Sanctuary

      В мире богов и смертных ходили слухи о четырёх Великих Бедствиях. Откровенно говоря, было их только три, но три — число, сложное для запоминания и никакого сакрального смысла в себе не несущее, потому их количество слегка… дополнили.       Первым был Бай Усянь, также известный как Белое Бедствие — ужасный демон, спустившийся с горы Тунлу в период рассвета царства Сяньлэ. Лёгкого движения его руки хватило, чтобы заставить пасть целую страну. Ещё более лёгкого — чтобы возвысить другую. Взмаха же меча оказалось достаточно, чтобы похоронить остатки обеих.       С тех пор слышно о нём ничего особо не было, но люди до сих пор только шёпотом передавали его имя из уст в уста, и молили богов о том, чтобы их дома никогда не посетило Белое Бедствие. Право слово, страшнейший кошмар всех веков.       Вторым стал Ци Жун по прозвищу «Лазурный фонарь в ночи». Собственно, Лазурное Бедствие. К числу непревзойдённых демонов в действительности он примкнул только чудом и при непосредственной поддержке Бая, который, по слухам, в тот год убил у Тунлу всех демонов, кто мог бы представлять угрозу для Ци Жуна. Неудивительно, что тот покинул проклятую гору менее, чем за пять лет.       Особой силой Ци Жун не отличался, изощрённостью — тоже, но уж очень демон любил устраивать шумные погромы и действовать на нервы Небожителям, которые никак не могли его поймать. Неудивительно, что в народе особого уважения к нему не было, но люди всё равно побаивались его.       Третьим стал Хозяин Чёрных Вод Хэ Сюань. Он же Чёрное бедствие. Этот был и вовсе тихим, и если бы не огромное количество кораблей, чьи остатки регулярно выплёвывало море, да периодически гибнущие священнослужители и боги, никто бы про него даже не вспоминал.       Но демон будто нарочно не давал вычеркнуть себя из памяти, заставляя старых рыбаков молиться не только водным богам, но и этому морскому чудовищу.       Загвоздка шла именно с четвёртым. Хуа Чэн, также известный как «Алое Бедствие» или же бог невезения и неудачи, к непревзойдённым демонам никакого отношения не имел и после своего падения — уже второго — никакими разбоями не занимался. Так, вёл спокойный образ жизни, иногда играл в казино, вопреки своему титулу, всегда выигрывая, иногда помогал простым людям… чаще всего беднякам и простым обывателям, как и он сам когда-то. В целом, пытался быть тише воды и ниже травы.       Но то ли его фортуна работала не в том ключе, как ему хотелось бы, то ли даже везение не могло перекрыть не в меру острый язык, способный накликать на человека неприятности парой слов, то ли сам его противный характер сказывался… сложно сказать, но слава об Алом Бедствии периодически гремела по всему континенту и обрастала самыми безумными подробностями. Неудивительно, что его причисляли к Бедствиям, пусть и каждая собака знала, что Хуа Чэн — бог.       Хоть и падший.       И об этом тоже не забывали зубоскалить.       Самому Хуа Чэну от такого повышенного внимания к его нескромной персоне не было ни горячо, ни холодно. Единственное что, иногда ему и правда хотелось, чтобы он был демоном.       Потому что у демонов была великолепная память. Память, что порождала гнев, давала им силы и заставляла идти вперёд.       Хуа Чэн не хотел забывать. В мире было не так много людей, кто был добр к нему, кого он любил всем сердцем и хотел пронести эту любовь до конца своей жизни. Но его никто не спрашивал. Прошло больше восьмисот лет. Хуа Чэн падал, возносился, опускался в самую грязь, поднимался в ней, снова шёл по дороге святости, снова падал… и так по безумному кругу. Событий происходило слишком много, ибо все эти годы он провёл в мире людей.       Прошло восемьсот лет, и он уже не мог вспомнить лица родителей. Прошло восемьсот лет, и лица бывших сослуживцев — даже не только в армии Сяньлэ — стали для него не более, чем просто размытым пятном.       Прошло восемьсот лет, и всё, что он помнил о его высочестве наследном принце — это тёплую улыбку, доброту и готовность помогать всем и каждому. То качество, которое больше Хуа Чэн не встречал нигде и ни у кого.       Он не мог вспомнить ни лица, ни имени, и потому безумно жалел, что научился читать и писать лишь спустя столетия после вознесения.       Но что-то изменить уже не было возможности.       Была лишь надежда, что когда принц бесследно исчез, он не умер, а наконец-то нашёл себе пристанище и больше никогда не знал бед.       Но… прошло восемьсот лет.       Хуа Чэн больше не был уверен, что имеет право хотя бы надеяться.       В конце концов, самого дорогого для него человека он подвёл сам, когда вместо попыток разыскать его с головой ушёл в изучение пути заклинателей и самосовершенствование.       Получив бессмертие, он потерял всё, чем действительно хотел дорожить.       Это ли не итог, достойный бога несчастий?..

