Sanctuary

      Для очередного поручения Хуа Чэну выделили помощников. С одной стороны, лживое беспокойство Цзюнь У вполне можно было понять — в конце концов, отправлять бога с запечатанными силами на опасные задания было чревато. Но с другой — он вполне мог бы распечатать эти самые силы, а не подсовывать ему двух убогих покровителей войны.       Причём, именно этих.        Хуа Чэн скептически относился ко многим Небожителям, мало к кому испытывая хотя бы равнодушие, вместо слабой степени презрения. Про уважение можно и вовсе не заикаться.       Но конкретно этих двоих он ненавидел.       Во время своего второго вознесения Хуа Чэн вылетел с небес за неделю. Вылетел бы раньше, ибо сразу сказал Цзюнь У, что в гробу он видел это сборище лицемеров, пришедшее посмотреть на него, исключительно чтобы развлечь самих себя. Лучше вернуть его обратно в мир смертных. Однако небесный император проигнорировал плохо завуалированную угрозу и решил, что со временем бог перебесится и успокоится.       Он ошибся.       Едва вернув свои силы, Хуа Чэн бросил вызов сразу тридцати трём богам. Предложить взамен ему было особо нечего, потому он поставил на кон свою душу, вечную службу и уважение. Боги посмеялись. Но взамен он потребовал, чтобы проигравшие навсегда покинули небеса. Здесь уже боги были задеты за живое.        Такое наглому мальчишке никто не захотел спускать с рук.       Будь император небес на месте, эта ситуация бы не произошла. Но Цзюнь У не было, потому Хуа Чэн смог не просто бросить им вызов, а сделать это во снах сотен самых влиятельных людей Поднебесья. Этого должно было хватить, чтобы вынудить их согласиться на сражение.       Тем не менее, все тридцать три лишь посмеялись и отказались от битвы, сославшись на то, что бой с побирушкой из погибшей Сяньлэ куда ниже их достоинства.       К утру новость об их отказе облетела весь мир. Многие люди просто проигнорировали произошедшее — право слово, что только не могло случиться в царстве богов. Вот только одно происшествие напрочь изменило ситуацию.       Как он и предполагал, вернувшийся на небеса Цзюнь У был крайне недоволен его выходкой, но не более того. Чего он не предполагал, так это вмешательство третьих сил.        За следующую ночь храмы всех тридцати трёх божеств были сожжены дотла, что по сути стало тем же самым низвержением.       Было более, чем очевидно, что это происки демонов. Но люди не могли перестать шептать «а что… а что если… это Хуа Чэн их сжёг?.. бог неудачи, да он же ничем не лучше Бедствий!..» Проходили дни, и тот факт, что Хуа Чэн, исключительно виновный с точки зрения обычного люда и части самих Небожителей, не получил никакого наказания, заставлял их думать.       Что же он за бог такой, что даже небесный император ничего не может поделать?       Что он за бог, раз сумел за два дня перевернуть всё вверх дном?       Нужно ли опасаться демонов при таких богах?..       Цзюнь У не был идиотом и прекрасно понимал, что вины Хуа Чэна в сожжении храмов не было, но это было неважно. Люди уже решили, что он виновен, и решили с такой уверенностью, что верховный император не мог это просто проигнорировать.       Ровно через неделю после своего второго вознесения он пал. Ещё через месяц — впервые услышал, что его называют Алым Бедствием, приравнивая к Безликому Баю, Ци Жуну и недавно покинувшему Тунлу Хэ Сюаню.       Хуа Чэн смеялся до слёз, когда услышал это впервые. А потом искренне жалел, что не настоял на сражении с ещё двумя богами. Право слово, демоны слишком хорошо закончили его работу.       