***
Дима стоял возле кладбища, где была похоронена мама Антона, и смотрел на то, как рабочие копали яму. Пока он был здесь один, но знал, что придут еще священник и Антон. И этого будет достаточно. Дима понимал, что не имел права так уговаривать Антона, но больше всего Дима беспокоился за совесть брата, потому что, как бы он не показывал, он заботился обо всех. Особенно, если это были пропащие души. Антон всегда был таким: всегда замечал больше, чем другие; чувствовал больше. А с головной болью ― для Димы ― он и вовсе возвысился в его глазах. Стал более особенным человеком. Антон никогда не говорил Диме, чувствовал ли он с отцом головную боль ― все-таки отец убил его маму, а значит, процент боли должен был быть высоким. Но Дима не решался спросить. ― Живущий под кровом Всевышнего, ― заговорил священник, когда все собрались, ― под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: «прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!» Дима стоял рядом с хмыкнувшим Антоном, тот наклонился к брату и прошептал: ― Вот бы священник удивился, когда узнал, что отец был протестантом. Не зная об этом до этого дня, Дима посмотрел на ухмыляющегося Антона с широко распахнутыми глазами. Священник продолжал: ― Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение - истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым. Ибо ты сказал: «Господь - упование мое»; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим; не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему... Священник говорил долго, но приятно: его голос заполнял уши и заставлял отдаться своим воспоминанием ― все, что ты сделал за свою жизнь. Скольких людей спас от них самих, а скольких людей обманул. Антон думал о том, что рядом с Димой, сделавшим из-за него много плохих вещей, он не чувствовал головной боли, но рядом со священником он ощущал ее. И это так сильно меняло его жизнь с ног на голову, что за два года он к этому так и не привык. Когда гроб опустили в вырытую могилу, Дима подошел близко-близко к краю. Взяв немного земли с небольшой горки рядом, он бросил землю на гроб и тихо сказал, так, что его никто не услышал: ― Надеюсь, вы попали туда, куда заслуживали. Следом подошел Антон, весь в черном ― единственная дань уважения, которую он проявил. Одна его рука была в кармане, а другая снаружи брюк, сжатая в кулак. Шастун долго думал, что ему делать, что говорить. Но единственное, на что ему хватило сил ― встать к краю могилы, плюнуть на гроб с ярой ненавистью, развернуться и уйти.***
Арсений получил странное сообщение от Антона, которое заставило его собраться и покинуть отдел, только бы приехать вовремя к просящему помощь Антону. Он подъехал к подъезду как раз к тому моменту, как из него вышел Шастун, немного хромая на одну ногу. Арсений быстро припарковался на свободном месте, но не успел даже выйти ― Антон сел к нему в машину. ― Что случилось? ― обеспокоенно спросил Попов, вглядываясь в спокойное лицо Антона. ― Все в порядке, ― в подтверждение своих слов Антон показал это руками, словно матадор, успокаивающий быка. ― Но я подумал... ― Прости! ― попросил прощения Антон и взял Арсения за руку. ― Я не хотел тебя напугать... Прости. Арсений кивнул, одновременно договариваясь с собой успокоиться. Так как перед ним было доказательство того, что все нормально ― его быстро отпустило. ― Я хотел тебе кое-что рассказать, о чем ты должен был знать намного раньше. Арсений с интересом взглянул в травянистые глаза. В нем больше не было беспокойства, и даже эти слова не вызвали в нем тревоги. Наоборот, он почувствовал себя так, словно это должно было случиться. ― Все, что угодно, Тоша, ― проговорил Арсений с уверенной улыбкой, взяв парня за вторую руку. Антон слабо улыбнулся прозвищу, потому что знал, о чем они сейчас будут говорить, и настроение Арсения скоро изменится не в лучшую сторону. Он больше не будет так открыто улыбаться, а более того – отстранится от него, перестанет ласково