***

      Настроение Хуа Чэна было откровенно говоря паршивым, и погода здорово ему соответствовала. Многие люди наверняка бы радовались, если бы им снова удалось вознестись. Для него же статус бога был ничем иным, как напоминанием, что он не сумел правильно расставить приоритеты. Что не сумел защитить то, что было ему дороже всего. И теперь, словно в насмешку над его ненавистью к себе, провидение снова отправило его на небо, где обитали лицемеры, которых он так ненавидел. Лицемеры, которые погубили его принца. И теперь он снова стал одним из них.       Хуа Чэн хотел попросить Цзюнь У низвергнуть его, но бог войны быстро напомнил про разрушения, вызванные его воскрешением, заявил, что их стоит оплатить и в обмен на оплату обязал провести в качестве бога минимум год. В гробу бог невезения видел такие сделки, но его вышвырнули с небес быстрее, чем он успел высказать это императору.       Право слово, столько пафосных песен сложено о вознесении на небеса, но по сути это добровольно-принудительная, болезненная, а для таких, как он, еще и унизительная процедура.       Лучше бы он был демоном. Правда. Но в силу специфики канг, которые лишили его силы, но оставили бессмертие, низвержение до уровня призрака ему тоже не светило.       Ничто не было так прекрасно, как судьба, над которой у тебя полная власть.       На небе давно исчезли все просветы, гремел гром и мелькали вспышки молний. Начало дождя было лишь вопросом времени. Потому, не став дожидаться, пока начнутся первые капли, Хуа Чэн первым раскрыл зонт.       Удача и правда ему благоволила — спустя мгновение начался ливень.       Впереди раздался резкий детский смех. Под дождём стоял мужчина с порванным зонтом — явно результат недавнего порыва ветра, вокруг него бегали дети, строя рожицы и указывая в незнакомца пальцем.       Может, это и правда было смешно — право слово, порвать зонт именно в тот момент, когда начался дождь, ещё надо суметь, но Хуа Чэн ничего смешного не видел.       Он всё ещё мог смутно вспомнить, как нечто подобное происходило с ним самим, пока он не вознёсся и не получил это безумное количество удачи. Как люди, не только дети, просто проходили мимо и смеялись над его потугами не промокнуть и не замёрзнуть насмерть от сна в мокрой одежде на холодной земле.       Весёлого в этом ничего не было.       К незнакомцу он шагнул почти машинально и накрыл их обоих зонтом.       Мужчина поднял на него глаза. Хуа Чэн был под мороком, потому сейчас выглядел где-то на семнадцать, имел оба глаза и, даже несмотря на алую тунику, едва ли мог быть принят за бога неудачи.        Мужчина… Нет, юноша лет двадцати был чуть выше Хуа Чэна, но только из-за того, что тот был в этой форме. Одет он был в стандартное белое одеяние монаха, и если бы не бинты, скрывающие шею и запястья, от обычного человека он бы ничем не отличался. Разве что, едва ощутимым веянием духовной силы. Наверняка заклинатель.       Но на что Хуа Чэн сразу же обратил внимание, это его глаза. Выразительные, красивого орехового цвета. Наверняка приятно, когда на тебя смотрит человек с такими глазами.       Хуа Чэн ожидал увидеть во взгляде раздражение. Может, злость — всё же зонт, порвавшийся сразу же после начала дождя — крайне досадная неприятность. Но их не было. Было лёгкое удивление, направленное на Небожителя, и смирение.       Словно бы этот человек ожидал, что нечто подобное могло с ним произойти.        Хуа Чэн снова видел параллели. И от этого кровь стыла в жилах.       — Гэгэ, вас проводить? — обычно он не был склонен так разбрасываться предложениями о помощи, но тут словно сама судьба намекала ему так поступить. Эти глаза…       Может, он не был человеком, заслуживающим внимание наследного принца, но он не мог забыть ту доброту, что ему показали. И пусть и редко, пусть неловко, но хотя бы попытаться передать её кому-то в ответ.       — Что?.. — хрипло ответили ему. Создавалось впечатление, что заклинатель почти не разговаривал. — Спасибо, нет, не стоит, правда. Это обычное невезение, не более. Да и мне уже пора.       — Не сочтите за грубость, гэгэ, но погода не располагает. Хотите я провожу вас до дома? — предложил он, но, вспомнив, что говорит с заклинателем, который наверняка здесь по работе, добавил. — Или до гостиницы?       Незнакомец растянул губы в подобие улыбки и покачал головой:  — Спасибо, правда. Но не стоит. Мне нужно спешить.       — Хорошо, в таком случае… — Хуа Чэн недолго думал. Идея пришла спонтанно, но, понадеявшись на свою удачу, он решил её воплотить. — Доброго пути.       Не став ждать, пока заклинатель поймёт, что он имел в виду, Хуа Чэн буквально впихнул ему в руки зонт и выпорхнул прочь.       — Но как же вы?       — Не волнуйтесь, — он легко улыбнулся, почти искренне, глядя на ошарашенное и смущенное лицо незнакомца. — Мне судьба благоволит.       Словно только и дожидаясь этих слов, ливень перешёл в разряд слабого дождя, Хуа Чэн, более не оглядываясь, поспешил на поиски гостиницы.       Пусть теперь его ситуация и была менее запущенной, вымокнуть до нитки всё равно не хотелось.

***

      На западе страны, в горном регионе, произошло землетрясение, в ходе которого часть скалы рухнула и открыла небольшую пещеру, внутри которой располагался старинный храм.       Поначалу местные не решались осмотреть находку, но со временем их беспокойство поутихло, и на первый план вылезло любопытство. Собравшись огромной толпой, они отправились исследовать храм.       Чёрт его знает, что именно собирались они найти, но явно что-то другое.       Храм был… Обычным. Старым, наполовину сгнившим… Не осталось даже таблички с именем почитаемого в нём божества. С едва сохранившимися столами для подношений и большой каменной статуей. Метра два, не иначе. Местами камень из-за высокого уровня сырости покрылся мхом. Но местных поразило не это, а невероятная красота изображённого божества.       Богатые одежды, статный лик, меч в одной руке и букет цветов в другой.       Местные не знали, что это за бог, потому быстро окрестили его покровителем горы Сиянь — богом войны, что приглядывает за сражающимися.       Опять же, чёрт знает, почему именно так. Может, на такую мысль их натолкнуло сочетание оружия и цветов в руках божества. Однако этого предположения оказалось достаточно, чтобы к нему начали бегать молиться девушки, чьи возлюбленные ушли на войну.       Казалось бы, стандартная история, пусть и с немного необычным началом. Мало ли кому молятся местные жители. Тем более, уже две сотни лет как. Хуа Чэн бы и глазом не повёл, если бы эту историю не поведала ему Лин Вэнь по непосредственному приказу Цзюнь У.       Не было бы ничего необычного, если бы молитвы девушек и правда помогали. Если бы не помогали — тоже вполне обычно.       Но здесь ситуация оказалась совершенно иной. Мужья и возлюбленные всех молившихся всегда возвращались обратно в деревни. Однако на следующий же день все они вешались.       Поначалу это считали совпадением. После — кознями злого духа. И лишь спустя полтора столетия установили закономерность: несчастья происходили именно с теми, кто бегал молиться в храм.       Местные ужаснулись и строго-настрого запретили ходить в него. Но дуры всё-таки находились.       Одной такой дурой оказалась дочка очень богатого купца, оборудовавшего несколько храмов для Небожителей верхних небес. И уж его молитвы игнорировать было уже нельзя.       До возвращения возлюбленного юной девушки оставалась неделя.       