Особенно часто он вспоминал это упущение в последние дни, вынужденный слушать бесконечные пререкания двух Небожителей, идущих в стороне от него. Прибил бы обоих, но без Эмина это гиблое дело. Бросил бы в лесу, но ведь выберутся же. Приходилось развлекаться доведением обоих мужчин до белого каления. Не то, чтобы это требовало много сил.       Возвращение обоих на небеса стало для бога неудачи истинным подарком судьбы. Стоило бы, конечно, расстроиться, всё же теперь вокруг не будет никого, кто смог бы поделиться с ним духовной энергией…       Но подождите. Они и так этого не делали.       Неужели, он ничего не потерял?!       Решив отметить избавление от камня с шеи, Хуа Чэн остановился в арендуемой им гостинице ещё на один вечер. Официантка услужливо поинтересовалась, куда ушли его друзья, и, услышав «не вынесли моего чарующего присутствия», сдавленно охнула и убежала прочь. Поначалу бог неудачи не понял причин такой реакции, но когда девушка вернулась, извинилась и предложила ему бутылку вина из хозяйских запасов, чтобы утолить свою печаль, отказываться не стал.       Казалось, в этот день удача ему особенно благоволила.       Но он ошибся. Две чашки вина спустя, обычно не подверженного влиянию алкоголя бога начало клонить в сон. Хуа Чэн с силой вцепился в столешницу, стараясь сохранить остатки ясного ума или хотя бы просто удержаться в сознании. Земля, казалось, ходила ходуном, и удержаться было просто не за что.       Хуа Чэн попытался найти хоть какую-то точку опоры, но бесполезно. Посуда и бутылка вина полетели на пол, огласив полупустое помещение резким звоном. Резко вздохнув, он попытался удержаться за стол, но добился лишь собственного падения вместе с упомянутым предметом мебели.       Гостиница перед глазами кружила, официантка и другие постояльцы в упор смотрели на лежащего на полу Небожителя. Ни один из них даже не попытался ему помочь.       Последним, что он помнил, стало флегматичное: — Свяжите. Этот тоже пойдёт на аукцион.

***

      Хуа Чэну потребовалось несколько минут, чтобы разобраться, что происходит.       Цзюнь У приставил к нему помощников не из-за угрозы злых духов, а именно из-за возможности чего-то подобного. Чего-то, вроде намеренного похищения Небожителя.       Были места, где влияния богов не было. Например, Призрачный город и ближайшие к нему территории. В принципе, земли Бая не выходили за пределы высоких стен, однако на деле за многие ли вокруг него жили только демоны. Реже — подчиняющиеся безумным законам князя демонов люди.       Были места, где влияние было слабым. Таким, как здесь. Жили здесь в основном простые деревенские, выращивали овощи, разводили скот и каждую неделю ходили в храмы, приносить свои молитвы. Прямо как подобает обычным людям.       Однако в храмах не было статуй божеств.        В этих храмах в принципе не подчинялись ни одному богу, и если бы Хуа Чэн, желая позлить своих спутников, не вынудил их остановиться в гостинице, они бы заметили странности, остались начеку и ничего бы не случилось. Но поздно.       В таких местах со слабым влияниям на деле молились демонам и чтили тоже их. И делали это жители бывших территорий Юнаня, опасающиеся, что Безликий Бай снова решит утопить их в болезнях и крови; жители рыбацких деревень близ вод Хэ Сюаня — когда ты каждый день выходишь в море, нельзя не молиться тому, от чьего расположения зависит твоя жизнь; жители земель беззакония, где в то или иное время решало остановиться Лазурное Бедствие.       Именно на последний вариант и повезло наткнуться богу невезения.       Поначалу, стоило Ци Жуну впервые объявиться в этих землях, местные были в ужасе. Однако они довольно быстро смекнули, что с демоном можно как-то договориться и спокойно жить бок о бок.       