***
Антон не думал, когда подходил к чужой машине и стал взламывать ее дверь, чтобы угнать. Он просто знал: у него нет времени ловить такси или искать остановку автобуса, поэтому решил совершить преступление. Ради своего брата, который попал в беду из-за него. В этом был виноват он, связавшись с подозрительным мужиком прошлым утром, проигнорировав головную боль, которую он вызывал в нем. По дороге Антон поглядывал на часы, отмечая каждый раз, когда минутная стрелка менялась на его поцарапанных часах, не думая о том, что если его остановят, то с вероятностью в сто процентов арестуют: с собой у него не было своих водительских прав, плюс он угнал машину с федеральной стоянки. Из-за этого ему приходилось давить на педаль газа не так сильно, как он того желал, сдерживая себя, чтобы помочь Диме, а не быть арестованным до приезда к их дому. Антон даже не задумывался над тем, что угон машины могут заметить еще раньше. Выйдя из автомобиля, Антон на бегу посмотрел в окно на втором этаже, – увидев свет, он ускорился и влетел в подъезд. Его сердце билось с той же скоростью, что и он, совсем не из-за сумасшедшего темпа. Приближаясь к квартире лучшего друга, ему казалось, что он не успеет; не успеет до того, как произойдет что-то ужасное, чего он не сможет исправить. Еще одна невинная жизнь сломается по его вине. Антон этого не хотел, ни за что – не с Димой. На пару секунд остановившись возле двери для оценки ситуации, Шастун прислушался и получил в ответ несколько мужских голосов, которые не были ему знакомы. В тот же момент он толкнул рукой дверь, зная: ее не запирали из-за него. Антон вошел внутрь, голоса стихли, и он заметил Диму возле дверей ванной комнаты; преодолев расстояние, бывший полицейский встал перед другом. Закрыл его собой от этих уродов. — Ты звонил мне? — спросил Антон у самого большого. Тот сжал кулак, потирая его другой рукой, и мерзко улыбнулся. Улыбка превратилась в месиво разбитых губ и кровоточащих десен: кулак парня столкнулся с его челюстью – следом полетело колено, когда здоровый мужчина наклонился вперед в попытке закрыть рукой кровоточащий рот. Колено врезалось прямо в мясистую переносицу, моментально отключая тонкую связь с реальностью. Дима позади не успел и рта раскрыть от неожиданности, как Антон уже перепрыгнул тучное тело перед собой, тараня плечом второго преступника в живот. Тот завалился на третьего. Упав на колени, Шастун прокрутился вокруг своей оси, ударяя стопами по ногам преступников. Оба оказались на спинах. Все люди, знающие Антона, ошибались. Пацан излучал добро, помогал людям и всегда много шутил, но... это была лишь его оболочка. Настоящий Антон Шастун, повидавший в жизни такого дерьма: врагу не пожелаешь; не являлся солнечным лучиком. Диму настоящий Антон до чертиков пугал. Это был опасный мужчина – полицейский, использующий закон в суровых целях, чтобы поймать преступников. Антон не злоупотреблял в собственных действиях законом. Нет. Но Антон однажды выстрелил в заложницу, просто потому, что тогда преступник не смог ее тащить и оказался раскрытым перед другими полицейскими. То, что случилось с парнем – с его головой – в какой-то степени Дима ощутил облегчение: все это время боялся, что Антон однажды ненароком переступит очень опасную черту. После чего бы он этого себе не простил. Дима не понаслышке знал, каким Шастун может стать в экстренных ситуациях. Например, как в этой. Антон вскинул локоть. Кровь с чужого лица брызнула ему на правую половину лица, заставив прикрыть глаза. Услышав позади себя кряхтение, он резко потянул на себя преступника, которому сломал нос, вывернул ему руку и толкнул назад. Только вот бывший полицейский не остановился, когда все преступники еле пребывали в сознании: схватив одного из мужчин за волосы на затылке, он с рычанием ударил его лоб об угол стены. Кость хрустнула. Другого ударил со всей силы ногой по лицу, чем вызывал новый хор страшного крика боли. С безумным взглядом и диким рычанием он накинулся на главного из этой преступной шайки, который до этого лежал без сознания. Шастун занес кулак и обрушил его на лицо, уже кровавое от его руки. — Вздумал угрожать мне?! Кулак опустился на глазницу, на скулу. — Моей семье?! Второй рукой Антон держал его за куртку на плече, плотно сжав ее между пальцев. Он не мог остановиться. Антон хотел их убить. Эти ублюдки напугали Диму, ворвались в его дом. Внутри