«ты бы видел его глаза, когда речь заходит о тебе.»
Ян шел по мрачному, не освещаемому перегоревшими лампами коридору, интуитивно помня путь. По бокам засыпанного каменной крошкой туннеля искрили и шипели разорванные провода. Под ногами хрустели стеклянные осколки разбитых бутылок и затупившиеся дешевые лезвия с ржавчиной по краям. Сошедшая краска на стенах и зазубренные трещины от соревнований по метанию ножей довершали образ самого злачного, грязного, многолюдного и опасного места в Южном квартале Лос-Анджелеса — родового гнезда тысяч сторчавшихся наркоманов, теневых бизнесменов, мигрантов, беженцев и прочих отбросов общества, гигантского людского муравейника, приютившего в своих холодных бетонных блоках всех неудачников этого мира. А называлась эта клоака Третьим Ульем. Во всем городе таких Ульев насчитывалось тридцать, строительство тридцать первого приостановили. Спрос на подобного рода заведения был огромен ввиду дешевой квартплаты и большого количества жилых мест, но правительство посчитало нужным сокращать число Ульев из-за зашкаливающей статистики преступности. Регулярно из года в год в таких местах фиксировались тысячи убийств, изнасилований, нелегальных медицинских операций. Полиция не успевала отвечать на вызовы, поступавшие из этих общежитий. В Ульях жил весь цвет самого нищенского класса Америки — потасканные проститутки, старые, никому не нужные бомжи, молодые шлюхи с детьми, торговцы дешевой наркотой, вынужденные скрываться от властей, личности с неустановленным гражданством, безработные, психически больные люди и все остальные, кого образованный мир вышвырнул на обочину жизни. Здесь не было безопасно ни днем ни ночью — регулярные драки, избиения и дикие оргии затрагивали тех, кто по собственной глупости выходил из комнаты без оружия или один. Система не щадила даже маленьких детей, многих из которых по неосторожности убивали еще в раннем возрасте или калечили на всю оставшуюся жизнь — ради забавы. Но он не боялся здесь ничего. Ян шел, не пытаясь быть тихим и не привлекать к себе внимания. Он с удара выбил заклинившую дверь в одном из внутренних переходов. Тонкая перегородка с грохотом треснула, просела и упала на пол, подняв клубы пыли и отозвавшись оглушительным эхом на всем этаже. Маленькая темнокожая девочка, игравшая недалеко от комнаты матери, подняла глаза на Яна, быстро вскочила и сразу же скрылась в боковом коридоре. Она убежала с такой стремительностью и испугом, что Хейз невольно усмехнулся, вспоминая повадки детей Третьего Улья. Те, кто родились и выросли здесь, проведя в холодных застенках муравейника всю свою жизнь, выделялись среди других малышей. Достаточно было внимательно вглядеться им в глаза. В коридоре сильно пахло краской. Ян перескочил через нагромождение досок и обошел свернувшегося у стены наркомана. Прозрачные, ничего не выражающие глаза мужчины говорили о том, что он в глубоком трансе. Хейз бросил на него короткий взгляд, чтобы удостовериться в своих догадках. Так оно и было. Его сосед через две комнаты, живший на крохотное социальное пособие, все-таки сторчался под конец жизни, встречая его в грязных на заднице штанах и с синими исколотыми венами. Ян помнил, каким этот человек был раньше, и не испытывал сожалений по поводу конца его истории. В конце концов, жизнь удивительно справедлива. На пересечении двух коридоров он неожиданно налетел на трех парней, выходящих из пропитанной дымом сигарет столовой. Ян притормозил, оттолкнул плечом подвернувшегося ему под руку парня с повязкой на лбу и немытыми волосами и хотел пройти дальше. — Парень, ты бы смотрел, куда идешь. Он остановился. Здоровенный небритый детина под сто килограммов схватил его за предплечье и рванул к себе. На него уставились два бессмысленных в своем выражении глаза с разноцветными линзами. В воздухе разлился аромат дешевого магазинного вина. Друзья очевидного заводилы этой компании встали по обе стороны от прохода. Ни обойти, ни убежать. Хейз прикрыл глаза. Ну, без этого не обошлось бы. Он резко вывернул руку противника заученным приемом и перехватил его пальцы. Сдавил, выкрутил под неестественным углом. Лицо не ожидавшего этого парня исказилось от боли, когда Ян с абсолютным спокойствием дернул их