Погода была отвратительной, и Хуа Чэн в своих неоправданно лёгких одеяниях безбожно мёрз. Особенно его руки, давно уже утратившие подвижность. Но, во-первых, заняться этим было «просьбой», прозвучавшей непосредственно от Цзюнь У, потому отказу не подлежащей. А во-вторых, это и правда стоило решить. Когда Хуа Чэн был на войне, не было никого, кто ждал бы его возвращения. Но он часто видел огромное количество людей, радостно встречающих вернувшихся членов семьи. От одного вида этой любви и беспокойства он чувствовал удушающую зависть, но тем не менее был уверен, что не в праве мешать чужому счастью. В конце концов, он прекрасно знал, насколько ужасно одиночество и понимание, что ты никому не нужен.       И как бы Хуа Чэн ни злился на этот мир, он никому не желал того же.       Хуа Чэн даже не попытался сунуться к тому купцу, справедливо решив, что под мороком на Небожителя он походил мало, а богу невезения никто по доброй воле помогать не будет. Вместо этого он сразу же отправился в ближайшую к храму деревню и выловил себе незамужнюю девушку.       — Вы хотите, чтобы я сделала что? — медленно уточнила она, всё ещё в неверии глядя на пришлого. Объяснять свои планы ещё раз у Хуа Чэна не было никакого желания, потому он смотрел на девицу молча, позволяя ей самой всё это переварить. — Вы уверены? Вы сами хотите стать жертвой проклятого божества горы Сиянь? Это безумие!       — Сестрица, я заклинатель, это моя работа. А тебе ничего не угрожает.       — Даже если так, — девушка с сомнением скрестила руки на груди, — вы так уверены, что у меня получится? В конце концов, вы уходите не на войну.       — Каждый день — это битва. Так что не понимаю, чем в действительности отличается размахивание мечом от сборки урожая. Разве что тем, что от второго пользы больше.       Девушка всё ещё буквально источала скепсис, но в итоге всё-таки согласилась.       План Хуа Чэна был прост. Чтобы заставить злого духа активироваться, нужно было прийти в его храм и помолиться за возвращение дорогого человека с войны. Вернувшийся через несколько лет человек будет найден повешенным на следующее же утро. Ждать несколько лет Хуа Чэн не собирался, да и последний конфликт закончился буквально несколько дней назад, а новый не предвиделся. Потому он нашёл себе недо-невесту, которая будет молиться о его возвращении с войны с… урожаем. Хуа Чэн честно поможет местным жителям с его сбором, и уже вечером снова встретит ожидающую его девицу. А утром он либо поймает духа, либо хотя бы увидит его и будет найден повешенным.       Как ни крути, а одни плюсы.       Сказано — сделано. Тяжёлый физический труд помог хотя бы немного согреться, а общение с остальными деревенскими — разобраться в ситуации получше. Единственное что, за день он порядочно выдохся, а ждать появления духа ему предстояло в пристройке дома — узнав о намерении заклинателя, родители девушки не пустили его даже на порог, назвав самоубийцей, шарлатаном и проходимцем. Хуа Чэн в голос рассмеялся, но настаивать не стал. Учитывая, что он навлек на их дом внимание злого духа, хорошо, что его хотя бы в пристройку пустили.       Устроившись на стоге сена, бог начал ждать.       Первые несколько часов прошли тихо. С улицы периодически доносились разговоры местных жителей и шум от скота. Но со временем они затихли, на небо вышла луна, и селение погрузилось в тишину.        Будь у Хуа Чэна Эмин, он бы не опасался ничего. Однако его духовный меч давно был утерян, а железка, висящая у него на поясе, особым качеством не отличалась. Впрочем, Хуа Чэн был не только богом неудачи, но и Небожителем, прожившим среди смертных больше, чем кто-либо другой.       Даже с обычным мечом он был очень силён.       