***
Уже через двадцать минут мать Мэй и родители Темари, Акира и Ренли Мацуи, стояли в кабинете директора вместе с учительницей, в то время как их дочери, хмурые и озлобленные, сидели на стульях перед директором. Тот сидел в напряженной, внушающей строгость и страх позе, сложив руки в замок на большом, заставленном столе, и смотрел на девочек исподлобья. — Ямада-сан, — спокойно обратился он к учительницей, что от одного лишь холодного голоса вздрогнула и напряженно выпрямила спину — она всегда была женщиной эмоциональной, мнительной и склонной к лишним панике и волнению, — Вы видели, что произошло? — Нет, Ёсида-сан, — женщина отрицательно покачала головой. — Я дежурила в коридоре, и обо всем случившемся мне доложили ученики. Я пришла, а Темари уже лежит на полу перед Мэй, — Акира шумно вздохнула, хватаясь за сердце и что-то бормоча себе под нос — муж понимающе положил ей руку на плечо, в то время как Айя, скрестив руки на груди, напряженно кусала внутреннюю сторону губы. Она не могла поверить, что ее дочь кого-то побила. Да, Мэй бывает очень обидчивой и вспыльчивый, но она никогда не поднимала ни на кого руку. — Хорошо, — директор поправил очки и перевел взгляд на учениц. — Тогда, Темари, пожалуйста, расскажи мне, как все было, — девочка всхлипнула и, прикрыв глаза, кивнула. Мэй покосилась на нее и закатила глаза — какая хорошая актриса. — Я просто подошла поговорить с Мэй, а она… она вдруг накинулась на меня и ударила. А потом толкнула меня. Если бы не… — Лжешь! — воскликнула Мэй, вскакивая на месте и обрывая Темари на полуслове. — Ты обо всем лжешь! — Мацуи тяжело вздохнула и опять тихо заплакала, всхлипывая. — Я знаю, что тебе не больно! Хватит притворяться и врать! — окружающие были глубоко возмущены происходящим, не зная, как реагировать. Ямада-сан была безумно сконфужена и потому молчала, поджав губы, а родители Темари с ужасом наблюдали за тем, как Мэй продолжает кричать на их дочь, пока Ренли наконец не встрянул: — Успокойте свою ненормальную дочь, Мидзуно-сан! — Ненормальную?! — Айя отозвалась возмущенным, высоким голосом, от которого все мигом затихли. — Мэй в жизни никого не обижала и уж тем более не била без повода! Лучше поговорите со своей Темари! Моя дочь уже не в первый раз приходит домой в слезах, потому что ваша избалованная девка ее задирает! — Да как вы смеете?! — воскликнула Акира, разражаясь негодованием и возмущением. Между матерями разгорелась настоящая словесная перепалка, в которую периодически встречал Ренли, и которую всеми силами пыталась остановить учительница — но никто не собирался ее слушать. Лишь громкий удар директора кулаком по поверхности стола привел всех в чувства и заставил в миг успокоиться. — Достаточно! — воскликнул он, а затем, поправив очки, тихо добавил: — Я хочу послушать, что скажет Мэй, — он перевел на девочку вопросительный взгляд: — Почему ты ударила Темари? Мидзуно поежилась и нервно сглотнула. Теребя рукава кофты, она несмело начала: — Она говорила про моего папу, — поджала губы, а затем добавила: — И смеялась. Повисла неловкая тишина, которую прервал судорожный, громкий вздох Айи. — И после этого ваша дочь «святой ангелочек»?.. — женщина больше не кричала и не бесновалась — ей лишь было больно от напоминания о том, что ее муж ушел. — Довольно разбирательств, — подвел директор, когда Ямада открыла рот, чтобы что-то сказать. — Я лишь хочу, чтобы подобного впредь не повторялось. Вы, — он посмотрел на Акиру и Ренли, — проведите беседу со своей дочерью и научите ее следить за языком. Однажды все может обернуться куда печальнее. А Вам, — перевел взгляд на Айю, — я бы посоветовал посетить психолога. Научите свою дочь управлять гневом. Может быть ей и неприятно, но конфликты нужно разрешать словами, — женщина удовлетворительно кивнула, подходя к дочери и заботливо накрывая ее плечи своими руками. — Все свободны.***
Это была тихая прохладная ночь. Спрятавшись по кустам, в траве, стрекотали кузнечики, шелестела под колебаниями ветра листа и гладь пруда. Мэй не спалось, и она нашла себе укромное место в одном из отдаленных уголков сада, погрузившись в очередную толстую книгу, нарытую в библиотеке дома семьи Ороку. Удивительно, как она еще не перечитала их все, от корки до корки… От захватывающего чтения девочку отвлек достаточно громкий шум, донесшийся откуда-то из глубины сада, среди зеленых густых деревьев. Поначалу Мэй не придала этому должного значения: подумала, что-то, возможно, была кошка. Но когда шорох не унимался и лишь нарастал, а затем стал сопровождаться и тяжелыми вздохами, девочка невольно напряглась. Тихо закрыла и отложила в сторону книгу и поднялась на ноги, вглядываясь в беспросветную тьму между многочисленными деревьями. Эиджи кряхтел и тяжело вздыхал, чувствуя, что вот-вот может потерять равновесие и упасть. Возможно, утром его найдут мертвым рядом с еще одним телом. Тащить Юдэя жутко сложно: у него большое, нарощенное ежедневным употреблением пива и бездельем брюхо, которое прибавляет мужчине по меньшей мере центнер. Эиджи ступил в сторону, и под ногой с громким треском сломалась ветка. Он поджал губы и остановился. Нельзя, чтобы кто-то застал его за этим занятием. Со Шреддером он договорится позже — а сейчас лишние свидетели ему не нужны. — Эиджи? — голос Мэй заставил мужчину вздрогнуть и обернуться назад, в сторону девочки. Она стояла, скрестив руки на груди, и переводя вопросительный взгляд с него на большой черный мешок и обратно. — Мэй… — растерянно протянул Эиджи. Лишние свидетели ему не нужны… О, ирония судьбы, и как всегда она решает поразвлекаться в самый неподходящий момент. — Что ты здесь делаешь? — спокойно