закипала такая злоба: парень не справлялся с тьмой в себе, хотя ощущал тьму других людей. Голова не болела от преступников, которых он избивал, потому что он игнорировал жужжание в ушах и давления в висках. Ничто его не отвлечет от расправы этих уродов, ничто... — Антон! Чужая рука дернула его за куртку между лопаток. От неожиданности Шастун потерял равновесие и выпустил из своей хватки главаря шайки. Тот безвольно упал перед его ногами, кровь из его рта и носа вытекала на безупречный паркет. Словно только что очнувшись, Антон отшатнулся. Он посмотрел на свои руки: костяшки не болели, голова пустела. — Антон. — снова позвал Дима, дрожащим голосом. — Антон, посмотри на меня. Все еще на адреналине Шастун обернулся к своему лучшему другу и увидел страх. Ужас, неподдельный ужас. — Я вызвал полицию, Антон, сюда, — тихо, но твердо проговорил Дима. — Они уже едут. Непонимающе уставившись на Позова, Антон не моргал. Так... страх Димы в глазах... из-за самого Шастуна? Дима боялся... его? — Они могли причинить тебе вред, — хриплым от рычания голосом воскликнул Антон и махнул рукой на бессознательных преступников. С его ладони брызнула чужая кровь. — Ты им первый причинил вред, Антон. Парня все больше раздражало, как друг повторял его имя, произнося с таким нажимом. — А если бы твоя жена и ребенок были бы здесь? — Антон срывался, все сильнее. Он сделал несколько шагов к Позову. — Ты бы разрешил мне причинить им вред, а? Дима раскрыл рот в возмущении. — Я бы не позволил своей семье смотреть, как ты убиваешь этих людей! Слова окатили Антона ледяным ударом воды. По лицу друга Дима понял: он только что сказал нечто непоправимое. Было уже поздно объясняться. — Твоей семье, — глухо повторил Антон. От злости не осталось и маленьких угольков: он почувствовал полное спокойствие внутри. Будто минуту назад он не избивал человека до смерти, искренне желая ему этой самой смерти. Развернувшись к дверям, Шастун скинул руку Димы со своего плеча. — Антон, боже, ты понял, что я имел ввиду! Поздно. Ты облажался, Дима. Антон вылетел из квартиры под уличные сирены полицейских машин.***
Дима стоял в стороне, пока полицейские из его участка осматривали квартиру. Работники скорой помощи забрали полуживых мужчин, удивляясь такому количеству травм. Позову пришлось соврать, взяв на себя ответственность за все побои трех преступников – ему особо никто не поверил: Дима стоял чистый, даже костяшке не краснели от ударов. Никто не стал его донимать, ведь патологоанатом имел на это право: трое ворвались в его дом. Кто бы ни был пятым, кто помог Диме... он ему точно не желал плохого, да и все же оставил преступников в живых. К Позову со скрещенными на груди руками, как в защите, подошел мужчина. Он поправил свои идеальные волосы, проведя рукой и по шее. На него Дима пытался не смотреть, не контактировать: знал, что этот полицейский в выглаженной форме даже вечером догадается, кто уложил этих преступников. — Они что-то говорили? — задал ему тот же вопрос, что и другие полицейские. Дима пожал плечами. — Им продали какую-то машину, но в ней чего-то недоставало, или типа того, — он посмотрел в глаза своего коллеги, — я вообще не понимал, о чем они говорили, Макар. Правда. Илья Макаров с поджатыми губами кивнул. Сержант, с которым Антон учился вместе и выпустился из академии полиции семь лет назад. Один из тех друзей, вызывавших у Шастуна головную боль: несильную, но достаточную, чтобы перестать ему доверять, как раньше, учитывая их близость. Антон и Макар (как его чаще всего называли в участке) были ближе, чем с Димой; это выходило за рамки дружбы. Узнав о том, что Шастун оборвал все связи с Макаром, Дима чертовски удивился: невзирая на боль, он думал, что его лучший друг оставит хотя бы крохотную связь со своим коллегой. Этого не произошло. Патологоанатом подозревал: то был переломный момент, который вскоре уничтожил веру в людей, что хранилась в сердце Антона – после головной боли, встречающейся при каждом друге или знакомом. — Я рад, что вы продолжаете с ним общаться, — тихо проговорил Макаров, не называя имени своего близкого друга. — Я боялся в обратном, если честно, когда узнал, что он покинул полицию. Да еще и таким образом. Дима коснулся очков на своем лице. То, как они с Антоном провернули его увольнение... Об этом еще говорили несколько месяцев спустя, мужчина поклялся себе никогда подобного