Цикл "Охотники и руны": Призрачный хронометр

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Восстановление затягивается, но Минки проходит его, сцепив зубы. У него есть всё, что нужно, и все, кто нужен, нужно лишь собрать всю волю в кулак и победить слабость своего тела. Оказавшись в такой ситуации, он понимает, почему Сан так часто и много огрызался, когда Минки пытался его гиперопекать. Это действительно невыносимо раздражает. А ещё беспокоит, что привычное тиканье часов он слышит очень слабо, словно механизм слишком далеко, за завесой пространства и времени.        Ощутить привычную и удобную рукоять ятагана, приятной тяжестью оттягивающего его руку, — вот чего хочется больше всего. Когда приходит черёд восстановительных занятий, Минки кидается как в омут с головой, наконец ощущая своё тело оружием, как и прежде. В качестве напарника целители подбирают ему Минхо, и Минки абсолютно честно может сказать, что никогда не думал, что Минхо такой серьёзный противник. И дело даже не в том, что он слаб после произошедшего, просто он недооценивал Минхо. За их занятиями зорким оком следит Тэн, не давая вымотаться так, чтобы звенело от усталости всё тело.        Тренировки поначалу даются очень тяжело. Несколько шагов, несколько оборотов, несколько взмахов деревянным мечом, и с Минки льётся пот в три ручья. Силы его заканчиваются раньше, чем он успевает провернуть хотя бы один финт, потому он безропотно выполняет указания Минхо и наблюдающего за ними Тэна. А подслушав краем уха, что он ещё легко отделался, и что пиявка — это тебе не жизнеед, Минки выкладывается, не жалея себя. Мысль о том, как на самом деле чувствовал себя Сан, улыбаясь и стремясь восстановиться поскорее, не давала ему покоя. Он не должен расслабляться и давать себе послаблений.        И хоть пальцы деревенеют, ноги ощущаются то неподъёмными валунами, то мотком ваты, слабо набитой в упаковку, Минки повторяет все выпады вслед за Минхо, кусая губы и обливаясь потом, но не сдаётся до последнего. А потом валится в постель после душа и спит без сновидений. В один из вечеров он обрычал Сана за излишнюю заботу, на что Сан лишь грустно улыбнулся, поставил на тумбочку любимый сок Минки и молча ушёл, чтобы не появляться в его палате вплоть до выписки. Войдя в квартиру, Минки ощущает, как корка на запёкшихся губах трескается улыбкой. Присутствие Сана осязаемо, и он протяжно выдыхает, когда его глаза накрывают руки. Он просто прижимает их к своему лицу ладонями и тихо шепчет:        — Прости.        Объятия получаются удушающими, и на мгновение Минки чудится запах хвои и моря. Он напряжённо принюхивается, но Сан пахнет едва заметно чем-то незнакомым, а ещё гелем для душа из душевой участка, совсем немного крепким чаем и кофе, демонической кровью и ещё чем-то, чем может пахнуть охотник, вернувшийся после смены домой. Пахнет разным, но точно не розмарином.        Не придавая особенного значения, Минки смотрит, как Сан касается некоторых вещей дома или в отделе, прислушиваясь к ощущениям. Ничего такого, вроде бы, но что-то тревожное. Словно за массивной дверью морёного дуба ты услышал вскрик, а войдя, не видишь никаких изменений в известной до последней детали комнате. Минки наблюдает, но больше ничего не происходит, и он бросает это, учитывая количество навалившихся на них дел. Да он и сам ведёт себя странно, когда пытается услышать тиканье.        Оно очень сильно притихло с того момента, как он поймал пиявку, а потом провалялся в забытьи, проживая слишком реалистичный сон как настоящую жизнь. Но слышится по-прежнему, хоть и едва слышно. Значит, переживать не о чем. Куда сильнее его волнует то, что задержанных или убитых демонов становится с каждым разом всё больше, а своим агрессивным поведением они напоминают озверевших от настоя мухоморов берсерков.        