Уговор был прост: вы не трогаете демонов и демоны почти не трогают вас. Существовало лишь одно исключение: в случае появления заклинателей, и люди, и демоны работали сообща, чтобы изловить их и убить. По идее такое положение дел должно было напугать и вселить безысходность, но по сути стало именно сплотившим их фактором. Когда ты делаешь всё, чтобы поймать богатого и хорошо обученного ублюдка и при этом не сдохнуть, к твоим товарищам по несчастью невольно возникает если не симпатия, то как минимум понимание. Как бы, «ничто так не сближает, как общий враг» наглядно и в действии.       Потому со временем местные не просто ужились с Ци Жуном, но и вполне охотно начали участвовать в устраиваемых Бедствием демонических авантюрах.       Одной из таких авантюр были аукционы.       Раз в год-полтора — на более частые сходки Лазурному Бедствию просто не хватало постоянства — на его территорию тащили всё: от коллекционной рыбы до вполне себе живых людей. И приходили тоже все: от людей до демонов. Каждый мог найти то, что ему по душе: книги, камни, артефакты… Однако наибольшим спросом, разумеется, пользовался мёртвый и живой товар. Ох, особенно живой.       Жители деревни знали, что Хуа Чэн — бог. И ещё они знали, что он не сможет проклясть их, если у него не будет при себе меча или же он не сможет говорить. Потому ему воткнули кляп в рот, связали и отняли саблю и нож, ошибочно приняв их за Эмин. В обычной ситуации Хуа Чэн бы посмеялся — право слово, только совсем слепой человек примет обычный мусор за духовный меч, но в этой ситуации смешно ему не было.       Нужно было как-то выпутываться, но верёвки держали настолько крепко, что он едва мог пошевелиться.       Нужно бы как-то избавиться от верёвок, но оружие у него предусмотрительно отняли.       Как-то укатиться? Отползти? Спрятаться? Но как?..       Большую часть времени он провёл на повозке, слушая разговоры местных мужиков и собирая информацию, а после, стоило повозке оказаться на территории явно давно заброшенной деревни, его волоком потащили вперёд.       Хуа Чэн честно пытался как-то вырываться, но в его позиции это было бесполезно. Сработано было на совесть.       Создавалось впечатление, что он был не первым Небожителем, который попался на эту удочку.       Его бросили в какой-то сарай, оставив лежать на сырых досках несколько часов. Хуа Чэн был бессмертным, потому смерти от пневмонии не опасался. Но даже бессмертное тело не могло избежать болезней, и потому он был почти уверен, что следующим утром будет чувствовать себя убито. Во всех смыслах.       Кажется, выйти сухим из воды не поможет даже его удача.       Когда дверь в сарай снова открылась, Хуа Чэн едва мог пошевелиться. Всё его тело сковала вялость, руки онемели от холода и слишком тугих верёвок, а сам он был готов уснуть в любую секунду. Впрочем, удар в живот для ускорения передвижения и правда помог ему слегка проснуться.       Хуа Чэн с ненавистью уставился на ударившего его демона, мгновенно запоминая его одежду и черты лица. Может, у него и не такая хорошая память, как у кого-то из мёртвых, но среди Небожителей его не обойти никому.        Он больше не позволит так с собой обращаться.       Его втащили в довольно крупное здание. В отличие от остальных, явно некогда принадлежавших мирным жителям, это несло какой-то иной смысл. Может, было своеобразным храмом. Но сейчас же это здание аукциона, и больше ничего.       Внутри было только одно помещение: длинная дорога, ведущая от двери к постаменту у противоположной стены, и большое количество скамеек, стоящих перпендикулярно дороге; высокий потолок, под которым виднелись узкие квадратные окна. Для местной архитектуры подобное строение было нехарактерно, из чего Хуа Чэн осознал один простой факт: здание целенаправленно строили под аукцион.       