не делать, даже ради брата. Нечто ужасное, что не должно пятнать его душу; хоть брат потом заверил: с ней ничего не произошло, иначе бы он почувствовал это сразу же. — Не знаю, Макар... — протянул слегка задумчиво Позов, — я был здесь один. Оба полицейских посмотрели друг другу в глаза; оба знали о только что сказанной лжи; оба предпочли промолчать. Макар кивнул коллегам, громко сказав всем собираться, и покинул квартиру Димы; оставил его наедине со словами, что он бросил Антону в порыве адреналина. Те звучали эхом в пустой квартире. Я бы не позволил своей семье смотреть, как ты убиваешь этих людей! Разбитый голос Шастуна с бесстрастным выражением лица. Твоей семье. Дима облажался. Серьезно.***
Лишь единожды побывав в этом злачном месте, пропитанной бедностью и болезнями, Арсений совершенно не хотел сюда возвращаться вновь, уж точно не по своей воле. Он бывал в местах похуже, но туда больше не наведывался: там не жил бывший лучший сотрудник полиции Антон Шастун, только ради которого Попов шел на такие жертвы. Ему повезло, что он не видел и не слышал здесь голоса детей: в другом случае он не смог бы отсюда уйти, забрав юнцов в лучшее место. Арсений помнил красочный рассказ Сережи, оказавшегося на мушке из-за отсутствия воспитания, зашедшего без спроса в чужой дом; потому Попов сначала постучал, прежде чем толкнул от себя входную дверь дома Шастуна, не получив никакого ответа. Внутрь не попадал естественный свет, Арсений едва различал потрепанную годами мебель – чтобы разглядеть в потемках Шастуна. Дойдя до подобия спальной комнаты в виде сломанного дивана и шкафа для одежды, Арсений заметил лежащее животом на диване тело Антона, от которого перегар несся даже на расстоянии. Попов не сомневался в его живучести, но на всякий случай коснулся его тонкой шеи, прощупывая размеренный пульс. — Сержант, — позвал его Арсений, зная, как ему не нравился этот утерянный позывной. — Сержант Шастун. Слова парня в центр подушки превратились в одно сплошное бурчание, неразличимое адекватным человеком. С приподнятыми бровями Арсений ждал, когда парень волшебным образом оживет, потому позвал его громче и четче. Майка его задралась на спине, показывая довольно пугающего вида лиловый кровоподтек. Антон, вероятно, поняв, что, кроме него, в доме есть кто-то еще приподнялся на локтях с хрустом в суставах и медленно повернул голову; его глаза были прищурены. — Господи! — воскликнул Попов, увидев лицо бывшего сотрудника полиции. — Что с твоим лицом? Наклонившись вперед, он осторожно взял Антона за подбородок пальцами, разглядывая синяки и ссадины на губах со скулами. Арсений посмотрел вниз, на его руки, взяв одну в свою, и увидел на костяшках фиолетовые гематомы с царапинами. Уже пару долгих дней оперативник ждал, когда из-за своих пьянок Антон попадет в беду – только не думал, что это произойдет так скоро и так сильно. — И твои руки... — чуть заторможено добавил мужчина. — До свадьбы заживет. — Антон высвободил свои лицо и руку из хватки гостя и сел на диване, который проскрипел сильнее, чем его колени. Арсений наградил его недоверчивым взглядом, но решил промолчать. Сжимая пальцами свою голову, Антон пытался прийти в чувства от дурацкого сна, что он видел пару минут назад: такой мерзкий и какой-то липкий. Затягивал все глубже, пока голос оперативника его не спас. В висках молотки танцевали макарену, сжимая непослушные легкие. Антон несколько раз моргнул и поднял голову: над ним все еще стоял Арсений Сергеевич с явным ожиданием, даже руки скрестил на груди. — Чем обязан? — хрипло спросил он, наконец, отойдя от сна. Ответ Попова затянулся. — Мы следили за семьями пострадавших. — Арсений закатил глаза на собственные слова. — Мы, в общем-то, много что делали, но, так или иначе, у нас есть подозреваемый, который может навести на убийцу. Значит, за эти дни в деле появились подвижки. Антон определенно обрадовался такой новости. Посмотрев на свою одежду, он не стал даже принюхиваться к себе. — Дайте мне пару минут. — он указал на себя, — приведу себя в порядок. — Я тогда подожду тебя в машине, — кивнул Арсений. Не дождавшись никакой адекватной (или нет) реакции от парня, Попов медленно вышел из дома, все еще прислушиваясь к звукам в спальне. Перед глазами так и мелькало побитое лицо парня, как и его спина… Арсению на самом деле стало интересно, что же с ним случилось. Антон снял с себя