Иногда Минки просыпается от нарастающего дурмана желания, которое не под силу утолить ничему, кроме поцелуя вампира. Хочется снова ощутить, как в кожу впиваются клыки, как тело выгибается, неподвластное его воле, как снова становится больно и сладко, настолько, что мозг не реагирует ни на что. Минки мается, потому что в постели с Саном всё чаще просит его укусить и побольнее, а потом стонет, прижимая голову своего лиса к шее, чтобы продлить наслаждение. Сан выполняет просьбу каждый раз, но Минки даже не хочет думать, чего тому стоит не прогнать его взашей из постели. Сан ведь не дурак и всё понимает.        Понимает и молчит. Он кусает, раз от раза всё яростнее, с силой удерживает, когда Минки подбрасывает на постели, а из горла рвётся стон, полный болезненного наслаждения. Сорванный сердечный ритм и дыхание, нефокусирующийся взгляд и толика сожаления, что это не заменит никогда вампирского поцелуя. За это стыдно и хочется удариться головой о стену, но это единственный шанс получить долгожданную разрядку. И Сан кусает его раз за разом, но никогда не прокусывает кожу и не оставляет засосов. Не озвучивает, но обозначает — «я не кровопийца».        Доля стыда не позволяет смотреть Сану прямо в глаза, заставляет избегать взгляда некоторое время после очередного срыва, но потом Минки находит в себе силы отвечать открытым взглядом. Но Сан всё равно молчит, лишь смотрит пристально, с толикой печали, словно утратил что-то, чего не вернуть. Словно переживая внутреннюю бурю в душе Минки, за окном который день стоит непогода.        Хмурые потоки дождя по молодой листве, громыхание грома, заглушающее крики задержанных или раненных, вспышки молний, позволяющие выследить подбирающегося врага, постоянная грязь на выездах, и смута в душе. Хочется встряхнуться и очнуться от зыбкого сна, который не даёт отдохновения. Но даже с приходом каждого рассвета, наблюдая за тонкой полоской света, пробивающейся из-за штор, Минки будто не может проснуться.        Он тяжело переносит все эти джемперы и футболки Сана с большими вырезами, которые неизменно открывают вид на остро вылепленные ключицы. Каждое прикосновение приносит сладкую боль и желание сбежать. А ведь это Сан, он касается при любой возможности. А ещё Сан смотрит. Минки иногда сбрасывает его руки, злится и скрипит зубами, потому что хочется ощутить то, что может дать только вампир, и от этого Минки откровенно не по себе.        Сан же молчаливо наблюдает, старается даже реже касаться, часто просится в спарринг к другим, чему безумно рады одни и чем крайне огорчены другие. В любом случае, неизменно приземляясь спиной на татами, они видят суровое лицо без тени улыбки. И иногда кажется, что Сан возьмёт и просто поддастся, чтобы его меньше обсуждали в кулуарах. А его неизменно обсуждают, словно других тем для разговоров нет. И только те, с кем они чаще всего работают, могут усмехнуться и похлопать по плечу, выражая искреннюю надежду, что им однажды тоже повезёт завалить непобедимого Чхве Сана лопатками на татами.        Вот только и тренировок вместе Минки избегает, его манит и влечёт к Сану как прежде, но неутолимая жажда гнетёт. Не зря его предупреждал Чан, неспроста качал головой Чонин, вампирские поцелуи не проходят незаметно. Минсок, видя его состояние, заваливает работой. Минки не может обнаглеть настолько, чтобы попросить о смене напарника, но всё чаще об этом подумывает. Перед Саном невыносимо стыдно.        Работа становится отдушиной. Минки действительно рад вернуться, ему так хорошо, что он не замечает, как проходит неделя напряжённых смен. От работы ничего не отвлекает, дома он только ночует и иногда ест еду, не задумываясь, приготовил ли её Сан или сделал заказ. Минки откровенно хорошо, даже когда он по уши перепачкан в демонических жидкостях различного происхождения. Только так он ощущает себя живым. Сан тянет его в лавку к травнику, и Минки соглашается.        