Едва время перевалило за полночь, как у входа в пристройку раздался скрип половиц.        Хуа Чэн улыбнулся, принимая свой истинный облик и обнажая меч: пора.       Ему не нужно было видеть мёртвые разлагающиеся руки, чтобы знать, куда бить. Не нужно было слышать проклятия твари, чтобы отрубить ей горло. Право слово, будь тут десяток мертвецов, ему пришлось бы очень постараться, чтобы справиться со всеми. Но с одним…       Хуа Чэн зло оскалился, вытаскивая порядочно порезанную тварь на улицу и таща в сторону горы. С одним мертвецом он справится, даже не напрягаясь. Но это не меняло того факта, что у бога неудачи не было с собой ничего, что могло бы если не очистить, то хотя бы запечатать духа. Потому лучший вариант — порубить тварь, закопать на территории храма и прочитать молитвы об упокоении души. Если бог, в честь которого построен храм, до сих пор жив, святой энергии хватит, чтобы очистить душу создания.       Копать промёрзшую землю было трудно, но всё же не невозможно. Закончив с этим, бог легко скинул в образовавшуюся дыру останки духа, завалил сверху камнями и засыпал землёй. Ещё несколько минут из земли звучала ругань твари, не способной простить местному богу то, что все, за кого молились, вернулись с войны, а за него не помолился никто, а после на горе наконец наступила тишина.       Хуа Чэн собирался вернуться обратно в пристройку, но поддался любопытству и заглянул в саму пещеру, где был расположен храм, поднял прихваченный с собой фонарь повыше и осмотрелся.       Понятно, почему местные девушки с таким рвением бегали сюда молиться. Статуя бога и правда была невероятно красива, даром, что местами потемнела и обросла мхом и плющом. Её лицо казалось знакомым. Поставив фонарь в сторону, Хуа Чэн достал из кармана небольшой нож и, взобравшись на постамент, ловко очистил камень от лишней растительности. До сих пор было заметно, насколько эта статуя стара, однако теперь её вид был намного более соответствующим богу. Отмыть бы камень хорошенько, дать прогреться под солнцем, и от новой её будет не отличить.        Слезая обратно, Хуа Чэн сделал мысленную пометку намекнуть местным, что если привести храм в порядок, то умирать больше никто не будет. Но это уже потом.       Хуа Чэн уже собирался уходить, как увидел у входа фигуру в белом. Поначалу он напрягся, опасаясь, что он сильно поторопился, решив, что здесь только один демон, однако неизвестный даже не попытался атаковать.       Мгновением позже бог неудачи увидел алый зонт, висящий у него за спиной. Это был тот самый заклинатель.       Однако его лицо… Это!..       — Это ваш храм, не так ли? — вместо приветствия спросил он. Пусть освещение было слабым, он прекрасно видел внимательный взгляд незнакомца. И мелькнувшее в нём узнавание. Видимо, его морок был не так идеален, как он считал изначально.       — Что-то… вроде того, — пояснения не требовались. Хуа Чэн видел бинты на его шее, совсем как его собственные, и был почти уверен, что если снять их, увидит проклятую кангу. Это и объясняло полное отсутствие ощущения присутствия Небожителя. Его силы просто были заблокированы. — Это ты разобрался со злым духом, так?.. спасибо.       Хуа Чэн лишь слегка повёл плечами — от этой благодарности ему не было ни горячо, ни холодно: — В следующий раз следите за храмом лучше. Прощайте. Кажется, в этот раз из нас двоих спешить нужно именно мне.       Не дав мужчине даже опомниться, Хуа Чэн бодро махнул рукой и скрылся, вновь спускаясь в деревню.       Всё, что хотел, он выполнил.       Единственное что, он слегка жалел, что кое-что не сделал.       Его не покидало ощущение, что они ещё увидятся. Потому, право слово, стоило спросить, как этого заклинателя зовут.