против часовой стрелки, приблизившись вплотную к тому, чтобы сломать. — Какие-то проблемы, Тайлер? Два друга придурка, осмелившегося поднять руку на незнакомца, рванулись вперед, но реакция главаря остановила их на полпути. Тайлер со стоном попытался высвободить пальцы, не делая попыток ударить в ответ. Его потрясенный взгляд сказал им больше любых слов. — Ян?! Тот только усмехнулся и усилил нажим. Тайлер с болезненной гримасой выгнул руку от локтя в попытках сохранить кисть правой руки. Любая травма в Третьем Улье могла стать для ее владельца последней — не умея драться обеими руками и не имея нормального оружия, можно было смело ставить на себе крест. — Узнал все-таки, — нейтрально отозвался Ян, удерживая оппонента в одном положении. Взгляд затуманенных глаз Тайлера сразу же принял осмысленное выражение, стоило ему понять, на кого он хотел наехать. Его друзья тоже остановились, не спеша бить морду незнакомцу — имя Хейза сказало о чем-то даже им, хотя тот в свое время жил совсем в другой части Улья. — Блять, — хрипло прошипел Тайлер, кривясь от боли. Он не оставлял жалких попыток выдрать руку из стальной хватки. — Я не знал, что это ты. — Будешь знать, — тем же спокойным тоном отозвался Ян и чуть ослабил захват. Его старый знакомый только кивнул, признавая ошибку и молясь о том, чтобы кости в ладони остались целыми. Даже с численным перевесом они не сумели бы одержать над ним верх. Интуиция Тайлера не подвела — в случае нападения Хейз не стал бы драться. Просто уложил бы их мощным нейродеструктором. Лидер сборной отпустил его руку и небрежно ее отбросил. Тайлер коснулся поврежденных пальцев и проклял про себя момент, когда его природная наблюдательность дала сбой. — Что ты здесь делаешь? — невольно вырвалось у него, когда Ян уже развернулся, чтобы уйти. Хейз бросил взгляд через плечо. — Соскучился по дому. Тайлер приподнял бровь. "Как по этой помойке можно скучать." Уточнять не стал. — Ты же ушел в спорт? — спросил он, вспоминая увиденные новости по телевизору. — Наши говорят, ты стал чемпионом. — Да, — лаконично согласился Ян. Ему надо было идти. — А Демиан? — совсем уж глупо поинтересовался один из друзей Тайлера. Спросил — и сразу же пожалел об этом, когда взбешенный парень глянул на него с ледяным вопросом в глазах. — Извини, я забыл, — попытался спасти ситуацию осознавший глупость вопроса мальчишка и отвел взгляд в пол. — Комиссар был бы рад тебя видеть. — Он еще жив? — приподнял бровь Ян. Насколько он помнил, один из крупных торговцев оружием уже несколько лет серьезно болел раком. — Четвертая стадия, — подтвердил его предположения друг Тайлера. — Но он пока разговаривает. Капитан национальной сборной удовлетворенно кивнул. Что-то другое его и не интересовало. — До встречи, — коротко попрощался он, встречаясь глазами с Тайлером. Тот только молча кивнул и вовремя сдержал порыв протянуть ему руку. Они с ним никогда не были друзьями. Две драки, устроенные еще в юности, хрупкий мир, основанный на страхе перед победившим Хейзом, несколько сделок — все, что объединяло случайно встретившихся в коридоре парней. Ян не любил фамильярность и попытки втереться к себе в доверие раскусил бы сразу. Обладая печально известным характером, в общении вёл себя максимально прямо, либо прикладывая собеседника лицом о столешницу, либо здороваясь с ним за руку. За это его уважали. И ненавидели — также сильно. — Счастливо, — негромко произнес Тайлер. Он быстро развернулся и знаком подозвал друзей за собой. Ян двинулся по коридору вперед, не оборачиваясь и не боясь нападения сзади — знал, что его не последует. Он подошел к шахтам лифта и вызвал кабину на тридцатый этаж. Старый железный гроб на подвесных тросах в этот раз приехал неприлично быстро — прошло не больше пяти минут. Механический лязг неприятно отдался в груди, подсветка цифр на неоновой панели загорелась слишком ярким красным. Тросы с протяжным жалобным визгом напряглись и потянули лифт наверх, в самое сердце клоаки, под завязку забитой людьми. Жалобно скрипнула дверца, пару раз мигнула лампа над выходом. Где-то на верхних этажах громко и отчаянно заплакал грудной ребенок, залаяла ему в ответ чья-то неспокойная собака, кто-то на общей кухне со звоном уронил посуду. До обостренного слуха Яна донеслись звуки напряженной борьбы, тяжелых ударов и под конец — сдавленных криков и просьб о пощаде. На открытом балконе мальчишки шумно выясняли, кто первый будет играть в приставку, женщина с низким голосом громко ссорилась по телефону. В коридоре тридцатого этажа взорвали петарду. Третий Улей приветствовал своего короля.***