У противоположной стены была небольшая клетка, явно не рассчитанная на большое количество людей. Видимо, их подводили поочерёдно. И стол, на котором до сих пор лежали артефакты. Пока Хуа Чэн проходил мимо, он сумел рассмотреть некоторые из них, но ничего полезного так и не увидел. По большей части это были защитные талисманы от людей и Небожителей, старые книги и небольшие приспособления непонятного назначения.        Хуа Чэна бросили на пол под ноги человеку со свитком. Наверняка именно он объявлял товары. Притащившие его мужчины встали за столом, в руках одного из них, на подносе, лежало оружие бога неудачи.       Хоть что-то.       Зал был переполнен. Изначально бог планировал каким-то образом освободить ноги, вызвать суету и сбежать, но при таком количестве «зрителей» это не представлялось возможным.       Человек сто, не меньше, лицо каждого из которых скрыто за различными масками. Тем не менее, у большинства из них даже сквозь маску угадывались нечеловеческие черты. Кажется, его единственным вариантом было попробовать сбежать уже после «покупки».       — В этот раз у нас есть кое-что и правда интересное, — раздался вкрадчивый голос мужчины, стоящего рядом с Хуа Чэном. Народ в зале слегка притих. — Самый настоящий бессмертный Небожитель с проклятой кангой. Знаменитое Алое Бедствие, Хуа Чэн.       Один из притащивших его мужчин вернулся к нему, чтобы поднять Хуа Чэна за шиворот и сдёрнуть бинт с шеи. Слишком резко. Хуа Чэн бы задохнулся, будь он смертным, но и так на шее наверняка остался заметный след.       Он закашлялся, проклиная и ублюдка сделавшего это, и кляп во рту. Уж что-что, а проклятия давались ему лучше всего.       Помещение погрузилось в громкие перешёптывания. А дальше начались крики.       — Хэй, а к нему цепи прилагаются?        — Ахахахах, интересно, можно ли стать любимцем судьбы, убив бога неудачи?       — Сжечь его! Сжечь его!       — Пять душ за ублюдка!       — Нэ, не мало ли? Всё же бог.       — Был бы товар свежим! Ахахахахахах!       Торги звучали ещё минуты три. Чёрт знает, как именно объявляющий оценивал ценность того или иного предложения, но делал он это мастерски. Притащившие Хуа Чэна ублюдки довольно переглядывались.       — Я забираю его.       Этот голос прозвучал негромко, но тут же заставил замолчать остальные.        Но удивило не это. Удивило отсутствие ставки.       Хуа Чэн обернулся к говорившему — это был единственный человек, пришедший без маски. Белая одежда, спокойное выражение лица и бинт на шее, совсем как тот, что недавно был у него самого. В проходе стоял тот самый заклинатель, которого он видел в храме. Падший бог среди демонов.       Но держался он так, будто был здесь хозяином.       — Назови свою цену, — тут же отозвался мужчина, что держал оружие Хуа Чэна.       Заклинатель почти не взглянул на него, но, тем не менее, ответил: — Мне нечего предложить взамен.       — Ха-а? Мил человек, и вы думаете, что мы просто так отдадим тебе бога? Знаешь, как трудно было его поймать? — о, отдадите, в этом Хуа Чэн был уверен, потому что, в отличие от деревенских идиотов, умел читать атмосферу. И видел, что пусть и желание заклинателя было совершенно абсурдно, никто из демонов не посмел возразить. — Да кто ты вообще такой?! Решил, что всё так просто! Можешь ли ты сделать меня богатым?       — Нет, не могу.       В повисшей тишине не было слышно даже шёпота. Кажется деревенские начали осознавать, с кем связались, но упрямая жадность не давала им отступать и уверенно вела в могилу.       