жить по твоим стандартам! Встаём мы во столько, потом идём туда, потом идём сюда, потом проводим свою жизнь в полном одиночестве только потому, что кто-то там издевался над тобой в детстве. Господи, ты как маленький мальчик, посмотри на себя! Ты не можешь договориться сам с собой, — Виктория раздражительно выдохнула и направилась в сторону выхода довольно гордой походкой, жестом руки приглашая парня пойти следом за ней.

***

— Вы меня пригласили на беседу? Зачем? Я сказал вам всё, что знаю, — Семенюк нервно сглотнул и посмотрел на манерно разгуливающего по кабинету Алексея. — Я хочу, чтобы ты начал помогать нам с делом! — Губанов остановился и облокотился рукой о свой массивный стол. — Каким образом? — Семенюк уже успел прокрутить в голове несчастные кадры его попыток сбежать из страны. — Ну, так как ты единственный, кто общался с ним довольно близко, то я думаю, ты будешь полезным, — Алексей присел на место и вдумчиво посмотрел в глаза парня. — Хорошо, я вам скажу то, что смогу сказать! Я хоть и общался с ним лучше, чем остальные, но не лез к нему. Я уже говорил про это, но вы продолжаете пилить меня глупыми наводками. Почему вы не спросите его одногруппников? Учителей? Бабушек, дедушек, других знакомых уж на худой конец. Да, я с ним дружил! Но что вы представляете под словом «дружба»? Для меня это слово значит адекватное отношение, не всякие «сюси муси», а просто общение, где нет оскорблений и унижений. Все школьные года я выслушивал гадости. Что я тупой, что я не так одет, что у меня не такое лицо, что я странный. Музыку я тоже не такую слушаю, и интересы не такие. Меня не любили все, начиная от обычных учеников, заканчивая учителями. Я как мишень для обстрела… Да, такие в каждом классе есть. Я ведь никого не трогал, ничего не делал, но каждый день меня о чём-то спрашивали, задавали глупые вопросы и сами так же глупо на них отвечали, чтобы поржать надо мной. Серёжа первый, кто сам начал разговор, кто не отвернулся от меня после прилюдного унижения со стороны старых знакомых, он первый, кто меня выслушал. Я был рад простому общению, простые разговоры о погоде, о таёжных лесах, о наивкуснейших хачапури, о Елене Шейдлине, об ориентации людей, о помидорах с чесноком! Мы не копались в прошлом, не выведывали личные данные, мы просто говорили. Говорили много, интересно и интригующе. Каждый разговор заставлял меня проживать ещё один день, что бы встать утром и послушать новую интересную историю, — Вова замолчал на секунду. — А потом его не стало. Просто в один момент. А я не понимаю, насколько я причастен к этому! Посмотрите на меня! Я же чёртов псих! — последнее слово растворилось в звенящей тишине. Цепочка замкнулась, будто вставили нужный пазл в ячейку. Щелчок. Мир рухнул также быстро, как и надежды на счастье в самом начале пути. А ведь он был счастлив. Он был полон радости и сил, казалось, что он и есть солнышко, греющее людей вокруг. Но потом его сломали. Всё обернулось в обратную сторону. Вова часто плакал, пытаясь успокоить застывший безмолвный крик в горле, отражавшийся от стенок его черепа. Он стал похож на куклу вуду, на оболочку для кого-то чужого. — Знаете… Я пытался покончить с собой. Она не даёт мне это сделать. Она высасывает мою жизнь и силы, — парень замолчал, но обдумав сказанное несколько секунд назад, продолжил, — психушка мне не поможет, я стану или овощем, или останусь психом. Стены этих домов не видели хорошего лечения никогда, ведь таких как я всегда принижали. Я не девочка с анорексией, которая после своего лечения решает завести профиль в инстаграме и набирать с этого лайки и просмотры, я не мальчик с недельной депрессией, который начал рассказывать об этом всем, чтобы его пожалели, я не подросток, который пьёт таблетки от биполярного расстройства, которое якобы оправдывает его эмоциональное поведение… Я не знаю кто я. Мне уже никто не поможет. Мне не хочется чувствовать это, — последние слова Вова произнёс таким обессиленным голосом, будто вся его жизнь была построена на боли. Парень сжал кулаки до побелевших костяшек, из его плотно