N-дцать лет спустя

"В одном из покоев уже знакомого нам кардинальского дворца, за столом с позолоченными углами, уже (или ещё) не заваленными бумагами и книгами, никто не сидел". Украшенное богатой резьбою кресло было пусто и холодно, ведь его вот уже несколько месяцев не могло ничего согреть. Где-то в углу одиноко трескались слегка потухшие угольки, но и они не придавали уюта нерадостным покоям. Кардинал доживал последние дни своей недолгой, но насыщенной жизни. Весь двор находился в некотором замешательстве: кто правит? кто правил? кто будет править? Франция будто вымерла: угас единственный её луч, способный проредить тьму посреди королевства, опасности не было только в глуши. Казалось бы, что изменилось? Даже Людовик ещё живой, а уже чего-то нет; нет прежней жизни, нет спокойствия, впрочем, когда оно было? Кардинал умирал; умирал медленно, не различая дня и ночи. Горожане шептались, а преемник Ришелье уже раздумывал планы на государство: во сколько раз увеличить налоги? Солнце угасло. Угасло солнце... Ришелье пробудился после долгих суток сна. Первое, что предстало перед его взором - белоснежная Мириам, возившаяся где-то у него в ногах. Он неспешно и грустно окинул взглядом покои, письменный стол и, наверное, подумал: как же хорошо было жить. Да, в выражении его лица читалась именно эта печальная мысль. О, кардинал! Знали бы Вы, что будет твориться после Вашей смерти? Позорные проигрыши, коварная измена, революции, поражения... Кто, как не Вы, держали страну на плечах своих? Кардинал глухо окликнул кошку. Та сделала такую печальную гримасу, что Ришелье едва не пустил слезу, но она вовремя не дала себе пуститься. Мириам лихо прыгнула кардиналу на плечо, тот слабо усмехнулся: - Милая Мириам... Что же без нас-то будет делать малолетний Людовик? Ты, вон, ещё сама живость... А я отойти готов. Надеюсь, Господь примет мою душу, не взирая на мою дряхлость и юношескую неблагоразумность. Ришелье обречённо сложил руки на груди, чувствуя слабое, но все же биение сердца. - Не нужно страдать Мириам. Раз Господу угодно, значит, это нужно для Франции. *** В это время где-то на границе Франции и Испании, в скромном домике Филиппа, графа де Ферже (вы спросите, почему у столь почитаемой особы "скромный домик"?) происходило следующее. Скрипя половицами, по дому с тревожным видом расхаживал сам владелец дома. Мы не будем выяснять причину его странного поведения. Это могло быть что угодно, не имеющее особого значения для нашей истории. Можно догадаться, что это был самый обычный день обедневшего дворянина, ничего особо примечательного и в то же время - ничего радостного. Меря шагами комнату, дворянин вот уже двадцатый раз прошёл от стены до стены, как ему неожиданно пришло известие о послании. Филипп резко остановился, едва не потеряв равновесие. - Послание? Кто с ним пришёл? - были его первые вопросы. - Я не знаю. Спросите у графа де Ла Фер, он должен знать посыльного. Граф де Ферже рванулся за дверь (уж не знаю, чем объяснить его поведение) и чуть не сбил на своём пути ещё одного графа. - Доброе утро, милый друг, - с улыбкой протянул Атос. - Добро, граф. Я без церемоний. Мне давно уж никто не присылал письма... Мне сказали, что Вы знаете посыльного. Атос удивленно вскинул бровь. - Не имел чести видеть его. Вряд ли это кто-то из моих людей. Де Ферже хотел было сказать что-то, но к его горлу поступил почти ощутимый комок, и ещё секунда - все здание потряс его глухой кашель. Это было столь внезапно, что Атос еле успел увернуться от токсичных брызг. - Друг, Вам нужно немедленно начать лечиться, - горько посоветовал граф де Ла Фер, - это может обернуться плохо для всех нас! - Не бойтесь... друг мой, - все ещё откашливаясь, произнес Филипп, - это - ерунда, конная прогулка. Была бы простуда - я бы уже валялся в постели при смерти. - Ежели Вы всерьёз, в Вашей смерти я буду винить себя, - повесив голову, произнёс тот. Филипп открыл рот, чтобы ответить, но не успел. Из-за стены дома донеслось: - Граф! Господин! Это же я! Оба графа немедленно переглянулись. - Я не помню у себя слуг с таким звучным голосом, - прохрипел де Ферже. В ту же секунду дверь распахнулась и в неё довольно бесцеремонно влетел никто иной, как Гримо. - Матерь Божья, где ты пропадал?! - воскликнул Атос, склонясь над слугой, как над родным сыном. - Я и сам не знаю, - просто ответил тот и поклонился сначала графу де Ла Фер, потом де Ферже, - извините, мой господин, но конкретно сейчас у меня поручение к господину