Говоривший фыркнул и отложил поднос с оружием в сторону. К сожалению, для Хуа Чэна оно всё ещё было вне зоны досягаемости: — А даровать мне вечную молодость? Здоровье?       — Не могу.       — А удачу, сравнимую с наследниками королей?       Заклинатель на это лишь безрадостно улыбнулся и покачал головой. Хуа Чэн подумал, что ему удача явно часто не улыбалась, и вопрос был неприятной темой.       — А что тогда можешь? Хоть что-нибудь!       Заклинатель вышел вперёд, и сейчас от всей компании его отделяло едва ли три шага. От его фигуры буквально веяло силой, но бог неудачи никак не мог понять: демоническая она или божественная. А может, сила смертных?.. Чёрт, за восемьсот лет странствий Хуа Чэн видел многое, но нечто подобное — никогда.       — Я могу предложить вам голод, когда за сотни ли ни одно растение по осени больше не взойдёт, — тихо начал он, и Хуа Чэн готов был поспорить, что температура в помещении стала ещё холоднее. — Могу предложить отчаяние, когда все ваши запасы пищи сгниют и наполнятся червями и плесенью. Могу предложить боль, когда все ваши близкие погибнут. И могу предложить смерть, потому что нет лекарства от Поветрия Ликов. У меня нет имени, но люди зовут меня Белым Бедствием, Безликим Баем.       Оба мужчины в ужасе отшатнулись, словно бы это ещё могло их спасти. Хуа Чэн был отпихнут в сторону и, лишившись опоры, кубарем полетел вперёд, имея неплохие шансы разбить лицо в кровавое месиво, если бы не был пойман Баем.       Деревенские в панике переглянулись, и говоривший до этого сдавленно выдал: — Сделки не будет! — надеясь, хоть так спастись от беды.       Но слова он выбрал невероятные.       Из толпы зрителей раздался новый голос: — «Не будет её», да как же. Ха! — заявил незнакомец, а после щёлкнул пальцами. Мгновением позже смертный вспыхнул зелёным огнём. Помещение буквально накрыло страшным воем и запахом горелой плоти. Мужчина заметался, но не успел он сделать и нескольких шагов, как перед ним возникла чёрная фигура, одним ударом ноги снёсшая ему голову. — Нашёл, с кем торговаться. У Бая не берут деньги. Да и за что брать? За этот мусор?       Лазурный демон демонстративно скривился и окинул взглядом сначала Хуа Чэна, а потом отнятое у него оружие.       Второй мужчина промямлил: — Это не мусор, это меч Эмин, одним ударом отнимающий удачу.       — Это-то Эмин? Ахахахахахах! — Лазурный демон смеялся так, что запрокинул голову, а потом одним коротким ударом разломил меч и нож пополам. — Чушь! Эй, отведите выродка на кухню! Сегодня в меню лжецы, ахахахахахах!       — Ци Жун, ты перегибаешь, — окликнул его Бай.        Демон скривился: — Ты слишком мягок, когда не надо, брат. Эта тварь посмела открыть рот в твою сторону! Пусть скажет спасибо, что я не вырвал его сердце и не заставил его сожрать!       Брат?..       И ведь если посмотреть на обоих, то сходство было поразительным. Разница была разве что в росте и цветах — Безликого Бая словно нарисовали в более тёплой палитре.       Появление обоих предвещало смерть. Но находясь в руках у князя демонов, Хуа Чэн не чувствовал ни капли страха.       У него хватало ран и повреждений, чтобы полностью восстановиться уйдёт минимум несколько дней. На теле буквально живого места не было.       Тем не менее, Бай придерживал его за локти так мягко, что его касание было едва ощутимо.       Ци Жун назвал его мусором, и был прав. Тем не менее, Бай осторожно прижимал его к груди, словно что-то по-настоящему драгоценное.       Они все называли человека возле него Безликим Баем — чудовищем, погубившим Сяньлэ. Но находясь так близко к нему, Хуа Чэн видел лишь доброту и усталость.       И чувствовал слабое биение сердца.       Кем бы ни был человек позади него, не демоном точно.       