зажмуренных глаз потекли солёные слёзы, а сердце стучало так сильно, что отдавалось эхом в ушах. Ему сложно говорить о своём состоянии, сложно делиться этим с кем-то, но также невыносимо держать это в себе. Девушка давила на бедного Семенюка своим присутствием и прожигала взглядом его спину. — Можно я с ней поговорю? — спокойно спросил Губанов, будто был готов к такому повороту событий. — Что? — Семенюк вытер слёзы с лица и даже перестал задыхаться от своих вырвавшихся чувств. — Я хочу поговорить с ней, — таким же ровным голосом ответил следователь и сложил свои руки перед собой. — Нет. Нет! Нет, и ещё раз, нет! — теперь эмоции Вовы были похожи на кашу из агрессии и непонимания. — Я не хочу, чтобы она брала надо мной верх и мне не важно кто об этом просит. Она ненормальная! — парень испуганно вжался в кресло, стараясь подавить свои приступы гнева и отчаянья. — Не забывай, что она такая же часть тебя, как и ты сам. Волнение не поможет тебе разобраться в себе, — Губанов сомкнул руки перед собой и коснулся кончиками пальцев своего носа. — Вы понимаете, что я не контролирую себя? Я потерял свою человечность. Я потерял своё отражение. Как можно не волноваться, когда она может взять в свои руки мою жизнь. Может взять ножик и воткнуть его в меня… — В себя, — поправил парня Алексей и прищурил взгляд. — Вот скажи мне, Вова, волнение может спасти человеческую жизнь? Вряд ли. А если волнение превратить в действие, возможно тогда удастся что-то предпринять. Никогда не ставь волнение на первое место, ведь оно никому не помогало и уж тем более не спасало, — низкий тембр детектива ласкал уши парня, который слушал советы старшего, как мантру. — Вы видите, а не наблюдаете, Алексей. Вот в чём ваша проблема. Ошибка не в волнении, а в незнании. Обычно, катастрофы случаются только из-за незнания людей. Не знают, как починить, поломать, решить, купить… Да, бесконечный список. Незнание и приводит к волнению… Вот главный враг, — Вова успокоил дыхание и обмяк в кресле. — Идём! — Губанов резко встал из-за стола и рывком нацепив на себя пиджак, вышел за дверь. Семенюк, пытаясь переварить в голове его действия, двинулся за быстрым следователем в путь. Ноги высокого парня делали огромные и тяжёлые шаги, быстро приближаясь к выходу, когда Вова в спешке семенил за ним, не понимая и половины его действий. Они оба вывалились наружу и застыли на месте. — Куда мы идём? — непонимающе взглянул на Алексея Владимир и упёрся в его спину. — Расскажи о своих ощущениях, — будто не слыша вопрос парня, Алексей начал движение в сторону пешеходного перехода. — Что? Вас только это волнует? То есть, вы считаете нормальным, что моя вторая личность — глупая истеричка, которая ведёт себя как явный псих, — парня начинало злить поведение следователя, из-за чего он невольно путался в словах. — Ты тоже псих, — сделал замечание Губанов и продолжил. — Расскажи мне о своих ощущениях. — О чём вам рассказать? Обрекать вас на муки? Я не очень хочу, — загадочно ответил Вова на свой же вопрос. Он глянул в лицо детектива, которое будто кричало спокойствием. Его умный взгляд не останавливался на определённом предмете, а бегал по всей улице, будто пытаясь найти важную деталь к пазлу. — Я ненавижу людей, Вов. Но ты не думай, они в этом не виноваты. Они не подвластны себе в полной мере. За них решают другие люди, ну или не люди. Твоя жизнь не принадлежит тебе, как и моя жизнь не принадлежит мне. Но в этот раз я хочу тебе помочь, — Алексей останавился около кафе, где висела огромная вывеска «БИЗЗЕ». — Помочь? Это как? — Вова удивлённо осматривал улицу и пытался собрать свои мысли в ряд. — Заходи, — жестом приглашая войти парня, сказал Алексей. Парни зашли в уютное место и сели за самый дальний столик, где висела странная картина, изображающая женщину и ребёнка с длинными волосами. Детектив скинул пальто на диван и присел рядом с Вовой, внимательно следя за тем, как парень усаживается на стул напротив него. — И зачем мы сюда пришли? — осматриваясь, поинтересовался собеседник, пытаясь не показывать своего смущения. — Я