спросил он, а затем более строго добавил: — И почему ты не спишь ночью? — У меня к тебе тот же вопрос, — отозвалась девочка, оценочно прищурившись. Эиджи не проронил не слова и ни на самую малость не переменился в лице, решив не давать Мэй поводов для каких-либо подозрений. Хотя она, непременно, все потом выведает. — Что это? — спросила она, заглянув за спину Сато. Ни говоря ни слова, она быстро подлетела к черному мешку, развалившемуся на земле, и приоткрыла его — взглядом она столкнулась с бездумным стеклянным взглядом мутных, широко распахнутых глаз мужчины. Мертвого мужчины. Сознанием она невольно вернулась в день смерти матери. Вспомнила багровую кровь, пропитавшую свежие белые простыни, вспомнила холодные синеватые бледные руки и трупный гнилостный запах, появившийся к утру. Девочка медленно отступила назад, дрожа всем телом, а затем чуть не упала на землю — Эиджи во время подловил ее, и тогда она тихо заплакала, позволяя бесшумным слезам стекать по щекам. — Это… — протянула она надломившимся голосом, хмурясь и не веря своим глазам. –…мой отец, — закончил за нее Эиджи. Его голос был холоден как камень и не выражал ничего — ни гнева, ни страха, ни печали, и уже тем более — раскаяния. Мэй сидела на земле, разглядывая черный мешок, в котором лежало мертвое тело. Что она чувствовала? Нельзя сказать точно. Определенно, это был дискомфорт. Но боялась ли она? Было ли ей противно? Нельзя сказать точно. Касательно текущего — нет. Ей было все равно. Но стоило вспомнить прошлое, ту кровавую ночь, и сердце надрывалось. — Ты убил его? — спросила наконец Мэй спустя нескольких секунд вязкой тишины. — Да, — мужчина ответил четко и уверенно, и по-прежнему столь же холодно. — Почему? — голос девочки исказился в непонимании. — Это ведь твой отец. — Не все отцы заслуживают любви, Мэй, — жестко подвел Эиджи. — Мой — нет, — он прошел вперед и взялся за мешок. — Нужно избавиться от тела. — И ты хочешь, чтобы я помогла тебе тащить его? — возмущенно спросила Мидзуно, подскакивая на ноги. — Ты можешь просто промолчать и сохранить все в тайне. Этого будет достаточно, — хмуро отозвался Эиджи и принялся тащить тело. — Ты убил человека! — воскликнула Мэй, прожигая мужчину злобным взглядом. — Ты убил своего отца! И теперь ты просто выкинешь его в реку и забудешь?! — она явно была раздосадована. Убийство — ее персональная травма. Но более того, собственные понятия морали не давали ей реагировать на это спокойно. — Я никогда его не забуду, — угрюмо протянул Эиджи, тяжело вздыхая от напряжения. — Я знаю, как ты смотришь на это: я убийца, который лишил жизни невинного человека. Но мой отец никогда не был невинной овцой, — Мэй невольно шагала за ним, слушая каждое сказанное им слово и параллельно не спуская взгляда с завернутого в черный полиэтилен тело. — Я всего лишь свершил справедливость. Через несколько минут, проведенных в молчании, они наконец притащили тело к реке, протекавшей мимо особняка Ороку. Эиджи, завязав мешок на крепкий узел, медленно протолкнул тело ногами в воду — Юдэй пошел на дно довольно быстро, скрываясь под толщей воды. Эиджи хмуро провожал взглядом темное пятно, опускающееся под воду, и чувствовал, как пламя ненависти, горящее внутри, постепенно утихает. Нет, оно никогда не угаснет — но теперь оно, по крайней мере, не будет оставлять таких глубоких, болезненных ожогов. — И все же… — начала Мэй, несколько замявшись, — что такого он сделал? Эиджи тихо усмехнулся, а затем его лицо вновь приняло стальное хладнокровие. Смотря куда-то вдаль, на линию горизонта, он медленно протянул: — Отец был настоящим монстром. Каждый день он издевался надо мной и моей матерью. Оскорблял, унижал и избивал, — Мэй не нашлась с подходящими словами. Да и Эиджи не спешил продолжать говорить. Вспомнить прошлое было вещью отнюдь не самой приятной, а уж откровенничать с кем-то — вдвойне. Но он знал, что именно Мэй сможет разделить с ним эти чувства. Не по годам взрослая, она испытала многое на личном опыте. Эиджи никогда не пожелал бы ни ей, ни кому-либо еще пережить подобное — но сделанное сделано. Нужно учиться жить со своим опытом. Спустя минуту тяжелого безмолвия, он вдруг снял с себя рубашку и продемонстрировал усеянный шрамами самого различного размера торс. Мэй покосилась на него с напряжением и принялась внимательно изучать каждый шрам. Смотря на это, она чувствовала явный дискомфорт. — Часть из этих шрамов я получил в бою. А часть мне оставил отец, — Мидзуно поджала губы и перевела неверящий взгляд на Эиджи — тот почувствовал, что на него смотрят, но никак не отреагировал, и лишь молча обратно надел рубашку. — Он бил всем, что попадалось под руку: ремнем, посудой, одеждой, тряпками. Однажды он изнасиловал маму у меня на глазах. А она не выдержала… и утопилась в реке. Тогда я остался один на один с этим монстром, — Мэй слушала его с замиранием сердца и волнительным содроганием. Она не понимала, почему он рассказывает ей это, и не понимала, зачем продолжает слушать, если каждое слово ужасает ее все больше и больше. Да и Эиджи не до конца понимал, почему не может заткнуться. Может, то была потребность выговориться? Столько лет он вынужден был молчать, ведь отец со своими ныне разорванными, но тогда жутко важными и серьезными связями мог быстро замять все. Выставил бы его убитым горем от смерти матери, а затем бы снова избил в качестве наказания за длинный язык. Но теперь он мог не опасаться последствий. Ублюдок мертв, как и весь его авторитет. Только вот жилетку Эиджи выбрал себе неудачную: Мэй не заслужила слушать все эти ужасы. Впрочем, столкнуться ей придется и с вещами похуже. Страх слов — самый