Головная боль

      В палате, сидя на полу, возле открытого окна, Антон думал над словами Бабина, которые тот произнёс, пока пытал его. Видео так и всплывали перед глазами, вновь и вновь, заставляя сердце громко бухать. Это было тяжело, это было невыносимо. Антон думал, что справится сам с собой — ему не нужна ничья помощь. Так он полагался на себя все годы, кроме исключений в виде Димы Позова. Но без него... Шастун был только за себя, потому что так было правильно — он это ощущал, он так чувствовал. И сейчас эта привычка губила его. Так неосторожно и так сильно. Он почти лежал на полу и корчился от эмоциональной боли, что проникала под кожу, словно клещ, и пила кровь, пока не наполняла свое пузо до отказа. А затем приходилось бы щипцами выкручивать этого клеща с медицинской точностью, чтобы не повредить лапки, из-за которых внутрь кожи попала бы инфекция. Антон солгал бы, если бы сказал, что не боится разоблачения. На самом же деле Антон боялся не разоблачения, Антон боялся реакции Арсения. Поэтому он собирался разобраться с появившимися проблемами. Но по одной за раз. Первой проблемой была больница. То, что ему поскорее надо было отсюда выбраться — было и так понятно, как только он очнулся от успокоительного. На этот счёт Антон припас простое решение: лгать и изворачиваться. Лучшее, что он умел делать. Тут вылезала вторая проблема — дефекты, полученные из-за микроинсульта. С ними дело обстояло сложнее, тут придётся ходить на все физические и моральные кружки, чтобы поскорее выздороветь. Это скрыть будет трудно. Именно поэтому Антон поднялся на ноги, отодвинул капельницу чуть в сторону и медленно, но уверенно, с выпрямленными ногами, сделал несколько шагов. Ничего не получилось. Антон хромал, шатался из стороны в сторону, уж точно не шёл ровно. Вся прямая осанка искажалась, стоило ему встать на правую пятку — как тут же стремительная боль вгрызалась в самое бедро от ахиллесовой пяты. Но его это не остановило. Антон шёл и шёл из стороны в сторону, пока совсем не выбился из сил. Грузно сев на кровать, он стал перебирать все сложные слова в голове, чтобы привыкнуть к их звучанию. Он повторял их и повторял, до тех пор повторял, что уже начал думать: таких слов не существует. Однако, Шастун понимал, они существуют, и ему нужно было привыкнуть к ним, чтобы использовать тогда, когда это будет нужно, а не забывать из-за дефектного мозга. Антон лежал на кровати, размышляя над каждым своим словом, когда в палату вошёл Арсений. Улыбка сама появилась на лице Шастуна, даже если он и не думал улыбаться. Арсений улыбнулся ему в ответ: тепло и мягко. — Привет, — с придыханием сказал первый Антон. — Привет, как ты тут поживаешь один? — Арсений присел на край кровати. — Умираешь со скуки? Антон комично вздохнул. — Схожу с ума от одиночества. — он протянул руку и взял руку Арсения в свою. — Спасибо, что так часто навещаешь меня. Арсений посмотрел на их руки и вздохнул тяжело. Не потому, что они держались за руки, а потому, что в отделе все стало сложно, когда узнали, что у Бабина — адвокат Утяшева. Сам факт того, что теперь у этого отморозка был адвокат — вызывал проблемы. Если бы только группа захвата не разукрасила всего Бабина, а отправила сразу в отдел, то тогда бы ещё несколько часов удалось бы сдержать адвокатуру. Но вышло как вышло. — Я хотел кое-что тебе рассказать... — заговорил Арсений, удобнее усевшись на кровати и крепче сжав руку Антона. Тот кивнул ему медленно и неуверенно. — Я никогда не говорил тебе, кто же нам посоветовал тебя в отдел. Серега договорился с Шемином, что тот прочистит выдающихся людей. Но затем он узнал, что Шеминову дал наводку некий капитан Добровольский, так он передал нам тебя. И вот мы здесь. Арсений пытался понять, что происходило сейчас