Цикл "Охотники и руны": Призрачный хронометр

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Минки моргает, глядя в каменный потолок и замечая за прутьями своей клетки странные металлические переплетения, в голове подозрительный студень, он переворачивается на бок и со стоном садится, касаясь лбом холода железа. Феликс протягивает ему пробирку с ярко пахнущей жидкостью.        — Силы восстановит. Ты чист, но с тобой что-то подозрительное происходит, тебе бы обследование у целителей пройти.        — Не сейчас, — Минки качает головой и смотрит на притихшего в клетке лиса. Кицунэ не спит, но и не мечется по клетке, сгорающий в багряном мареве. — Что с ним?        — Я не знаю, Минки, ты же понимаешь, что он — редкость, никто не знает, что с ним происходит. Могу сказать лишь то, что пребывание в этом облике его истощает и отдаляет от человека. Но что привело к этому, и как обратить процесс, я не знаю. Прости.        — У тебя телефон вибрирует вот уже несколько минут, — прерывает их Хёнджин и передаёт телефон Минки. Тот берёт гаджет и принимает звонок.        — Да?        — Минки, у нас чрезвычайная ситуация, пулей в отдел, — голос у Ёнгука ещё более хриплый и низкий, чем обычно, и даже по связи слышно, что крайне напряжённый. Минки подбирается и встряхивается. Голова ещё идёт кругом, а мышцы будто чугуном налились, но он разминает ноги одной рукой, щурясь от колючего онемения по телу.        — Ёнгук, погоди, что случилось?        — Начальника нашего нашли убитым. Выпит досуха, тут творится кавардак, ещё и эти министерские лезут всюду. Как Сан?        — Всё ещё с тётей, — врёт Минки, глядя на свернувшегося в клетке лиса. — Скоро буду. Чёрт…. Где эти гостеприимные хозяева? Мне нужно в отдел.        — Что-то серьёзное?        — Более чем, — Минки качает головой. — Война кланов, слишком сильные обращённые вампиры, нескончаемый поток демонов, истребляющих даже мелкую нечисть, теперь нападение вампира на начальника нашего управления.        — Пахнет жареным, — хрипит Феликс, накрывая рукой взволнованную сказанным чернушку. — Тише, Амат, тише. Я не дам тебя в обиду.        Хёнджин возвращается с Чонином и Чаном, Тэн тем временем, пока дракон возится с хитрым замком, накладывает руки Минки на виски и вытягивает нудящую головную боль, не говоря ни слова. Потом укладывает ладони на лицо, и Минки вспоминает об ожоге, о котором умудрился позабыть. Хёнджин молча подпирает стену, Феликс стоит рядом, касаясь пальцами его руки.        — Как скоро вернусь, не знаю, но постараюсь не затягивать. Без меня ничего не решать. О чём бы вы ни узнали, что бы ни решили, я должен знать. Вы поняли? — Минки нависает над Чонином, но тот лишь легко усмехается.        — За детей нас держишь? Будем держать в курсе.        Минки фыркает и наскоро одевается в повисшей тишине. Даже кицунэ затих, лишь следит за ними. Минки подходит к клетке, но не решается погладить — синеву сменяет опасный багрянец, и лишь когда он отходит, лисий огонь становится привычным. Минки грустно улыбается и кивает парням. До двери его провожает молчаливый Чан, который суёт в руки пакет с едой.        — Перекуси по дороге, и Феликс тут ещё пару флаконов энергетика положил. Ещё раз прости, что всё так.        — Забыли.        — Я прослежу за Саном. Веришь мне? — Чан ждёт ответа, смотрит, не мигая, и заслоняет собой дверь.        Минки кивает, хватает пакет и подзывает такси, быстро расправляясь со всеми бутербродами всухомятку. Желудок будто последний раз наполняли в прошлом столетии, еда будто проваливается в чёрную дыру, а таксист даже замечания не делает, словно ощущает чужой голод как свой.        У здания журналисты, министерские, море охотников разных степеней допуска. Минки проталкивается внутрь и находит Ёнгука у доски, на которой все полученные данные. Вокруг кишмя кишат охотники, клерки приносят новые данные, Ёнгук делает новые пометки и хмурится всё сильнее.        — Да что за чертовщина?        — Знакомый почерк? — спрашивает Минки, разглядывая доску и понимая, что всё пахнет тем же старым вампиром, который создавал обращённых, нападавших на всех без разбора. — Похоже на старого знакомого.        — Угу, только камеры не засекли, свидетелей нет, лишь остаточный шлейф и догадки. Не нравится мне всё это. Зачем вампиру в открытую нападать и уж тем более выпивать шефа охотников? Не сходится что-то.        — Господин Чхве не почтит нас своим присутствием? — едко интересуются из-за спины, и Минки передёргивает, но Ёнгук кладёт руку на плечо, сдерживая едва не сорвавшегося с места Минки.        — Человек в бессрочном отпуске, у вас проблемы, господа? — холодно отвечает Ёнгук, сжимая пальцы на плече Минки до онемения в мышцах. Если бы не Ёнгук, Минки бросился бы на самодовольно улыбающегося Юкхея с кулаками.        — Нет, только несколько вопросов: почему у охотника Минки такой помятый вид и ожог в виде…мммм… пятерни на лице?        — Горячая крошка попалась? А как же Сан? — не менее ехидно спрашивает Юнхо, который до этого со скучающим видом рассматривал снующих в отделе работников, сканируя цепким взглядом Минки и Ёнгука, которые будто вросли в пол.        — Всё, что вне пределов работы, вас касаться не должно, — сквозь зубы шипит Минки.        — Это как посмотреть, как посмотреть, — Юнхо отлипает от стола, на который опирался, и подходит к Минки одновременно с Юкхеем. Давление пальцев Ёнгука становится каменным. — Дай только повод, и я спущу на тебя всех собак, охотник.        — По-моему, у тебя всего один пёс, — выплёвывает Минки, но между ним и следователями службы собственной безопасности вырастает Ёнгук, отделяя их словно стеной.        — Если вы будете препятствовать нашей работе, — тихо, но с угрозой произносит Ёнгук, и министерские даже головы опускают на несколько мгновений, — я напишу запрос в Трибунал и жалобу на вас, усекли? Не время разбрасываться словами и уж тем более угрожать моим людям.        — Ваши люди, — зло шепчет Юнхо, сужая глаза, — как, впрочем, и вы, под подозрением. И не вам диктовать условия.        — Это как посмотреть, как посмотреть, — с той же интонацией, что несколько минут назад говорил Юнхо, повторяет Ёнгук. Минки кусает губы, кровь кипит и бурлит, словно если он выместит злость на ехидной роже Юкхея, все проблемы мира разом разрешатся. Он понимает, что нет, но кулаки чешутся. Ёнгук тем временем продолжает: — Были у нас зарвавшиеся следователи, вроде вас, почему-то их больше не присылали, да и не уверен, видели ли когда-нибудь ещё. Не доводите до греха.        — Вы нам угрожаете?        — Я вас предупреждаю. И уже не в первый раз. А у меня, как говорится, китайских предупреждения всего три, — Ёнгук смотрит на Юкхея в упор, и улыбка медленно сползает с губ оборотня. — Не мешайте работать мне и моим людям.        Следователи отходят, и Минки немного легче выдыхает, словно Юкхей с Юнхо для него личный катализатор, и крышу сносит мгновенно. В руках себя держать всё сложнее, словно все запреты отходят на задний план. Он понимает, что не стоит усугублять положение, но ничего не может с собой поделать. Ёнгук качает головой и говорит:        — По-моему, кому-то пора наведаться к психологу отдела.        — Ёнгук…        — Ты темнишь, Минки. Я не лезу в ваши с Саном дела, хотя тут дело явно в этом, — Ёнгук устало трёт пальцами глаза, и Минки замечает пару седых волос на висках. — Я не настаиваю и не требую объяснений, но ты должен разобраться со своими проблемами, иначе это приведёт к твоему отстранению. А у нас отдел и так поредел. Пообещай мне, что если потребуется помощь, ты не будешь молчать. Минки?        — Обещаю, — нехотя давит из себя Минки, отводя глаза. Он увяз, как оса в сиропе, но не теряет надежды найти выход. И если в ближайшие дни они не найдут ответа, посвятит и Ёнгука.        