глупый страх из существующих. — Я столько лет терпел этого подонка и столько раз хотел убить его. Я думал, что как только уйду, моя ненависть исчезнет вместе с ним. Но он не исчез даже тогда, когда я попытался начать все с чистого листа. Отец всегда был рядом, — Эиджи помрачнел, хмурясь и сжимая зубы в гневе. — И тогда я понял: единственный способ избавиться от прошлого — уничтожить его. Эиджи прищурился, прожигая взглядом поблескивающую под светом луны водную гладь. Перед глазами проносились перепачканные кровью картины сегодняшнего вечера, а в ушах звенел голос его отца: он молил о пощаде. Впервые за всю жизнь он падал ниц и кого-то о чем-то просил. Истекая кровью, он испачканными ладонями хватался за сына, молебно взывая о милосердии. Только вот милосердие — слабость, разящая болячка, которую нужно искоренять. И Эиджи продолжал пронзать жирное тело отца ножом, чувствуя, как разгоряченная кровь стекает по рукам и слушая его крики, подобные визгу свиней на убое. — Возможно, ты думаешь, что месть — это бесчестный, жестокий поступок, — произнес Эиджи, повернувшись к Мэй. — Но это всего лишь одно из проявлений справедливости.***
Небольшой винтажный клуб, затерявшийся где-то среди сплетений отдаленных от центра хмурых улиц Токио, встретил Мэй сладковатым запахом с нотками спиртного и сигаретного дыма, громкой музыкой, смешанной с гулом бодрых голосов, и большим количеством разбившихся по группам людей. Девушка прошла в помещение неспешной походкой, спрятав руки в карманы, приблизилась к барной стойке, облокотилась об нее и громко, несколько требовательно бросила симпатичному молодому бармену: — Кружку пива, — тот посмотрел на нее с дежурной доброжелательной улыбкой и, кивнув, нагнулся, доставая из-под прилавка достаточно большую чашу, после чего наполнил ее жидкостью из бочонка слева от него — янтарное пиво быстро наполнило емкостью, пенясь к сверху. Мужчина поставил кружку перед девушкой, и она протянула ему купюру, без колебаний бросив напоследок: — Сдачу оставьте себе, — а затем подхватила кружку и бодрой походкой направилась к отдаленному столику. Настроение у нее сегодня было просто великолепное — Мэй была жутко довольна тем фактом, что сегодня утром, едва она успела проснуться, ей доложили о приказе Шреддера адресованном конкретно ей: ехать в Нью-Йорк для борьбы с Кланом Хамато. Вот, вот чего она так должно ждала, ради чего столько боролась! Шреддер заметил ее, выказал свою милость — и для нее это произошло раньше, чем для Карай. Мэй чувствовала: то было начало ее восхождения. Плюхнувшись на красное мягкое кресло, Мидзуно стала неспешно потягивать пиво, наслаждаясь чуть горьковатым вкусом хмеля. Не то, чтобы она была страстным любителем спиртного, но выпить моментами любила. К тому же, от похмелья Мэй никогда не страдала, и утренней головной боли, на которую часто сетовали те же Брэдфорд и Ксевер, совсем не опасалась. Да и в целом алкоголь не влиял на нее так же, как на большинство — переносимость у Мэй была отменная, даже несмотря на то, что подобным она никогда не увлекалась. Кружка была большая — пол-литровая, и когда Мэй опустошила ее, почувствовала легкое гудение в голове, говорящее о том, что она немного опьянела. Впрочем, это не критично. Пить она умеет и до обморочного состояния себя не доведет. Несколько минут она сидела в тишине, пристально разглядывая окружающих ее людей. Она хотела веселой компании, которая помогла бы ей развеяться в последний вечер, что она проведет в Нью-Йорке. Карай, будучи вечно чем-то занятой и увлеченной, вежливо отвергла ее предложение — впрочем, Мэй изначально рассчитывала на что-то подобное. Дочь Шреддера зачастую была открытым к новому опыту человеку, но пагубных привычек вроде питья и курения никогда не разделяла. Потому, должно быть, и отказалась. В любом случае, это уже не столь важно. Едва только Мэй, задержав взгляд на двух сосредоточенно погруженных в карточную игру мужчинах, задумалась о том, чтобы подойти к ним и встрять, затянувшись в азартную игру, как в помещение вошла достаточно шумная компания из четырех человек — троих парней и девушки, — которая сразу же привлекла ее внимания. Молодые люди были довольно разношерстными: один из них носил длинные волосы, достающие до плеч и частично собранные в пучок на макушке; второй же, напротив, был коротко пострижен, подкачан и носил мешковатую одежду, внушая своим видом определенную силу; третий и вовсе был европейской национальности — рыжие, слегка растрепанные волосы, бледная кожа, играющая разными красками под светом разноцветных прожекторов; девушка, что была с ними, не выделялась чем-то конкретным: низкий рост, длинные волосы до середины спины — разве что бордовое платье со свободной юбкой моментально бросалось в глаза ввиду своего насыщенного цвета. И по удачному — а может, и нет — стечению обстоятельств данная компания направилась в сторону Мэй. Определенно подвыпившие, они громко хохотали, слегка пошатывались и о чем-то увлеченно переговаривались, поднимая еще больше смеха. Словно присутствие Мэй их никак не смутило, они сели за ее столик, окружив девушку со всех сторон. Прошло около полминуты с тех пор, как они подсели сюда, а Мэй по-прежнему оставалась то ли незамеченной, то ли игнорируемой. И, кажется, вариант был именно вторым. Девушка уже начала смертельно скучать, думая о том, что нужно просто встать и уйти, как вдруг парень, сидевший рядом с ней — тот самый рыжеволосый европеец, — в ходе своей активной жестикуляции, которой он сопровождал свой увлеченный рассказ, в подробности которого, Мэй, в общем-то, не очень вдавалась, задел ее рукой, после чего едва не подскочил как