в голове Антона, потому что на лице его появилось множество нечитаемых эмоций. Так сложно было понять, что ощущал парень в данный момент, а спросить напрямую у Попова духу не хватало. Поэтому он дождался, пока Антон сам заговорит. — Тебе Утяшева все рассказала, да? — единственное, что вырвалось первым у Шастуна. Потерев затылок от появившегося так неожиданно волнения, Арсений молчаливо кивнул парню. А что ему ещё сказать? Антон был чертовски удивлён, да не только. В это было сложно поверить. Кто бы стал помогать тому, из-за кого у тебя были серьёзные проблемы, граничащие с тюрьмой? Нет, Антон все равно не верил. Не словам Арсения, а словам остальных. Он доверял Арсению, что тот в это верил, в этом не было ничего такого. Но вот насчёт остальных он не был так великодушен. — И что ты думаешь на этот счёт? Арсений смотрел на эти щенячьи глаза и пытался понять, а что он думал вообще на этот счёт? Что? Думал ли он, что в этой истории плохим был Антон? Нет, так он точно не думал. Ему казалось, что тот просто поступил неправильно из-за случайности. Как и с уходом из полиции, так и в подставе своего начальника — все имело свою закономерность. Антон не просто так решил это сделать. Что-то заставило его сделать такой необдуманный шаг, в этом не было ничего предосудительного. — Я не знаю, что думать, — честно сказал Арсений, — Ты сделал то, что считал нужным в тот момент. А значит, ты все сделал правильно. Глаза Антона предательски заслезились, он отвернулся от Попова, высвободив руку. Потому что он не ожидал этих слов. Он ожидал обвинений, злости, разочарования в нем, но не этого. И слова ударили по нему так сильно, что ему стало трудно дышать. — Ты чего, Тоша? — позвал его оперативник. Он придвинулся ближе к нему и взял пальцами парня за подбородок, чтобы мягко повернуть к себе. Антон не сопротивлялся. — Послушай, я знаю, это плохой поступок — вот так подставлять своего начальника. — Арсений специально так сказал и увидел, как Антон облегчённо выдохнул. — Я не знаю ваших с ним отношений. Может, они были хорошими, может, плохими, но это ничего не значит, если так для тебя было нужно. Понимаешь? Арсений коснулся щеки парня и провел рукой по ней. Колючая щетина ощутилась крайне остро, но это не смутило оперативника. — Я хочу домой, — прошептал Шастун, ластясь к чужой руке. — Домой, — повторил Арсений. И до него дошло. Домой. К нему домой, для Антона его дом стал и его собственным. И теперь слова бывшего полицейского ударили по Попову. так, что он глубоко вздохнул. — Тогда отправимся домой. — Арсений улыбнулся совсем легко, но так искренне. Антон подвинулся на кровати, давая место и для Арсения, приглашая его лечь рядом. И тот быстро понял намёк, он снял пиджак, кинув его на стул, и лёг рядом. Головы их были на одной высоте, так, чтобы было удобно смотреть друг на друга. Но у Антона были немного другие планы. Только Арсений оказался рядом, так он потянулся вперёд и накрыл своими губами чужие. Требовательно и властно. С настоящим желанием быть рядом. Арсений не растерялся, он уложил руку на шею Антона, резким движением опрокинул его на спину и с довольной улыбкой продолжил его целовать, слыша сбитое дыхание парня. У него кожа покрылась мурашками от тихого, короткого дыхания, словно парень бежал, а не целовался. И это настолько льстило Арсению, что... — Не поняла. И шо здесь происходит? Оба мужчины резко обернулись на дверь и увидели в проёме медсестру, которая положила руки на толстые бока. Арсений молниеносно спрыгнул с Антона на пол и выпрямился, готовый объясняться. — Руки в ноги и бегом отсюда! — завопила медсестра. — Часы посещений вышли двадцать минут назад! Арсений быстро собрал свои вещи и выбежал из палаты под смех Антона, когда у самого держалась улыбка до дома.