де Ферже. - Я имею честь быть графом де Ферже, - представился тот. - Какое же это поручение? - Письмо, граф, - коротко кивнул Гримо и в доказательство этому вынул из-за пазухи смытый конверт и подал Филиппу. Тот брезгливо окинул его взглядом и вдруг с удивлением уставился на помятую печать. Лицо его сразу перестало быть добродушным. - Говори честно: вскрывал? - не скрывая раздражения, спросил он, испепеляя Гримо взглядом. - Господин де Ферже, что Вы, право, обо мне думаете? - обиделся тот, пристально глядя на конверт и пытаясь понять, что же он такого натворил в пути. Убедившись, что ничего такого не было, он наклонился к своему хозяину и прошептал ему на ухо: - За кого он меня принимает? - Успокойся, Гримо, он слишком нервный, - так же тихо ответил Атос, тоже не отводя взгляда от послания, которое уже вынималось графом из конверта, брошенного в огонь. Во время того, как он читал написанное на небрежном листке, глаза его все больше наполнялись тревогой, и Атос не мог этого не заметить, так как был очень внимательным человеком. Не решаясь спрашивать у Филиппа, в чем дело, он подошёл к камину и попытался выловить ещё не обгоревшие обрывки конверта. Конечно, составить из этого одно целое не представлялось возможным, но все же можно было кое-что разобрать. "...tre Ann.. Неужели, Миледи? Тогда складывается "votre Anna", и ещё что-то..." - такие мысли были у него в голове. Итак, можно было составить: "Votre Anna anno 1642". У графа де Ла Фер загорелись глаза. Да, именно загорелись, если не сказать - воспылали. Он воспользовался тем, что первый граф стоит с спиной к нему, и ещё раз с каким то странным наслаждением произнёс имя. Сердце ёкало и разрывалось от боли и радости одновременно, явление чего просто нельзя объяснить. Такое ощущение испытываем мы, простые влюбчивые смертные, каждый раз, когда видим имя возлюбленного персонажа в книге, читаем его и сердце сжимается, восхищаемся сказанными им фразами, его умом и смекалкой (или же их отсутствием), а потом, не в силах продолжать чтение, закрываем книгу и с упоением произносим это имя и сказанную фразу... - Господи, не может этого быть, - с испугом пролепетал Филипп. Атос вздрогнул, бросил конверт на угольки и повернулся. - Анна, моя милая Анна покинула Испанию, - пробормотал тот и уныло скомкал бумагу. Атос, непонятно отчего, умиротворенно засиял, но тут же улыбка спала с его лица, когда он услышал фразу: - Ну зачем, зачем ей сдался этот кардинал?.. *** Пограничные огни, темень, конский пот - несколько часов Анна неустанно неслась через границу. Преодолев несколько опасных пунктов, она, уставшая и голодная, спала с обезумевшей лошади. Она оглянулась вокруг: ничего интересного, все такой же лес, листьев деревьев которого уже коснулась осеняя желтизна, да бесконечные вороны - картина не впечатляющая. Миледи резко скинула плащ и смахнула с юбок грязь, присела на одинокий пень и задумалась, что её делать дальше. Тут случилось необъяснимое: она начала разговаривать сама с собой. Считаю своим долгом, конечно, предупредить, что такое бывало, но крайне редко и в период крайнего отчаяния. Как же она изменилась за эти *** лет! - Не собираюсь я из-за него менять свой скорбный образ, - с усмешкой мотнула она головой, - вернулся, дьявол его побери. Он должен был умереть, как и я, я знала, знала, что он вернётся... Хоть продолжать монолог было незачем, Миледи проворчала: - Что теперь будет с этой чертовой страной? Для чего, для чего я туда еду?! Стало быть, я работала не только из-за денег. Ах, да кто в моем положении, в положении убийцы, задумывается об этом... Я не убийца! - сверкнула она глазами. - Я... я всего лишь работала на моего покровителя. Хоть и глупо оправдываться перед самой собой, но... На лес накинули пелену ранние французские сумерки. Миледи мирно посапывала, как вдруг мимо неё пронёсся с диким свистом сокол, и она вздрогнула, что окончательно вывело её из состоянии полудремы. Анна грязно выругалась и, спохватившись, вскочила на лошадь и проскакала дальше. Начало накрапывать, но ей было все равно. Ей было все равно, она мчалась на крыльях верности и преданности. Не замечая воды на её дорожном платье, не смотря ни на какие преграды, она так же мчалась и к полночи доехала до границы. А тут то и начался кошмар... Первым делом к ней подошёл гвардеец. - Кто Вы такая? - с подозрительным видом обратился он к ней, пытаясь разглядеть её лицо из-под капюшона. - Я? Когда кто-то просит назвать твоё имя, что крайне нежелательно, единственное, что можно сделать - так это назваться другим именем. И Анне де Ферже просто ничего другого не оставалось. - Я? Герцогиня де Лонгвиль, разве вы меня не признали? Молодой человек, почти юноша, встрепенулся, расширил глаза. - Прошу прощения, герцогиня, мне ни разу не доводилось вас видеть, понимаете, я только недавно поступил на службу...