Лето, море и...

санаторно-лагерным воспоминаниям посвящается))

      Вода в корпусах была только холодная и не всегда. Поэтому раз в десять дней топилась баня и устраивалась тотальная мойка всего Дома от мала до велика.       И вот баня-то и была самым слабым звеном во всем процессе. Дворник, он же истопник, никак не мог прислушаться к просьбам персонала протопить слегка, чтобы просто тепло было; что дети хилые, болезные и выдержать парную не могут. Хитрый дед упрямо считал, что от бани только польза, а уж таких молодых кабанов, как воспитатели, только парить и жарить да ещё с девками в придачу. Ничего, авось не смылятся. Поэтому каждый раз баня представляла собой малый филиал чернобыльской АЭС.       Из-за невыносимого жара сначала отправляли мыться весь обслуживающий персонал, потом директора и докторов, следом загонялись старшие мужские группы, потом девицы и самыми последними мыли младших и колясников, когда ядрёный пар более-менее спадал.       Но в этот раз отработанная годами система дала непредвиденный сбой. Лось из-за неустойчивой погоды почувствовал себя плохо, и доктор в категоричной форме запретил любые нагрузки на сердце, прописав постельный режим.       А значит, обязанность намыть до блеска всю младшую группу переходила на «молодых парнокопытных» — Щепку и Ральфа.       — И не светить там своими причиндалами, — сурово наказал Лось пасмурным коллегам.       Молодежь закатила глаза и гнусным образом сообщила наставнику, что это баня, там все голые. И если Лосю, в силу возраста, эти места уже без надобности, то им всякие натёртости и опрелости ни к чему.       Лось уже готов был нарушить врачебные предписания, но беспардонная парочка поклялась, что все будет в ажуре, и пусть он ни о чём не беспокоится.       Посовещавшись, воспитатели решили оптимизировать процесс мытья, взяв на вооружение изобретение Генри Форда. Но вдвоём им было не справиться. Поэтому из своих на помощь Ральф забрал Черепа и Хромого, а Щепка Комара и Завра.       Отдежурив на помывке своих групп, воспитатели получили чистое бельё в прачечной и выдали его представителям мавровой стаи — те были назначены раздевать-одевать, вытирать и обеспечивать бесперебойную подачу клиента в помывочный цех. Там их, по замыслу, принимали в свои лапы два — новоиспечённых и два — опытных банщика, и дело должно было пройти весело, задорно, быстро и с огоньком.       Идеально продуманная схема в один миг была разрушена настоятельной просьбой, читай требованием, лазаретного Паука. Оказывается, все эти дни море было прохладным и не мешало бы всех младших детей хорошенько прогреть, сиречь пропарить.       Срочным порядком в план были внесены корректировки.       Черепу с Хромым были выданы тазы, мочало и мыльно-рыльные принадлежности. В их обязанности входило сполоснуть, сдать вновь прибывшего в лапы банщиков, принять полуживого клиента из парилки, натереть, вымыть голову и выдворить в предбанник.       Парилка же была такая, что и Люцифера не стыдно было бы пригласить, случись ему зайти на огонёк.       Баня была небольшая, и одновременно мыться могло не более шести человек, поэтому было решено — пока четверых парят, двоих моют.       Парни поначалу без особого энтузиазма восприняли банный наряд, но, поглядев на озабоченные лица своих церберов, повеселели и активно включились в процесс.       — Трусы оставить, — сказал Щепка разоблачаясь.       — Чего это вдруг? — поинтересовался Завр.       — Приказ Лося.       — Да ладно, чего мы у вас не видели? — заулыбались Череп с Хромым. — Не испугаете.       Ральф молча показал кулак своим развеселившимся помощникам.       — Вот так всегда, — вполголоса заворчал горбун, — только понадеешься, а тебе сразу мордобоем грозят.       — Никакой романтики, — согласился вожак.       Первая партия прибыла к банно-прачечному комбинату с визгом и писком, была раздета и со шлепком направлена в мыльню.       — Получайте! — высоким писклявым голосом крикнул Комар.       — Приняли, — из душного влажного полумрака отвечали Череп и Хромой, и процесс закипел.       