Sanctuary

      Просыпаться не хотелось. Тело утопало в утренней неге, было тепло, уютно… Слегка затекла рука, но Хуа Чэн готов был ею пожертвовать ради дальнейшего комфорта. Под его щекой что-то зашевелилось.       Спросонья бог неудачи не сразу осознал, что это, но после сон как ветром сдуло.       Он резко распахнул глаз и так и застыл, не решаясь пошевелиться.       — Доброе утро, Сань Лан.       О, небо, как он смог заставить это звучать настолько обыденно.       — Доброе, ваше высочество, — Хуа Чэн прочистил горло, не зная, что ему говорить. — Этот слуга извиняется, что много просит, но не могли бы мы ещё так полежать? Я… я знаю, я, может, и не тот человек, которого хочется видеть, проснувшись, но-       — Сань Лан, о чём ты говоришь? — бог неудачи медленно перевёл взгляд на его высочество. Он редко видел у него такие нахмуренные брови и упрямо поджатые губы. Это было свойственно скорее Баю. — Я рад тебя видеть. Что утром, что в любое время суток.       В горле пересохло.       — Ваше высочество, просто это морок…       — Морок, который почти что не отличается от тебя настоящего. Морок, внешность под которым я уже видел.        — Она не самая-       — Сань Лан, ты прекрасен, — Хуа Чэн замер, чувствуя, как стремительно краснеет даже через морок. Принц выглядел так же, но упорно не отводил глаз. — Я правда так считаю. И, мне нужно кое-что тебе сказать…       Только не это. Он и правда собирается?..       — Раз так, то пожалуйста, — Сань Лан улыбнулся, стараясь выглядеть ещё привлекательнее, и если верить расширившимся зрачкам принца, ему это удавалось, — оставьте эту тему до фестиваля.       — Но... хорошо.       Некоторое время спустя они встали, позавтракали и, поблагодарив молчаливого хозяина дома, отправились в путь.       Идти было далеко и они уже опаздывали, потому решено было выйти на оживлённую дорогу и попробовать поискать попутку. Фестиваль близко, так что желающих посетить город должно было быть много.       Хуа Чэн старался вести себя так же, как и обычно, но, учитывая, что он то и дело натыкался на взгляд его высочества, немного нервничал. Идея принять свой истинный облик не была спонтанной — он долго думал над этим, и признание под мороком казалось бы фальшивым. Словно бы пусть он и доверял принцу, этого всё равно было недостаточно, чтобы снять перед ним все маски. Чтобы показать самые уязвимые и отвратительные свои стороны без прикрас.       Тем не менее, ничто в принце не выдавало его отвращения. Скорее интерес и желание хорошо запомнить, как он выглядит. В их первую встречу Хуа Чэн, наверное, выглядел так же.       Телеги и правда ходили если не одна за другой, то хотя бы по одной в час-несколько. Как говорится, выбирай любую. Однако их хозяева, увидев двух странствующих заклинателей, даже не подумали остановиться. Явно сказывалась дурная удача принца.       Как только послышался цокот копыт ещё одной, Хуа Чэн поспешил заняться ей сам. В последние месяцы его удача тоже начала работать с перебоями, но в этот раз всё сработало, как часы. Едва увидев двух господ в пусть и не богатых, но добротных одеждах, мужчина остановил повозку. Услышав, что денег у них при себе нет, он хотел было уехать дальше, но просто не смог. Хуа Чэн не впервые делал нечто подобное, потому взять мужчину на понт и уговорить сыграть в кости на желание, не составило большого труда.       Во всех трёх раундах у Хуа Чэна выпали по две шестёрки.       Мужчина нахмурился, глядя на чересчур везучего заклинателя, и заявил: — Я не знаю, как, но чуется мне, что ты жульничал.       — Да разве можно? — с улыбкой ответил Хуа Чэн, запрыгивая в повозку и протягивая руку его высочеству, — просто, думаю, бог удачи сегодня мне благоволит.       Се Лянь засмеялся.       