- стал оправдываться он. - Довольно,- оборвала его Миледи. - Вам не стыдно меня задерживать? Мне нужно к кардиналу. - К кардиналу? Он очень плох, сударыня, к нему нельзя,- ответил гвардеец. Внутри у Миледи что-то больно кольнуло. Ну уж нет, она поставит на место этого нахала. - Мне можно,- упрямо сказала графиня. - Его Высокопреосвященство назначил вам аудиенцию?- спросил солдат. - Он прислал мне письмо,- ничуть не дрогнувшим голосом ответила Миледи. - Вы позволите посмотреть? - Конечно же нет! У нас с кардиналом особая переписка, она не для чужих глаз,- ответила графиня де Ферже. Гвардеец покраснел. Миледи сразу не поняла, почему, и вдруг осеклась. О, теперь весь Париж будет гудеть тем, что де Лонгвиль любовница больного кардинала... А может, это и к лучшему? О, эта беглая развратница и авантюристка, кто, как не она, идеально подходит для этой роли? Но нет. И Анна совсем уже разучилась врать. Вернее, врать она не разучилась, она разучилась разносить дурные сплетни. Капюшон плавными складками лежал на предметной головке. Миледи соблазнительно прикусила нижнюю губу, потому что только чувственный рот был виден этому глупцу. Она услышала как гвардеец нервно сглотнул и спокойно прошла мимо, к своей лошади. *** Атос с напряженным видом следил за графом де Ферже. Он, обессиленный, упал в кресло, всё ещё сжимал в кулаке письмо. - Вам написала ваша жена?- спросил граф де Ла Фер, подойдя к нему. - Мне написала настоящая дурочка, - устало ответил Филипп. Атос не знал что ответить. - Простите, - вдруг заговорил граф де Ферже.- Но Анна поступила очень глупо и безответственно. Она покинула Испанию, чтобы увидеть кардинала. - А что такого? Она ведь обязательно вернётся к нам,- выпалил тот, не сразу осознав, что сказал "нам", а не "вам". - Этого я и боюсь. Граф, друг мой, настало время рассказать вам правду,- сказал Филипп, в каком-то безумстве сжав руку Атоса. Граф де Ла Фер молчал, лишь глухо произнёс: - Я слушаю. - Я болею, вы это видете, я чувствую, что скоро предстану перед Господом и буду великим грешником на Великом суде. - Что вы такого совершили?- спросил Атос. Граф же Ферже попытался встать - тщетно, и бывший мушкетёр усадил его обратно, предложив воды. Филипп только отмахнулся, попросив выслушать его целиком, и с чувством продолжил: - Я обманул Анну, я умолчал, утаил! Я каждый божий день нагло лгал ей прямо в её небесные ангельские глаза! Я был не в силах ей признаться, что моя болезнь сведет меня в могилу... Я боялся её потерять... Кому нужен больной муж? Вы бы знали... как она была хороша в подвенечном платье... - у де Ферже снова начался кашель. - Не говорите так,- Атос крепче сжал его руку. - Вы лгали о болезни? - Друг, милый добрый друг... пожалуйста, позаботься о ней... - Конечно, я почту за честь заботиться о ней!- с чувством произнес граф де Ла Фер, и вдруг его охватил беспощадный прилив знакомого жара. Атос не успел понять, когда и как он снова влюбился в графиню де Ферже. Быть может, за совместным ужином? Или на конной прогулке? Он начисто забыл... Граф де Ла Фер быстро стал частым гостем в доме де Ферже после того, как он узнал в жене Филиппа свою жену. Атос стал для графа де Ферже лучшим другом. А у лучших друзей, как известно, много общего. Вот и у них была общая жена. Атос только ради дружбы с графом не позволял себе обличить Миледи. Или не только? Он не знал, не знал и не понимал, что это было, и что его тянет в её холодные объятья, но - увы... Атоса одновременно смешило и расстараивало то, как она его избегала. Слишком часто ловил себя на том, что смотрит на неё долго, почти в упор... Он дворянин, он не может себе позволить наглых выходок. Нет, это не любовь, какая может быть любовь после всего? А каким предателем он чувствовал себя перед графом!.. Ему искренне хотелось рыдать каждый раз, когда он вспоминал об этом дьяволе... Филипп смотрел ему прямо в глаза. - Ради нашей дружбы... Поклянитесь мне... - прохрипел де Ферже. - В чем угодно!- с пылкостью юноши воскликнул Атос. - Женитесь на ней... - выдавил из себя граф. - Что?.. Граф де Ла Фер расширил глаза, все ещё не совсем веря в происходящее.