Держать удар

Ян бесил его. Как же сильно он его бесил. Выводил из себя настолько, что иногда Демиану хотелось взять любимый маузер, подаренный в дикой молодости Графом, и всадить в лицо лучшему другу шесть начиненных свинцом тяжелых патронов. Выстрелить, перезарядить, еще раз выстрелить — чтобы у этой твари, возомнившей себя властелином блядской помойки, в миру именующейся Лос-Анджелесом, не оставалось ни единого шанса выжить. Он любил Яна. Любил всю жизнь, от начала их дружбы, зародившейся в грудничковом отделении местной больницы, до кровавой сходки за Стоктон-роуд. Эта любовь не имела ничего общего с сексуальным влечением, сделавшим их заклятыми врагами. Дем безумно любил Яна как друга. Признавал крепнущий авторитет юного Хейза, прислушивался к его советам, радовался достижениям взрослеющего Колдуна больше, чем своим, переживал за него, боялся его потерять… Он отдавал их дружбе всего себя и знал, что Ян делал то же самое — молча, без лишних эмоций, готовый прийти на помощь Дему по первому его слову. Колдун доверял ему абсолютно все — от номеров банковских карт до ключей от личного магнитоплана, он мог не спать трое суток подряд, выслеживая любого, кого считал способным причинить Фостеру реальный вред. Демиан помнил, как однажды обнаружил окровавленного друга, валяющегося в грязи на какой-то помойке Третьего Улья; избитый, истекающий кровью Ян не мог даже встать и самостоятельно дойти до капсулы автохирурга. Израненный, с переломанными руками и ребрами, он улыбнулся Инквизитору той насмешливой, уверенной улыбкой, впоследствии ставшей роковой для его соперников в клетке, и указал на три бездыханных тела, уже остывших в вонючей жиже отходов. Это были члены тайного праворадикального клана, охотившегося за Демом и несколькими его друзьями. Местные националисты не сумели простить Фостеру африкано-маорийское происхождение и стали жертвами разъяренного Яна, примчавшегося пояснять несчастным за чистоту расы. Схватка не окончилась бы смертью троих фашистов, если бы за день до убийства Колдун чисто случайно не узнал от одного из своих знакомых, что Инквизитора планируют хладнокровно грохнуть. Он даже не сказал ничего лучшему другу… просто пошел и перестрелял троих ублюдков, а после отсидел шесть месяцев в колонии строгого режима, выйдя в результате массовых гражданских протестов. Граф еще долго ржал над Яном, белым мужчиной, сумевшим влететь в тюрьму по «черному» делу, а немногочисленные оставшиеся враги сделали выводы и на время притихли. Их дружба прошла огонь, воду и суровое испытание властью. Даже став единоличными главарями Третьего Улья, Колдун с Инквизитором смогли разделить территорию и остаться самыми преданными друг другу людьми. Демиан мог сделать все что угодно, если бы это потребовалось Яну. Он и делал это. Не раз спасал ему жизнь, не раз отводил удары врагов на себя. Их дружба должна была сохраниться до смерти одного из них, передаться детям и продолжиться на небесах. Если бы не один роковой вечер, навсегда изменивший отношения бывших лучших друзей. Дем был уверен, что это еще не конец. Несмотря ни на что, у них ещё все могло бы получиться… и все бы получилось, если бы только Ян согласился. Если бы у короля боев без правил хватило смелости посмотреть правде в глаза и признать в себе нежеланное влечение, вспыхнувшее к представителю своего пола. Если бы Колдун, размазывавший соперника любой весовой категории в октагоне, сдался бы нежеланным чувствам и принял бы собственную натуру, из них вышли бы идеальные партнеры в постели и в жизни. Дему тоже было тяжело. Он и не собирался отрицать тот факт, что сбил не одну грушу в тренажерном зале, пока разбирался с неожиданной страстью к лучшему другу. Он злился, не понимал, пытался подавить глупую нежность к Яну, не спал ночами, разглядывая звезды в запотевшем стекле их блока, но в финале сумел примириться со своими же демонами. Он влюбился в Хейза. Влюбился в друга, заклятого соперника и напарника по тренировкам. Демиан мог быть каким угодно плохим человеком, но он всегда был честным. Всегда. Честным с самим собой, с Яном и с остальными. Он никогда не скрывал собственные чувства, не выдавал их за другие и не шел против своей природы. Дем никогда — ни разу в жизни — не обманывал лучшего друга. И тогда, в марте 2097-го года, он по привычке ожидал такой же искренности от Колдуна. Не