Презренная

Отряд Тигриного Когтя вернулся в логово Шреддера с поражением. Очередным. Лидер Клана Фут в сотый раз прочитал длинную лекцию, не забывая попутно сыпать угрозами и оскорблять каждого за глупость, слабость, некомпетентность и все прочее, что только могло прийти в голову. — И все же, — закончив свою гневную тираду, он вновь надел маску стального хладнокровия, — я хочу знать, как вы это допустили, — отчеканил Шреддер требовательным тоном, усевшись на своем троне. — Поначалу все шло гладко, — начал Тигриный Коготь. — И так бы и закончилось, если бы Мэй придерживалась плана! — Да? — фыркнула девушка, надменно взглянув на тигра. — Без меня бы ничего и не началось, — отвернувшись от Тигриного Когтя, она обратилась к Шреддеру: — Учитель, дело в том, что… — Достаточно! — отрезал он. — Я понял, что вы абсолютно безнадежны при любом раскладе. Итак, отныне все должны беспрекословно подчиняться Тигриному Когтю, — Шреддер хотел было сказать что-то еще, но Мэй его перебила: — Вы ведь сказали, что я — его правая рука, а это значит… —…это значит, что ты начнешь командовать только в том случае, если что-то пойдет не так, — воскликнул Шреддер, явно разозленный тем, что его перебили. — Считай, что ты на скамье запасных. Мэй посмотрела на Шреддера со злобой во взгляде, крепко сжав кулаки до побеления костяшек, но очень быстро подавила эмоции и, прикрыв глаза и опустив голову, покорно произнесла: — Да, учитель. Следующие дни происходили достаточно серо и однообразно. Тигриный Коготь говорил что-то о пропорциональности качества и времени, сдерживая всех в здании, вдали от боев и хоть каких-то развлечений. Конечно, по вечерам Мэй совершала вылазки и прогуливалась по городу, одевая повседневную одежду и сливаясь с толпой. Иногда ей нужно было раствориться среди обычных людей и забыть о том, кто она такая. Как бы она ни желала заслужить репутацию и авторитет в Клане Фут, она все же с презрением относилась к большинству его членов. Ближайшие люди Шреддера стали мутантами, к которым девушка не могла не испытывать искреннего отвращения (не сказать, что она и раньше любила их, но, по крайней мере, могла терпеть). С прочими же Мэй не общалась — они были обычными, ничем не примечательными рядовыми солдатами. Что с них взять?.. Говоря по правде, за всю жизнь она была максимально близка с одной лишь Карай. С тех пор, как Мэй попала в Клан Фут, девочки были неразлучны: они вместе росли, воспитывались, учились и тренировались под крылом Ороку Саки. Карай стала для Мэй близкой подругой и почти что сестрой, а Шреддер заменил отца и мать, которых она когда-то потеряла. Мэй завернула в подворотню, уселась на мусорном баке и закурила сигарету. Она не хотела думать о прошлом, не хотела погружаться в свои мрачные, обычно только мешающие мысли, и отвлечься на физические ощущения ей, как правило, всегда помогало. Почувствовав, как дым бьет по легким, она откинулась к кирпичной стене и расслабилась. На противоположной стороне дороги прошла группа подростков с громко голосящей музыкой из колонки. Смотря на них, Мэй думала: не умри ее мать тогда, кем бы она стала? Ходила бы в школу? Рыдала бы из-за парней и обсуждала бы последние новинки моды? Как ни странно, но она не могла представить себя «обычным», «нормальным» подростком. Впрочем, в скором времени беспокойство по этому поводу исчезло — в один момент Мэй поняла, что попросту выше их. Она больше видела, больше знает и больше умеет. Все эти идиоты и близко к ней не стояли. Откинув голову назад, она посмотрела на мерцающие в небе звезды, как вдруг над ней, перескакивая с одной крыши на другую, пролетел силуэт, показавшийся ей знакомым. Любопытство взяло вверх, и Мэй забралась вверх по пожарной лестнице, где увидела одного из черепах. Присмотревшись повнимательнее, она поняла, что это был Рафаэль. — Надо же, какой сюрприз! — театрально воскликнула девушка, скрестив руки на груди. Рафаэль, едва услышав ее голос, напрягся, выхватил саи и принял боевую стойку. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, прожигая ее враждебным взглядом. — Тот же вопрос, — ответа не последовало, и Мэй, сунув руки в карманы, спокойно прошлась вперед, обогнув Рафаэля и тем самым заставив его едва ли не подскочить на месте, выставляя перед собой трезубцы. — Что, боишься? — мутант посмотрел на нее все также злобно и недоверчиво, на что Мэй расхохоталась. — Не стоит. Просто представим, что нет ни Сплинтера, ни Шреддера, и обойдемся без потасовки. — Да, и заодно в ресторан сходим, — съязвил Рафаэль, показывая, что успокаиваться он явно не собирается. — Можно, конечно, но люди не поймут. При особом желании можно подождать до Хэллоуина, — Мэй прошлась к краю крыши и запрыгнула на него, расхаживая