ошпаренный, разворачиваясь на девушку с явным испугом. Его глаза округлились в непонимании; но теперь же страх, вызванный такой неожиданностью, сменился другой эмоцией — удивлением и, возможно, частичным очарованием. — Смотрите, какую я нашел красотку! — воскликнул юноша, притягивая Мэй к себе за локоть. Его друзья, как и, в общем-то, сама девушка, впали в растерянность. Во-первых, появление незнакомки было довольно неожиданным для всех, а во-вторых, подобная выходка с его стороны показалась всем странной и неловкой. Ситуация была до жути комичной; и Мэй улыбнулась — это была искренняя насмешка над всем происходящим, — тем самым сглаживая неудобную обстановку. — И что же ты здесь делаешь одна, без друзей? — спросил юноша, отпустив Мидзуно. — Их не так много, как хотелось бы, — скучающе протянула девушка, пожав плечами. — Да и все они довольно занудны. Так что свой последний день в Токио я справляю одна. — Последний день?.. — несколько удивленно переспросил юноша. — Завтра я отлетаю в Нью-Йорк, — пояснила Мэй, а затем, немного поколебавшись, добавила: — к отцу. Ему нужна моя помощь в делах. — В делах?.. — вновь повторил он, несколько призадумавшись. — Должно быть, он занятой человек. — Очень занятой, — подтвердила девушка, кивнув головой. — Тогда, я думаю, — протянул длинноволосый парень, опираясь локтями о стол, — мы можем составить тебе компанию на сегодня. Если ты не против, конечно. — Почему нет? — пожала плечами Мэй. — Чудно, — подхватил рыжеволосый, сверкнув глазами. Определенно, Мидзуно его зацепила — девушка поняла это сразу, но сам он какого-то интереса у нее не вызывал. Ей всего-навсего нужны друзья на одну ночь, а уже завтра она забудет про этих людей навсегда. — Итак, как тебя зовут, красавица? — игриво поинтересовался он, подперев подбородок рукой. — Азуми, — без колебаний выдала девушка свое имя по фальшивому паспорту — одному из многих, которые у нее имелись. «Азуми» было ее любимым именем из всех выдуманных. — Я Джеймс, — представился в свою очередь парень. — А это Широ, Таро и Акеми. — Приятно познакомиться, — девушка одарила Мэй искренней улыбкой — девушка, кивнув, ответила такой же, только вот наигранной. — Ты ведь не отсюда, да? — обратилась она к Джеймсу. — Ага, — подтвердил тот. — Я три года назад переехал сюда из Лондона. — Здорово, — доброжелательно отозвалась Мэй. — Я бы хотела там побывать, но никогда не доводилось. — Я точно уверен, что Нью-Йорк мало чем от него отличается. — И все же, это не совсем то. — Эй, — окликнул всех Широ, тряхнув длинными волосами, — чего это мы без выпивки сидим? Пошлите закажем, — парни поднялись и направились к барной стойке. — Дамам за наш счет, — Акеми благодарно улыбнулась, кивнув. Когда они ушли, между девушками повисло неловкое молчание. Акеми производила на Мэй впечатление доброжелательной особы, пусть и проронила всего-то два слова — но это было видно по ее округлому, кукольному лицу и блестящим глазам. Она буквально излучала положительную энергетику. И все же, Мэй не могла представить, о чем может поговорить с ней. Никаких предположений в голове. «Хорошая музыка»? Банально. К счастью, парни не заставили долго ждать. Уже буквально через минуту-две они вернулись с бутылкой вина и шестью бокалами, расставив их по столу. Один из них остался стоять один, около пустующего места справа от Мэй. — Да где же она?.. — раздражительно протянул Таро, подпирая голову рукой. — Опаздывает, наверное, — пожав плечами, несколько безразлично отозвался Джеймс. Столь ожидаемая молодыми людьми и совсем незнакомая для Мэй девушка появилась на горизонте уже спустя примерно минуту причитаний касаемо ее пунктуальности. Махая друзьям тонкой изящной кистью, она легкой походкой, изящности которой прибавляли каблуки достаточно красивых туфель, шагала к их столику. Те приветственно заулыбались, одновременно выражая недовольство. Мэй, доселе скучающе разглядывавшая картины на стенах, подняла на девушку любопытный взгляд и, едва только успела достаточно отчетливо рассмотреть ее лицо, обомлела, напряженно сжимая зубы и впиваясь ногтями в ладонь. — Темари, наконец-то ты пришла, — недовольно изрекла Акеми, обращаясь к девушке, прошедшей мимо нее. Темари цокнула и присела в пустое кресло рядом с Мэй. — Ты ведь знаешь, как мой отец относится к ночным прогулкам, — девушка накрутила на палец прядь черных как смоль волос и перевела взгляд на Мэй — в ее глазах отразились вопросительность и недопонимание. — Это что, ваша новая подружка? — кажется, она не узнала Мэй — в то время как та с первой секунды загорелась старой, казалось бы, позабытой злобой по отношению к своей давней обидчице. Унизительные оскорбления тут же стали эхом гудеть в голове, раз за разом повторяясь и смешиваясь воедино — в жуткий, раздражающий шум. Но Мэй сумела подавить это гадкое чувство и выдавила из себя доброжелательную приветственную улыбку. — Азуми, — учтиво представилась девушка и протянула Темари руку — та взглянула на ее ладонь с долей удивления, но все же пожала, улыбаясь в ответ. — Очень приятно, — отозвалась Мацуи вполне искренне. По-прежнему хорошая актриса или изменилась? Мэй прищурила глаза с недоверием, как только девушка ослабила свое внимание по отношению к ней, и хмуро уставилась на поверхность стола. — Как вы познакомились? — задала Темари скорее общий вопрос. — О, — тут же встрял Джеймс, — это мне посчастливилось найти ее, — и приобнял одной рукой за плечи. Мэй невольно усмехнулась, хотя и внутренне чувствовала себя невероятно паршиво. — Жаль правда, она уезжает завтра. — Уезжаешь? — нахмурившись, спросила Темари, а затем саркастически добавила: — Джеймс ведь всю ночь