Мужчина вёз с собой тряпочные куклы и ткани на продажу. В день праздника стартовала крупная ярмарка, потому для всех жителей округи праздник был не только отличной возможностью развеяться, но и неплохо заработать. Плетение кукол и скатертей начиналось ещё за несколько месяцев. Неудачные дубли распродавали среди своих, а самые красивые экземпляры везли в город, надеясь, что они приглянутся какому-нибудь богатому господину или госпоже, и тот будет готов выложить за них крупную сумму. Всего несколько таких удачных сделок, и семья сможет спокойно жить целый год, не волнуясь, если вдруг их последующие продажи не увенчаются успехом.       Се Лянь подтвердил, что вышивка и правда была хороша. Нечто подобное даже использовали в Доме Водных Каштанов, пусть и на более дорогих тканях. Бай не жалел денег на что-то, что ему нравилось, поскольку для него валюта живых не значила ровным счётом ничего. Может, какие-то из этих тканей и были в доме — трудно сказать, поскольку сам Се Лянь никогда на них особого внимания не обращал, а Хуа Чэн именно такое всё же не видел.       Фермер торопился, учитывая, что времени было в обрез. Остановки делались в исключительных случаях и для перерыва на сон. Се Лянь даже как-то предложил повести повозку ночью, но мужчина, после некоторых раздумий, отказался. За те два дня, что они путешествовали вместе, неудачливость Се Ляня не раз проявила себя, и те несчастья, которые мог навлечь наследный принц, просто приступив к управлению лошадью, казались страшнее, чем просто опоздание на ярмарку.       На третий день путешествия, ближе к обеду, они наконец-то начали подъезжать. Дороги стали шире и протоптаннее, почти не было заледеневших зон, продвигаться по которым приходилось с особой осторожностью. Было видно, что здесь ездили часто и много. Мужчина, до этого несколько скептически относившийся к своим спутникам, радовался и много говорил, рассказывая о своих предыдущих поездках на фестиваль. Об интересных покупателях, забавных случаях и ссорах в день ярмарки — право слово, людская жадность всегда приводила к любопытным казусам.       Се Лянь смеялся, лёжа на соломе и слушая очередной рассказ. Хуа Чэн лежал рядом. Сам он в разговоре участия почти не принимал, изредка вставляя короткие комментарии, когда фермер начинал откровенно привирать или повторяться. Мужчина в ответ на это недовольно ворчал, но с замечаниями не спорил, признавая свою вину.       К вечеру удалось увеличить скорость продвижения повозки, но на фестиваль они всё равно не успели.       Они увидели высокие стены города, лишь когда закат близился к своему финалу. И в этот самый миг в небо взлетели тысячи фонарей. Каждый из них походил на красивые алые звёзды, поднявшиеся с земли, чтобы взойти на небо. Они поднимались всё выше и выше, пока не исчезали в небесах или не начинали снижаться и заполнять округу. Какие-то падали на дорогу, какие-то застревали в ветвях деревьев, оставаясь чем-то вроде маяков для путников, какие-то опускались на территории ближайших деревень. Даже с такого расстояния иногда доносились смех и крики людей, поймавших такой фонарь.       — Это на счастье, — пояснил фермер зачарованному зрелищем принцу. — Вы ведь впервые на фестивале в Цанцю, так? Если честно, я плохо помню легенду. Но, кажется, давным давно жил монах, который запускал эти фонари, веря, что они принесут людям счастье. Они и принесли.       — Это неверно, — произнёс Хуа Чэн, принимая сидячее положение вслед за принцем, тянущим руки к фонарю, что вот-вот опустится на повозку. — Я знаю оригинал.       Се Лянь обернулся к нему, готовясь слушать, и голос Хуа Чэна тихой мелодией зашелестел над дорогой.       «Много лет назад жил мальчик. Он не был кому-либо нужен или хотя бы хорош собой. Тем не менее, ему хватило наглости влюбиться в бога, что когда-то был к нему добр. Мальчик вырос, вступил в школу заклинателей, желая принести пользу тому, ради кого жил, но не зная, как. Тогда он услышал, что божественные фонари взлетают так высоко, что попадают на небеса, к богам».       Принц замер, уже поняв, к чему он клонит. Фонарь опустился так низко, что, казалось, протяни руку, и он опустится в неё. Тем не менее, внимание принца было приковано к Хуа Чэну; фонарь продолжал парить над ними, освещая лица, но сам по себе больше никем не замечаемый.       «Каждый год он создавал фонари и запускал их в небо, надеясь, что они достигнут его бога и тот вспомнит о ребёнке, что он когда-то спас. С каждым годом он становился всё искуснее в ремесле заклинателя и учился создавать фонари всё лучше и быстрее. Когда ему было двадцать пять, в небо взлетели не сотни фонарей, а три тысячи, окрасив алым цветом не только город, но и сотни ли вокруг. Фонари разлетелись по всей стране, доставив послания тем, кому они не предназначались, принеся в дом благополучие и удачу. Так этот день начали считать праздником, а мальчишку, которому в ту же ночь удалось вознестись и стать богом огня, назвали Светом От Фонарей, Что Запускают Во Время Торжества».       Вспомнив, наконец, о светиле, Се Лянь взял фонарь в руки и заглянул внутрь, выискивая послание.       Спереди послышался голос: — Этот мальчик… ему удалось поговорить со своим богом?..       Хуа Чэн слабо улыбнулся: — Нет, потому что к тому моменту его бог давно пал. Но это ничего не изменило. Каждый год, в один и тот же день, бог или нет, он всё равно запускал фонари, надеясь, что хоть один из них достигнет адресата.       — Сань Лан… — принц застыл, не зная, что сказать, — но ведь прошло восемьсот лет… Неужели ты продолжал это делать каждый год?       — Насколько это было возможно, — он пожал плечами и отвёл взгляд, не став конкретизировать, что когда-то бывали дни, когда он не мог встать, когда был в плену, когда от его тела оставались лишь ошмётки.       — Так вот, почему ты хотел приехать. Ты собирался запустить их и сегодня, не так ли?..       — Нет. Ваше высочество, эти фонари были ради вас, моё вознесение — ради вас, и моё присутствие здесь — тоже. Вас я хотел найти, с вами говорить и вам помогать. Мне нет смысла запускать их вновь, потому что вот вы, сидите передо мной, улыбаетесь мне и слушаете то, что я так долго хотел вам сказать. Я не знаю, что вы об этом думаете, я не прошу о взаимности или чём-то ещё, просто позвольте мне быть рядом, как вы всегда были для меня. Ваше высочество... я люблю вас.       Се Лянь опустил взгляд вниз, слабо улыбаясь и явно из-за чего-то колеблясь: — Сань Лан, ты видел меня лишь однажды.       — Иногда одной встречи достаточно.       Он не надеялся, он знал, что сейчас последует отказ. И какая-то его часть желала забрать всё сказанное обратно, вычеркнуть из памяти и хранить так глубоко в душе, где никто не сможет увидеть. Где принц никогда не узнает о его глупой любви и никогда не скажет, что ему это не нужно, что ему отвратительно, что ему-       Се Лянь поставил фонарь на солому, отодвинув его в сторону, и порывисто обнял Небожителя. Крепко сжал в руках и резко выдохнул куда-то в шею, оглушая биением собственного сердца.       Хуа Чэн смотрел на фонарь перед собой, не понимая происходящее и пытаясь осознать, что именно принц имеет этим в виду.       — Сань Лан, спасибо…       Фонарь, задетый резким движением его высочества, покачнулся и упал набок…       — Спасибо, и пожалуйста, не говори, что ни о чём не просишь…       На свет выпала маленькая табличка с красивыми и идеально ровными иероглифами, не то, что почерк Хуа Чэна. Эту надпись легко было разобрать, находясь в метрах от неё.       — Потому что ты даже представить не можешь, как сильно я тебя люблю.       «Искренность».