называть. Антон этого боялся, как боится втретить кого-то с десятью баллами головной боли. И долго он думал над тем, чтобы рассказать правду, которую от всех скрывал, именно Арсению. ― Думаю, тебе давно было интересно, почему я покинул полицию, ― Антон увидел, как Арсений стал вмиг серьезным, он слабо кивнул. ― Однажды я пришел на работу. Голова немного болела. Мы с Димой направились к допросной комнате, чтобы допросить одного ублюдка, убивавшего женщин. Моя головная боль усилилась, стоило мне пойдойти к комнате. Я не понимал, с чем это связано, да и было так больно, что я не мог даже сосредоточиться. ― Антон замолчал, пытаясь понять, как лучше объяснить Арсению то, что с ним происходит. Попов же погладил его по предплечью, делясь с ним своей уверенностью. ― Я зашел в допросную, начал допрашивать, а головная боль все усиливалась, чем ближе я был к преступнику, к этому ублюдку... тем сильнее болела моя голова. Но затем я вывел его, он меня попытался толкнуть, он коснулся меня... И тогда я просто потерялся. Дима вывел меня в уборную, чтобы там привести меня в чувства, но я просто потерял сознание, начав истекать кровью. ― Что... что ты хочешь сказать? ― прокашлявшись из-за хрипоты, спросил у него Арсений, когда пауза затянулась. ― Я знаю, когда человек плохой, но не знаю, почему именно, ― Антон рвано вдохнул, ― чем ближе я к преступнику ― тем сильне моя головная боль. Арсений нахмурился. Но Антон видел, что нахмурился он из-за того, что пытался понять, воспринять весь рассказ. Арсений долго молчал, губу нижнюю прикусил, смотрел в сторону. И думал, думал, думал. В какой-то момент Антон почувствовал тревогу в груди ― он боялся, что мужчина неправильно его понял, но тот вдруг заговорил тихим, но твердым голосом: ― То есть, у тебя есть суперспособность? ― он пожевал губу и продолжил: ― Как в кино? Антон растерялся на мгновение, потому что он никогда не думал об этом, как о суперспособности ― лишь как о проклятии. О чем и поспешил сообщить оперативнику. ― Нет, это не суперспособность, это чертово проклятие, ― Антон чуть склонил голову к плечу, ― но да, как в кино. ― Хм, ― протянул Арсений молча. От долгого молчания Антон до крови разгрыз губу. Арсений увидел это и с печальной улыбкой вздохнул, он потянулся рукой ко рту парня и провел большим пальцем по нижней губе, стирая капельки крови, после чего облизнул палец, заставив этим сердце Антона биться чаще. ― Значит, головная боль, ― Арсений нахмурил брови, о чем-то думая, ― так вот из-за чего у тебя был инсульт? Из-за Бабина? Антон молча кивнул. ― Боже, Тоша... ― Арсений потянулся к нему и провел ладонью по щеке. А затем его осенило: ― А я? Как же ты выдерживаешь со мной головную боль? От этого Антон чуть ли не разрыдался в голос. И этот человек считает себя плохим? Он часто закачал головой. ― Ничего. ― ответил он. ― Я ничего с тобой не чувствую. Арсений еще больше загрузился. Он понимал, что ему рассказал Антон, понимал, что с людьми, которые натворили делов у него болела голова, но то, чего он не понимал, так это то, что рядом с ним у Антона не болела голова. Арсений делал ужасные вещи, за которые других людей бы посадили, не будь они оперуполномоченными федеральной службы безопасности. Он избивал людей до неузнаваемости, только бы узнать у них правду ― информацию, которая могла помочь расследованию; он убивал людей, хоть и в целях самообороны ― этого всего уже было достаточно, чтобы с ним у Антона болела голова. Поэтому Арсений не понимал. Просто не мог понять, как так: может Антон вовсе соврал? Но Арсений начал вспоминать, что парень постоянно пил таблетки... и алкоголь? Вот почему... Все это связанно! Арсений от этого осознания начал открывать и закрывать рот, как рыбка в аквариуме. Когда пауза совсем затянулась, Антон неуверенно спросил мужчину: ― Ты в порядке? Хотя сам был не уверен в вопросе. Арсений отмер и взглянул на Антона по-новому. ― Да, ― честно ответил он и добавил: ― Просто не пойму. ― Чего? Арсений