дождался. Ничто не выводило его так сильно, как эта неправда. Бессовестное лицемерие человека, которого он считал примером для подражания. В Яне было идеально все — его смелость, граничащая с безрассудством, его выносящая готовность идти до самого конца и разгрызать зубами жесть, преданность, сделавшая бы честь любому японскому самураю, специфическое чувство юмора, умение слышать и способность встать рядом в любой момент… поэтому его ослиное упрямство и непонятный Демиану страх признать самого себя так раздражали. «Чего ты боишься, принцесса, вот чего?!», — орал он в одну из их последних ссор, в критический момент перед дракой. «Я понимаю, если бы ТЫ мне не нравился. Но это не так!». Любить и отрицать, хотеть и мастерски имитировать обратное — за эту двойную натуру Фостер ненавидел Хейза еще сильнее, чем за сами попытки Колдуна наебать лучшего друга. «Я заставлю тебя сказать мне правду», — мрачно пообещал он ему перед расставанием в апреле 97-го. «И заставлю извиниться за то, что столько времени ебал мне мозг». Демиан наивно считал, что сука по имени Ян не сможет вывести его из себя еще больше. Пока в мае 99-го, перед матчем с Индонезией, лидер американской сборной не признался ему в своих чувствах. Цинично, равнодушно, до боли пошло — стоя напротив друга в кабинке туалета и затягиваясь электронной сигаретой. «Я хочу тебя, Дем», — небрежно бросил Ян и поправил съехавшую на одно плечо футболку. «Полностью. Всего. Так что никаких равных отношений. Прости». Эта короткая, небрежная фраза вывела Фостера из себя настолько, что только преддверие тяжелого матча заставило сдержать порыв разбить этой твари морду и переломать руки. Хейз оставался верен себе до конца. Даже признав ответные чувства к лучшему другу, он не воспринимал его как партнера. Яну от него требовался только секс и подчинение; Колдун прямо предупредил Инквизитора, что планирует сделать его личной сучкой и предложил сдаться без боя. Разъяренный его лицемерием Демиан поклялся отомстить теперь уже врагу, разбившему ему сердце. «Ты был бы счастлив со мной, принцесса», — с горечью произнес он, глядя в глаза когда-то самому близкому человеку. «С тобой как с парнем — никогда, — парировал Ян, не отводя своего взгляда. — Пора смириться с мыслью, что в жопу ты меня иметь не будешь. Хочешь отношений — подставляй свою». После этих слов, произнесенных перед их первой встречей в Рэд-Арене, Дем понял, что хрена с два он теперь даст Яну возможность отступить. Захотел играть до конца — должен был вывезти до последнего раунда, до тех пор, пока один из них не разрыдался бы в ногах у другого, сдаваясь на милость победителю и умоляя о пощаде. Или абсолютная победа, или унизительное рабство у Демиана — саму возможность нормального компромисса Колдун подчистую выжег собственноручно. «Я предлагал. Я просил тебя. Ты сделал свой выбор». «Выбор лежать передо мной с раздвинутыми ногами и делать вид, что ты ничего не чувствуешь», — ехидно подумал Фостер и ткнул пальцами Хейзу в найденное уплотнение. После трех минут молчаливого истязания, которое Ян стоически переносил с остановившимся бесстрастным взглядом и резко упавшим пульсом, чувствительный комочек плоти заметно увеличился в размерах и предательски разбух. Какую бы снежную королеву ни строил из себя Колдун, физиология молодого мужчины двадцати лет выдавала его участившимся дыханием и редкими, почти незаметными сжатиями мышц — когда стимуляция Демиана становилась слишком интенсивной. За мощной броней тренированного пресса обнаружилось тщательно скрываемое слабое место, точка острых и позорно сладких ощущений, о существовании которой Ян предпочел бы не знать до конца своих дней. Выражение отвращения на точеном лице не могло обмануть нашедшего зону его удовольствия Инквизитора, и сейчас, чувствуя, как наливается кровью небольшое скопление нервов под пальцами, Дем ласкал поверженного врага сильнее… нежнее… активнее. Тошнотворный ужас подкатил к горлу проигравшего. Те самые блядские вспышки наслаждения, которые накатывали на тренировках во время отработок удушающих, усилились в несколько раз. Низ живота затопило неконтролируемой сладостной истомой, мышцы пресса сводило судорогами, когда прикосновения там, внутри попадали по чему-то очень отзывчивому и упругому. Ян никогда не думал, что это возможно. Он до сих пор не мог до конца осознать и поверить в