проплачет, — остальные отреагировали на колкость девушки коротким всплеском смеха — у самого Джеймса же слова Мацу подобной реакции не вызвали. Он был недоволен и несколько смущен. — И все же, — протянула Темари, — куда ты уезжаешь? Зачем? — настырная и любопытная — нет, совсем не поменялась. — В Нью-Йорк, — коротко ответила Мэй, — к отцу. — В Нью-Йорк… — протянула девушка, — здорово. У твоего отца там какое-то дело? — Да, — кивнула Мэй. — Он… занимается производством умывальников, и хочет, чтобы я поработала в его магазине. — Продавец, конечно, не лучшая профессия, — несколько критично отозвалась Темари, — но если босс — твой папа, в этом только сплошные плюсы. — Почему же? — несколько хмуро поинтересовалась Мэй, постукивая пальцами по подлокотнику. — Это ведь сплошные привилегии! — бодро воскликнула Темари. — Я все же думаю, что упорный труд важнее, — высказалась Мидзуно, невольно вспоминая Карай, которой многое подавалось на блюдечке всего-навсего из-за того, что она была дочерью Шреддера, лидера Клана Фут, наследницей и фактически — принцессой. Одна лишь всеобщая любовь возвышала ее, а уж таланты — возносили. Мэй же приходилось бороться, чтобы завоевать достойное отношение и какое-никакое уважение. Привилегированных не по усердию она не переносила на дух. — Несколько узколобое мышление, — склонив голову, протянула Темари. — Если есть возможность — ею нужно пользоваться. Не все в мире зарабатывается честным трудом. — А я и не говорю о честном труде, — повела плечом Мэй. — Достойная цель может оправдать любые средства; только вот пользоваться ими — тоже труд. А люди, которые получают все только потому, что им посчастливилось родиться такими, какие они есть, разве могут быть достойными? Они ничего делают — только ждут. — Хм, — Темари задумчиво покачала головой. — В этом что-то есть. — Все-все, — встрял Таро, — кончайте свои заумные разговорчики. Пьем, — и принялся разливать вино по бокалам несколько трясущимися руками. Наконец, наполнив каждую емкость багровым напитком, он, подняв стакан, бордо воскликнул: — За счастье! — бокалы звякнули, ударяясь друг о друга. — До дна, — практически одновременно они опустошили их, хмурясь от кисловатого привкуса на языке. — Азуми, — обратился к Мэй Джеймс, — где ты учишься? — Эм, — Мидзуно на секунду замялась — алкоголь ударил в голову, замедляя мыслительный процесс. — Вообще, на дому. Отец хотел отдать меня во вторую школу, но мама сказала, что частник будет учить эффективнее, — словно предвидя расспросы, пояснила девушка. — О, я как раз учусь во второй школе, — вклинилась Темари. — Знаешь, у нас однажды произошла такая странная история, — с легким напряжением начала девушка. Все ее друзья тут же переглянулись с некоторым недовольством — они понимали, что, будучи пьяной, Мацуи быстро раскатывает свой болтливый язык и не хочет замолкать. Травить истории она будет долго. Мэй повернулась к ней и вопросительно приподняла брови. — Со мной в классе училась одна странная девочка… ее Мэй звали, кажется, — Мидзуно иррационально напрягла спину — по телу пробежала волна мурашек. Стиснув зубы, она продолжила слушать. — Никому она особо не нравилась, да и она в общем-то тоже никого не любила: с ней все время были какие-то скандалы, разборки; она постоянно начинала драки, — «она защищалась» — Мэй едва сдержалась от того, чтобы произнести это вслух, и лишь кивнула, показывая заинтересованность рассказом Темари. — В школе у нее было очень много проблем, хотя учителя и говорили, что она умная и способная. Просто с головой у нее были проблемы, — как бы между прочим подвела Темари. — А однажды кто-то посреди ночи убил ее мать, — Мэй почувствовала, как кровь застывает в венах, а затем кипит — кипит от боли и ярости, — а она пропала. Убийцу так и не нашли, как и Мэй, но говорят, что это сделала она. — Темари… — Акеми закатила глаза. — Мы слышали эту историю уже сто раз. Это правда страшно, но немного нелогично. Женщину убили пистолетом — откуда он был у маленькой девочки? — Да мало ли откуда… — Я сейчас вернусь, — Мэй неожиданно для всех поднялась и поспешно поплелась из-за стола к двери, ведущей в уборную. Прорываясь через толпы людей, она едва сдерживала подступившие к глазам горячие слезы. Наконец, добравшись до туалета, она вошла, громко захлопнув за собой дверь, и удалилась в кабинке, находящейся в самом конце. Сев на холодную белую крышку унитаза, Мэй подперла руками голову, запуская пальцы в волосы, и зажмурилась, глотая тихие слезы. Сердце бешено колотилось, кровь закипала в жилах. Дышать становилось все труднее и труднее. В конце концов, Мэй не выдержала и, подскочив, со всей силы ударила кулаком по двери. И еще, и еще — с минуту она колотила руками дверь, почти сбив костяшки, а затем скатилась на пол, выпуская из легких громкий, пронзительный яростный крик. И принялась бить ногами стенки. В каждое движение она вкладывала всю свою ярость, всю свою боль. Но они не уходили, и лишь тело теряло энергии. В конце концов, Мэй обессиленно расселась на полу, тяжело вздыхая и сверля взглядом кремовую, местами треснувшую плитку. Она чувствовала себя до жути паршиво; но она отнюдь не была пустой — с каждой секундой отрицательные эмоции вновь и вновь переполняли ее с головой. Мэй крепко зажмурила глаза, пытаясь отогнать от себя эти мысли — и ей удалось; но на смену им пришла другая — темная, измазанная кровью, но отнюдь не пугающая и шокирующая. В конце концов, воздаяние — один из столпов опоры.***