качнул головой, отмахнувшись. Он разбереться с этим сам, нечего было валить это на парня. ― А как много людей... ну... с головной болью? ― вместо ответа поинтересовался Попов. Антон недолго думал, прежде чем ответить. ― Их слишком много, ― болезненно проговорил Шастун, ― словно все люди... они ужасны. У каждого найдется что-то, что заставит меня испытывать головную боль. Даже некоторые дети. Дети! Это невыносимо. Я просто... ― Иди сюда, ― позвал Арсений, раскрывая руки для объятий. Антон прильнул к нему сразу же, утыкаясь носом в плечо, и плевать было, что в машине совершенно неудобно. Ему нужны были эти объятия, почувствовать себя в безопасности с тем, с кем голова не болела. Да, Антон встречал уже людей, как Дима и Арсений, но настолько редко, что забывал, что они вообще существуют: это были прохожие, посетители кафе или работники заправки ― это не имело значения, когда голова болела постоянно. Это было невыносимо, настолько, что Антон нашел альтернативные способы, вроде таблеток и алкоголя. ― С тобой я чувствую себя в безопасности, ― совсем тихо прошептал Антон. Но достаточно, чтобы Арсений его услышал. И казалось по его сердцу прошлись раскаленным ножом, отрезая мелкие кусочки. Ведь он не чувствовал того же.***
Только потому, что над Бабиным был суд, Дима отпустил Антона за пределы квартиры и самого района, иначе не остаться преступнику за решеткой ― Антон был ключевым свидетелем. Но суду не суждено было сбыться. Когда два оперативника и один бывший полицейский пришли в главный суд Петербурга, то узнали, что и без них обошлись: Ляйсан Утяшева сняла все обвинения с Сергея Бабина до того, как троица появилась. Судья вынес вердикт. Даже если этот вердикт нравился не всем. Отдел кипешил оперативниками, которые присоединились к Попову и Матвиенко в помощи, даже Антон был здесь, после суда, они все направились сюда, чтобы решить как обогнуть закон и привлечь Сергея Бабина к ответственности. Получалось не очень, все были напряжены, работали, поднимали архивы и справки. Некоторые занимались декларациями, другие копались в записях разных судов, чтобы прийти к чему-то. Пока ни к чему они не пришли. Но как могло показаться, ни Арсений, ни Сергей не сбавляли темпов из-за того, что у них не получалось что-то найти ― они настолько привыкли к неудачам, и сейчас, в важный момент, они были полны сил и уверенности в себе: что найдут что-то, им удастся поймать Бабина и Почтальона. Арсений сидел за столом, изредка поглядывая на Антона, тот развалился на диване, но не был занят делом ― он смотрел в стену, в определенную точку, и не моргал, а просто пялился на белый фон. Арсений посмотрел на напарника, думая, что тот тоже будет без дела сидеть, но оказался не прав: Сергей вовсю листал документы, внимательно читал и что-то выписывал себе на листок. Решив, что нужно немного развеяться, Арсений встал, чем привлек внимания... никого. В руку кашлянул, словно бы случайно, он снова никого не завел своим поведением, поэтому подумал, что стоит спросить: ― Я за кофе, ― он помотрел на очнувшегося Антона, ― кто со мной? Парень сразу же поднялся на ноги и накинул на себя парку. В каком-то забвении, а, возможно, в появившейся привычке быть рядом, особенно после признания; Антон протянул руку Арсению, шедшим позади, одновременно открывая дверь, и почувствовал тонкие длинные пальцы между своими. Внутри сразу расплескалось тепло, сердце билось в спокойствии и удовлетворении, пока в голове было просто пусто и приятно тихо. Вместе они вышли наружу, прошлись по улице вниз к кафе, в котором Арсений обычно для всех брал кофе и покуривал в сторонке. Только сейчас он заметил, что давно этого не делал, просто из-за насыщенности дней, после находки Антона в одном из самых забытых баров Питера, он не делал этого и ажно не хотел. За эти месяцы с приходом Шастуна в его жизнь... он бросил курить. Арсений не смог не заметить насупленность парня, то, как он шел с опущенной вниз головой и смотрел под