происходящее. Его насиловал лучший друг, а тело, выточенное и закаленное годами адских тренировок, в этот момент бесстыдно его предавало. — Ты потек, Ян, — усмехнулся Дем, продолжая мучить не ожидавшего такого кошмара друга. Влага, смачивавшая пальцы, отличалась от геля, которым он обрабатывал неподготовленный вход принцессы. — Заткни пасть, — прорычал Колдун, тщетно пытаясь вытолкнуть Фостера из своего тела. Жестокая, холодная улыбка, застывшая на губах Демиана, лучше любых слов отразила его намерения. «Это просто физиология. Отклик на стимуляцию. Давно не трахался», — лихорадочно подумал про себя Ян и рванул ноющими руками — в очередной раз, без надежды на то, что действительно сможет выдрать с корнем стальную приваренную батарею. Томительное, накапливающееся раздражение между ног требовало любых действий, любых ощущений, чтобы отвлечься, и только боль могла перекрыть накатывавшие волны удовольствия… с каждым разом становившиеся сильнее. Хейз выгибался на промокших простынях, безжалостно выворачивал суставы, неестественно выкручивал руки в попытках отстраниться, не чувствовать, забить на корню разгорающееся наслаждение… не отдавая себе отчета в том, каким его видит Демиан. Вместо рвущегося в путах пойманного, раненого, но по-прежнему смертельно опасного хищного зверя, тот наблюдал за метаниями отчаянно бьющейся сучки. Бьющейся с собственным телом и постепенно проигрывающей в неравной борьбе. Бессмысленное, безнадежное занятие, направленное только на то, чтобы оттянуть время, отсрочить на пару минут неизбежное, показать ему — и самому себе, — что он не сдался до конца. Дему хотелось опустить его еще сильнее. Жестко пресечь попытки Яна сохранить свою честь и гордость, растянуть момент его окончательного поражения. Заставить подать голос, как послушную собаку, услышать те интонации, с которыми идеально контролирующий себя Хейз выдаст острые, непривычные чувства… Фостер слез с его бедер, не вынимая пальцев, переместился чуть ниже. Другой рукой сжал напрягшийся член, пару раз грубо провел вдоль ствола. Ян вздрогнул и зажмурился от накатившего жара, когда теплые губы Инквизитора обхватили его головку. Дем набросился на него внизу с такой страстью, с какой изголодавшиеся акулы кидались на обреченных пиратами отступников. Он заглотил крупное достоинство друга полностью, прошелся языком по стволу, сдавил губами основание. На лице прихуевшего Колдуна отразилось все, что он думал о принудительном минете со стороны бывшего друга. Маска отвращения, вовремя сыгранная прекрасным актером Яном, слетела через пятнадцать секунд, когда Демиан удвоил усилия и начал терзать его сразу с двух сторон. Член затвердел моментально, налившись кровью и готовясь излиться прямо в рот этой твари, а глубоко внутри, под стальными мышцами живота, пульсировала и накалялась та сучья зона, которую Колдун ненавидел. Хейз не знал, каких ощущений было для него больше — привычное мужское удовольствие от умелых горячих губ на члене или невыносимые импульсы там, но в одном Ян был уверен точно — он не смог бы продержаться долго под настолько жестокой атакой на свои эрогенные зоны. Он перестал быть девственником, кажется, еще в прошлой жизни. Экс-чемпион мира мог просто отключить нарастающее возбуждение и силой воли не замечать, как мастерски ему сосут член. Он уже делал это — когда лет в семнадцать спорил с подругой. Девушка двадцать минут старалась довести его до оргазма, но если Ян чего-то не хотел… С простатой это почему-то не работало. — Перестань издеваться, блядь, — прорычал Колдун, тяжело дыша. Румянец, выступивший на бледных щеках, выдал его состояние без шансов. Фостер оторвался от члена друга и с силой надавил ему на низ живота. Так стало еще хуже. — Блядь я вижу перед собой, — елейно отозвался боец, справедливо получивший прозвище Инквизитора, и облизнул влажные губы. — Поплыл от пальцев, Ян. Я ожидал более достойного сопротивления. Взбешенный Колдун рывком приподнялся на локтях и от души плюнул ему в лицо. Он остался бы собой, даже сгорая в самом мучительном костре преисподней. Но тот костер, в котором собирался заживо сжечь его Демиан, был хуже любого из устроенных Люцифером. — Ах ты мразь… — медленно произнес Фостер, стирая слюну с щеки. Он перевел потемневший взгляд на Хейза, и одни его глаза — безумные, с затопившим радужку зрачком — предрекли Яну абсолютный