День проходит в суете, выездах и допросах, но ничего толком не даёт. Минки косится на телефон и периодически хватается за голову, когда часовой механизм бухает пыльным мешком из-за угла. Он выпивает весь энергетик, что дал ему Феликс и на обеде съедает тройную порцию, но голод не отступает. И пусть проверка оказалась мучительной, он даже не хочет думать, как это происходит в Лабиринте, если крики долетают даже сквозь толстые стены.        — Минсок, ты что здесь забыл?! — рычит Ёнгук, и оставшиеся в отделе, вжимают головы в плечи. — У тебя отпуск!        — Я тебе сейчас по башке этим отпуском ударю. Меня вызвали тебя сменить. С завтрашнего утра тебе передают наше отделение под руководство, в восемь в министерстве ждут.        — ЧТО?!        — Что слышал, — огрызается Минсок, но в противовес сказанному мягко касается щеки Ёнгука. — Иди, отоспись. Выглядишь неважно, а завтра день будет тот ещё. Разрешаю даже домой не идти и спать в дежурке, только сначала душ, потом еда, потом сон. Я тебе горячего и смену одежды приготовил.        — Минсок…        — Ничего не слышу, ничего не знаю. Если бы не отправил меня в отпуск, так бы не зашился. Что стоим, кого ждём?        — Кто тут начальник?! — шутливо возмущается Ёнгук и смотрит на Минсока так, что у Минки тепло в груди. — Ладно, уговорил. Алло? Да, господин генерал, принято, в восемь утра как штык.        — Ну, а ты что приуныл? — Минсок обращается к Минки, и тот поднимает глаза, отрываясь от очередной схемы проникновения и нападения вампира, которую составляет Минки. Уже с десяток отбросил за невозможностью. — Совсем министерские мозги выклевали? Они могут. Сан всё ещё у тёти? — Минки просто кивает, не в силах смотреть в глаза. Минсок улыбается ему грустно-грустно, но не спрашивает ни об ожоге, ни о разорванном свитере, ни о чём: — Твоя смена завтра, если не ошибаюсь, сейчас постараемся справиться без вас двоих, иди уже домой. Вы оба выглядите не лучшим образом.        Минки поднимается и на негнущихся ногах идёт на выход, вызывает на автомате такси, дважды меняет машину, с параноидальной внимательностью вглядываясь в зеркало заднего вида и заметая следы по подворотням, выходя через чёрные ходы магазинов. Осторожность не помешает. Хотя он и слышит хлопанье крыльев над головой, но не придаёт этому значения. Министерские точно летать ещё не научились.        Но для верности Минки делает ещё несколько кругов, петляя и осматриваясь. Он кладёт руку в карман и нащупывает деревяшку, от которой пальцы стремительно немеют, а руна слабо поблёскивает в свете фонарей. Он несколько секунд на неё озадачено смотрит и кладёт обратно в карман, тут же забывая о ней. Дверь открывает Чонин и кивает на кухню:        — Сначала поешь, потом всё остальное.        Еда будто тает в бездонной яме, и Минки честно съедает всё предложенное, хотя тянет спать всё сильнее. Минки наконец отогревается за третьей чашкой чая, и четвёртую берёт с собой, спускаясь в подвал вслед за Чонином. Чан как и обещал верным псом охраняет Сана, и от этого тоже теплеет на душе. Он поднимается на ноги только когда за Минки закрывается дверь.        — Мы ещё ничего не придумали, — делится Чонин, помогая Чану раскатать по полу футон неподалёку от клетки с Саном. Минки им благодарен за это, ведь всё равно не смог бы уснуть, зная, что Сан внизу. — Феликс закопался в книги, но вряд ли что-то серьёзное найдёт, пробивать по своим старым связям кицунэ опасно — если Трибунал пронюхает о древнем лисе — дело труба. Они его на запчасти разберут. Потому будем осторожно искать выход, есть намётки, но лучше всё при личной встрече и подстраховке. Будем с ребятами меняться, чтобы отыскать ответы.        — Спасибо.        — Кстати, Феликс тебе оставил целую коробку зелий. Сказал, что после обряда нужно силы поддерживать. Отсыпайся.        