потную майку, провонявшую спиртом, и прошел в ванную комнату; она больше напоминала просто комнату, в которой стояли раковина и ржавая ванна. Иногда он пренебрегал становиться босыми ногами на покореженный акрил. Сейчас парень быстро залез туда, сняв всю одежду, и включил воду. Стоило ледяной воде облить его с плеч до стоп, он вспомнил о неуплате за горячую воду. Да, его обокрали, – денег он не найдет в скором времени, учитывая, что еще и машины угнали, его основной доход. Переодевшись в самую чистую одежду, что у него не воняла перегаром, бывший сотрудник полиции вышел из дома, ажно не замыкая его. В любом случае там уже нечего было красть, да и с тем беспорядком, что устроили грабители надо постараться, чтобы найти нечто стоящее. Шастун добрался до машины оперативника без происшествий и сел в нее. Заведя автомобиль, Арсений подождал, пока пассажир пристегнется, и тронулся с места, вкратце рассказывая Антону о подозреваемом. Ему самому все еще не верилось, что стали появляться настоящие зацепки, постепенно ведущие к их потенциальному убийце. Все благодаря Шастуну. Тот и вовсе не признавал своей помощи или полезности, поэтому Арсений перестал убеждать его в обратном: частично понял его сложный характер. Или думал, что понял. По крайней мере, выгоды были от сотрудничества с бывшим полицейским, который в свое основное время заливался алкоголем, учитывая, что свободное время у него буквально было постоянно. — Так… что за подозреваемый? — не желая сидеть в тишине, поинтересовался Антон. Оказавшись в машине с Арсением Сергеевичем, он с интересом разглядывал манеру его вождения: спокойный и терпеливый, он не позволял себе нарушить ни одного правила дорожного движения, – в то же время, не превращаясь в тормознутую черепаху. Стиль отличался от его напарника, потому что Сергей Матвиенко водил резко и не стеснялся в выражениях. — Андрей Иванов, — проговорил оперативник, не отрываясь от дороги. — Работал почтальоном, но его уволили за воровство. Со сдерживаемым смехом Шастун обернулся к мужчине и приподнял брови. — Воровство? В почте России? — на всякий случай переспросил он и получил кивок. — Что он воровал? Их скорость? Арсений прыснул от смеха, широко улыбаясь, и повернул на Красноармейскую улицу. — Посылки. — объяснил он. — Маленькие и большие. Качая головой от этой абсурдности, бывший сотрудник полиции хотел спросить какие подозрения насчет… Андрея Иванова, – его мобильный телефон зазвонил. Антон достал гаджет из кармана, улыбка сползла с его лица от звонящего номера. В его ближайших на месяц планов не было Димы. После того, что он ему сказал… Да и то, как он на него смотрел. Шастун всего лишь пытался защитить самого близкого человека в своей жизни, вместо этого получив злость и непонимание. Оставляя лучшего друга наедине с избитыми преступниками, парень не переживал, или убеждал себя в этом, ведь хорошо слышал полицейские сирены, который вызвал Дима. Антон не был уверен: вызвал ли он полицию из-за шайки, что к нему вломилась, или он вызвал их из-за него. Не раз бывший полицейский замечал похожую настороженность в глазах Позова, но он никогда не мог бы подумать, что однажды это выльется в нечто подобное. В то, что Дима боялся его. В голове не укладывалось подобное. От тех эмоций, что поднялись в груди Шастуна, ему пришлось прикрыть глаза и сделать протяжный выдох. Такая реакция явно привлекала внимание оперативника: телефон в руках не прекращал звонить. Наконец, собрав в себе достаточно сил, Антон нажал на зеленую кнопку, но не сразу приложил мобильник к уху. — Я сейчас занят… — заговорил он, замолкая от перебившего его голоса. — Привет, Тоша. Резко приподнявшись на пассажирском сиденье, Шастун уселся обратно из-за ремня безопасности, который его потянул назад, и прокашлялся. Краем глаза он заметил оживленность Попова. — Илья-я, — протянул он с напуганной улыбкой, — как жизнь, приятель? Давно… — Не ломай комедию, — вновь перебил его сержант, — я в своем кабинете один, но, полагаю, ты с кем-то. Не зная, какие слова подобрать на возникшую ситуацию, Антон решил просто промолчать. Да и что он мог сказать ему? Макару плевать на его извинения, как и на то, что он не общался с ним уже полтора года: Макару нужны были причины, по которым он это сделал. А бывший сотрудник полиции не мог раскрыть мужчине правду о себе. Больше нет. — Я еду… кое-куда, — проговорил Шастун, прикрывая