ноги ― и нет, хромота не выделялась. В конце концов, когда они вышли из кафе с восьмью чашками самого разного кофе, Попов остановися где-то на полпути. ― Тоша, ― позвал он ласково, ― что происходит? ― Ты о чем? ― сначала ощетинился парень. ― О том, что с тобой что-то происходит, но я не могу понять, что именно. ― Арсений поднялся на носочки и выпятил губы с молчаливой просьбой его поцеловать, когда же дело было сделано, он договорил: ― Так, расскажешь, что с тобой? ― Я бесполезен, ― признался Антон. ― Ты же шутишь, да? ― с непонимающей улыкой спросил Арсений. ― Да только из-за тебя дело тронулось с мертвой точки... Извини, неудачное сравнение. ― Оксана Фролова мертва и... ― Твой отец? Антон насупился. замолчал ненадолго. ― Он это заслужил, ― в который раз повторил он. ― Но почему? ― вопрошал Попов. Ему было интересно, любопытно, да. Ему нужно было знать, необходимо, чтобы понять. ― Потому что! ― вдруг повысил голос Антон, сжав руку мужчины ― ненарочно. ― Он убил мою маму. И я не хочу говорить об этом. Арсений видел боль в глазах напротив и понял, что лучше не говорить об этом ― если с Катей он смирился, то Антон со своей мамой ― нет. и это было понятно. Теперь Арсений понимал гораздо больше. И каким бы он человеком ни был ― думать плохо об отце Антона, он не мог. ― Если бы ты был бесполезен, ― отвлеченно заговорил Арсений, ― думаешь, я бы продолжал бегать к тебе? ― Ну, ― протянул Антон с проявляющейся улыбкой на губах, ― я тебе сразу понравился. Арсений потянулся вперед, утыкаясь носом в плечо парня, и обнял его свободной рукой за талию. Стало так тепло на душе, словно он выпил горячего чая. Особенно, когда Антон обнял его в ответ. Показалось, что зазвучали фанфары и взорвались фейерверки вокруг них. Так Арсений видел теперь мир: четко и ярко, словно перед падением в обморок ― теперь такое состояние постоянно было с Антоном. Они одновременно отстранились друг от друга, улыбнулись и как ни в чем не бывало двинулись вверх по улице обратно к зданию ФСБ. В отделе Арсений направился первым делом в кабинет ― там присоединились к ним несколько оперативников, пока они ходили за напитками. Антон тихо плелся позади, продолжая думать о своем. Когда они вошли, на них уставилось несколько пар глаз в ожидании каких-то новостей, очевидно, но Арсений только поднял вверх бумажные стаканчики. ― Черный чай с одной ложкой сахара для тебя, Вадим, ― проговорил Арсений и протянул стаканчик мужчине с двумя ноутбуками. ― Спаси-и-и-бо, ― протянул Галыгин. ― Черный, как душа, кофе для тебя, бро, ― с усмешкой сказал Попов. Сергей отсалютировал рукой в знак благодарности и взял кофе. ― Твой сладкий раф, Федор, ― Арсений передал кофе через Галыгина Федорову и повернулся к Шредеру, ― стандартный капучино твой. Осталось два стаканчика ― для Антона и Арсения. Вдруг они посмотрели друг на друга, молча чокнулись стаканиками и отпили свои напитки, после чего разошлись по своим местам. Все занялись теми же делами, которыми занимались и до того, как двое мужчин уходили за напитками. Ближе к вечеру в голове Антона родилась ужаснейшая идея, способная навредить ему, но он так сильно чувствовал уверенность в себе, что не мог остановить себя. Поэтому он прохромал к столу Арсения, ненавидя себя за то, что ему придется соврать мужчине, только бы спасти их всех. Антон наклонился к уху Попова, опираясь ладонью о его стол совсем рядом к чужой руке. Сказав, что написал Дима ― возвращаться домой, ― Антон пообещал Арсению дома продолжить вести с ним дело, только он может уже дома, а сейчас... было пора. Было видно, как сильно Арсений захотел поцеловать Антона на прощание, но сдержался перед остальными. Отпустил его домой, пока где-то внутри трещала тревога, почему ― он не знал.***