Минки падает на футон и засыпает, даже не успев укрыться одеялом. В голове снежная буря, а посреди неё стоит древний лис, вокруг которого бушует стихия, бьёт снежинками наотмашь, словно лезвиями рассекает кожу. Минки открывает глаза от сработавшего будильника, проснувшись невыспавшимся и уставшим. После умывания наносит мазь на глаза и лицо и обещает Сану вернуться к вечеру.        Но не возвращается: работа поглощает с головой, серия демонической активности, словно пулемётная очередь прошивает район за районом. Они сбиваются с ног, отслеживая и уничтожая демонов, пакуя в наручники и спецмашины зарвавшуюся нечисть и нежить. Откровенно не хватает Сана, всё время не оставляет ощущение открытой спины, которую временный напарник будто и не прикрывает.        Ёнгук с Минсоком возвращаются потрёпанные и отмахиваются от суетящихся Чимина с Тэном, но целители клещами впиваются в них. Минки пишет отчёт об очередном задержании втайне мечтая рубить направо и налево, не задумываясь ни о чём. Так легче — не думать. Его перекашивает, когда замечает, что через стекло за ним наблюдает Юкхей, он сжимает пальцы на ручке, отчего та не выдерживает и ломается. Минки прикрывает глаза и представляет, что это шея Юкхея.        Он не понимает, откуда столько ненависти к волку, но ему хочется собственными руками растерзать его, а потом расправиться и с Юнхо. И крови напиться. Раньше он подобной кровожадностью не отличался, да и со службой собственной безопасности не сталкивался прежде. Но в руках себя держать сложно. Они будто провоцируют, ничего не делая для этого.        Смена заканчиваться не намерена, они вновь едут на вызов, потом ещё и ещё, и Минки ощущает глухое недовольство, глядя на напарника. Тот ничем не примечателен, не болтливый и не лезет, куда не нужно, но это не Сан — и этим сказано всё. Доверить свою спину не выходит, и Минки крутится вокруг своей оси, отсекая сотни щупалец демона девятого уровня, не позволяя себя схватить и отгоняя от упавшего напарника с рассечённым бедром.        Минки оттаскивает раненого подальше, пропускает удар, прижимая ладонь к боку, со смешком кидается в самую гущу, отсекая новые и новые щупальца, чтобы добраться к сердцевине уродливого дерева, кромсающего всех, кто оказывается в зоне видимости. И не сразу замечает, что рядом с ним сражается чёрный волк и высокий охотник. Где-то над головой хлопают крылья, но отвлекаться некогда.        Но когда демон оказывается повергнут, рядом никого нет. Только раненный напарник, потерявший сознание от потери крови. Минки наскоро стягивает его бедро поясом и вызывает целителей. Он стряхивает со лба пот и садится в сугроб рядом с лежащим, отслеживая его пульс. В голове мутится, и он не сразу различает лицо хлопочущего над ним Тэна.        — Как себя чувствуешь?        — Паршиво, — честно признаётся Минки, опуская на бинты окровавленный свитер и придирчиво оглядывая пальто. Явно придётся покупать новое — это восстановлению не подлежит. — Как напарник?        — Увезли в операционную. Кто знает, чем закончится, крови потерял много, но если бы не ты, он бы до госпиталя не доехал бы. Тебе бы тоже показаться на обследовании.        — Не до этого сейчас. Мне отчёты предстоят и волокита. Спасибо за помощь.        Он так и засыпает за отчётами, склонив голову на сложенные руки. Телефон молчит, и значит, ответов ещё нет. Каждый день выматывает лиса, и Минки хотел бы поменяться с Саном местами, потому что самому не так страшно, чем когда больно родному человеку. Это худшая пытка. Открывает он глаза от шума и не сразу понимает, что к чему, а когда понимает, он уже сидит в допросной, щурясь от яркого луча направленного в лица света.        — Что происходит?!        — Это как раз нам интересно, что именно происходит, господин Сон Минки, — резко обрывает его Юнхо, упираясь ладонями в стол. — Как вышло так, что отделение за ночь почти полностью оказалось в госпитале, а вы на рабочем месте?        — Я откуда знаю? — рычит Минки, щуря глаза. Он натыкается взглядом на самодовольно ухмыляющегося Юкхея, и кровь вскипает в момент. — Что вы хотите от меня? Я каждый выезд внёс в отчёт. У напарника спросите.        — Увы, его уже допрашивать не выйдет, — Юнхо наклоняется к лицу Минки и кривит губы. — Он мёртв. В отличие от тебя.        — Как остальные?        — Восемь мертвы, часть в госпитале. Тебе не кажется это странным?        — Нет, не кажется. Вы же каким-то неимоверным образом тоже живы. Почему же? — Минки откидывается на спинку стула и переплетает пальцы, гася желание кинуться вперёд, ощущая под ними чужую шею. — Ох, дайте угадаю, потому что вы сидите в тылу.        — Да как ты…        — Юкхей, — не оборачиваясь, грозно говорит Юнхо. Минки прямо слышится команда «сидеть» или «к ноге». — Приведи во вторую допросную Кима. А ты, — обращаясь к Минки, бросает Юнхо, поджимая губы, — посиди пока в камере, подумай.        — Было бы над чем.        В камеру Минки, конечно, не впихивают, но ощущения неприятные. Обычно здесь сидят оборотни и вампиры, преступившие закон, но никак не охотники. Охотникам, которых заподозрили в чём-то прямая дорога — к Трибуналу. Там и следствие, и камера, и допросы. Минки моргает несколько раз, пока понимает, что в камере не один.        — Ты в порядке? — Минки подлетает к Ёнгуку, прислонившемуся к стене и зажимающему рану на боку. Почти идентичную, как и у самого Минки, только глубже и паршивее. — Что происходит?        — Я бы тоже очень хотел знать, — глухо отзывается Ёнгук, морщась от прикосновения к ране. — Оставь.        — Целитель видел?        — Видел, но не успел поработать, чтобы свести края раны, увели раньше, — Ёнгук прикрывает глаза и выдыхает через рот, пока Минки накладывает повязку из своей разорванной футболки.        — Прости, она, конечно, не лучшее, но за неимением другого…        — Минсока тоже забрали, — Ёнгук благодарно кивает и вновь прислоняет горящую голову к стене. — В соседней ещё Джисон с Минхо и Уён с Ёсаном из другого отдела зависают, потрёпаны немного, но относительно целы, насколько я понял. Остальных не видел после того шквала вызовов. Кто у вас был?        — Демон девятого уровня в виде агрессивного дерева. Давно таких не видел, будто в книге о Гарри Поттере побывал. А у вас?        — А мы столкнулись всё с тем же вампиром, что и с тобой в прошлый раз.        Ёнгук сипло выдыхает, прижимая ладонь к ране, и с трудом сглатывает, облизывая пересохшие губы. Минки помогает Ёнгуку дойти до умывальника и придерживает, пока тот пьёт. Чертовщина какая-то творится, и не позвонить никому, хорошо, что пароль на телефоне такой, что не сразу взломают. Но у него отобрали всё.        — Знаешь, — продолжает Ёнгук, осторожно усевшись на нары, — я не уверен, что смогу описать. Его лицо будто плавилось… В этот раз он напал, не таясь. Сейчас бы Химчана сюда. Не в камеру, а обмозговать, — сокрушённо вздыхает Ёнгук, но глаз так и не открывает. — Толковый в охотничьем деле… Даром, что целитель. Но никому не пожелаю пережить такое…        Минки садится на нары рядом и задирает свитер, снимая пропитанный кровью бинт. Края раны воспалились, но в целом рана выглядит намного лучше, чем у Ёнгука. Ему бы целителя да в койку, а не в холодной камере сидеть. Минки прикрывает глаза и думает о Сане, искренне надеясь, что багрянец так и не проблёскивает в его лисьем огне, что хоть немного отстрачивает конец. К чёрту бы всё послать и выломать дверь. Но двери здесь крепкие, рассчитаны на нечеловеческую силу заключённых.        Часовой механизм едва тикает, и Минки до шума в ушах прислушивается, чтобы выдохнуть спокойнее. Когда под свитером что-то шевелится, Минки едва не вскрикивает, но из-под вытянутых и разорванных петель виднеется сначала одна лапка, потом другая, третья.        — Амат, ты как здесь? Что это?        