Ночь подходила к концу, плавно перетекая в рассвет, а вместе с ней заканчивалось и веселое времяпровождение молодых людей. Попрощавшись, они разошлись по домам, обещаясь обязательно отдохнуть точно также в следующие выходные, в то время как Мэй заверила всех в своем скором возвращении и выказала надежды на повторную встречу. Конечно, ничего этого не будет — попросту банальные слова вежливости как часть ее большого спектакля. Дорога Мэй до здания Клана Фут частично переплеталась с путем до дома Темари. И девушки, успев, как показалось самой Мацуи, неплохо сдружиться, поплелись вместе. Темари то и дело рассказывала о какой-то ерунде, а Мэй, демонстрируя высокую степень заинтересованности, кивала и кое-где вставляла комментарии с собственным мнением на этот счет. А в руке сжимала спрятанный в кармане нож-бабочку. — Может, пойдем туда? — остановившись, Мэй кивнула в сторону темного переулка меж домами. — Мне нужно спешить, а это самая короткая дорога, — Темари недоверчиво покосилась в сторону темной улицы — истории о насильниках за подворотнями ни одну девушку не оставляют без тревоги — и, все же согласившись, заковыляла в переулок, слегка пошатываясь и внимательно приглядываясь к каждой ямочке на дороге, боясь оступиться, — состояние нетрезвости ее ориентации в пространстве никак не помогало. — Да что за идиотская дорога! — выругалась Темари, когда едва не споткнулась. — Азуми, ты где там плетешься? — девушка с недовольством обернулась, но, к собственному удивлению, никого позади себя не застала. Ссылаясь на опьянение и отвратительное зрение, доставшееся ей от матери, Мацуи прищурилась, надеясь выглядеть компаньонку в тени. — Азуми, — вновь позвала ее девушка. Вдруг чьи-то руки обхватили ее со спины, прикрывая ладонью рот, и потащили в сторону. Темари мычала, пыталась говорить и кричать, но рука, плотно прижавшаяся к ее лицу, мешала. — Не нужно кричать, — змеиным, едким голосом протянула Мэй, толкнув девушку к стене и прижав ее за горло. — Внимание посторонних будет лишним. — Азуми?.. — испуганно пролепетала Темари слегка хрипящим голосом — хватка девушки мешала ей дышать в полную силу. — Что ты делаешь?.. — Я? — Мэй демонстративно усмехнулась. — Всего лишь вершу справедливость, которой осталось так мало в этом мире, — Мацуи не смогла вымолвить ни слова, впадая в ступор, вызванный недоумением и страхом — она искренне не понимала, что происходит. — Что, правда не помнишь меня? — Темари попыталась закивать головой — впрочем, этих мелких движений было достаточно, чтобы понять смысл. — Меня зовут Мэй. Мидзуно Мэй, — брови Темари взлетели в абсолютном удивлении, граничащим с шоком напополам с ужасом. — Я думала, ты мертва… — пролепетала Мацуи дрожащим голосом, подавляя подступивший к горлу ком. — Обо мне много чего думают, — саркастично протянула Мэй. — Не очень-то приятно знать, что у кого-то о тебе столь отвратительное мнение, — краем глаза Темари заметила, как девушка потянулась за чем-то в карман — в голове выстроились самые страшные теории, и все же инстинкты были сильнее ужаса: собравшись с силами, Мацуи ударила Мэй в живот коленом — удар был достаточно сильный, и она ослабила хватку, позволяя Темари отбиться и вырваться. Правда вот на побег ей не хватило времени: шипя от боли и гнева, Мэй метнула взгляд в сторону — в мусорном баке, за который она затащила девушку, лежал металлический, довольно массивный, если судить на глаз, предмет. Без лишней мысли Мэй схватила его и со всей силы зарядила по ногам Темари, успевшей отбежать на чуть больше чем несколько метров. Вскрикнув от боли, девушка упала на землю. Она едва удержалась от того, чтобы не проехаться лицом по асфальту; и скуля, попыталась приподняться — боль тут же нахлынула с новой волной, и девушка рухнула обратно, раздирая колени в кровь. Нога жутко болела: хотелось кричать, сдирать волосы и метаться из угла в угол, но все, что Темари могла делать — глотать слезы и с ужасом смотреть на кошмар, вернувшийся к ней прямиком из детства. Только вот раньше у них были противоположные роли. Мэй подошла к девушке медленной поступью и нависла над ней мрачной тенью, сверля взглядом, полным презрения. — Прошу, — дрожащим голосом, содрогаясь всем телом, взмолила Темари, — оставь меня. — Оставить? — презрительно фыркнула Мэй. — Разве ты делала то же самое, когда просила я? Разве ты прекратила унижать меня? — Мидзуно схватила Темари на волосы, поднимая ее голову так, чтобы их взгляды встречались. — Разве ты остановила кого-нибудь их тех, кто избивал меня? — в каждое слово девушка вкладывала весь свой гнев, всю свою боль и обиду — в какой-то момент ее голос даже дрогнул под навалом переполняющих эмоций. Она потянула Темари сильнее — та зажмурилась, всхлипывая и пытаясь выдержать жуткую боль, расползающуюся по травмированной ноге. — О, нет, — протянула Мэй ядовитым голосом, — ты лишь подбадривала остальных, — а затем резким движением опустила Мацуи на пол, фактически бросая. Девушка зажмурилась, и с ее губ сорвался болезненный вперемешку со всхлипами стон. Темари несмело перевела взгляд на ногу: место удара кровоточило — на нем образовалось несколько царапин, — посинело и припухло, а под кожей что-то странно выпирало. Мацуи поймала себя на пугающей мысли: то был перелом. Безвыходная ситуация. — Я изменилась, — пролепетала она, словно это могло сгладить ситуацию. — Как и я, — сухо бросила Мэй, обходя Темари со стороны. Встав перед ней, она пренебрежительным, полным ненависти взглядом посмотрела в ее заплаканное, побледневшее от ужаса лицо — та тут же потупила взгляд, боясь как-то прогневать Мэй. — Ты боишься, не так ли? — с насмешкой спросила Мидзуно. — Боюсь, — буркнула Темари, содрогаясь всем телом. Мэй брызнула смехом — пустым и безумным. — Вот она: вся твоя деланная храбрость. Девушка присела, прожигая