Пока Ци Жун разгонял зрителей аукциона, Белое Бедствие коротко шепнуло: — Как только люди уйдут, я сниму веревки и отведу тебя обратно к людям. Можешь считать это благодарностью за зонт и помощь в храме. Больше так не попадайся, хорошо?       Всё, что ему оставалось, это кивнуть.       Лазурный демон освободил помещение в считанные минуты и сейчас с интересом наблюдал, как его брат — неужели и правда братья? — развязывает веревки на усаженном на скамейку Хуа Чэне. Несколько ловких движений, и пут больше нет. Кляп тоже вынут. Бог невезения медленно растирал затёкшие руки и ноги, восстанавливая кровоток и стараясь игнорировать присутствие второго князя демонов.       Но Ци Жун так просто не игнорировался.       Склонив голову набок, он со скукой заявил: — Ни разу не видел, чтобы ты брал кого-то из живых. Всё оружие да оружие. Что в этом неудачнике такого особенного?       — Ци Жун.       — Что? Мы говорим о боге, который приносит несчастья всем, кто его окружает. По мне, так вполне точное определение, ахахахахахах!       Хуа Чэн никак это не прокомментировал, прекрасно понимая, что в общем и целом демон был прав.       Безликий Бай неодобрительно покачал головой и медленно выдохнул. Кажется, подобное поведение для Лазурного Бедствия не было чем-то из ряда вон.       — В любом случае, — Ци Жун резко стал серьёзным и сел на одну из скамеек, умостив подбородок на её спинку, — что ты собираешься с ним делать?       — Заберу в Призрачный город.        — Да, но почему? Что такого особого в побир- погодите, — Ци Жун резко перегнулся через скамью, больно дёрнув Хуа Чэна за волосы. В своём обычном состоянии Небожитель смог бы увернуться, но в его нынешнем — смог лишь слегка отклониться назад, так и не избежав этого недо-нападения.        Что именно сделал демон, до него дошло слишком поздно: — Верни!       — Не-а, — ловко вскочив на ноги, демон ушёл на расстояние, достаточное для того, чтобы Хуа Чэн не мог его достать. Они с Ци Жуном были примерно одного роста. Чёрт, а в его состоянии одинаковые физические данные сильно снижали его шанс вернуть алую бусину на место. — Мне сразу показалось, что это что-то знакомое. Братец наследный принц, взгляни. Ничего не напоминает?       Напоминает?       Безликий послушно взял бусину в руки и поднёс к глазам, но в отличие от Лазурного демона, на его лице не отразилось ни капли узнавания, потому он просто вернул предмет Хуа Чэну.       — Нет.       — Да ты даже не посмотрел толком! Это же рубин с золотым вкраплением внутри. Не только редчайшая вещь, а украшение, которое было изготовлено по особому заказу короля Сяньлэ аккурат к великому празднику, — Хуа Чэн замер. Откуда это было известно Лазурному демону?.. откуда он вообще мог знать, как выглядели серьги его высочества-        Его… высочества?..       Бай нахмурился: — Погоди, ты хочешь сказать?..       — Да. Это та самая серёжка, что ты потерял на фестивале, понимаешь теперь? — демон довольно оскалился, гордый собственной внимательностью. — Хуа Чэн не просто бог-оборванец, а тот самый оборванец, что сорвал тебе праздник. Мальчишка, который упал со стены.       Хуа Чэн медленно сделал вдох и выдох. Мысли в голове кружили бешеным ураганом, мешая хоть как-то осознать ситуацию.       Чем дольше Хуа Чэн смотрел на Бая, тем больше его лицо казалось ему знакомым. Чем больше проходило времени, тем легче было представить на безэмоциональном лице улыбку, а её обладателя в красивом ханьфу, расшитом шёлковыми и золотыми нитями.       Чем больше он смотрел, тем отчётливее видел перед собой бога. Его бога.       