Минки разворачивает маленький клочок бумаги, скрученный в трубочку, и читает: «Будьте осторожны, что-то происходит в городе. Все наши на ушах. С Саном всё в порядке, его не вычислит никто, пока он в клетке. Мы с Хёнджином у Чонина, а вы держитесь, у них на вас ничего нет». Амат тем временем строит глазки и, Минки уверен, ободряюще улыбается, перебирая лаками.        — Спасибо тебе. Беги к Феликсу.        Чернушка кивает и, потрогав напоследок ладонь Минки, спрыгивает на пол. Ещё секунда — и следа не сыскать. Ёнгук что-то шепчет в полудрёме, и Минки поднимается с нар, принимаясь мерить шагами камеру. В соседней камере говорят, но о чём, понять невозможно. Ожидание затягивается. Ёнгуку нужен целитель, но никого так и не появляется.        Им приносят еду лишь однажды, через час после того, как Минки оказывается в камере, и не забирают посуду. Ясно, что продержат их тут не меньше ещё одних суток, хотя посуду обычно забирают, чтобы никто не устроил суицида, заточив ложки. Мерить шагами камеру надоело ещё в первые часы, но сидеть сил нет. Ёнгук тяжело дышит, и Минки осторожно укладывает его, проверяя рану и давая воды. Рана выглядит отвратительно, на просьбу о целителе никто не отзывается, и Минки готов кулаком пробить дыру в стене, в двери и в сердце министерских. С особым упоением он бы перегрыз горло Юкхею.        Самого Минки жарит от незатянувшейся раны, а от усталости морозит, и кидает туда-сюда, заставляя тело безостановочно дрожать в холодной камере. Ёнгук горит и не приходит в себя уже несколько часов, доводя Минки до паники. Потерять друга и наставника он не готов. На крики никто не реагирует, а на двери остаются вмятины от кулаков Минки.        Время тянется и тянется подтаявшей на солнце дешёвой резиной, в голове наслаиваются биения чужих жизней. Кто-то из камеры напротив тоже тяжело ранен, его время едва бьётся, но как-то подозрительно, у Ёнгука тоже на грани слышимости, Минки выкручивает от беспомощности и всё, что он может — менять компрессы на лбу Ёнгука и проверять рану, отстирывая провонявшую гноем и кровью футболку.        Увидеть чернушку с тонкой пробиркой в лапках, неведомо каким образом просочившуюся в камеру, Минки безумно рад, он читает надпись на пробирке и первым делом осторожно выливает на рану Ёнгука, прикрывая постиранной футболкой. И лишь потом разворачивает послание.        «С Саном всё в порядке, цвет пламени стабильно синий. Чан словно цепной пёс, не отходит, не рычит только. Есть вероятные намётки, вечером к нам заглянет Чимин, обсудим. Надеемся, вы к тому моменту выберетесь оттуда. Ёнгук совсем плох, но в здании тихо. Ерунда какая-то. Зелье поможет замедлить процесс. Держитесь».        Минки трогает лоб Ёнгука и прислушивается к тиканью его времени — Феликс прав, механизм замедляется, но без рваных попыток остановиться. Амат мнётся на своих тонких лапках и смотрит на Минки, когда он склоняется лицом к сидящей на ладони чернушке и тихо просит, не сильно надеясь, что существо поймёт, это Феликс каким-то образом нашёл общий язык с нечистью:        — Мне нужен кулон из кармана моего пальто. Понимаешь?        Чернушка салютует четырьмя лапами и стремительно уносится прочь, просачиваясь в воздуховод. Минки сам не понимает до конца, зачем ему непонятная руна, но от отчаяния и бессилия готов лезть на стены. И если всё выйдет, то хотя бы поможет Ёнгуку на время, пока они выберутся отсюда.        — Какой молодец, — шепчет Минки, принимая в руки искристо-ледяную руну. Амат трясёт лапками, но довольно подставляет голову под ласку, а потом уносится так же стремительно, как и появился.        Минки на пробу прикладывает руну к своей ране, щурясь от иголочек холода и онемения, ползущих по пальцам и коже. Спустя час он уверенно может сказать, что жар отступает, а рана выглядит не такой припухшей, хотя в голове мутится похлеще, чем после выпивки в баре Сонхва, но это лучше, чем ждать, когда Ёнгук перестанет дышать, не справившись с ранением.        