глаза, и пытался не влезать в дебри лжи ещё глубже. — с кое-кем… Фырканье в трубке заставило его замолчать. — Что же, я рад. — честно признался Макар. — Ну, знаешь, что ты не порвал со всем человечеством. — Да, я, вроде как, с Димой иногда общаюсь. — Ага, я заметил. Не хочу говорить по телефону. Можем встретиться сегодня? Антон не верил, что давний друг предложил ему встретиться, и что вообще говорил вполне спокойно, несколько расслабленно. Хотя он помнил их последнюю встречу. Ту головную боль, появившуюся рядом с Ильей, что разочаровала Антона. Тогда он возненавидел себя так сильно, готовый броситься с разбегу в твердую стену, вперёд головой. Макаров, каким бы ни был в душе, никогда его не подводил, как и большинство людей вокруг: он служил своей стране и городу, в котором жил; был хорошим человеком. По крайней мере до того момента, как голова бывшего сержанта стала рядом с ним разрываться от лопающихся сосудов внутри черепной коробки. — Да, думаю, да. — заговорил сконфужено парень. — Вечером? — Отлично, я закончу к часам семи. Буду надеяться, что не дадут ночную. — Илья замолчал ненадолго. — До вечера, Тош. Попытавшись сглотнуть ком в горле, Шастун кивнул, будто тот мог его видеть. — Да, до вечера. Он сбросил звонок первым. Нос защипал от тех воспоминаний, которые вызвал лишь голос Ильи. Шмыгнув им, бывший полицейский прокашлялся и обернулся к Арсению Сергеевичу, чтобы сразу же вернуться к их прерванному разговору. Машина остановилась. — Ты в порядке? — первым спросил мужчина. — В полном. — солгал Антон и открыл дверь. После того как он уехал от Димы, пришлось вернуться на федеральную парковку и поставить на место чужую машину, которую он привез в том же состоянии. Однако он услышал скрип при торможении, решив, что стоит предупредить об этом хозяина, если узнает, кто это. Проходя по парковке, Антон обернулся к идущему рядом оперативнику и слегка застыл. Незастегнутое пальто раскрылось от порыва ветра, и Шастун провел параллель между Арсением-оперативником и Арсением-моделью, которой он, похоже, и являлся на самом деле. Мужчина провел рукой по иссиня-черным волосам и посмотрел в сторону центрального входа здания федеральной службы безопасности. Профиль его так привлек внимание бывшего полицейского, что он врезался в ограничительный столб, сильно ушибив свое колено до неприятного хруста. Вскрик заставил Попова остановиться. — Сука! — выкрикнул Антон, потирая травмированное колено, и попытался разогнуться. — Боже, Антон! — Арсений Сергеевич приблизился. — Под ноги смотреть надо. Сквозь зубы Шастун прошипел: — Кое-что отвлекло… Выпрямившись через долгие секунды, он размял ногу и, прихрамывая на правое колено, пошел к входу. В этот раз парень старался не заглядываться на своего спутника, предпочтя рассматривать холл, который стал видеть в жизни слишком часто, что в какой-то степени ему очень не нравилось. Антон не хотел быть нужным, не хотел, чтобы в нем нуждались другие, чтобы полагались на него: это ответственность, – ее он больше не собирался нести. Хватало бомбы замедленного действия в его голове. Он носил в себе нечто ужасное, что не мог показать людям, хотя иногда мечтал об этом. Как, например, с оперативником Поповым, и только для убеждения: он не тот, кто нужен федеральной службе в поимке с убийцей. Им не нужен был алкоголик-неудачник, кем он стал ради того, чтобы не связываться с правоохранительными органами. Шастун имел слишком много двояких чувств. Без проклятия в голове он бы обязательно и без раздумий вернулся в полицию, – с ним он не предпримет и малейшей попытки. Уже в холле парень ощущал нарастающий набат головной боли, заставляющей его жмуриться, но он достойно держался и позволил охраннику с тремя баллами подойти вплотную к себе для тщательного осмотра. При нем не было ничего, кроме ненависти к самому себе и отвращения. Все его оружие. Достав заранее из кармана два блистера с таблетками, бывший полицейский проглотил пять пилюль всухую и продолжил идти за оперативником, не желая ненароком во что-то врезаться во второй раз. На правое колено он прихрамывал. А спина, хоть и оказалась такой же чертовски эстетичной, не могла соперничать даже с профилем мужчины. Шастун постарался избавиться от своих глупых мыслей, которые возникли не в самое подходящее время. Может, Арсений Сергеевич и мог оказаться геем или бисексуалом, как сам парень, но он