пиздец. Тот ответил ему молчаливым яростным вызовом и, через боль вывернув запястье, показал Дему средний палец. «Не сдамся». «Никогда». — Пощады не жди, — хрипло бросил Инквизитор и рывком выдернул пальцы из растраханной дырки соперника. Взял вскрытую упаковку презервативов. Медленно избавился от армейских штанов и швырнул ремень Яну в лицо. «Ну наконец-то. Давай, выеби меня нормально. Порви и оставь здесь умирать. Или добей сам. Только не растягивай эту хуйню». Демиан приподнял Яна за бедра и одним движением насадил на себя. Колдун мужественно сдержал болезненный стон, когда в его тело вошла пульсирующая , толстая, напряженная плоть. В этот раз было так же мерзко, так же кошмарно, — но сейчас он хотя бы знал, чего ждать. Растянутые до крови мышцы саднили и горели, живот тупо ломило, но чем была для него простая боль после пятнадцати лет в спорте по сравнению с уколами животного наслаждения, которые он не мог контролировать… Дем не дал ему времени привыкнуть; перехватив бедра безжизненно расслабившегося Яна, он начал входить в него размашистыми, уверенными движениями, вбиваясь по самые яйца. Трахать подготовленного партнера оказалось гораздо приятнее — Колдун не сдавливал его так, словно хотел оторвать ему пенис, позволял проникать на всю длину и менять угол входа. Хейз уже все равно ничего не смог бы изменить; он просто отвернулся к стене и мечтал, чтобы весь этот ужас поскорее закончился. «Два — ноль. Он оттянул меня всухую. Я даже сделать ничего не успел. После такого только умереть. Пристрелить эту суку — и умереть». Дем хлестнул его по щеке, и в серо-стальных глазах Яна вспыхнули искры чисто боевой ярости. «Нет. Только после того, как я возьму реванш. В нескольких позах. Заебу его до смерти. Заставлю умолять о ней». — Мечтаешь о том же, Ян? — жестко усмехнулся Демиан и навалился на него всем телом. Дыхание выбило из груди, помутнело в глазах. Колдун с трудом сфокусировал взгляд. Он хотел плюнуть в него еще раз, но Фостер сделал это быстрее. Заоравший от злобы Хейз подался вперед, мазнул ему по щеке губами и… неожиданно для Инквизитора впился в его губы резким поцелуем. Дем не успел понять, какого хрена, когда в следующий момент Ян мертвой хваткой сомкнул зубы на нежной коже, прокусил ее до крови и вырвал к херам кусок мяса. Вскрикнувший от боли Инквизитор от неожиданности перестал засаживать корчащемуся другу; боль была настолько сильной и обжигающей, что из глаз брызнули слезы. — Псина выебанная!! — рявкнул он, капая обильно текущей кровью из разорванной губы на лицо Яну. — Твоя мамаша, — прошипел тот и вытер слюну о грязную ткань подушки. Фостер без лишних слов перехватил врага-любовника за талию и начал вбиваться в него так, что самому стало немного больно. Колдун хрипел, кривился от боли в сведенных судорогой мышцах, задыхался, отворачивался к стене, сжимал пальцы до кровавых отметин и… молчал. Ни вскрика, ни стона не слетело с его разбитых губ за все безумно долгое время, пока Демиан натягивал бывшего лучшего друга. Инквизитор имел его как последнюю сучку, по-животному, отбросив понятия милосердия и морали. Для него особенным удовольствием было трахать Яна именно здесь, в этой комнате, где они провели все детство и юность, на старой кровати Хейза, под нелепой фигуркой ловца снов. Дем помнил, с каким усердием пятилетний друг, пыхтя, клеил для него это чудовище, и с какой гордостью в блестящих — тогда еще — глазах вручал ему подарок. Воспоминания, царапающие сердце, придавали их сексу остроты и возбуждающей драмы. «Я любил тебя, сладкий», — с иронией подумал про себя Фостер, долбя Колдуна в разделанную измученную задницу. «Я тебя реально любил». Ян очнулся из кататонического состояния, которое старательно изображал до этого, и вполне осмысленно посмотрел на Демиана. Были в этом взгляде стыд, унижение, ненависть, желание мести и что-то еще. До Инквизитора, наслаждающегося видом разложенного соперника немногим слабее его самого, не сразу дошло, что насилуемый Колдун задыхается и корчится под ним совсем не от боли. Но когда дошло… Лучше бы Ян сразу сложил оружие и улетел на другой конец света. Тогда шансы выйти из их войны нетронутым увеличились бы с нуля до одной десятой. — Нет, — прошептал Колдун, когда Демиан приподнял его за бедра и начал трахать из такого положения. — Нет, Дем, подожди… «Он лучше, чем кто-либо, умеет