Первая четвёрка, окаченная водой и не успевшая осознать происходящее, была втиснута в парилку, за ними в мохеровом берете с двумя вениками нырнул Щепка.       — На живот!       За стеной бахнуло паром, мелюзга заверещала и послышались влажные хлопки веников и стоны прогреваемого элемента.       Череп и Хромой по-быстрому терли и мылили ещё двоих. Малышня качалась и скользила, оступалась и хваталась за своих хамамщиков, бурчала, если в глаза попадало мыло или шампунь.       Ральф на выходе проверял качество мойки, чтобы чистоту было видно и слышно, и отправлял на устранение недостатков, следил, чтобы конвейер работал без сбоев.       — Ухи-ухи, больно! — причитал Родинка, когда Р Первый опять завернул вымытого к Хромому и тот остервенело драил его в третий раз.       — Перевернулись! — проревел голос из парной. — Сиськи-письки прикрыть!       Помывочное отделение радостно заржало.       Смена выстроилась у истекающей смолой двери, когда из нее выпали отпаренные и светящиеся, как раскалённые заготовки металла, дети.       Следом вышел Щепка. Ральф принял пост вместе с беретом и вениками, напарник отправился в предбанник перевести дух.       — Готовы! — хором орали Череп с Хромым, выпихивая чистеньких.       — С лёгким паром, — встречали мелюзгу Комар и Завр, накидывая полотенца и начиная по-быстрому всех одевать.       — Это не мои трусы, — попытался возразить Спортсмен Комару.       — Потом разберётесь, — отмахнулся мавровец, натягивая на пацанву кофты, шорты и сандалии. За порогом уже переминалась следующая группа.       — Я щас сдохну! — простонал Ральф после четвёртого захода в адскую парилку, передавая осоловевшему Щепке шапку и веники. — Много ещё?       — Без понятия, — прошептал Щепка.       Теперь члены стаи Мавра мыли детвору, чтобы дать передохнуть и глотнуть воздуха Черепу и Хромому.       Ральф выполз в предбанник, где двое его подопечных раздевали свежую партию, на этот раз могиканского племени: Кузнечика, Волка, Слепого, Рекса, Макса и Фокусника.       Расписные красочные индейцы с любопытством разглядывали несгибаемого Чёрного Ральфа, об которого теперь сигареты прикуривать можно было. Воспитатель сидел, закрыв глаза, и, казалось, не дышал, только вздрагивающая кожа на груди сигнализировала, что Р Первый ещё жив.       Череп с Хромым озабоченно поглядывали на своего вожатого и сноровисто разоблачали вновь прибывших.       — Упасть не встать, — высказался покрытый бородавками Завр, выходя вместе с кучкой чистых мальчишек, — больше не могу, дышать нечем. Давайте вы теперь.       — Спёкся Чингачгук, — вполголоса позлорадствовал Волк и тут же огрёб один за одним два подзатыльника: от Черепа и Хромого.       Щепка на дрожащих ногах подошёл и сел рядом с коллегой, молча положив антиугарную шапку на колени Р Первого.       — Эти, колясники и всё, — не открывая глаз, сказал Ральф.       Щепка ничего не мог сказать, даже кивнуть.       — Я и сам могу помыться, — ворчал Рекс в цепких пальцах горбуна.       Хромой не слушал и крутил-вертел сиамца отработанными движениями, поливал и тёр, время от времени встречаясь с обеспокоенным взглядом Черепа — они уже намыли четверых, а Р Первый так и не появился.       Воспитатель вошёл, когда мойщики уже взялись за третью парочку, остальные переминались у стены в ожидании не пойми чего.       Решительным шагом подойдя к парной, Ральф достал веники из чана и приглашающим жестом распахнул врата в ад.       — Пойдём, тёзка, — мрачно позвал Ральф Волка, — попаримся.       Волна жара заставила мелюзгу отступить на шаг, покрывшись горошинками мурашек.       Череп, намыливая голову счастливому Кузнечику, констатировал:       — Геенна огненная поглотила сумасбродного мальчонку.       — Да, — подпел Хромой, путаясь в волосищах Слепого, — сошьёт Ральф себе воротник, хотя маловата овчинка-то.       — Перчатку зимнюю, — немного подумав, предположил Череп, — мехом внутрь.       Кузнечик мрачнел с каждым словом и с тревогой смотрел на дверь, закусив губу.       