сомневался, что кто-то в нем заинтересуется в таком плане, да и он не рассчитывал подпускать к себе людей так близко, если это не просто секс. Что-то ему подсказывало: с оперативником просто заняться сексом будет расточительством. В кабинете их уже ждал Сергей Матвиенко с еще одним оперуполномоченным, которого Антон видел с ними впервые. Этот мужчина имел такие же темные волосы, как и у Арсения, только с легкой сединой на висках. В отличие от аквамариновых глаз коллеги у него были вполне обычные ореховые глаза, блеснувшие при виде бывшего сержанта. Шастун от этого нахмурился. — А, тот самый невероятный гражданский консультант? — с хрипотцой спросил мужчина. — Как тебе моя машина? Приподняв одну бровь, Антон не понял вопроса, пока не вспомнил, что недавно угнал автомобиль перед зданием. — Оу, — протянул он, сделав виноватое лицо, — я… — Да не ссы, братан, — незнакомец шлепнул его по плечу. — Вот если бы с ней что-то произошло, я бы тебя вычислил, расчленил и закопал. Стоило ему подойти ближе, Антон, игнорируя смех троих оперативников, не хотел смеяться: боль в голове, что вызвал этот мужчина доказала о правдивости его слов, – это была не шутка, а настоящая угроза. Сглотнув от понимания этого факта, Шастун выдавил улыбку и попытался реабилитироваться в его глазах, чтобы не оказаться мертвым. — Я заметил, что материал колодок стерся и может повредить тормозной диск, — быстро проговорил он, почесав затылок. — Я могу с этим помочь. В знак… благодарности за то, что не заявили. — Коля Федоров, давай на «ты», — протянул широкую ладонь ему мужчина. — Было бы неплохо. Я подозревал, что скрип непростой. — Антон Шастун, — представился он, хотя был уверен, что оперативник и так это знает. — Тогда договорились. Боль возросла при соприкосновении их ладоней, и парень с усилием держал равномерное дыхание, не жмурясь и не тряся головой. В их разговор вмешался молчавший до этого Матвиенко, закинув руки на плечи своего напарника и коллеги. — Так, девочки, если закончили трепать языками, то нам пора, потому что группа захвата ждет нас внизу. Не успел Антон уточнить насчет группы захвата, как к ним зашел еще один оперативник, которого он уже знал: Саша Шредер, и в потоке четверых госслужащих он пошел вниз, выходя вскоре на внутреннюю парковку. Неуверенный в том, что его ждет, Шастун принял еще несколько таблеток, потому что его окружало слишком много людей с запятнанной душой. Поэтому он сел ближе к Арсению Попову, чтобы хотя бы с одной от себя стороны не чувствовал разрушающую его голову боль. Они ехали в грузовом автомобиле вместе с десятком оперов специального отряда быстрого реагирования. В последний раз Антон был в таком положении пару лет назад. Ощущения при этом никогда ему не нравились. Словно едут не за преступником, а везут тебя в полицейский участок, как особо опасного террориста. Дорога продлилась больше двадцати минут. К тому моменту как машина остановилась, Шастун чувствовал подступающую к горлу тошноту. Он старался слушать отвлеченный разговор оперативников, несвязанный с работой, причем вообще. Коля Федоров и Саша Шредер спорили о какой-то выставке, что состоится через пару недель. Ажно разговор не помог отвлечься, Антон почти вылетел из машины, вдыхая тёплый воздух. В ушах стоял легкий звон от количества плохих людей вокруг него. По-другому он не мог их квалифицировать. Вместе с двумя напарниками бывший полицейский подошел к грязному крыльцу дома, услышав, как фургон позади с отрядом уехал, и удержался, чтобы не оглянуться. Район был довольно опасный. На улицах летали пакеты и мусорные мешки, и это лучшее, что поднималось в воздух. Помимо целлофана на дорожке валялись использованные шприцы и одежда, запах стоял отвратительный, невзирая на ветреную погоду. Шастун забыл о существовании подобных районах. Там, где он сейчас жил еще все было не так плохо. Атмосфера не становилась настолько тяжелой, что с трудом дышалось через нос. Арсений постучал по ветхой двери. С двух сторон стояли Серега и Антон. Последний выглядел слишком бледным, не переставая хромать на правую ногу, и заставил его думать о том, чтобы отправить после парня в травматологию. Но не сейчас. Им нужно было допросить нерадивого почтальона, ворующего на работе, а, как ранее показал Шастун, он очень хорошо это делал. Парень помог Шредеру с допросом о наркотиках. У него до сих пор осталось мышление