***

      С нетерпением ожидая часа выписки, Антон сидел на кровати в надежде, что это произойдёт как можно скорее. Он играл в города у себя в голове сам с собой, чтобы тренировать память, да и это его успокаивало получше всяких лекарств. Он не виделся с Арсением со вчерашнего вечера, он знал, что тот работает над делом, особенно сильно, когда появились новые зацепки и адвокаты защиты — все это давало новый толчок в почти умершем деле. Поэтому Антон понимал, почему Попов пропустит его выписку и за ним придёт Дима. Он не обижался. Даже был рад. Так ему удастся поговорить с братом, провести с ним время, может, Антон исправит некоторые ошибки. Уверенно встав на ноги, Шастун начал ходить из стороны в сторону. Он хромал на правую сторону, но шёл уже лучше, чем вчера. Главное было не переставать тренироваться, что он и делал, только бы доказать врачу и остальным: он готов. Доказывая самому себе, что он может, Шастун нагнулся к полу и принял упор лёжа, сразу начал отжиматься, работая с дыханием. От глубоких вдохов и выдохов закружилась голова, и уже через пятнадцать отжиманий, Антон улегся на спину и стал пялиться в потолок. На лбу появилась испарина. Дверь в палату открылась, и первым вошёл внутрь доктор, за ним зашёл Дима, он с удивлением посмотрел на брата, подняв тёмные брови. В палате держалось молчание до тех пор, пока Антон не сказал: — Мне стало жарко, — он поднялся на ноги быстро и легко, демонстрируя свою реакцию. — С какими новостями? Он знал с какими. Но он хотел услышать это от самого доктора, чтобы получить от этого истинное наслаждение. Потом быстро собрать свои вещи и убраться от больницы подальше, насколько это возможно. — Что ж, господин Шастун, — начал доктор, — я бы не рекомендовал, но по советам нескольких людей я Вас выписываю. Антон скрыл свою радость и спокойно уточнил: — Есть какой-то подвох? — Есть парочка, — доктор достал из медицинской карты несколько листов, — вот направление на физическую терапию, направление к психиатру и психотерапевту, и парочка рецептов для таблеток, которые Вы должны принимать с водой. То, как он сказал последнее слово, Антон понял: алкоголь ему пить точно нельзя теперь. И он задумался, что же ему делать тогда с головной болью, если пить нельзя, а обезболивающее уже не помогает давно как надо? Он посмотрел на Диму, тот коротко ему кивнул — точно подумал о том же, а значит, это значило, что они сами справятся. Антон взял в руки направления и рецепты... Семь рецептов, если быть точнее. И вздохнул. Предстоит очень тяжёлая работа. Но если рядом такой друг, как Дима, то он справится. Со всем справится. — На этом, пожалуйста, освободите палату к двенадцати часам. После этого доктор улыбнулся и вышел из помещения, оставляя братьев наедине друг с другом. Антон прочёл направления и рецепты, заметив два знакомых названия, и затем поднял голову к Диме. Легко улыбнулся ему и передал листы. Позов со знанием дела поправил очки, прочёл все и изрёк свой вердикт: — Да уж, это все и правда придётся запивать водой. И улыбнулся. — Мы придумаем, как это заменить, Тоха, не переживай. — Дима посмотрел на кровать. — Ты уже собрал вещи. Бывший полицейский фыркнул. Ещё бы. Открыв прикроватную тумбочку, он достал оттуда сумку, которую принёс пару дней назад Поз, и указал другу. Тогда Дима вновь поправил свои очки и указал рукой на дверь. Они ушли из больницы.