Темари мрачным, до смерти пугающим ее взглядом, а затем, спустя примерно минуту напряженного молчания, что Мацуи провела в лихорадочных мыслях, пытаясь предугадать дальнейшие действия Мэй, протянула: — Почему молчишь? — с губ Темари сорвался судорожный, наполненный напряжением вздох. — Думаешь, ты лучше меня? — схватив девушку за ворот, Мэй подняла ее над землей, вызывая внутри той новую волну бушующего ужаса. Прижав ее к стене, куноичи достала из кармана нож-бабочку, нарочито демонстративно раскрыв лезвие прямо перед лицо Темари — та с ужасом наблюдала, как лезвие резко вырывается, сверкая острием. — Мне жаль, — воскликнула Мацуи, — мне правда жаль за то, что я так поступала! Мне стыдно! Прошу, Мэй, прости меня! — ее голос сквозил искренним раскаянием, отчаянием и, в первую очередь, конечно же, диковинным ужасом. Но Мэй сейчас не слышала всего это — она лишь брызнула презрительным смехом. — Думаешь, я просто отпущу тебя? Было бы глупо с моей стороны поступать столь безответственно… — Я никому не скажу, что это была ты! — протараторила Темари. — Я… я… я скажу, что упала… — Мэй в ответ лишь расхохоталась, вгоняя Мацуи в еще большее недоумение, а затем — в постыдное осознание: действительно, идиотская идея. Всхлипнув и разрыдавшись с новой волной, она пролепетала: — Пожалуйста… пощади. — Милосердие — слабость, — безапелляционно отчеканила Мэй. — Несправедливость заслуживает лишь одного ответа — справедливости. Оставь свое фальшивое раскаяние при себе, — Темари едва успела открыть рот, чтобы начать умолять девушку о пощаде с новыми силами, но было поздно — клинок с хлюпающим звуком рвущийся плоти вошел ей под ребра. С губ сорвался хриплый вздох. Темари, судорожно глотая воздух, подняла на Мэй полные ужаса округлые глаза — та смотрела на нее ответно, и ее взгляд не выражал ничего, кроме победного самодовольства и диковинного безумия. Она пыталась вымолвить хоть слово — но все тщетно: нож прошел точно в диафрагму, отнимая воздух и отдавая лишь невыносимую боль, расползающуюся по всему телу. Темари чувствовала приближение кончины: старуха-смерть нависла над ней черной тенью. — Когда встретишь ее, — медленно и четко протянула Мэй, — скажи, что я отомщу, — силы утекали из тела Темари; в глазах темнело, уши закладывало — окружающий мир стал смазываться и постепенно исчезать. В конце концов, мертвое тело девушки обмякло в руках Мэй подобно безвольной кукле. И тогда ее прорвало. Но она не могла позволить себе слабости — только что она стала в два раза сильнее. Оборвала еще одну нить, связывающей ее с плаксой Мэй-Мэй из прошлого. Глубоко вздохнув, Мидзуно сконцентрировалась на том, что сейчас было действительно важным: избавиться от тела и явных улик — все остальное Шреддер замнет сам. Остается только надеяться, что он простит ей небольшое опоздание.***
Мэй медленно подняла тяжелые от усталости и недосыпа веки, и с ужасом обнаружила то, что ее запястья связаны тяжелыми заржавевшими цепями. Девушка резко подскочила, принимая сидячее положение, и с ужасом огляделась по сторонам: пыльная, покрытая о углам паутиной темная камера с облупившимися стенами и маленьким окошком под потолком. На полу чем-то — возможно, кусками отваливающейся штукатурки — выцарапаны различные линии, что, наверное, должны быть общими чертами каких-то рисунков. Мэй с ужасом поняла, что камера, в которую ее посадили, некогда была камерой Карай. Она в логове Шреддера. Воспоминания прошедшего пробили резко, проносясь с молниеносной скоростью: она попыталась вырвать управление у водителя, надеясь не позволить Шреддеру увезти ее в логово, — но все тщетно. Ее попытка как-то выкарабкаться и спасти свою шкуру была подавлена резким ударом электрошокера. Дальше — только тьма. И вот, она здесь, закованная в цепи. — Ублюдок, — выругалась Мэй, мысленно представляя вечно мрачное, изуродованное шрамами от ожогов лицо Ороку Саки. В голове проносились различные лихорадочные мысли, идеи насчет побега, обмана, высвобождения. Может быть, среди членов клана остались преданные люди? Вряд ли — она пошла против их лидера. Да и тактику общения с людьми она выбирала не слишком правильную; но разве имеет ли это теперь значение? Она здесь, скована и заперта. Остается только ждать приговор. А он будет суров. Мэй тяжело вздохнула и обняла колени руками, забиваясь в самый дальний угол. Она рассчитывала на новую жизнь, на светлое будущее — но у нее никогда этого не будет. Думала, Шреддер более не властен над ней, но даже сейчас он забирает последний шанс. Борьба бессмысленна: она не приносит никакой пользы, только новые шрамы. — И это твоя расплата за все те годы? — голос Шреддера, донесшийся откуда-то из-за спины, заставил Мэй вздрогнуть от неожиданности, а затем — замереть в напряжении. Он подкрался слишком тихо. — Неблагодарная дрянь, — девушка набрала побольше воздуха в грудь и медленно выдохнула, сохраняя стальное спокойствие Она не хочет, чтобы Шреддер видел ее слабость и пользовался ей. — Кончай, Шреддер, — пренебрежительно бросила Мэй, даже не поворачиваясь к нему, — мы оба понимаем, что мне не за что тебя благодарить. — Правда? — Ороку Саки вопросительно нахмурился, что, впрочем, Мидзуно не увидела. — Разве не я принял сироту в свой дом? — Мэй стиснула зубы, давясь гневом. Да как он?.. — Но кто сделал меня сиротой? — воскликнула девушка, подскакивая на ноги и разворачиваясь к Шреддеру. — Тигриный Коготь — твой прихвостень. Лучше подумай о том, какой ценой ты заработал свою благодетель. — Дерзкая девчонка, — гневно процедил Шреддер, не найдясь с более замысловатым ответом. — Может твой язык и остр как меч, но страх всегда режет глубже клинка, — он нарочно выдержал паузу, наблюдая за тем, как Мэй хмуро прищуривается. — Неужели ты не боишься наказания? — Страх дает мнимую власть, — пожав плечами, изрекла Мэй. Обведя Шреддера пренебрежительным, полным ненависти взглядом, она отвернулась от него, уходя вглубь камеры. — И все же, ты все еще здесь.***