***

      Когда-то на этих землях было лишь несколько деревень и пересохшие реки. Из-за особенно жаркого лета местные жители умирали от отсутствия еды и воды, до самого последнего надеясь на дождь.       Дождь появился, но это не оценили.       Когда-то на этих землях жили лишь фермеры да бедняки, которые каким-то чудом сумели собрать армию и уничтожить соседнее государство. Разрушить храмы и памятники древней культуры, сжечь дворцы.        Это не вернуло умерших от засухи, не помогло им обрести мир на том свете. Лишь напитало землю кровью вместо дождя, а её нового короля сравняло скорее с демоном, чем с богом.       Проблему с погодой это не решило, но войну всё равно восприняли на ура.       Сейчас на этих землях была новая столица. Сотни домов из белого камня, богато украшенный дворец. Не хватало деталей, красивой росписи, например, что и выдавало, что это место отстраивали в некоторой спешке, забыв про утончённость, всегда присущую древним королям. И это было видно.       Тем не менее, это не мешало иностранным купцам хвалить город на сотни разных ладов, и это бесило.       Это заставляло с силой сжимать кулаки и задаваться вопросом: почему?.. по-че-му. Се Лянь ничего не имел против жителей Юнань, но почему за благополучие чужой страны он должен был заплатить собственной?        Почему.       Почему.       — А-Лянь, ты снова задыхаешься.       Се Лянь в бешенстве уставился на демона, снова насмешливо сократившего его имя. Отчасти в произошедшем был виноват и Бай, ведь если бы он не вмешался, если бы-       Война бы продлилась ещё дольше, и кто знает, остались бы хоть какие-то жители, кто не утонул в этой крови.       Се Лянь медленно вдохнул и выдохнул и наконец взял себя в руки.        Раньше он задыхался от боли и отчаяния, сейчас же на смену им пришёл гнев. Почему кто-то пирует на деньги, вырученные с продажи сокровищ, накапливаемых его предками веками? Почему кто-то сносит деревянные дома, заменяя их каменными, просто потому, что им так хочется, когда выжившие жители Сяньлэ живут в бедности и нищете, не имея даже крова?!       Как же он их всех ненавидит. Как же он-       — И что дальше? Ты разрушишь Юнань и возродишь собственное государство? — спросил Бай, подходя к нему со спины и обнимая за плечи.       Когда не надо, демон был очень навязчивым и постоянно лез под руку, но он был единственным, кто не бросил принца, когда ему нужна была помощь сильнее всего, потому с этим минусом Се Лянь готов был смириться.       — Нет, — на удивление спокойно ответил он, — у меня нет собственного государства. Не вижу ничего, что можно было бы возрождать.       Бай Усян засмеялся.        Се Лянь не лгал. Боли давно не осталось, шрамы исчезли, но ему до сих пор казалось, что стоит ему снять бинты с шеи, как он увидит не только кангу, но и уродливые раны, нанесённые ему жителями собственной страны.       Снова ощутит тот ужас от осознания, что ему никто не поможет. Что ждать некого, что единственное, что ему остаётся, это молиться умереть и понимать, что даже смерть от него отвернулась-       — А-Лянь, дыши.       Он резко выдохнул и кивнул. Приступов стало намного меньше и в целом, помимо того, что он периодически слегка задыхался, они больше ничем не характеризовались, особо не мешая жить.       Но они всё ещё были, и одного этого напоминания было достаточно, чтобы никогда не забыть, что именно с ним произошло.       Се Лянь опустил взгляд. На его руке до сих пор была лента, насмешливо названная Баем Жое*, и прекрасно напоминающая о его попытке покончить с собой. Бесполезное духовное оружие, совершенно бесполезное. Единственное, на что она была способна, это сдерживать зло и способствовать ускоренному лечению.       И то, и другое помочь Се Ляню не могло, потому что после полноценного знакомства с Баем ранений он не получал совершенно — за исключением тех, что нанёс себе сам, — а сдерживать врагов он не собирался.       Он пришёл не для того, чтобы пленить кого-то. Он пришёл убивать.       — Усян, есть ли способ наложить Поветрие Ликов только на жителей Юнань? Проклясть только эту страну?       — Да, и довольно простой. Для меня. Но ты ведь хочешь сделать это самостоятельно? — Се Лянь кивнул. Он почувствовал, как Бай отстранился, и хотел было обернуться к нему, но неверно угадал его намерения. Демон отпустил его плечи только затем, чтобы взять за руку и вложить в неё свой меч.        — Тогда слушай, — шептал он под ухом, и если бы не ощущение дыхания на коже, Се Лянь решил бы, что эти слова раздавались у него в голове, — подними меч перед собой, почувствуй его силу, убедись, что он подчиняется…       Се Лянь снова кивнул. В последнем не было смысла, потому что принц уже давно заметил, что чёрный клинок, как и его хозяин, слушает всё, что ему говорят. Подчиняется, словно его собственное оружие. И белая дымка, обволакивающая лезвие и несущая ужасную смерть каждому, кто её коснётся, ему дарила только покой и тепло.       — Положи ладонь на лезвие, — Се Лянь сделал так, как ему и говорили. Мгновением позже его руку накрыла рука Бая и с силой сжала, раня кожу и проводя окровавленной ладонью по всему лезвию. Белая дымка исчезла. Единственным, что оставалось на лезвии, была его кровь. — Чётко сформулируй то, чего хочешь, и воткни меч в почву. Для слабого проклятия хватило бы нескольких капель крови, упавших на землю, но это не тот случай.       Едва Бай отпустил его и отошёл в сторону, как Се Лянь выполнил сказанное. Формулировка проклятия оказалась простой: для всех, в ком не течёт кровь жителей Сяньлэ. Разве не то же самое использовал ублюдок, утопивший его страну в крови? Это было даже иронично.       — И что дальше?       — Ничего. Вытаскивай меч, иди в столицу, убивай любого, кого посчитаешь нужным, — демон улыбнулся, что на лице наследного принца смотрелось не только неестественно, но и жутко. Становилось понятно, зачем Баю маска. Чьё бы лицо он в этот момент не носил, эмоции ни на одном из них не выглядели естественно. Даже простой взгляд легко выдавал в нём демона, — или что ты там собирался делать? А потом вернись обратно.       Се Лянь кивнул. Собственно, демон вполне точно описал все его планы на будущее. Единственное что, он не знал только одного: возвращаться он не собирался. Ему не было смысла жить. Не после того, что с ним случилось, не после того, как ему стало некуда возвращаться. Не к кому. Не после того, как он уничтожит целую страну, большая часть жителей которой были невинны, ведь сколько лет прошло со времён падения Сяньлэ?       Стоило сжечь город, дотла сжечь. Если выполнить всё по правилам, можно будет сделать это жертвой богу войны — наследному принцу Сянь Лэ, не иначе, — и тогда даже он не сможет выжить.        Это станет достойным концом.       Но… Безликому Баю знать это было совсем не обязательно.       — Я… Спасибо за помощь, — он слабо улыбнулся, доставая меч из земли и снова убирая его в ножны. Му Цин и Фэн Синь бросили его, когда у него не осталось денег, и в этом был виноват отчасти он сам, поскольку слишком поздно понял, что даже за верность приходится платить. Причём за неё платят особенно дорого, — Бай… что ты хочешь взамен?       Демон снова улыбнулся, словно бы именно этого вопроса и ждал всё это время, вновь подходя к Се Ляню и становясь с ним лицом к лицу: — О, ничего запредельного. Просто гарантии.       Слова демона застали его врасплох: — Гарантии?..       — Да, — Бай взял его раненную руку и поднял на уровень груди. Теперь их пальцы переплетались, и Се Лянь чувствовал, как воздух тяжелеет от напитывающей его тёмной энергии и невысказанных слов. Кровь, стекающая по его предплечью, резко остановилась и поднялась в воздух, словно и не кровь вовсе, а тонкая алая нить. Нить, связавшая средние пальцы бога и демона тонкой линией. — Гарантии, что твоя ложь, мой дорогой Се Лянь, станет правдой и ты действительно вернёшься.        Се Лянь похолодел и попытался вырвать руку из захвата, но Усян держал его крепче, чем это выглядело: — Что это? Нить судьбы?..       — Конечно же нет, — демон рассмеялся, и его глаза вспыхнули колдовским пламенем. Он сам отпустил ладонь, и Се Лянь увидел, что теперь их руки связывала тонкая нить, — кое-что получше. Нить судьбы — выдумка смертных, верящих в любовь и предназначение. Я не верю ни в то, ни в другое. Но я верю, что есть вещи, которые я хочу сохранить, и эта нить мне в этом поможет. Если человек, к которому она привязана, собирается сделать что-то глупое, такое как самоубийство, например, то второй это непременно узнает. И знаешь, это довольно забавно, потому она, в отличие от её хозяина, не станет лгать.       Усян демонстративно поднял руку, нить на которой дрожала.       Се Ляню было нечего сказать: —… Это всё, что она делает?       — Нет, она также позволит быстро узнать, где сейчас находится второй её обладатель. Дать второму сигнал, что ты хочешь, чтобы он пришёл. И помочь быстро переместиться даже на большое расстояние.       «Значит, не сбежать и не погибнуть».       Безликий Бай и правда предусмотрел всё.       Се Лянь кисло улыбнулся и спросил: — Ты настолько хочешь меня помучить? — демон демонстративно вздохнул. — Я не хочу жить! Не хочу! Так почему-       — Хочешь убить кого-то — убей. Хочешь, чтобы я кого-то убил — я это сделаю. Что ещё тебе нужно для счастья?       — Мне ничего не нужно. Я хочу, чтобы всё закончилось, я просто хочу умереть! — почти прокричал он.       Однако Бай лишь легко пожал плечами и ответил: — Я тебе не верю.       И Се Лянь сломался ещё раз.       Юнань пало за одну ночь.        За одну ночь жители столицы были убиты, а сам город оказался сожжён до углей. За одну ночь все продукты сгнили, лишив еды целую страну, а жители её получили Поветрие Ликов с очагами инфекции по всему периметру.        Се Лянь должен был быть рад, что его месть удалась, но радости не было. Он просто выполнил то, что считал нужным, и сейчас у него больше не было причин держать себя в руках и двигаться вперёд. Впрочем, всё закончить ему тоже не давали. Из-за этой проклятой нити Бай всегда знал, когда ему в голову лезли мысли о смерти, лез под руку и забивал голову чем-то другим.       Это даже существованием нельзя было назвать — так, затянувшаяся предсмертная агония. Прервать бы её, но Бай был безумен в своём стремлении сохранить ему жизнь, и всё, что оставалось Се Ляню, это простое существование.       Безразличие.       Жестокость.       Раньше он приходил в ужас, когда людям причиняли боль. Сейчас ему было плевать.       Раньше он бы ни за что не причинил вреда невинным людям. Сейчас же он уничтожил целую страну, поднял все Небеса на уши и заслужил себе титул «Белое Бедствие», даже не будучи демоном. И ему было плевать.       Меч в его руках давно сменил цвет от чужой крови, и не было бы ничего, что до сих пор делало его богом, если не считать проклятой канги на шее.        Да даже если и снять её, что дальше? Что? Что?!       Он хотел найти себе какие-то причины для жизни, но не находил их, и это выжигало его изнутри.       Он бесцельно бродил по территории страны, убивая тех, кто нападал на него, и позволяя сбежать тем, кому хватало ума это сделать. Маски на лице не было, но белые похоронные одежды и накидка, отчасти скрывающая лицо, много вариантов не оставляли. После падения Юнань не было никого, кто не слышал бы о Белом Бедствии.       И какая-то часть него наслаждалась этой славой, потому что хотя бы в ней он был живым и имел чёткие цели.       Се Лянь так и не нашёл, чем заняться, потому в какой-то момент просто сел на берегу реки, уставившись куда-то вдаль.        Стемнело, начался закат… Прошло так много времени, что вечер сменился ночью, а Се Лянь так и не ушёл оттуда, не имея желания ни куда-то идти, ни куда-то возвращаться.       Зачем он здесь. Почему он всё ещё жив. Почему-       — Вам не холодно?       Се Лянь вздрогнул от внезапного оклика и поднял взгляд на человека, возникшего рядом с ним. Было темно так, что почти ничего не было видно дальше собственного носа, однако в руках подошедшего был бумажный фонарь, дарящий совсем слабое освещение. Его было достаточно, чтобы рассмотреть хотя бы приблизительный облик незнакомца и очертания самого Се Ляня.       