Арсений проснулся в пустой квартире под трель мобильного. Недовольно простонав, он поднял трубку, не смотря на имя звонившего. ― Что? ― ни приветствий, ни ответов, ничего, кроме наглого вопроса. ― Антон с тобой? ― в ответ услышал наглый вопрос Арсений и почему-то почувствовал странное удовлетворение. Приподнявшись на левом локте, он на всякий случай оглянулся на вторую половину кровати, словно в желании убедиться своего одиночества. ― Нет, ― вспомнив вчерашний вечер, Арсений добавил: ― Он ушел домой вчера вечером, где-то от шести до девяти. Не помню точно. ― Он не появлялся дома с утра, как пошел с вами в суд, ― прозвучали страшные слова Дмитрия. Арсений так резко поднялся на кровати, что его спина смачно хрустнула, но он проигнорировал боль и сжал сильнее телефон. ― Повторите, пожалуйста, ― попросил он не веря, что Дмитрий на самом деле это сказал. ― Арсений, я не видел Антона со вчерашнего утра, ― четко прогремел Позов. Скинув с себя одеяло одним движением, Арсений поднялся на ноги, он стоял в одних трусах и не чувствовал холода квартиры ― ему было не до этого. ― Я найду его, ― пообещал он Дмитрию, ― буду держать в курсе. И на этом Арсений отключился. Позабыв о надобности идти на работу, он оделся в костюм, чтобы на всякий случай произвести впечатление серьезности своих намерений для людей, с которыми он будет связываться для поисков Антона. Первым делом Арсений решил отправиться в место, где Антона точно можно будет найти, если он не появлся со вчерашнего вечера. Это место злачное, паршивое — место, в которое бы Арсений не возвращался. Но выбора не было. Попов и не собирался выбирать, он знал, что должен туда поехать. И поехал. В баре на окраине Питера воняло алкоголем, это было то место, где люди падали ниже дна — и возможность упасть ниже все ещё была у них. Арсений прошёл внутрь бара, разглядывая каждого посетителя так, словно он искал преступника. Но он искал совершенно другого человека. Пройдя к барной стойке, за которой стояла грузная женщина, Арсений положил ладони на стойку, и умоляюще посмотрел на женщину. — Я ищу Антона, — сказал он, не вдаваясь в подробности, потому знал, что женщина узнает кого он ищет. — И для чего он нужен вам? — спросила недовольно женщина. Арсений понимал, что представся он оперативником, тут все как воды в рот наберут, потому он решился сказать правду. — Я не могу его найти, я виделся с ним вчера, — Попов искренне был опечален ситуацией и не собирался это скрывать, — он должен был пойти домой к брату, Диме, но тот позвонил мне утром и сказал, что Антон так и не вернулся. Женщина перед ним внимателньо на него смотрела, словно пыталась понять, лжет он или нет. Видимо, ее удовлетворила его честность, потому что она кивнула важно и сказала: — Его я не видела, — она достала лист бумаги, — есть ручка? Арсений быстро достал из внутреннего кармана пиджака ручку и передал женщине. — Только его видели по этому адресу этой ночью. На эмоциях Арсений схватил руку женщины, когда она отдавала ручку, и сжал в обеих руках, с благодарностью смотря на нее. — Найдите его, — вдруг говорит она, — найдите его и позаботьтесь, чтобы он никогда уже здесь не появлялся. — Спасибо Вам, большое, — благодарит Арсений женщину. Сжав листок с адресом между руками, словно это было самое дорогое, что осталось от Антона, Попов направился к машине, быстрее от этого места. Он хотел как можно раньше оказаться по адресу, так как Антона там видели ночью, пока он спал и не представлял, что делал парень... Довольно об этом. Главное было найти Шастуна, привести домой, что бы он там ни делал. В его состоянии нельзя было находиться одному. Теперь, когда Арсений знал об его головной боли — он боялся за бывшего полицейского еще больше. Вокруг столько плохих людей, которые, не зная этого, могут причинить ему боль, что Арсений не мог оставить парня одного, чтобы он там ни делал сам.***