И всё сходилось. Серёжка, которую могли узнать лишь приближенные ко двору — недаром из всех обитателей небес тот же вывод, что и Ци Жун, сделал только Му Цин, навсегда закрепив за ним репутацию оборванца. Родство… Пусть и смутно, но Хуа Чэн помнил, что у его высочества был шумный и жестокий брат. Чем не лучшее описание Лазурного Бедствия?       Всё это время принц не скрывался, просто никто не додумался задать вопрос, кто же такой Безликий Бай.       Но кое-что было не так. Восемьсот лет назад Бай появился в Сяньлэ и превратил страну в руины. Это тоже был принц? Но почему? Зачем? Его высочество так сильно любил свою страну, что взял в качестве своего божественного имени её название.       Так почему.       — Ваше высочество, это и правда вы?..       Хуа Чэну хотелось столько всего сказать. Восемьсот лет, восемьсот долбанных лет, и он наконец-то нашёл его. Принц и правда жив. Он жив он жив он жив он жив он жив он жив он жив он жив он жив он жив он жив он жив он жив. Хуа Чэн почти задыхался от этой мысли. Хотел протянуть руку, коснуться белоснежной ткани и никогда больше не отпускать. Хотел смотреть на него, пока не ослепнет, навсегда запечатав чужой облик не только в памяти, но и в сердце. Хотел слушать мягкий голос, даже если это будет последним, что он сможет услышать.       Хотелось снять чертову кангу, встать за его спиной и защищать до самого конца. Не позволить ни одной твари коснуться его высочества.       Отдать всю свою удачу тому, кто и правда ее заслуживает.       Услышав обращение, Бай застыл. Он медленно опустил взгляд на Хуа Чэна, словно что-то высматривая в его лице, определяя реакцию и не понимая её. Он нахмурился: — Так ты и правда то дитя?       На какой-то миг Хуа Чэн забыл, как говорить, чувствуя себя ребёнком, которому явился бог. Собственно, это было недалеко от истины: — Да, ваше высочество.       Заклинатель поджал губы:  — Вот как. В любом случае… Это ничего не меняет.       Хуа Чэн не до конца понял, о чём он, но почему-то был уверен, что ему это не понравится.       Поскольку номинально именно Ци Жун заведовал аукционом и всей местностью в принципе, вскоре демону пришлось уйти. Собственно, даже сорванный аукцион не предполагал, что оставшиеся товары не будут проданы, потому даже Бедствие не могло просто забить на происходящее.       Совсем скоро принц и Хуа Чэн остались одни.       — Ты можешь идти? — спросил принц.       Откровенно говоря, общее его состояние всё ещё было ужасным, но идти он был способен, потому кивнул.       — Хорошо. Тогда идём. На ночь здесь лучше не оставаться. Чем скорее вернёшься к смертным, тем лучше.       — Ваше высочество, позвольте мне остаться с вами, — Бай замер, услышав его слова. — Я могу быть слугой, телохранителем, кем угодно. Если нужно буду готовить и-       — Что. Ты. Несёшь. Ты помнишь, кто я?       — Да, и-       — Тогда что ты несёшь? С кем остаться? С принцем, который угробил собственную страну? С богом, что связался с демонами? Если ты и правда из Сяньлэ, ты должен меня ненавидеть.       Хуа Чэн поднялся на ноги, подходя к принцу и опускаясь перед ним на колени. Бай отшатнулся от него, как от прокажённого, но так и не отвёл глаза: — Я помню принца, который спас мне жизнь. Даже не единожды. Помню человека, ради которого решил жить. Сяньлэ и правда пала, но вы были единственным, кто хотя бы попытался её спасти. Человек, ради которого такое чудовище, как я, попыталось стать Небожителем. Так что, пожалуйста, не говорите так. Я никогда не смогу вас ненавидеть.       —… Ты разочаруешься, если останешься.       — Не разочаруюсь.       — Я собираюсь вернуться в Призрачный город. Там почти нет людей и боги, пусть и лишенные сил, не в почёте.        — Я пойду с вами.       —… делай, что хочешь.