***

      Машина остановилась напротив пятиэтажного дома. Антон слегка удивлённо посмотрел на знакомый ему подъезд. Он не ожидал, что они приедут в старую квартиру Позовых. Затем он вспомнил. Вспомнил, что случилось в новой квартире Димы, понятно, почему он решил вернуться в старый дом. Тем более, та опасность, которая ему грозила, уже давно прошла. Не считая того, что сказал Антону Бабин — об этом он старался сейчас не думать. Хотя думать стоило, чтобы скорее решить этот вопрос. Покачав головой, гоня подальше все эти мысли, Антон вышел из машины и закрыл тихо дверцу. Он с удовольствием вдохнул свежий воздух, радуясь, что стоял здесь, а не в запертой палате больницы. Более того, эта местность ему была родной. Раньше он здесь жил с Димой, пока не появилось проклятие, а затем и семья Позовых. Так что — жить здесь было чем-то... забытым. И вот условие Димы было таким: Антон будет жить с Позовыми, под его надзором. Антон согласился только после того, как его на это уговорил Арсений, потому что тот считал, что так будет правильно. А жить с врачом — ещё лучше, чем с оперативником, который может только устранить проблему одним способом, и этот способ Шастуну точно не поможет. Дима взял на себя сумку, пару пакетов с едой и передал ключи Антону. Он, стараясь не хромать, пошёл первый, чтобы открыть подъезд, а затем и дверь в квартиру — пропустил потом брата, а сам закрыл следом дверь на ключ. Не успел Антон зайти в дом, как на него вихрем накинулась Савина Позова с высокогерцовым визгом: «Тёшя» Антон с радостным смехом поднять не успел девочку, как Дима сразу же строгим голосом заявил: — Поставь на пол моего ребёнка. Тебе нельзя поднимать тяжести. Антон опустил Савину. — Прости, бусинка, — сказал он и щёлкнул девочку по носу. — Твоего папу мне нужно слушать. — Привет, дорогая, — поздоровался с женой Дима. Он поцеловал её в губы и только после этого разулся, поставил пакеты в кухне и слушал, как Катя отчитывала Антона, что тот совсем перестал к ним заходить. Услышать такое было приятно, потому он боялся, что Катя будет с ним говорить совсем о других вещах, которые бы только навредили им всем. Катя была такой — прямолинейной и не умела лебезить. За что Дима её так сильно любил, и за их прекрасную дочь. Антон повёл за ручку Савину в её комнату, где по всему полу были разбросаны детские игрушки. Осторожно, стараясь ни на что не наступить, он уселся где-то в конце комнаты на пол и подозвал к себе девочку, чтобы та уселась к нему на коленки. — Ну, бусинка, рассказывай, что тут у вас было без меня. Девочка сложила руки на своём голубом платьице и с умным видом взглянула на Шастуна. — Смотйи, мы объездии весь гоёд, нашйи дом, а папа чеез нескойко дней опять еший пееехать! Мама бойсе не ходит на яботу, папа ходит в новое место. Я пеешла в новый садик, а потом вейнуясь в стаий. Первое время Антон послушно слушал девочку и кивал ей, пытался поддакивать, но длилось это недолго, потому что рассказ начался с самой больной для него темы: беготни Димы по всему городу из-за того, что натворил Шастун с Догомедовым и Оружейником. Это так его грузило, что сейчас он просто поник и задумался об этом. Сколько же мучений он принёс этой семье по своей вине... И сколько ещё Дима сможет выдержать? Антон так задумался, что включился в разговор с ребёнком, когда уже она рассказала совсем о другом. — А Соня сказая, что бойше не дужит с Аней... — девочка на секунду замолчала и посмотрела на Антона. — Ты меня вообще съюшаешь? — Я... Прости, бусинка, — Антон растерялся и не нашёл другого выхода, как уйти, — я пойду проверю, как твои родители. Встав на ноги, он вышел из комнаты, но не пошёл на кухню, где были слышны голоса Димы и Кати, он направился на балкон и закрылся там, достал сигареты и, наплевав на то, что ему нельзя было курить, закурил. Руки у него тряслись, а в голове все крутилось: «ты виноват, ты виноват, ты виноват». Несколько затяжек успокоили его, только в мыслях была каша, которую он не знал, как расхлебать. Докурив последнюю затяжку, Шастун подставил лицо осеннему ветру и пытался прийти в себя. Пока в голове кружились нехорошие мысли. От того, что он прибыл один, ему стало легче. Голова с ребёнком и Димой не болела, и находиться с ними было облегчением. Но вот выйти на кухню и столкнуться с Катей... Антон никогда не говорил Диме, что чувствует рядом с его женой — потому что