Антон стоял посреди пустой квартиры и разглядывал ее: маленькая передняя, гостинная без единой мебели, небольшая кухонка, в которой даже не было духовки. Вряд ли от этого что-то изменится, ведь Антон приобрел эту квартирку по дешевке, только в аренду, но уже наставил в ней камер и диктофонов, что купил на последние деньги. Он успел перевезти сюда вещи со склада, чтобы было похоже — он сюда переезжает. И хоть он сюда не переезжал, эта квартира была приманкой. Очевидно, что что-то могло пойти не так, конечно, Бабин мог вовсе сюда не прийти, потому что все слишком свежо, переезд был только окончен. Но Антон верил в то, что преступник окажется здесь так или иначе. Шастун прошёлся по квартире, телефон в его куртке зазвонил. Достав мобильник из кармана, он увидел на экране имя и фотографию Арсения и вздохнул. Он звонил с самого утра. И Антон не мог ответить, не мог же? Он и сам не знал, как он мог ответить, чтобы все объяснить, такое объяснить было невозможно. Ему нечего было сказать сейчас мужчине, объясниться он не мог, потому что так он подставит его, подвергнет опасности, а этого Антон делать не хотел. Положив мобильник обратно в карман, Шастун проверил все в квартире и стал ждать. Через пару часов в дверь позвонили, он прошел в переднюю и открыл дверь, и так зная, кто к нему наведался. — Привет, — поздоровался Антон и протянул Сергею руку. Матвиенко молча пожал руку в ответ и без приглашения прошел дальше в квартиру. Он быстро осмотрелся, остановился посреди гостиной и спросил: — Все на месте? — Да, — кивнул Антон, — все, что ты дал на своих местах, спрятано по квартире. Сергей еще раз огляделся: он ничего не заметил, что было хорошим знаком. Такой расклад его устраивал. — Будь здесь, — строго сказал Сергей, но его прервал телефонный звонок, он достал мобильник и, указав экран Антону, добавил: — С Арсением я сам разберусь. Сергей двинулся на выход, попутно отвечая на звонок. Антон даже не услышал первых его слов — дверь захлопнулась. На то, чтобы обставить квартиру понадобилось еще два дня: раскиданые бутылки из-под алкоголя, вещи в самых странных вещах, которые появляются после долгого пребывания в квартире. Когда все было на своих местах, и только после сообщения Сергея, что с Арсом все улажено — Антон решился вернуться к мужчине в квартиру прежде, чем вернуться к Диме и предуредить его о том, что его какое-то время не будет. В первую очередь Антон заехал в квартиру Арсения, поговорить с мужчиной. Так как Сергей придумал им легенду, теперь Антон мог кое-как объяснить свои действия, не раскрываясь. Это было самым главным. Антон зашел в квартиру, открывая дверь своими ключами, он уже думал о том, что скажет Арсению. Выдумал целую историю, почему он не отвечал на звонки и был так сильно занят, что не напечатал даже маленького сообщения, что жив. Только это все смазалось в тот момент, когда Арсений появился перед Антоном, который не успел открыть рта, как Попов замахнулся на него и ударил ему прямо в челюсть. Без каких-либо вводных слов перед этим. Антон уставился на мужчину, поднеся руку ко рту, на пальцах осталась кровь. Он не мог поверить больше в то, что не отмахнулся — потому что доверял, — а не в то, что Арсений только что его ударил. — Ты не отвечал, — спокойно заговорил сначала Попов, но под конец закричал, — на чертовы звонки и сообщения! На всякий случай подняв руки в капитуляции, Антон сглотнул наполнившую рот кровь и сказал: — Я не мог, Сергей... — Да плевать мне на Серегу! — продолжал кричать Арсений, ткнув парня в плечо. — Мне не плевать на тебя! От такого заявления Антон вовсе растерялся и не знал уже, что говорить. Как он мог врать этому человеку, говорящему такие вещи? Он не мог. Поэтому сделал самое ужасное в своей жизни — начал манипулировать чувствами. Антон медленно подошел к недовольному Арсению, осторожно взял того за руку и приблизился к нему достаточно близко, чтобы поцеловать. Он сделал это нежно, с трепетом, по-настоящему, даже если это и была манипуляция, на которую Арсений невзначай ответил. Мягко закончив поцелуй, Антон прижался своим лбом ко лбу Арсения. — Прости меня, — попросил он искринне. За все: за вранье, за отсутствие, за манипуляции после всего, что между ними было. Антон просил прощение и хотел быть прощенным, словно