Цикл "Охотники и руны": Призрачный хронометр

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       То, что вампиров не зря описывают аристократами, каждый раз становится ясным с их появлением в помещении. Их аура очаровывает и покоряет, даже если вампир не голоден и не использует зов, которому противиться могут далеко не все. Сонхва приезжает через час, как Сан набрал его номер и пояснил, что к чему. Не было негодований, бросаний трубки или какого-то проявления чувств. Холодное «еду» слышал даже Минки.        Сонхва буквально вплывает в участок, лишь слегка морщась от уже утихшей, но взвизгнувшей сирены, которую тут же поспешил заглушить дежурный, предупреждённый о приходе вампира. На чёрном свитере с высоким воротом болтается бейджик посетителя, хоть и выглядит Сонхва как особа царских кровей, которому принадлежит отдел и все его работники с потрохами. Из общей цветовой гаммы выбиваются лишь светло-голубые джинсы.        Минки некоторое время молча наблюдает за вампиром, вслед которому оборачиваются все, кто встречается на пути. Сонхва перекрасил волосы, и Минки даже не знает, в каком цвете тот был прекраснее и опаснее одновременно. Мысленно отхлестав себя по щекам за неподобающие мысли, Минки кивает подошедшему вампиру и уводит к допросной, где Сан сторожит Бёнквана, будто Цербер врата подземного мира.        Проходящий мимо Минсок здоровается с Сонхва, а потом кивает Минки, зайдёшь, мол, как доведёшь. Сонхва даже движется как аристократ или танцор, прекрасно контролирующий любое движение тела и каждую эмоцию. Тяжело в таком заподозрить владельца простого бара, скорее наследного принца, воспитанного с пелёнок есть с золотой ложки. И только когда Сонхва равняется с ним, до Минки доходит чей именно он брат.        Минки передаёт Сонхва на руки Сану и уходит на второй этаж, где находится кабинет Ёнгука, который временно замещается Минсоком. Видимо, тот адвокат Ким Гонхак постарался, не иначе. Злость вскипает мгновенно, потому что начальство не будет слушать, что и к чему и почему, а потребует чего-то невозможного, хотя охотники к выдворению этого самого адвоката руку и не прикладывали. Бёнкван выгнал его сам.        Минсок стоит, сгорбившись и опираясь на стол двумя руками, не оборачиваясь он предлагает кофе, но Минки отказывается, хотя не помешало бы. Голова звенит от нервного напряжения, виной которому в основном он сам. Перед Минсоком груда документов, на стене карта в сети цветных булавок. Минки накрывает волной дежавю.        Он видит закономерность — словно кто-то прокладывает себе путь из центра города к окраинам. Рисунок не везде чёткий, но четыре ветвистых линии проглядываются весьма неплохо в отличие от пятой, которая больше похожа на первую, пробную. И если бы не желание спуститься вниз, в допросную, Минки мог бы и подольше помозговать, когда Минсок просит о помощи:        — У меня глаз замылился, вот и позвал тебя.        Минсок вертит в пальцах карандаш, второй торчит из-за уха, временно исполняющий обязанности своего напарника Минсок задумчиво смотрит на карту, периодически ероша волосы в той же манере, в которой это делает Ёнгук. Минки бы улыбнулся, если были бы силы. Но он ощущает лишь опустошение.        Минки подходит ближе, убеждаясь, что цвета булавок зависят от дат, краем глаза замечает на столе потрёпанное фото Ёнгука, спешно прикрытое блокнотом. Всё как во сне. Он тяжело вздыхает, закусывая губу и глядя на измотанного Минсока. У Ёнгука дела явно идут не так славно, как всем хотелось бы, и Минки мысленно делает зарубку, чтобы проведать начальника, и переводит глаза на карту.        — У нас серия нападений вампиров. Никто не превращён, укушенные не были осознанными донорами, но факт остаётся фактом. Будто у нас других дел мало, — Минсок трёт виски указательным и средними пальцами и поджимает губы, оборачиваясь на Минки. — Что я упускаю?        — Похоже, что они что-то ищут, — предполагает Минки, указывая на линии. — А учитывая осторожность, вампир — не юный и вряд ли делает это ради развлечения. И если я не ошибаюсь, это всё территория одной преступной группировки.        — М? — Минсок несколько секунд недоумённо моргает, а потом его взгляд загорается хищным огнём. — Вампиры? Оборотни? Это кто-то из новых?        — Люди.        — Спасибо, подал идею. Я совершенно выпустил из виду людей, — Минсок невесело усмехается и тяжело опускается в кресло. — Не представляю, как Ёнгук со всем справляется — это же дурдом. А я отчёты писать не любил, да лучше сейчас огромную стопку заполнить, чем выслушивать от начальства новые и новые требования, будто мы не охотники, а цепные псы. Прости, — сам себя одёргивает Минсок: — Что делает вампир в отделе?        — Думаю, это прольёт свет на кое-какие из наших дел, — невесело усмехается Минки, замечая на небольшом диванчике кабинета подушку со свежим отпечатком головы и плед, в складках которого несколько склянок от лекарств. Пока что это знание Минки оставляет у себя, не афишируя. Минсок поднимает на него красные от недосыпа глаза, и Минки договаривает то, что начал. — Во всяком случае на укушенных, но необращённых.        — Вот как? Ну, тогда иди, расскажешь к чему пришли, — Минсок кивает, хотя понимания в глазах не на грош. Зато когда до него доходит смысл слов Минки, зрачки расширяются как у хищной кошки перед броском. — Стой, Сонхва как-то связан с задержанным вампиром и его адвокатом-оборотнем?        — Именно. Задержанный — старший брат Сонхва.        — Что?! Ты уверен? — Минсок разве что не встряхивает его за грудки, но вовремя отходит к столу и отпивает давно остывшего кофе. Минки даже не уверен, что сегодняшнего. И выглядит совсем нездоровым, может, даже психически, когда с дикой улыбкой на губах поворачивается к Минки. — То есть выходит, что Сонхва — один из трёх сыновей самого сын Ши Сынхана?!        — Трёх?        — Да, младший — молодой совсем вампир, лет двести пятьдесят-триста, не больше, — на этих словах Минки непроизвольно сглатывает и понимает, что о возрасте Сонхва он даже не подозревал. И при этом он средний, значит, на сколько он может быть старше младшего брата, если Минсок сказал так просто лет двести? Минсок тем временем рассуждает вслух, задумчиво вращая в пальцах карандаш. — Все братья нигде и ни в чём предосудительном замечены не были, даже фото в сети нет — отец расстарался, не иначе. А раз Сонхва — сын Ши… теперь понятно, почему из всей информации, только количество сыновей. Чёрт возьми, да нас заживо сожрут! Если не виноват, отпустить немедленно. Усёк? Не хватало нам новой проверки, от предыдущей ещё не отошли. Иди, а потом отчёт мне на стол.        Минки лишь кивает и поспешно спускается по лестнице. В голове рой мыслей. Заходит в допросную он без стука. Сан поднимает на него глаза. Сонхва лишь немного напрягается, а Бёнкван не реагирует — он смотрит на лежащие перед собой руки, на которых покоится ладонь Сонхва, от которого веет таким ледяным спокойствием, что кажется, будто в помещении намного холоднее, чем есть на самом деле.        — Кто мог бы захотеть отомстить? — продолжает допрос Сан, а Минки лишь морщится, потому что многое упустил.        Бёнкван опускает глаза, а Сонхва каменеет, спокойствие рушится картонным домиком. Минки понимает, что это значит лишь то, что каждый мог желать смерти вампиру, а уж тем более, чтобы насолить главе их семьи. А уж тем более такому, который вёл себя так, как это делал Бёнкван. Он кусал тех людей без их согласия, пытаясь выведать тайну. Куда приятнее сделать больно, надавив на самые болевые точки — на родных, одержимых, безумных, но родных сыновей господина Ши, причём, вне зависимости от того, кто тот, кому делать больно. Но дело оказывается совсем не в этом.        — Ты же знаешь, — Бёнкван виновато смотрит на Сонхва, — что у меня…тяга к переодеванию.        — Да, помню, но тебе не кажется, что однажды тебя хотели взять на слабо или задеть, если ты выполнишь условия спора, а ты уже больше ста лет натягиваешь девчачьи шмотки и мстишь? По-детски немного, не находишь? — Сонхва тяжело вздыхает и качает головой. — А то, что ты мелкая притырка, я тоже знаю. Украл что-то не у тех? Что именно?        — Вот это… — Бёнкван достаёт из кармана крупный кругляш из гематита и кладёт на стол. Он поблёскивает вставленными в него гранёными кристаллами простого кварца.        — Что это за ерунда? — спрашивает Минки, и морщится от накатившего громогласного тиканья, забивающего все звуки. Он хватается за виски и с трудом разбирает, что отвечает Бёнкван.        — Сувенир. Он красивый.        — И блестит… — Сонхва качает головой и поджимает губы. — Сорока ты, братишка… — Сонхва невесело смеётся, и его улыбка похожа одновременно на оскал и гримасу боли. — Нашего отца наверняка за его проступки прокляли боги, если они вообще существуют… — Сонхва ободряюще похлопывает Бёнквана по руке, и Минки впервые видит тепло в глазах вампира. Выходит, не только в жажду они способны проявлять чувства. — Мы не сыновья — мы сами по себе его проклятие. У кого умудрился стянуть этот камушек?        — У Кана…        — Тьху ты, блин, — Сонхва прикусывает язык, чтобы покрепче не выругаться. Минки совершенно иными глазами смотрит на Сонхва. Тот вовсе не такой хладнокровный, коим хочет казаться. Хотя Минки согласен с вампиром. Кан — глава мафиозного клана людей, шутки с ним плохи, у него в отрядах зачистки есть ушедшие с работы охотники, а те своё дело слишком хорошо знают. — Ну ты и влип. Вернуть побрякушку хочет?        — Нет, о камне ни слова. Но я ему испортил настроение тем, что обломал с сексом, опоив его, — Бёнкван качает головой и отодвигает каменный кругляш от себя подальше, его берёт в руки Сан и внимательно рассматривает, принюхиваясь и прислушиваясь к ощущениям, у Минки никакого ощущения опасности нет, как и дробного стука призрачного хронометра, который успевает к этому времени утихнуть. Сан прячет камень в карман. Бёнкван тем временем продолжает: — И я бы не переживал бы, не он первый, не он последний, кто хочет вырвать глотку исчезнувшей красотке… Но… Он похитил моего Сэюна. Это точно он, я знаю.        — Кто такой Сэюн? — устало спрашивает Сан, его чуть ведёт прямо на стуле, и он приваливается плечом к Минки.        — Человек. Мой человек, — и за этими словами смысл гораздо глубже, чем можно было считать, потому что Сонхва напрягается и выглядит совсем иначе. Глаза влажнеют, и он переводит взгляд на руки, лежащие на столе.        — Как тебя угораздило влюбиться в человека? — спрашивает Минки, усмехаясь. Если это чистая тяга вампирского поцелуя, то всё просто. — Ты пил его кровь?        — Нет, не пил. Я не знаю, как меня угораздило влюбиться в бабочку, — пожимает плечами Бёнкван и смотрит на Сана, не мигая. В глазах стоят слёзы. Минки не спрашивает, почему «бабочку», понимает и так — люди для долгожителей как бабочки-однодневки. Бёнкван впервые за всё время мечтательно улыбается, поднимая глаза к потолоку. — Просто понял, что пропал. Он принял меня, таким, какой есть, с тягой к переодеваниям и приключениям.        — Он знает, что ты — вампир?        — Нет, — глаза у Бёнквана покрасневшие, безумные, он избегает смотреть на брата. Но на охотников тоже больше не смотрит. Его внимание приковано к своим рукам и руке брата поверх. — Сэюн ненавидит вампиров, семья его погибла от рук обращённого, — Бёнкван не сдерживает кривой усмешки и качает головой. — Мы поссорились из-за ерунды… потом он полез в драку, отстаивая мою честь, и разбитая в драке за меня губа едва не стоила Сэюну жизни, ведь я едва не сорвался, а потом наорал на него, чтобы отвлечься от тока крови в его венах. Он усмехнулся и ушёл. И больше я его не видел. Знаю только, что его нигде нет.        — Может, он от тебя, дурака, скрывается? — голос Сонхва становится не таким ядовитым, какого он обычно удостаивает охотников, и даже черты лица смягчаются.        — Нет. Его нигде нет, ни следа, — качает головой Бёнкван и наконец смотрит на Сонхва. — Я везде искал. Один из прихвостней Кана под дозой поцелуя признался, что схватили какого-то парня, чтобы прижать к ногтю одну наглую крошку. Ну, я и решил, что знаю, кто эта самая крошка, — убито говорит Бёнкван и прячет лицо в ладонях.        Минки переглядывается с Саном, вампирский яд — похлеще многих наркотиков, потому вампиры голодными остаются редко, и если не нарушают соглашение с охотниками и не переступают черту, выпивая до дна, предъявить им нечего. Да и все покусанные Бёнкваном претензий по факту не выказали, хоть Бёнквана и задержали за нападение и распитие в неположенном месте, но это всё меркнет перед тем фактом, что вампир не остановит свои поиски.        — Почему не обратился к отцу?        — Сонхва, вот ты же сам можешь ответить на свой вопрос. Почему тогда спрашиваешь? Думаешь, как отец отнёсся бы к тому, что я полюбил человека? Он твоё своеволие как предательство принял…        — Ты тоже.        — Я тоже, — согласно и виновато кивает Бёнкван. — Только Хванун тебя всегда поддерживал. А я осуждал раньше, думал, что взять с мелкого.        Сонхва усмехается, а у Минки в ушах стоит такой звон, что кажется, его слышит вся округа. Сан осторожно касается его бедра и легко сжимает, но Минки тяжело сглатывает, когда его накрывает жаждой вампирского наркотика. Он трясёт головой и пытается отогнать горячие картинки. Уж лучше настоящий секс, чем вампирский поцелуй, который будет преследовать его до получения новой дозы.        — Но прошло время, и понял я и тебя, и мелкого, — Бёнкван кусает губу, которая и без того искусана до предела. — А отец… я хочу защитить Сюэна ото всех. Даже от себя... Если же отец прознает, кого я ищу и главное — зачем, искать будет некого. Но те люди… они говорили, что убили его. И смеялись, понимаешь? Я не выдержал… и сорвался… покусал их из злости, чтобы жажда им перемолола каждую косточку. А теперь обращаюсь к тебе за помощью. Если, конечно, ты захочешь помочь после всего, что между нами было.        — Что будешь делать, если он не захочет тебя видеть, когда мы его отыщем? — спрашивает Сонхва.        — Если он так захочет, я уйду. Но я обязан его спасти, раз втянул во всё это.        — Наш малыш вырос, — с улыбкой произносит Сонхва и легко бодает Бёнквана в плечо. Тот сжимает её в ответ и криво усмехается:        — Кто тут ещё малыш? Вообще-то, я старше!        — Чистая формальность — семдесят лет всего, — смеётся Сонхва.        — Мда… — качает головой Сан и, поджав губы, смотрит сначала на Минки, потом на Сонхва, а потом возвращает взгляд на Бёнквана. — Что думаете делать дальше? Вы же понимаете, что оба попадёте под надзор, если убьёте хоть одного человека.        — Я найду его, чего бы мне не стоило. Даже если попаду в Лабиринт…        — Стой, — Сонхва резко обрывает Бёнквана, но тот лишь поджимает губы, согласно кивая, словно у него сорвало последние плотины самозащиты, раз так открыто говорит о возможной мести людям в присутствии охотников. Сонхва поднимается и кладёт руку на плечо брата. — У меня просьба: или помогите, или не мешайтесь, если не намерены помочь, не суйтесь не в свои дела… в память о моей помощи с жизнеедом.        — Если ты думал, что вы будете в одиночку творить беззаконие, то вы заблуждаетесь. Оба, — строго говорит Сан, и Минки смотрит на него, прищурившись. Словно не он сам помог травнику скрывать инкуба больше месяца. Сан усмехается и добавляет: — Я помогу.        — Я с вами. А пока оформлю отчёт об ошибочном задержании.        — Сколько у нас времени до того, как палки в колёса начнёт вставлять ваш влиятельный отец? — тихо интересуется Сан.        — Думаю, с сообщением отцу повременят, потому у нас есть сутки, — задумавшись, выдаёт Сонхва. — Да, не меньше. Для начала они попробуют уладить всё своими силами.        — Время моей смены истекает через полчаса, поедем к нам, — совершенно спокойно говорит Сан, словно он не охотник, который собирается помочь вампирам, а какой-то преступник. — Нам нужно продумать план и ещё раз обсудить все детали.