От приятной дремы, помогающей забыться о том, что происходит наяву, Мэй разбудили довольно громкие шаги по коридору. Девушка тут же активизировалась, принимая полностью бодрое состояние, и внимательно прислушалась. Походка была незнакома ей — то был ни Шреддер, ни Такеши, ни кто-либо еще из людей Ороку Саки. И действительно, через несколько минут к ее камере подошел простой рядовой воин — один из многих. — Поднимайся, — пренебрежительно скомандовал он. Мэй недоверчиво покосилась на него и, не говоря ни слова, поднялась на ноги. Воин открыл камеру, выпуская Мэй, а затем, когда та остановилась у входа, с той же грубой интонацией произнес: — Вперед, — девушка невольно напряглась, предчувствуя что-то неладное. Впрочем, сейчас важно было не терять бдительность. Бежать прямо сейчас, экспромтом — слишком рискованно. Она связана по рукам и сражаться в полной силе не сможет; но если подвернется возможность бежать в оковах — она ей воспользуется. — Ты служила Шреддеру правой рукой, — с определенной долей ненависти протянул воин, — а потом предала его. Бесчестный и низкий поступок. — По-твоему, Шреддер поступает по чести? — саркастично отозвалась Мэй. — Просто напомни всем, кто обо мне того же мнения, что это он воспитывал меня восемь лет. Конечный результат — это то, чего он хотел. В этом только его вина, — девушка помрачнела, хмурясь. Действительно — она всего лишь образ, созданный Ороку Саки. Он вылепил из нее то, что хотел. Но это не она, не настоящая она. — Теперь я понимаю, — отозвался тот спустя примерно минуту полного молчания, — почему в итоге Шреддер выбрал Тигриного Когтя, — Мэй невольно вздрогнула, стиснув зубы от напряжения и легкой обиды. В конце концов, как бы она не ненавидела Шреддера, она все еще хотела признания. Она устала оставаться позади и быть брошенной. Люди не остаются с ней надолго: в конце концов, они либо умирают, либо предают ее, находя достойную замену. Кто-то и вовсе не видит в ней человека. Вряд ли Мэй по-настоящему кому-то нужна. Ее привели к массивным большим дверям лаборатории Стокмана — видимо, за эти несколько месяцев ее успели прилично восстановить. Но, как бы то ни было, Мэй это определенно не нравилось. В голову против воли врывалась мысль о мутагене, но девушка упорно отмахивалась от нее. Как бы то ни было, ее худшие предположения подтвердились: едва дверь открылась, и Мэй смогла лицезреть два больших чана, наполненных химикатами, в одном из которых была уже знакомая ей кислотно-зеленая жидкость. Там же уже стояли и Стеранко с Зеком, также связанные по рукам. Мэй смотрела на все происходящее с ужасом и глубочайшей растерянностью. Это была именно та ситуация, где она растерялась, где страх пересилил рассудок. Так, она стояла как вкопанная, наблюдая, как Брэдфорд и Ксевер хохочут над тем, что кто-то из них станет бородавочником, в то время как Зек уже вовсю паниковал, хватаясь за Стеранко и громко излагаясь о своем нежелании становиться мутантом. Точно также она стояла, когда пришел Шреддер, проходя медленной, твердой угрожающей походкой. — Вы, — он зыркнул на Антона и Ивана, — пытались украсть мой шлем, — а затем перевел взгляд на Мэй, которая в ответ лишь растерянно приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать — Ты предала меня. А затем, — он развернулся, направляясь к Стокману, — вы все сплотились против меня и охотились на мою дочь. Вы ответите за это, — злобно процедил он, обернувшись и яростно зыркнув глазами. Первыми повели Антона — он сопротивлялся, пытался вырваться, уговаривал одуматься, предлагал какие-то невозможные сделки и договоренности — словом, пытался избежать трагичной участи. Но никакие мольбы не заставили Шреддера остановиться. У него отсутствовало всякое чувство жалости и был лишь гнев, повелевавший им в текущий момент. Мэй с замиранием наблюдала, как Брэдфорд толкает его в чан, и как там, среди мутагена, его тело выгибается во всевозможных позах, деформируясь и перевоплощаясь. Со Стеранко произошло все то же самое. И Мэй не верила, что подошла ее очередь. Все звуки слились воедино и ощущались словно сквозь толщу воды; а к глазам подступили слезы. — На тебя у меня несколько иные планы, — Шреддер навис над ней грозной тенью, и Мэй резко подняла в голову, смотря в его глаза с мольбой и надеждой. Как глупо — она последняя, кто заслуживает милости. Ороку Саки подтолкнул девушку рукой, направляя ее в сторону второго чана — жидкость в нем была молочно-белой и была совершенно не похожа на столь знакомый ей мутаген. И это пугало еще сильнее. — Изначально я планировал применить этот раствор на Карай, — прояснил он, — но так как ее здесь нет, я подумал, что и ты сгодишься, — это звучало довольно пренебрежительно и ничего хорошего не внушало. Напротив, подробности только больше шокировали. Шреддер, должно быть окончательно сошел с ума. Мэй больше не могла предположить, что происходит в его голове; но видела наверняка: их с Карай предательство изменило его. — Ты всегда хотела этого, — протянул Шреддер, как только они подошли к чану, — служить на пользу клану. В новом обличии ты будешь намного сильнее, — Мэй вздрогнула, чувствуя, как ниточки вновь натягиваются, и как рука кукловода вновь занимает свою позицию. Предательство клана не подарило ей свободу; оковы не пали – Шреддер ослабил их, чтобы затем затянуть цепи лишь сильнее.