это могло предотвратить появление новой лжи. Это не могло помочь, была ложь однажды — будет и снова. И как бы Антон не желал подобного для Арсения, он собственными руками все разрушит. Это он точно знал наперед. — Прости меня, — снова начал умолять Антон. Он поцеловал Арсения в губы, просто чмокнул, не дал ему ничего сказать; поцеловал в щеку, висок, нос, затем в правый висок и щеку, подбородок. Стал спускаться ниже от скулы к низу уха, провел губами и по шее: там, где пульсировала артерия — там, где был шрам. И в этот момент Антону показалось, что его одновременно с двух сторон облили кипятком и ледяной водой — разные чувства в одном маленьком сосуде, еле держащимся в здравом уме, а тем более после такого. Его рвало на части от «Я убью Бабина на месте, где поймаю» до «У Арсения страшно сильно бился пульс рядом со мной». Как завороженный Антон поднялся к лицу Арсения, не контролируя свой темный взгляд от переполняющего его желания. — Тебе есть за что извиняться... — наконец заговорил Попов, не замечая выражения парня напротив, — но ты извиняешься так, словно сделал что-то ужасное. И тогда он заметил. Лицо Антона было похоже на хищника, который преследовал свою добычу: медленно, смертоносно — нельзя было сравнить это с чем-то. Это просто было. И, черт, Арсений бы соврал, если сказал бы, что такой взгляд Антона, направленный на него, ему не нравился. Потому что ему чертовски это нравилось, ему нравилось настолько, что он ощутил, как в штанах встрепинулся его младший друг. — Антон? — на всякий случай позвал его Попов. Арсений коснулся колючей щеки бывшего сотрудника полиции, провел большим пальцем по коже между миллионом волос. — Я просто... — Антон не мог придумать ничего сейчас, даже все заготовки вылетели из головы, — я просто хочу, чтобы ты простил меня. — Боже ты мой, — с осторожной улыбкой сказал Попов, — конечно, я тебя прощаю. Ты может еще не понял, но я всегда... Антон не дал ему договорить то, что он и так уже знал: это будет больно, неприятно — понимать то, что ты именно этим и манипулриуешь; он снова поцеловал Арсения, на этот раз жарче, не сдерживая себя и желания своих демонов. Более того, он настолько себя перестал сдерживать, что одной рукой обхватил мужскую талию, а другой придержал затылок, чтобы Арсений не ударился о стену, к которой Антон его прижал своим собственным телом. От этого действия Попов сорвался на короткий, слабый стон, одновременно с тем хватаясь руками за куртку Антона, чтобы не подвернуть себе ноги. Стало жарче, теснее в одежде, градус поднялся в голове, словно приняли оба много алкоголя. Это было прекрасно, чарующе. Антон позволил себе просунуть между чужими губами язык и прошелся им по ровным зубам. Чего он точно не ожидал, так того, что Арсений так быстро коснется его своим языком. Это распалило в Антоне такие сильные чувства, что казалось, они сожгут здесь все вокруг. Он отсранился, совсем ненадолго, только для того, чтобы сжать в кулак корокие волосы Арсения на затылке и тем самым потянуть их чуть вниз, заставляя мужчину запрокинуть назад голову. Сам же Антон припал горячими, влажными губами к шее, к жилке, что пульсировала так часто. Он провел линию нежнейших поцелуев вдоль идеально ровного шрама, совсем розового, только зажившего. Это было настолько приятно, что Арсений попросту перестал держать себя на ногах: из-за этого Антону пришлось обхватить его за талию, крепко держа над полом, не давал ему упасть, поддерживал его в нужной кондиции, ведь знал, что Арсений сейчас чувствовал из-за него, только ошибался в представлениях насколько сильны были чувства. Антон остановился на мгновение. Всего на моментальную секунду, за которую Арсений выпутался из цепей собственный волос в кулаке Антона, и потянулся за полноценным поцелуем. Шастун не имел права затягивать ожидание, и он ответил на поцелуй: слюняво, с языком. Между ними не было и миллиметра пустоты: Антон почувствовал это первым, ведь Арсений с ним был полностью