туда сюда пружинистой походкой — она делала это так легко и беспечно, словно была не на крыше девятиэтажки, а залезла на лавочку в парке. — И все-таки, что ты тут делаешь? — Вышел прогуляться, — угрюмо ответил Рафаэль. — В канализации стало слишком темно и душно? — съязвила Мэй и ступила на самый край, балансируя на высоте двадцати семи метров от земли. Рафаэль несколько напрягся, смотря на то, как она по-детски беспечно размахивает разведенными в сторону руками. — Волнуешься? — Я не… — хотел было возразить Рафаэль, как Мэй продолжила: — Так ведь даже лучше. На одного противника меньше, — она склонила голову на бок и с издевкой добавила, посмотрев на саи в руках Рафаэля: — Тем более такого опасного. Тот, заметив это, несколько помялся, и убрал их. Мэй наградила его снисходительной улыбкой. — Кстати говоря, — протянула девушка несколько скучающим тоном, — я узнала, что там в «Ромео и Джульетте», — Рафаэлю пришлось напрячь память, чтобы что-то такое припомнить. — Совершенно не то. — Я и сам не знаю, о чем там, — махнул рукой он. — Какая-то любовная мишура. — Две равно уважаемых семьи, — произнесла Мэй пониженным голосом, тем самым привлекая внимание мутанта, — в Вероне, где встречают нас событья, ведут междоусобные бои и не хотят унять кровопролитья. Друг друга любят дети главарей, но им судьба подстраивает козни, и гибель их у гробовых дверей кладет конец непримиримой розни… — Ну и бред, — фыркнул Рафаэль. — Даже если бы ты зацеловала Майки до смерти, Сплинтер и Шреддер вряд ли бы помирились. — Что?! Ну уж нет! — отмахнулась Мэй, брезгливо поморщившись. — Пусть лучше Такеши тебя поцелует. — Это кто вообще? — Тигриный Коготь. — Фу, ни за что! — протянул Рафаэль. — Уж лучше ты, чем он. — Ты слишком высокого о себе мнения, — хмыкнула Мэй, гордо задрав голову. Но Рафаэль не ответил, о чем-то задумавшись. Действительно, а возможно ли было примирение между двумя врагами? Рафаэлю, конечно, нравились бои, адреналин и металлический лязг оружия, но Шреддер начинал порядком надоедать. Сплинтер, несмотря на свою печаль и боль на душе, давно примирился с прошлым, и просто хотел начать жизнь с чистого листа, в мире и гармонии. А черепахи воевали с футовцами просто потому, что… воевали. Механизм запущен, и все они, как черепахи, так и Клан Фут, — шестеренки, что приводят его в движение. — Как думаешь, — задумчиво сказал Рафаэль, — возможен ли мир между Сплинтером и Шреддером? — Только, если кто-нибудь умрет, — пожала плечами Мэй, словно это было что-то обыденное. — Шреддер хочет мести и не остановится, пока не сойдется в бою с Хамато Йоши. — Но ведь он сам во всем виноват, — развел руками Рафаэль. — Из-за него Сплинтер лишился семьи и всего, что имел. — Нет, — отрицательно покачала головой Мэй, — это ложь. Хамато Йоши хочет выставить себя жертвой, но только вот в овечьей шкуре чаще всего скрываются волки. Во всем этом только его вина, — она нахмурилась и спрятала руки в карманы, после чего приглушенно добавила: — Ты ничего не понимаешь. — Зато ты очень понятливая, — саркастично произнес Рафаэль. — Ты не знаешь, что в голове у Шреддера, и… — Не знаю, — подтвердила девушка. — Но полностью разделяю его чувства, — она вдруг резко развернулась и спрыгнула с крыши, но, вопреки всем опасениям Рафаэля, приземлилась, судя по звуку, на пожарную лестницу, и помчалась вниз. Мэй, подобно Ороку Саки, горела местью. Ей было восемь, когда она потеряла все. Той ночью ее разбудил пронзительный крик, за которым последовал громкий хлопок, который, как поняла Мэй уже через некоторое время, был выстрелом. В тот момент испуганная девочка, дрожа всем телом, заползла под кровать, где пролежала несколько часов, сжимая в объятиях плюшевого медвежонка и страшась даже вздрогнуть, пока кто-то расхаживал по дому и чем-то звенел. Когда же все затихло, осмелившись, Мэй пошла в комнату к матери, где нашла ее в луже крови. Тогда у нее началась настоящая истерика, она была шокирована, напугана, потеряна… самые разные чувства смешались в ней и вылились в горький водопад слез. Она отчаянно звала маму и умоляла проснуться, пачкаясь в крови и со всей силы тряся холодное тело, но та так и не открыла глаза. А утром за ней пришли неизвестные и увели с собой, представив Шреддеру. Она уже слышала об этом мужчине — он сотрудничал с папой, пока тот не погиб в аварии, — и потому не слишком испугалась. Наверное, тогда он стал единственным, кто дал ей почувствовать себя в безопасности. «Твоя мать мертва», — тремя словами, произнесенными со стальной интонацией, он пресек все ее расспросы о матери. Ее убили. Мэй не знала, кто именно это сделал, но она точно знала, что, встреть она этого человека, подарила бы ему самую мучительную из всех смертей.