голодный, — наигранно улыбнулся Губанов, помотрев на свои наручные часы. — То есть… Ладно, — Вова уже перестал спрашивать что-либо у этого человека, который походил на вселенскую загадку больше, чем на обычного человека. — Как я тебе уже сказал, мне хочется тебе помочь… — следователь взял меню, которое ему протянула девушка и отдал второе парню напротив. — Что? — Ну помочь, мне просто хочется тебе помочь, — так же безразлично ответил Лёша и поднял свои голубые глаза на парня. — Ну почему? Я же «чёртов псих». — смотря в меню ответил Вова, пытаясь скрыть своё волнение. — Не знаю. Ты мне просто нравишься, — так же безразлично ответил Губанов, захлопывая меню. — Что будешь? — Алексей взглянул на меню в руках Вовы. — Я не голоден, спасибо, — гордо ответил парень и так же захлопнул книгу. — Я плачу́, — с улыбкой на лице подметил Алексей. — Да не трясись ты так, я тебя не съем. Как уж на сковородке, ей богу. Парни заказали по чашке кофе и пасту. — Приятного аппетита, — машинально сказал Вова и начал есть пасту с такой страстью, будто был голодным неделю. — «Я не голоден, я не голоден, блаблабла», — Лёша отхлебнул из кружки и посмотрел на парня. — А вы почему не едите? — сощурив глаза от удовольствия, спросил парень. — На сытый желудок тяжелее думать, — спокойным тоном сказал детектив и поставил чашку на блюдце. — Ну так вы и не думайте, — впервые улыбнувшись сказал Владимир. Парни продолжили свою трапезу в полном молчании. Лёша размышлял о странном деле и думал, как же ему помочь бедному парню, а Вова наслаждался едой и старался не думать вообще, что было невозможным. В голове пролетали мысли одна за другой, но он не мог за них зацепиться, поэтому просто ел, скрывая свою нервозность.

***

— Ну, а сюда мы зачем пришли? — заходя в квартиру, спросил Владимир. — Тут я живу. Располагайся, — Алексей закрыл дверь и повесил пальто на вешалку, — ты себя не контролируешь, поэтому контролировать тебя буду я. — Я вам конечно очень благодарен, но у меня много вопросов, — парень прошёл в зал и присел на диван. — Да, я знаю, что это всё очень странно, но послушай меня. Ты хороший парень, хоть и немного со сдвигом по фазе, но! Не ты выбирал себе такую жизнь, а жизнь в психушке тебя лучше вряд ли сделает. Ты беззащитен, а вот у меня есть хоть и маленькая, но власть. Я не сотрудник правоохранительных органов, а частный детектив, или как там нас называют. Я не обязан кому-то что-то делать. Как уже было сказано, люди не владеют своей жизнью, поэтому я хочу вытащить тебя из клешней этой девки. И ещё, я тебя просил говорить со мной на «ты», меня старит твоё «вы». — Хорошо, Лёша! — выдавил из себя парень и аккуратно присел. Вова явно чувствовал себя неуютно, но жаловаться на это он и не думал. По сути, его сейчас спасают от тюрьмы, причём не какой-то чёрт из Прокопьевска, а настоящий детектив. Он знал, что по сути Алексей подвергает и себя ни то что увольнению, а уголовной ответственности за сокрытие преступника. Но он сам этого захотел, из-за чего парень и не стал спорить. — Куришь? — Лёша достал пачку из кармана и направился в сторону балкона. — Да, — взял сигарету Вова и проследовал за новым «другом». — Плохо, — как то безразлично сказал Лёша и присел на подоконник. — Что «плохо»? — чиркая спичкой спросил Вова. — Плохо, что куришь. — Ну ты же тоже куришь, — выдыхая изо рта дым, усмехнулся Владимир. — А я и не говорил, что я хороший, — улыбнулся в ответ Лёша и сделал глубокую тяжку. Телефон в его кармане завибрировал, а сигарета выпала из пальцев. — Твоюж мать, Макс! — воскликнул парень, поднимая с пола окурок, палец коснулся кнопки принятия вызова. — Да, ало! — Губанов нервно кинул бычок в пепельницу и нахмурился, — Я с Вовой, а что? — наступило молчание, а затем из динамика раздались гудки, которые услышал Семенюк и пристально посмотрел на Лёшу. — Что-то случилось? — с интересом спросил Вова, не докурив сигарету и до половины, но уже скинув окурок вслед за Лёшиным. — Да ничего, друг немного истерит, дело обычное, — глаза парня стали уж больно грустными, а лёгкая улыбка пропала с лица.