По приходу Сан просит у Феликса сбор для улучшения сна, как он объясняет, себе, но Минки уверен, что и ему тоже, потому что Сан косится на него слишком подозрительно. Да и плевать, сейчас сны его не беспокоят. Но если он мешает Сану спать, возится в постели и вертится как тренировочный бак под ногами, то он не прочь попить сбор, лишь бы Сана не расстраивать. И так хватает чем.        Как только Феликс запечатывает пакет, он хватает Сана за руку и тянет прочь из лавки. Минки прослеживает их путь до клумбы, которая ещё не зацвела вся, больше пышной зелени различных оттенков, но кое-где виднеются бутоны или распустившиеся диковинные цветы странных расцветок. Приглядевшись, он замечает, что среди зелени виднеются серебристые стебли, голубоватые и даже красные. Минки пожимает плечами — ему не понять этого восхищения травами и цветочками, зато Феликс размахивает руками, что-то поясняя, а Сан улыбается, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках.        — Ну, хоть кто-то счастлив на ровном месте.        — Не скажи, семена, которые неизвестно откуда достал твой Сан, стоят целое состояние. За эти растения на чёрном рынке просят горы золотых монет, а у нас теперь просто на клумбе растёт.        — Горы золотых монет просто за траву?        — Это не просто трава, Минки. Не просто красивые диковинные цветы, это ингредиенты сложнейших зелий, которые крайне трудно достать.        — И что, никто не позарился?        — Ты присмотрись внимательнее, поймёшь, что даже если кто-то и хотел сорвать стебель или цветок, то не только ушёл ни с чем, но ещё и получил сполна.        Среди обычной травы и странных грибов Минки видит снующие туда-сюда тёмные тени. Причём не все существа — чернушки, есть и другие, которых он за дополнительную плату изгоняет из жилища в свободное от работы время. Минки лишь сжимает зубы, чтобы не сказать что-то, что может обидеть травника или Хёнджина, но кривится тем не менее, когда Сан подхватывает на ладонь какое-то существо, которое скачет по его руке туда-сюда, воинственно размахивая длинным пушистым хвостом. Но Сан улыбается так светло, что по их возвращению, Минки не комментирует. Хотя на месте Сана он бы вымыл руки с мылом. Несколько раз кряду.        Минки сразу не обращает внимания, что у Феликса с Хёнджином уже есть гости, но когда видит оборотней, внутренне всё же напрягается, будто заново переживая их смерть, увиденную во сне. Чану руку он пожимает с усилием, в нём ещё живы ложные воспоминания, которые пересиливают реальность. Но Чан задумчиво поглядывает за окно или в огонь камина, не вмешиваясь в разговор, молча обнимает двумя руками огромную кружку с каким-то варевом, делая вид, словно его здесь нет.        На полу сидит Минхо, и так же молча смотрит в огонь, словно зачарованный его танцем. Может, у оборотней тяга какая к огню? Даже интересно проверить. Сан сидит на подлокотнике его кресла, напротив в такой же позе сидит Хёнджин рядом с Феликсом. Даже ощущение складывается, что двух оборотней у камина в комнате и нет совсем. Минки задумчиво водит ложкой в горячем чае, разгоняя чаинки, и задаёт вопрос, не сразу понимая, что задал его вслух.        — Сан, ты слышал что-нибудь о запечатлении?        — Ты «Сумерек» пересмотрел, что ли? — смеётся Сан и в шутку прикладывает ладонь к его лбу, словно проверяя температуру. Цыкает и сокрушённо качает головой. Вот-вот шутливо отчитывать начнёт.        — Вообще-то, такая связь реально существует, — от тихого голоса Феликса вздрагивают все. Минки слишком нервно ставит чашку на журнальный столик, отчего крепкий чай выплёскивается, и полупрозрачная поверхность темнеет, будто впитывая в себя бодрящую горечь. Сан замирает с открытым ртом, так и не произнеся и слова. Феликс не смотрит ни на кого, взгляд блуждает по отполированным до блеска половицам. — Особенно сильно запечатление у волков, ни у кого больше нет такого, как у них. Они словно воплощают все легенды и сказки о верности волков, лебедей и, — на этих словах Феликс слегка усмехается, но тут же хмурится сильнее обычно, — и лис. Колоссальная связь, неразрывная… я даже рад, что не рождён волком, иначе это было бы нереально трудно. О запечатлении не принято говорить, но оно существует. И куда крепче, чем оборотням хотелось бы признавать.        — То есть ты тоже.?        — Минки, неприлично спрашивать о запечатлении, если не хочешь, конечно, получить по роже, — усмехается Феликс, но в усмешке больше оскала, чем улыбки. Даже волоски на затылке вздыбились, что говорит о том, что Минки умудрился задеть за живое, и оттого интерес лишь возрастает. — Эта тема куда более интимна и опасна, чем мезальянс. Давай закроем её.        — Но в учебниках такого нет.        — В учебниках много чего нет, охотник, — усмехается Хёнджин, касаясь напряжённого плеча Феликса, а потом и вовсе обнимает. Феликс прислоняется к нему, прикрывая глаза. Вцепившись в воротник его свитера всеми лапками, на другом плече спит Атам, воинственно скаля зубы. В углах шепчутся другие чернушки. — Ты читал когда-нибудь о тех же чернушках что-нибудь особенное? Вряд ли. Ты знал, что они любят сладкие крошки, корень солодки и порядок? Наверняка, нет. Ты читал лишь, что их нужно изгонять из дома любой ценой, потому что нечисть, и всё. Я прав?        — Прав.        — Ты и об одежде оборотней ничего не знал, — мягко улыбается Феликс, напоминая об их небольшом приключении у водоёма.        — И много чего никогда не узнает, — с усмешкой сообщает молчавший всё это время Минхо. Минки смотрит на него долгим взглядом, прикидывая, мог ли сон обернуться реальностью или хотя бы вывернуть правдой все его догадки, которые он делал, даже не задумываясь? Ответа нет.        Минки возвращает внимание к чашке, замечая только сейчас, что Сан уже вытер салфеткой пятно и аккуратно положил влажный комок на край своего блюдца. Чай так и остался нетронутым. Сан смотрит на свои сцепленные руки и задумчиво покусывает губу. Минки переводит взгляд на замершего у камина Чана, и тот стремительно отводит глаза от сидящих рядом с журнальным столиком, и смотрит в огонь, будто пламя съест все его проблемы. Минхо и вовсе не сводит взгляда с пляшущего пламени, будто собирается поймать прямо в огне свернувшуюся спящую саламандру. Сан же задумчиво смотрит в окно, за которым хлещет весенний ливень. Он выглядит совершенно безмятежным и незаинтересованным, и чашку держит крепкой рукой, ни дрожи, ни сомнения.        От увиденного Минки немного отпускает, и он расслабляется, выдыхая спокойнее. Сан поднимается с подлокотника кресла, на котором сидел, и бродит между стеллажей, принюхиваясь и прикрывая глаза, словно к чему-то прислушиваясь, трогает кончиками пальцев бутылки, колбы, банки и бутылочки, будто это даст ему какой-то ответ на неозвученный вопрос. И от этой задумчивой, блуждающей полуулыбки на лице Сана Минки становится хорошо. Феликс заинтересованно смотрит на него, задумчиво поглаживая руку инкуба, лежащую на его плече.        — Что у вас с расследованием тех нападений?        — Топчемся на месте, — выглядывая из-за очередного стеллажа, отвечает Сан. — Начальство говорит — демоны, Минсок уверен — люди и демоны, а я склоняюсь к мысли, что тут понамешано всего, в том числе вампиры, бесы и что-то непонятное. Мне кажется, что без тварей из Сумерек не обошлось…        — Да что тут непонятного, — фыркает Минки и залпом допивает чай. — Возросшая демоническая активность и вкрай обнаглевшие люди.        — Тем не менее, мы что-то упускаем, — не сдаётся Сан, но не продолжает спор. Лишь задумчиво смотрит на банку, набитую какими-то стрёмными кореньями. Хмурит брови и разглядывает содержимое, которое то ли шевелится, то ли у Минки от нервного напряжения уже мозги судорогой свело.        