контролировать себя.» В колонии им связывали за спиной руки и пускали ток по телу. Ян продержался в два раза дольше любого из своих сокамерников. В колонии их бросали в трехметровый бассейн и ждали, через сколько начнется агония. Хейз выжил бы даже если бы их не вытаскивали. В колонии им показывали порно и не разрешали возбуждаться, фиксируя время. В колонии, сука, не учили, как справляться с принудительным удовольствием, которое причиняет заклятый враг... — Смени, блять, позу! — Отсоси. Ян разгрызал губы в кровь, перебирал скованными ногами по смятым простыням и все равно не мог сдержать слишком явного наслаждения. Его долбили толстым хером прямо в простату, не оставляя шансов вывернуться, поменять позицию, сделать приносимое удовольствие не таким сильным. Прямо туда, в эпицентр блядской зоны, словно зная, где его начинает выносить от слишком прицельных ударов внутри. Колдун пытался взять под контроль последние остатки разума, еще не подчинившиеся захлестывающему слепому наслаждению, но получалось плохо — его уже вело. Дем проломил последние границы созданной личности Яна и добрался до той части, которую Хейз предпочитал держать в тени. Рефлексы, чувства обострились и теперь крутили как в мясорубке его тело, которое теперь ему больше не принадлежало; сознание плавилось от слишком мощных нервных импульсов, пронизывающих каждую уставшую мышцу. Колдун не знал, что с ним происходило, не знал, как это убрать. Впервые в жизни власть над ним принадлежала другому мужчине, врагу, уничтожившему то, что делало Яна собой. Он больше не мог бороться, не мог сдерживать эту тяжелую сладость, разливающуюся в животе… им овладели, его победили полностью. Подчинили своей воле и заставили переживать невыносимое для Хейза удовольствие. Из всех пыток мира, из всего арсенала инструментов боли и мучений Колдун выбрал бы все что угодно, только не это тягучее как патока, сжимающее внутренности, жалящее как электрический ток чувство, усиливающееся до слез каждый раз, когда Дем засаживал резче. Это было хуже, чем любая боль, полученная в драке или на тренировке, даже самая страшная — от разрыва ахиллесова сухожилия до пытки нейродеструктором. Потому что Ян знал боль, знал, как с ней справляться и как она выглядит. А против этого удовольствия, сжигающего изнутри, он был абсолютно беспомощен. — Перестань, — прохрипел Колдун, давясь своими же вскриками. Пока не услышанными. — Прошу, остановись, Дем… — Мечтай, принцесса, — улыбнулся Фостер. Он уже понял, где у друга находится его слабое место, и интенсивно вколачивался в том направлении. Инквизитора плавило от того, как беззащитно Ян сжимался на его члене, как он пытался предотвратить неизбежное, с расширившимися глазами сдерживая стоны, с каким ужасом просил его об отсрочке… Оба понимали, каким будет финал этой схватки, и один настойчиво доводил до него себя и любовника, а второй смешил своими жалкими попытками этого избежать… Дем лег на него полностью, раздвинул бедра Хейза еще шире, засадил до конца. Колдун с огромным трудом сдержал рвущийся из груди стон, запрокинул голову, зажмурился… и отчаянно закричал в голос, когда Инквизитор коварно вгрызся в его беззащитно открывшуюся шею и одновременно с этим толкнулся в него снова. — Ну вот и все, Ян, — прошептал Демиан на ухо сломленному удовольствием лучшему другу. — Теперь ты полностью мой, принцесса. Последующая фраза несогласного с этим Колдуна перекрылась предательски вырвавшимся стоном, который он почти сразу же заткнул… как будто от этого исход их любовного сражения был бы другим. Первую попытку довести его до оргазма Хейз каким-то нереальным усилием сдержал, передавил, сумел в последний момент обрести над собой контроль. Разозленный и заведенный его сопротивлением — даже сейчас! — Демиан перехватил Яна за талию, насадил на себя до упора, не оставляя возможности отодвинуться, и начал всаживать ему из такого положения. Колдун, которому ненормально выкрутили руки, осознал безвыходность своего положения и завыл от собственного бессилия. Инквизитор видел его настоящее лицо, — теперь не ту холодную маску, сорванную им сегодня навсегда, — порозовевшее, живое, исказившееся наступающим финалом, и любовался им те сладкие секунды, когда на пике оргазма Ян умолял его остановиться, не доводить, сменить позу, а потом завизжал как сучка и потерял сознание в его объятиях.