полицейского: правду говорят, что талант не пропьешь. Дождавшись топота чужих шагов в прихожей, мужчины столкнулись не с Андреем Ивановым, а с его сожительницей Софьей, фамилии которой не узнали: то ли Першина, то ли Прокофьева. Из-за постоянных браков ее матери установить настоящую фамилию не вышло. Софья с грязными волосами и характерным запахом от выпивки изо рта приоткрыла дверь, оглядывая двух мужчин в костюмах и одного больно уж похожего на алкоголика парня; она жевала что-то во рту, но не жвачку. Нечто нелегальное по запаху. На ней висела растянутая мужская майка с белыми пятнами на горловине, а на нижней части тела было лишь нижнее белье. Девушка не выглядела смущенной своим внешним видом. — Че надо? — заторможенно спросила она. Позволив говорить Попову, оба мужчины кивнули ему на Софью Першину-Прокофьеву, вызывая у него тихое фырканье. — Гражданин Иванов проживает здесь? — Андрюха, че ли? — изо рта девушки вырвался накуренный смех, глаза слегка закатились. — Первый раз слышу, чтобы его называли так. Ну перекантовывается тут. — Можем ли мы с ним поговорить? — Он придет скоро. Антон заметил, как поднялись и опустились плечи оперативника, теряющего терпение. Голова от девушки болела всего на один-полтора балла, – она больше походила на жертву обстоятельств, чем на преступницу. — Можем ли мы подождать Андрея Иванова в доме? — вежливо спросил Арсений. На мгновение показалось, что девушку такой расклад не устраивал, но она шире открыла дверь и отошла с прохода. Шастун зашел самый последний, все же оглянувшись назад, и пытался реже дышать, чтобы случайно не накуриться от того удушливого запаха в частном доме. Удивление лишь возрастало: Софья пустила их, не думая, что оперативники могли легко ее арестовать за очевидные наркотические средства. Может, потому она и пустила, потому что была под кайфом и не до конца соображала. Не решившись садиться на сломанный диван, Шастун просмотрел весь дом со своего ракурса. Если подозреваемый не явится, то можно будет забрать девушку (по явным причинам) и заставить ее выдать предположительное местонахождение Андрея Иванова, который точно жил с ней: слишком много мужской одежды одного размера, плюс обувь и некоторые «мужские» средства. Антон мельком взглянул на Арсения Сергеевича и понял: он тоже осматривал дом, пока его напарник пытался добиться адекватных ответов. Вскоре он почувствовал кружение перед глазами и, даже не спрашивая, где ванная комната, ушел до того, как его бы стошнило прямо в гостиной, если комната тем и являлась. Шастун толкнул первую попавшуюся дверь, подходящую для ванной по планировке. Это оказалась маленькая ванная комната. Стараясь ни к чему не прикасаться (точно не из-за того, что мог оставить отпечатки пальцев), парень толкнул локтем небольшое окно над унитазом и попытался вдохнуть чистый воздух с улицы. Рация в его кармане, которую сунул ему Арсений, зашипела перед тем, как в ней раздался голос Шредера. Бывший полицейский посмотрел на свой карман, словно мог видеть перед собой оперативника, и заметил под ванной торчащую лямку от спортивной сумки. Обычно такие вещи не предвещали ничего хорошего, – Антон встал на левое колено и потянул на себя, оказавшуюся очень тяжелой, черно-красную сумку. Рация продолжала вещать. Игнорируя Сашу Шредера, парень схватился за язычок и потянул его до конца молнии. Шастун раскрыл полностью сумку, резко вдохнув от удивления, и не мог пошевелиться: сумку набили разным оружием, причем от холодного до нелегального огнестрельного. Пришлось достать использованный пару раз носовой платок и пробраться к самому дну, чтобы найти ажно винтовку. Антон услышал открывшуюся входную дверь и крик Матвиенко, который обратился к напарнику с криком «лови гада!», после чего заверещала Софья. Прикинув шансы бега с поврежденным коленом, бывший сотрудник полиции принял свой проигрыш и схватил в руки винтовку. По рации он уже дважды услышал голос Арсения Сергеевича, кричащего его имя, и поднялся на ноги. Перед ванной комнатой он увидел в потолке люк чердака, замаскированный под обои, чтобы никто его не заметил. Вероятно, накуренные люди, приходящие сюда, этого и не видели. Шастун приметил и направился прямо к нему, толкая люк прикладом винтовки. Закинув оружие на чердак, ему достаточно было подпрыгнуть и ухватиться пальцами за край, — он подтянул (с огромным усилием) свое длинное тело и оказался