Он понятия не имеет, что это за руна, но надеется, что навредит она меньше, чем думается. Выбора особо и нет. Он мысленно засекает время и прикладывает руну к ране Ёнгука, прикрывая её тканью. Он хохлится на вторых нарах, отсчитывая минуты и глядя в стену. Минсока нет, из соседней камеры голосов почти не слышно. Это настораживает, как и неоказание помощи. Что-то не вяжется.        Отсчитав час, Минки убирает руну и осматривает рану Ёнгука. Он действительно дышит легче, хотя рана и выглядит так же ужасно, как и пахнет. Минки обещает себе, что вывернет министерских наизнанку, как только доберётся до них. Через час он снова прикладывает руну к горящей коже Ёнгука и даёт ему немного воды. Вода больше льётся мимо, и Минки обессилено прячет лицо в ладонях.        Тиканье хронометров мешается, путается, и Минки откровенно тошнит от головной боли и усталости. В голове мутится, но он суёт её под воду и держит до полного онемения под ней. Немного становится легче, и он настраивается, прислушиваясь к часам заключённых за стеной, и к тому далёкому биению жизни, которое важно больше всех. Все пока живы, хотя за стеной чья-то жизнь утекает водой сквозь пальцы.        Сняв в очередной раз руну, Минки прислушивается к шуму и замирает, когда дверь открывается, а на пороге оказывается не кто-то из министерских, а Хонджун с хитрой улыбкой. Отодвинув его в сторону, в камеру несётся Чимин, а следом за ним Феликс с неизменной чернушкой на плече. Они хлопочут над Ёнгуком, а Минки подходит к саламандре, тем временем запихивая руну в карман.        — Но как? — спрашивает он, глядя на пустые руки Хонджуна.        — Саламандры открывают любые замки, не пользуясь ключами, потому в своё время многие мечтали получить такого раба, — разводит руками Хонджун. — Тут ещё есть двери, которые стоит открыть?        — Да, вот эти, — Минки указывает на соседние двери. Прислушивается, и с сомнением смотрит на дверь напротив. — И вот эту. Странно.        — Что-то не так? — спрашивает Хонджун. — Открывать?        — Да. Тэн, сначала те, кто в камере, — качает головой Минки, убирая тёплые руки целителя от своего бока. — Там всё серьёзнее.        — Откуда знаешь? — с сомнением спрашивает Тэн, неохотно убирая руки, вслед за исчезнувшим телом холодеет и рана. Минки незаметно засовывает руну в карман джинсов поглубже, проверяя, чтобы не выпала.        — Слышал. Не трать силы попусту.        Минки первым входит в камеру, показывая, что свои. На него смотрят недолго, вновь переводят глаза на лежащего на полу парня, над которым колдует Ёсан. Охотники потрёпаны весьма неслабо, но то, что видят вошедшие, не поддаётся объяснению. Уён вскидывается первым, пошатываясь, поднимается, медленно отнимая пальцы от плеча Ёсана, опасно щурит глаза и своим необычный сиплым и в то же время высоким голосом шипит:        — Если собираетесь сдать нас Трибуналу, сдавайте меня, усекли?        — Я не собираюсь никого сдавать, выдыхай, — говорит Минки, но Уён не подпускает его, делает шаг назад лишь для того, чтобы коснуться плеча Ёсана и побледнеть до синевы, зло сжимая губы.        Тэн молча просачивается между замершими Уёном и Минки, словно разрывая повисшее напряжение и садится возле лежащего Минхо и бледного, как смерть, Джисона, держащего за руку одновременно Минхо и Ёсана. Ёсан сидит с закрытыми глазами и с его рук льётся голубое сияние, оплетающее всех троих тонкими дрожащими ветвями с фиолетовой листвой.        — Чимин! Мне нужна помощь! — кричит Тэн, складывая руки на две раны Минхо. Неглубокие, но такие же мутные, как у Ёнгука. — Феликс, зелья!        — Прости, Тэн, Ёнгук совсем плох, не могу отойти, — из соседней камеры кричит Чимин, и Тэн качает головой.        — Чёрт…        — Хотел бы я спросить, что происходит, — говорит вошедший в камеру следом за Феликсом Хёнджин, — но я знаю и так. Парню потребуется ещё энергия, чтобы удержать его. Я готов поделиться.        Хёнджин садится рядом с окружившими Минхо парнями и сжимает руку на бедре Ёсана. Сияние вспыхивает ярче, почти ослепляющее, зато Тэн ворчит что-то не такое пессимистичное, вливая в приоткрытый рот Минхо зелье за зельем и густо нанося на раны остро пахнущие мази.        — Если что, зовите, я нужен Чимину не меньше, — бросает Феликс и уходит прочь, оставив возле Тэна коробочку зелий.        — Минки? Мне нужен совет, — зовёт Хонджун, и Минки с трудом отрывается от странного зрелища.        О таком он читал в дневниках отца, но никогда не думал, что столкнётся с применением удерживающей энергии альва. Да и то, что в их отделении работал альв явно никто и не догадывался. Но сейчас он спасал жизнь Минхо, и было неважно, кто он. Если задуматься, их окружало колоссальное количество существ, о которых писали в книгах, но об их природе не догадывался никто, пока они не открывались сами.        — Юкхей? Что за чёрт? — Минки присаживается рядом со скрутившимся на полу оборотнем и осторожно трогает пульс. Волк жив, но без сознания. На голове запёкшаяся кровь от удара. — Феликс, нужна помощь!        Феликс оказывается рядом, осматривая оборотня и цокая языком. Он перебирает склянки в своём коробе, передаёт Минки свёрнутую ткань, намоченную какой-то настойкой, и Минки прикладывает её к ране на голове Юкхея. Оборотень что-то шепчет, не приходя в себя, но волна превращения на миг меняет его черты.        — Это из ваших? — спрашивает Феликс.        — Это министерский, — отвечает Минки, и Феликс поднимает на него недоумённый взгляд. — Не смотри на меня так, я тоже ни черта не понимаю. Что скажешь, как он?        — Явно сотрясение, — покачав головой, произносит Феликс, вливая в рот Юкхею какой-то настой, — но целитель скажет больше. Вопрос в том, что Чимин удерживает Ёнгука, а Тэн того оборотня, Минхо…он, кстати, кугуар, редкий представитель…жаль будет если…но альв в деле…не думал я, что увижу. Минки, нам нужно убираться отсюда и вывозить людей. Ёнгуку с Минхо нужен отряд целителей, кто бы и что бы их ни ранило, это серьёзно. Держи, обработай свою рану, герой. А я пока к Чимину.        Минки непонимающе оглядывается, но никто не спешит скрутить их в бараний рог и распихать по камерам, всё не вяжется и настораживает, происходит какая-то непонятная ерунда. И довершением всего становится, конечно, Юкхей. Это вообще какой-то нонсенс, но сейчас Минки испытывает лишь жалость, а не желание рвать на части. Он устало проводит пальцами по своей ране и прикрывает глаза.        — Минки? Я хотел с тобой поговорить с глазу на глаз, давай выйдем, — предлагает Хонджун, и Минки, оглянувшись на лежащего Юкхея, выходит из камеры. — Я знаю, как временно удержать кицунэ в человеческой форме. Это не панацея, но…        — Продолжай.        — Ты уже наверняка слышал, что я делаю костюмы на балы-маскарады. После фурора, произведённого Феликсом, отбоя в заказах нет вообще. Но это не основная моя работа, — Хонджун тяжело вздыхает, покусывая губы.        — Я не собираюсь никого сдавать в Трибунал и отправлять в Лабиринт, — устало отзывается Минки, приваливаясь плечом к стене. — Вы помогаете нам, я благодарен и не предам. Плохой я охотник.        — Зато человек хороший, — грустно улыбается Хонджун, хитро щуря глаза. Как это сочетается в нём, непонятно. — Так вот… я делаю маски.        — И? — непонимающе выгибает бровь Минки, облизывая пересохшие губы и провожая взглядом мечущегося между камерами Феликса.        — Эти маски непростые, способны изменить обличье и… даже демон будет выглядеть как человек. Смотрел в детстве анимэ? Ну, вот… как-то так, да…        — Чтоб я сдох, — говорит Минки, усмехаясь и качая головой. — Я согласен, если это поможет... я согласен на всё.