чувствует головную боль. И не мог объяснить этого Диме, потому что головная боль доходила до четырёх баллов. Что сделала Катя — это её проблемы, может это было в молодости, может и нет. Но Антон не хотел говорить об этом Диме, чтобы тот не поменял свое отношение к жене, а отношение было чудесным, прекрасным. Такую бы семью хотел себе Антон, но он знал, что не получить такого взаимопонимания и честности, потому что не заслуживал этого. Шастун вышел с балкона и все же направился на кухню. Чем ближе он подходил, тем сильнее нарастала головная боль, и он терпел. Антон вошёл на кухню, где царил хаос: Катя бегала из стороны в сторону, Дима подавал ей миски. Готовка шла полным ходом. Первое время его даже не замечали, продолжая свое дело. Когда же Дима заметил своего друга, то остановился. — Всё в порядке? — заинтересованно спросил он. — В полном, — солгал Шастун. Он притворно улыбнулся. Да так, как умел только он, чтобы скрыть от Димы свою ложь. Как и всегда — Дима поверил. Кивнул, обернулся к жене и дальше продолжил готовить. Антон наблюдал за этим всем с болью в сердце. Стоило по квартире разнестись дверному звонку, Антон поднялся на ноги. Точная зная, кто пришёл, он, хромая, направился в коридор. Спустя минуту открыл дверь и расплылся в широкой искренней улыбке. Попов в дверях заулыбался также. Он протянул вино и фрукты, чтобы Шастун взял их в руки, а сам принялся разуваться. Быстро став босыми ногами на пол, Арсений хотел забрать свои подарки для хозяев дома, но Антон ему не дал, сказав ему гордо, что сам понесёт. Они прошли на кухню, и Антон принялся всех знакомить друг с другом. Прибежала на шумиху Савина и подала руку Арсению для знакомства. Тот с уважением её пожал, и не успел он добавить о красивом платье, как девочка убежала восвояси. Родители только посмеялись с этого. Попова усадили за стол рядом с Антоном, напротив сели Катя с Димой. Савину звать не стали, девочка была слишком занята игрушками и радостью от старой комнаты, чтобы сидеть и спокойно есть вместе с остальными. — Итак, Арсений, какие у Вас планы на Антона? — спросила Катя, все мужчины втроём на неё посмотрели, пока она нарезала в тарелке мясо. Арсений сглотнул и напрягся, пока Катя не продолжила: — Дима сказал, что Вы с ним работаете вместе. Вы знаете, Антону лучше подальше держаться от всего... правоохранительного. Так Дима говорит. — Планов особо нет, — сказал Арсений и посмотрел на Антона, — он только наш гражданский консультант. Антон улыбнулся. Снова. У него уже начинали болеть щеки. — Тогда хорошо... Больше разговор не возвращался в это русло. Они говорили об еде, вине и сыре. Провели вместе чудесный вечер, в конце которого Антон почувствовал себя гораздо лучше, живее. Было приятно вот так оказаться в компании дорогих людей и провести с ними несколько часов кряду. Не приходилось разделять «работу» и «дом», можно было просто побыть всем вместе.       В конце позднего вечера, когда Катя наложила Арсению с собой еды, и Позовы попрощались с оперативником, Антон вызвался его проводить. Они вышли из квартиры, остановились у лифта, который слишком долго ехал, и смотрели друг на друга с глупыми улыбками, иногда посмеиваясь. Антону было так хорошо, что он был готов кричать, взять этот момент, спрятать в стеклянный короб, как алый цветочек, и хранить у себя под кроватью. А когда бы нахлынула грусть, достать этот короб и любоваться моментом. Уже возле машины Арсений остановился, положил еду на пассажирское сиденье и повернулся к Антону. Не успел он открыть рта, чтобы сказать, как приятно ему было провести с ними вечер, Антон заговорил быстрее: — Я так хочу уехать с тобой. Где-то в груди защемило нерв, а в мозгу появилась табличка: «ВНИМАНИЕ, ТРЕВОГА, ВНИМАНИЕ». Попов уже хотел заговорить, как Антон снова его перебил: — Я буду дико скучать каждый день, пока тебя не увижу. Табличка в голове стала шире и темнее. Арсений втянул воздух носом, не в силах прямо сейчас ответить, а когда был готов, то Шастун опередил в третий раз: — Обещай, что будем видеться хотя бы раз в день. Я знаю, что ты повязнешь в работе и поимке Почтальона, и... Устав от того, что не успевал ничего сказать, Арсений нашёл единственное, что заставило Антона замолчать — он схватил его за щёки и притянул к себе для самого нежного поцелуя, на который он был только способен. Антон, полностью отдаваясь в поцелуй, наслаждался моментом.