Какое-то время Сан пытался донести своё мнение, но стыкался с одной и той же реакцией — его не слышали. Минсок был слишком вымотан, а вышестоящее начальство никогда особо не прислушивалось к рядовым охотникам, а уж тем более к тем, относительно кого недавно закрыл дело отдел внутренней безопасности. Даже Минки не был с ним согласен полностью. Он не видел ничего загадочного или необычного, вся информация укладывалась в рамки комплексной вспышки преступности. И только одно выбивалось — противники стали сильнее, агрессивнее и стали чаще нападать, словно их развелось невыносимо много. Но это легко можно было объяснить и другими способами, а не выискивать везде подвох.        На него накатывает внезапно. Минки слишком сильно сжимает пальцами подлокотник кресла, отчего тот сдавленно скрипит, будто напоминая, что кресло является антикварным, столько хозяев пережило, но время неумолимо. Сан оказывается рядом в мгновение ока, кладёт руку на плечо, но Минки стряхивает её. Сейчас каждое прикосновение как разряд тока по оголённым нервам. Он с трудом разжимает пальцы и уходит в уборную, спиной ощущая три обеспокоенных взгляда, потому бросает на ходу «всё в порядке».        Хотя, чёрт возьми, ничего не в порядке. Никакая вода не способна утолить жажду, которая снова проснулась в нём, она горит его крови, вынуждая желать вампирского поцелуя так страстно, как он ещё никогда и никого не желал. И даже оргазм не в силах погасить горящий в его крови огонь. Он обречённо скулит, смывая с себя следы, и мысленно матерится. От глупостей его спасает экстренный вызов. Лицо Сана каменеет, но он ничего не говорит, лишь как-то криво усмехается и прощается за двоих, пока Минки жадно дышит ещё прохладным весенним воздухом.        В машине повисает напряжённая тишина, и всё же Минки благодарен Сану, что тот не лезет с расспросами или укорами. Хотя ощущение, что Сан видит его насквозь, лишь усиливается, когда Сан бросает мимолётный взгляд на него, сверяясь с потоком машин в зеркале у пассажирского сиденья. Разговаривать настроя нет, а вызов предполагает неприятную встречу с очередным распоясавшимся вампиром. Ничего хорошего ждать не приходится, но некрупный вампирёныш, бьющийся в руках охотников, вряд ли смог наделать столько шума. Раненых осмотрели и забрали медики, остался лишь вампир и они.        — Вы же видите, они живы. И прекрасно знаете, что укус не превращает в вампиров, как любят показывать по телевизору, и чем пугают детей! Мне просто нужно было знать, где они спрятали его. Надо знать. Отпустите!        — Пакуйте его, — Минки кивает дежурным и присоединяется к стоящему неподалёку Сану. Раненых уже увезли, но запах крови стоит такой густой, что Минки сплёвывает. — Что-то заметил?        — Не нравится мне всё это, — качает головой Сан. Хмурое выражение лица, заострившиеся черты, напряжённая поза. Словно собака, напавшая на след. — Что-то не сходится. Что-то не так, но что, не пойму, — Минки лишь кивает, не встревая, хоть и не согласен вообще. Что тут может быть не так? Но Сан лишь трёт глаза и лицо, словно это поможет ему сосредоточиться. — Я будто ослепший. Чепуха какая-то. Идём.        В отделении достаточно тихо, только они и ещё пара дежурных на телефонах. Остальные либо на вызовах, либо смена начнётся утром. По ощущениям Минки в отделении как-то темно и сыро, и если бы не знать, что под ногами пол с вытертым лаком на деревянном покрытии, можно было бы предположить бетонный залитый водой пол. Потому что в отделении сегодня для Минки пахнет именно так. Они идут к допросной, чтобы опросить вампира, но дорогу заграждает статный, высокий мужчина. Вампира в нём не узнать так же сложно, как обернувшегося зверем оборотня.        — Доброй ночи, — кланяется он, протягивая замершим охотникам документы, Минки застывает, слыша голос на несколько порядков ниже своего, а у Сана пальцы изгибаются на манер когтей хищной птицы, кажется, что кинется. Но он держит себя в руках, хотя взглядом, которого он одаривает оборотня, можно убивать. Статный, высокий и весьма привлекательный мужчина, презрительно усмехается, когда Минки берёт бумаги в руки. — Я адвокат Ким Гонхак, представитель семьи Ким и если вы торопились на допрос, то вынужден вас огорчить, судья Ван освобождает господина Ким Бёнквана под залог, который уже выплачен.        Минки только рот открывает, перелистывая все разрешительные документы. Сан же реагирует как в последнее время на всё — остро. Он подходит к адвокату впритык и, несмотря на разницу в росте, смотрит на адвоката будто свысока, прищурив глаза и медленно оскаливаясь. Не приведи небо, ещё лиса наружу выпустит. На краю сознания мелькает интерес, каким именно оборотнем является сей лощёный экземпляр с голосом на несколько тонов ниже его собственного.        — И как же так вышло, что судья Ван среди ночи подписал этот документ?        — Это вам лучше у него спросить, — несмотря на ухмылку, всё так же мягко отвечает адвокат в совершенно не свойственной для юристов больших шишек манере. — Простите, нам пора.        Гонхак дожидается, когда из камеры появляется дежурный, который избегает смотреть охотникам в глаза, что пробуждает в Минки подозрения, а следом за ним выходит и Бёнкван, рассеяно оглядываясь и буквально шугаясь, когда видит адвоката. Он тяжело сглатывает и пятится назад, Гонхак наступает, но тот открывает дверь допросной в попытке отгородиться ею как щитом.        — Я никуда не пойду, — Бёнкван одновременно напуган и в то же время готов к драке. Вообще выглядит буйнопомешанным, но не кидается на людей, просто повторяет одно и то же, что говорил в самом начале и по дороге сюда. Он сверкает острыми клинками клыков и почти шипит. — Никуда не пойду. Мне нужно знать. Нужно знать.        — Господин Ким, ваша семья беспокоится о вашем душевном здравии и ждёт вас дома.        — Я. Никуда. Не пойду, — раздельно произносит Бёнкван и смотрит на охотников, задерживаясь взглядом на Сане, словно тот единственный, кто может помочь. — Я хочу поговорить с братом. После этого я расскажу, что произошло в парке.        — Я буду присутствовать, — холодно чеканит Гонхак, поправляя на носу очки. Стёкла бликуют, и он становится похожим на персонажа аниме, Минки с трудом сдерживает смех, кусая кулак.        — Нет. Не будете, — Бёнкван зло сверкает глазами и почти по-змеиному шипит. Что его удерживает от того, чтобы кинуться на любого из них, непонятно, в руках Минки наручники, которые ему вручил ушедший прочь дежурный. Но вампир даже не делает попытки напасть или сбежать. Он зло смотрит на адвоката, выцеживая слова словно яд. — Или же вы хотите, чтобы отец узнал, что у вас связь с моим младшим братом? Вы думаете, он ценит, что вы преградой стоите на пути рождения внуков столь могущественного рода?        — Вы же знаете, что наша связь не помешает его жене зачать, как и не помешает в случае чего жениться ещё раз.        — Мммм, вы желаете объяснять это отцу?        Гонхак тяжело сглатывает и качает головой. Минки толком ничего не понимает, кроме того, что с отцом Бёнквана лучше не связываться никому. Тот является одним из самых древних и могущественных родов вампиров не просто в их городе, а в стране, и явно может сделать так, что человек просто перестанет существовать, и даже воспоминания о них сотрутся. Непонятно, почему взглядом Минки цепляется за широкие плечи Гонхака, переводя взгляд на его руки, а потом на лицо. Что-то скребётся в подсознании, но что-то неуловимое совершенно.        — Мне нужен мой брат. Средний брат, не младший, — уточняет Бёнкван и тяжело сглатывает, стараясь не смотреть на Минки, который в отличие от задержанного, смотрит безотрывно. Потому что Бёнкван может подарить ему желаемое.        — Как зовут вашего брата? — строго спрашивает Минки и его глаза увеличиваются едва ли не вдвое, когда Бёнкван бросает взгляд на недовольного таким поворотом дел адвоката и произносит:        — Пак Сонхва.