***

Парни укладывались спать, поэтому Губанов застелил большой диван и с довольным видом осмотрел комнату. — Я думаю, ты понял, что спать ты будешь тут! Я, если что, буду в комнате слева, — Лёша тыкнул пальцем на серую дверь и начал медленно удаляться в её сторону. Вова лишь сел на край дивана, осматривая пыльные полки. В этой квартире пахло одиночеством так же сильно, как и в квартире Вовы. Глаза бегали по серым шкафам и тумбам, останавливались на предметах декора и вновь бежали дальше. Да, всё было и правда серым и невзрачным, но таким спокойным и красивым. Квартира многое говорит о её хозяине, и эта не была исключением. Правда вот одного Вова понять не мог: везде были разбросаны таблетки, мази и всякие медицинские препараты, что казалось парню довольно странным. Он с интересом прошёлся вдоль комнаты начал рассматривать лекарства. Обычные таблетки от простуды и ангины, порошки от насморка и температуры, сиропы от кашля и жара, мази от боли и зуда, а ещё несколько видов антидепрессантов. Парня это несколько насторожило и озадачило, хотя такие таблетки прописывают не только при депрессии. Семенюк решил не забивать себе мозг всякими глупостями и пошёл на кухню попить воды, дабы ночью не просыпаться от жажды. Зайдя на кухню он увидел Лёшу, который слегка прибухивал в дальнем конце помещения, сидя под маленькой тусклой лампой. Губанов будто не заметил Вову, который внимательно наблюдал за задумчивым парнем и не спешил заходить внутрь. — Не стой на пороге, Семенюк, я тебя вижу, — сообщил Алексей и повернул голову в сторону гостя, — садись, выпьем вместе, — Губанов толкнул табуретку ногой, и достав одной рукой стакан с полки над столом, налил туда вино. Вова сделал глоток и поставил бокал на заляпанную стеклянную поверхность. — Антидепрессанты? — Вова внимательно смотрел на реакцию Лёши, но тот лишь легонько качнул головой и посмотрел в пол. — Деперсонализация, пять лет ремиссии, но кто знает, что будет дальше, — Губанов пригубил вина и посмотрел на парня. — Я не просто так хочу тебе помочь, я думаю ты сейчас и сам всё понял. Я знаю, что это неправильно, знаю, что я могу сделать только хуже, но я понимаю что такое страх. Семенюк мимолётно улыбнулся и откинулся на спинку стула. Давно в жизни Вовы не было вечерних посиделок с дорогим вином и тихим шёпотом, рассказывающем об интересных случаях в работе следователя. Давно Вова не слышал стук своего сердца, которое ликовало после долгих дней одиночества. В пустой ночи одиночества — вот когда в человеке может вырасти что-то свое, если только он не впал в отчаяние. В уютном тепле вечера — вот когда в человеке могут вырасти цветы, если только собеседник дарит ему своё тепло.