искренен, когда же Шастун был сосредоточен на другом. И он первый ощутил на себе всю затеянную манипуляцию. И, черт, ему это нравилось. Шастун, оставляя одну руку на талии Арсения, чтобы поддерживать его, свободной рукой потянулся к краю штанов, совсем невесомо и медленно провел пальцами по границе — штанов и голой коже. Словно по инерции, какому-то инстинкту, Арсений нашел в себе силы и точку опоры, он встал крепче на ноги и схватил чужую руку за запястье. — Нет, — тихо сказал Попов, но достаточно громко для Антона, сразу ставшего как вкопанного. — Не здесь. На лице Антона появилась шаловливая улыбка — он медленно отстранился от оперативника, удостоверившись, что тот стоит на ногах всецело, и тогда взял его за руку, переплел их пальцы, крепко и с чувством. Он повел их туда, где точно будет можно продолжить. Оказавшись в спальне Попова, Шастун закрыл за ними дверь на ключ — если так будет мужчине спокойно, для этого он сделает все возможное, только бы тот чувствовал себя полностью в безопасности. Прямо перед кроватью мужчина остановился, он встал лицом к Антону, а спиной к кровати, и коснулся ладонями груди. Сначала Шастун не понял этого движения, пока до него не дошло, что Арсений слушает его сердцебиение, колотящееся сердце в клетке из костей. Может Антон и манипулировал, но чувства были настоящие. — Ты в порядке? — тихо спросил Арсений у Шастуна. Тот ответил не сразу, пытался понять, к чему такой вопрос. — Да. — Твое сердце так бьется, что мне кажется, будто оно касается моей ладони. Арсений поднял взгляд. Смотрел на него снизу вверх и не мог перестать любоваться этими травянистыми глазами. — Извини, — зачем-то попросил Антон, рефлекторно скорее, чем осознано просил прощения за бившееся сердце. Арсений улыбнулся, мягонько, осторожно, с любовью, которую давно уже не испытывал. — За что ты извиняешься? — не понял он. — Не знаю... — как-то неуверенно ответил Антон и вместе с мужчиной пропустил нервный смешок. — Просто... привык извиняться... даже ни за что. Обычно это происходит у меня с близкими людьми, которые хорошо меня знают. Арсений сглотнул слюну, услышав такое. Значило ли это, что они близкие люди? Насколько это изменится, когда они окажутся в кровати? Арсений не мог найти в своей голове ответы на эти вопросы, а значит был лишь один человек, который мог помочь ему в раскрытии этих секретов. — Значит... мы близкие с тобой люди? — неуверенно спросил Попов. Антон не ждал ни секунды. — Разумеется, — он коснулся ладонями лица Арсения, — после Димы у меня никогда никого не было, кто знал бы обо мне самую страшную тайну... До тебя. В голове Арсения так и звучало набатом «До тебя, до тебя, до тебя». Он не мог и слова вымолвить, все стоял и пялился на Антона, тем более тот держал его лицо в своих руках, не давая отвернуться. А Арсению хотелось отвернуться, свернуться калачиком и рыдать от того, насколько же эмоциональным получился момент, к которому он не был готов. Арсений схватился за края куртки Шастуна и с неприкрытым желанием начал стаскивать ее с парня, который не успевал за Арсением и в конце концов позволил просто его раздеть до самих штанов. На несколько секунд Арсений остановился, наслаждаясь представшей перед ним картиной маслом. Это настолько раззадорило его, что он уже не останавливаясь, встал на колени и начал бороться с пряжкой на штанах Антона. Это было долго, но он справился и потянул штаны вниз, увидев перед своим лицом, насколько Антон был возбужден. Сам Антон не стоял без дела, и как только он оказался в одних трусах, он потянул мягко Арсения за плечи, чтобы он встал. И поцеловал его. Ему хотелось только и делать, что целовать Арсения, снова и снова, пока легкие не выгорят. И он бы мог попробовать так сделать, только бы капельку насладиться этим человеком. И когда они оказались в одних трусах на постели, Антон понял, что его манипуляция зашла слишком далеко, но он не собирался останавливаться, если только этого не захочет сам Арсений.