на пыльном полу под крышей. Матюгающийся Матвиенко вынудил бывшего полицейского взять рацию на ходу к маленькому окну чердака в виде окружности. На его грубые измывательства он лишь спокойно сказал: — И этими губами Вы целуете свою маму? Стукнув трижды прикладом стекло, он прикрыл глаза, а затем, сняв с себя куртку, перекинул ее через окно, чтобы не порезаться об осколки. Антон уложил дуло на куртку. По рации ответил Сергей с отдышкой: — Ты, каланча остроумная, руки в ноги и за Ивановым! К нему присоединился Арсений. — Антон, что ты делаешь и где ты? — его прервал один из отряда, говоря, что свернули за угол для того, чтобы создать для подозреваемого ловушку. — Нам пригодится твой рост, знаешь ли, ты точно быстрее. Сначала проверив заряженность оружия в руках, Шастун прижался щекой к прикладу и прикрыл левый глаз. Ушло около тридцати секунд, чтобы через прицел найти двух напарников и бежавшего впереди, в паре метрах, Андрея Иванова. Ветреная погода ухудшала условия для точной стрельбы, как и продолжающий ругаться на него Матвиенко. — Я сильно ударился коленом; Арсений Сергеевич может подтвердить, — все с тем же спокойствием проговорил Антон, рассчитывая силу ветра, который повлияет на выстрел. — Я не помогу вам в этом. До конца улицы, где бежал подозреваемый и два опера, оставалось всего десять метров, – Антон, перестав отвечать мужчинам по рации, обхватил винтовку обеими руками и прицелился в последний раз. Он замер, сделал глубокий вдох, задержал дыхание и на выдохе взвел курок. Приклад отдал ему в плечо с такой силой, что он покачнулся, отвыкнув от подобной стрельбы. Внизу снова завизжала Софья, а оперативники схватились за голову, пока по рации специальный отряд быстрого реагирования кричал про стрельбу в воздухе. Достав ее у себя, Антон нажал на кнопку. — Всегда пожалуйста, — с улыбкой на лице проговорил он. Парень отложил оружие, чтобы размять правое плечо. Подстреленного в икроножное сухожилие Андрея Иванова забрали напарники, оставляя Антона в доме вместе с приехавшими экспертами Службы. Софью Першину-Прокофьеву забрали с ее любовником. Никто не мешал исследовать дом. Антон первые несколько десятков минут переживал из-за винтовки, на которой остались его отпечатки, но перед отъездом Арсений заверил, что никто не станет его подозревать. Оставшись в доме, наполненном наркотиками и нелегальным оружием, он ходил по комнатам в попытках не мешать экспертам. Один из них представился Шастуну, и тот вспомнил, как однажды об Александре Волкове говорил ему Арсений. Все больше появлялось знакомых в федеральной службе безопасности, и точно ему не нравилось. Это заставляло чувствовать себя уязвленным. Никто из встречающихся ему оперуполномоченных не был так чист, как был Арсений Попов, что лишь пугало Антона и заставляло сторониться каждого: он знал, на что они могли быть способны. Единственным свободным местом в доме стал подвал, в который попросту еще никто не спустился. Шастун нашел там целую лабораторию. Поначалу Андрей Иванов со своей обдолбанной девушкой показались… тупыми. Но видя перед собой технологичную наркотическую лабораторию, бывший полицейский перестал судить по внешнему виду и догадался о сложной личности подозреваемого: оружие, наркотики. Иванов был не простым преступником. В нем таилось гораздо большее, чем показалось на первый взгляд. Антон, все еще придерживаясь позиции «не трогай — не обвинят», обошел лабораторию и нашел неестественную трещину в несущей стене подвала. Такая трещина могла расползтись, а дом попросту схлопнуться в подвале, превратившись в огромную груду камней и досок. Подойдя к ней ближе, он протянул руку к тому, что было внутри. Перед тем как коснуться лежащего в трещине предмета, Шастун вновь достал свой носовой платок и с его помощью вытащил потрепанный блокнот. Тот был размером с его ладонь, – местами порванный и жженый. Открыв страницы блокнота, бывший полицейский, с каждым прочитанным новым словом, приподнимал в удивлении брови: множество фамилий и адресов, обозначающих покупателей, хранились внутри. От знакомых сочетаний слов Антон в спешке оглянулся. Стоило ему убедиться, что в подвале он стоял один, он обернул блокнот своим платком и сунул его во внутренний карман куртки, на которой остались следы пороха от винтовки. Шастун надеялся, что никто не заметит пропажу вещественного доказательства преступлений Андрея Иванова.