Ян вошёл в маленькую, пропитанную запахом пыли и немытых простыней комнату и закрыл за собой дверь на замок. В полутемном помещении, освещаемом лучами заходящего солнца, было тихо и душно. Он включил свет, и неестественно яркая лампочка ударила по глазам. Обстановка этого блока отличалась беспорядком и запустением. Обе постели были расстелены и не менялись в течение нескольких месяцев, на столе стояла чашка с засохшим кофе, в котором сдохла даже инородная жизнь, пласт обоев отклеился от стены и одиноко повис над полом. На грязном полу валялись использованные презервативы вперемешку с пустыми банками из-под энергетиков, дверца платяного шкафа вышла из пазов. Заляпанное чем-то жирным окно наполовину отражало фигуру Яна, стоящего посреди всего этого хаоса, и закатное солнце отчётливее подсвечивало атмосферу заброшенного отсека. Здесь прошла вся его юность. Ян поднял матрас кровати справа и прислонил его к стене. Снял грязную простынь, выбросил на пол. Он достал из кармана складной армейский нож и сделал аккуратный разрез по линии шва, вскрывая пуховую набивку и грязный синтепон. В глубине вспоротого матраса обнаружилась небольшая запечатанная коробка. Хейз включил дисплей на её крышке и быстро вбил шесть символов пароля. Магнитная пластина щёлкнула и плавно отошла от нижней части его небольшого тайника. Четыре диска, пачка перемотанных долларов, карта памяти, сломанные часы и две фотографии. Часы отправились в мусорное ведро, которое уже двадцать месяцев никто не выносил. Карту памяти вместе с деньгами Ян оставил без внимания, а вот диски проверил все до единого. Он искренне ненавидел себя за это, но оставить здесь детские фото и видео взрослеющего Демиана просто не мог. В ходе его манипуляций со старыми архивами из магнитной коробки выпали две фотографии. На первой был запечатлён очаровательный восьмимесячный малыш с розовыми пухлыми щеками и умилительным хвостиком на голове, на второй — два парня лет четырнадцати на фоне закатного океана. Пупс, сидящий на полу и глазеющий в непонятный чёрный предмет, был до невозможности хорошеньким, как игрушка из магазина. По-детски круглые щеки, такие же круглые внимательные глаза, розовая соска и пухлые ножки вызывали щенячий восторг и желание немедленно взять на ручки это чудо. Ребёнок был откормленным, налитым, здоровым и явно очень активным для своего возраста — слева нежную щёчку украшала небольшая ссадина. «Какого хрена РОЗОВАЯ соска?», — со скрытым негодованием подумал Ян. Маленькое солнце на фотографии ничем не напоминало того закрытого, мрачного парня, выступающего в тяжёлой весовой категории. Демиан так просил у него эту фотографию... Хейз ощутил мимолетный укол в сердце, когда увидел другой снимок, где в чертах одного из мальчишек уже отчётливо угадывался он повзрослевший — хотя бы по взгляду. Фотография улыбающихся мальчишек на фоне переливающегося красками закатного океана вызвала знакомую сладкую ностальгию, привычно согревшую сердце. Он хорошо помнил тот вечер. Самое счастливое воспоминание в его жизни... Лето, песчаный пляж, огромные волны и лучший друг, с которым они часами носились по полосе прибоя, брызгали друг в друга холодной водой и боролись в шутку на мокром песке, со смехом пытаясь ткнуть соперника лицом во влажную землю. То лето запомнилось ему бесконечными шутками придурошного друга, запахом солёной воды, криками чаек, вкусом выловленных из океана устриц и вечными соревнованиями с тем, кого Ян считал своей неотлучной тенью. Это было потрясающее лето, самое яркое в жизни Хейза — и оно осталось в его памяти фотографией, на которой два перемазанных в мокром песке парня смеются на светло-золотом фоне Тихого океана. Он был таким ребенком… Взгляд Яна непроизвольно потемнел. Сердце забилось быстрее обычного. «Я предлагал тебе решить вопрос добровольно. Ты сам вынудил меня сделать это силой, Демиан».