Впрочем, даже без фонаря легко чувствовалось ощущение святости, исходящее от этого человека. Он понял?..       Нет, маловероятно. Иначе бы не задавал глупые вопросы.       — Нет, — тихо ответил Се Лянь и перевёл взгляд в сторону реки.        Какое-то время они оба молчали, а потом незнакомец опять заговорил: — Я могу вам как-то помочь?       — А вам есть дело?       Возможно, прозвучало это слишком резко, но Се Ляню было плевать, да и незнакомцу, кажется, тоже: — Если честно, то нет. Но один очень важный для меня человек всегда стремился помогать людям. И я хотел бы поступать так же.       Подойти к кому-то, предложить помощь и сказать, что ему плевать… Се Лянь не сдержал усмешку: — Получается у вас так себе.       — Не спорю.       — Вряд ли вам помогут в ответ.       Незнакомец неожиданно рассмеялся: — О, не думаю, что я вообще услышу хоть что-то хорошее за свою помощь. Люди меня ненавидят, — Се Лянь с некоторым интересом взглянул на молодого человека, но так и не смог понять, как он мог смеяться над чем-то подобным.       — И вы всё равно хотите им помогать? Даже ради того человека? Ради одного среди сотен людей?       — Да, — незнакомец неожиданно тепло улыбнулся и опустил взгляд на фонарь в своих руках, — потому что иногда одного человека достаточно.       На какой-то миг Се Лянь подумал, что завидует этому незнакомцу. Такая преданность, такая слепая любовь… но потом осознал одну простую истину: он такой же. Мир его ненавидит. И сам он отвечает тем же.       Вряд ли люди помогут ему, даже если это будет услуга в ответ.       Вряд ли кто-то скажет ему хоть одно доброе слово, если он будет несчастлив.       Потому что всем плевать.       Но это не что-то из ряда вон, это типичная ситуация в мире. Таких, как он, тысячи. Тех, кто никому не нужен, кто не знает, что им делать и как им жить. Ради чего жить.       Он такой же, но всё же есть одно маленькое отличие.       «Иногда одного человека достаточно», да?.. Се Лянь натянуто улыбнулся и опустил взгляд вниз, надеясь разглядеть в этой темноте хотя бы очертания красной нити на пальце.       Бай был странным и, казалось, в некоторых вопросах даже диким. Человеком он тоже не был, а вот злым демоном — это да.       Тем не менее, если в ком Се Лянь и мог быть уверен, так это в нём. Так может, может… этого и правда было достаточно?..       Он всё ещё не знал, что ему делать. Как жить, зная, что он сделал всё, что раньше бы привело его в ужас. Что он стал причиной гибели собственной страны и родителей, что даже самые близкие люди его оставили, не захотев оставаться с посмешищем.       И всё же всё ещё были те, кому он мог доверять.       Он ушёл от этого бога, не став ни прощаться, ни называть своё имя. Ему было это неважно, а тому мальчишке — плевать, это и так понятно. Отойдя на достаточное расстояние от людских поселений, Се Лянь вытянул руку перед собой и нащупал пальцами едва заметную алую нить. Пользоваться этой её функцией ему ещё не доводилось, и потому он чувствовал себя неуверенно, но он всё равно несколько раз дёрнул нить на себя.       Какое-то время ничего не происходило.       А потом в темноте раздался шорох одежд и негромкий оклик: — А-Лянь?..       Се Лянь не ответил. Он сделал ещё несколько шагов вперёд, пока не оказался настолько близко, что даже руку не вытянешь. Возможно, теперь он наконец-то понял, что именно от него хотел Бай, и искренне жалел, что это заняло у него столько времени.       — Я хочу основать собственный город. Ты поможешь мне?       — Как тебе угодно, — Бай никак не прокомментировал его желание, но Се Лянь был уверен, что демон удивлён, — кто именно будет жителями? Потомки жителей Сяньлэ?       Се Лянь скривился и покачал головой: — Нет. Мне… непринципиально. Я не хочу видеть никого из них живыми.       — Вот как, — демон засмеялся и слегка нагнулся вперёд, шепча ему в самое ухо, — тогда как насчёт города для призраков?