Среди охов, писков, шипения пара и шлепков вениками он не мог разобрать голос друга и очень переживал, в отличие от Слепого, которого, судя по лицу, вообще мало волновало происходящее.       Наконец дверь распахнулась, и из темноты в состоянии отварной вермишели выпали отпаренные, наконец-то воистину краснокожие могикане.       Расплавленного Волчка и одноногого Макса воспитатель вынес под мышкой. Ральф нашел в себе силы и окатил отогретых до состояния свежеиспечённых пирожков прохладной водой, чтобы потом дойти, приволакивая ноги, как старик, до лавки у стены и упасть на неё, положив под голову веник.       Кузнечик со Слепым сидели, болтая ногами, прислушиваясь к пискам Вонючки из раздевалки, что-то недовольно бубнил Крючок, хныкал Слон, и серебристым голоском смеялся Ангел.       — Этих-то будете парить? — спросил Череп, подойдя к безжизненному воспитателю.       — Водички, — беззвучно попросил Ральф.       После того как его окатили холодной водой, Ральф восстал из мёртвых и тяжело посмотрел на тощих и голенастых Слепого и Кузнечика.       — Сейчас заходите, считаете до пятидесяти и выходите, — приказал Ральф, — а вы, — он кивнул Черепу и Хромому, — на выходе пару раз жиганёте их веником.       Указание было выполнено от и до.       Оставались только неходячие и неразумные, их уже мыли в восемь рук, стараясь как можно быстрее закончить. Ушлый Вонючка в банной неразберихе ухитрился помыться у всех четверых, чтобы потом со знанием дела заявить:       — Голову нежнее всех мыл Щепка, уши во всех закоулках намылил только Хромой, спинку душевнее драил Чёрный Ральф, а вот Череп ещё и пятки зачем-то поскрёб.       — А как парок, Серенький, лёгкий был? — не отставал Вонючка, хотя Волчок был в изумлённом состоянии с остановившимся взглядом.       — Что там с вами делали? — не унимался настырный колясник, освещая комнату чистейшими малиновыми ушами. — Хоть ты, Рекс, расскажи.       — Чёрный Ральф загнал нас в коптильню, закидал на полки и поддал пару.       — А потом начал хлестать вениками, — сонно продолжил Фокусник, — но было не больно, даже приятно, только очень жарко и горячо.       — А с Волком-то что?       — А его Р Первый парил с особым чувством, — Макс с Рексом валялись на одной кровати, свесив головы вниз, — с двух рук. Спинку, пятки и задницу отжарил — только воздух свистел.       — Ну, понятно тогда, — заквохтал Вонючка, — совсем с Волчка-то загар смылся. Бледнолицый ты теперь, серый!       — Посмотрим, какой Ральф из бани выйдет, — наконец-то обрёл дар речи Волк.       Как там обошлись с последней партией вымытых Ральфа со Щепкой, не интересовало абсолютно. Они упали на лавки мордами вниз и не шевелились. Отправив всех на улицу, помощники вернулись, и, подмигнув друг другу, члены враждующих стай, примирённые баней, взялись за мыло и мочалки.       Тёрли своих воспитателей с чувством, с толком, с расстановкой.       Размякшие и обессиленные тела никак не реагировали ни на какие действия: ни на холодную воду, ни на щекотку, ни на зверское натирание мочалкой, — и только когда Череп, забавляясь, ущипнул Ральфа за бочок, воспитатель вяло дрыгнул ногой.       — Перевернуться! — проорали четыре лужёные глотки, но угоревший педагогический состав не смог даже этого.       Со скрипом и смехом, кое-как аморфных парильщиков перевернули, и Комар, откашлявшись, мозгодробильным фальцетом крикнул:       — Сиськи-письки прикрыть! — мойщики, вооружённые мочалками и шампунем, хохотнули, наблюдая, как Ральф словно в замедленной съёмке достал из-под головы веник и накрыл первую в списке часть тела. Щепка, сложив руки на груди, как у причастия, предпочел спрятать второе.       — Хвойный или Янтарь, какой предпочитаете? — голосом метрдотеля, предлагающего клиенту: брют или полусухое? спросил Череп, наклоняясь к лицу воспитателя, но глаз Р Первый не открыл. Молча показал два пальца и опять уцепился за потрёпанный берёзовый веник.       — Ушки надо намыть особенно тщательно, — мстительно проворковал горбун, вспоминая, сколько ушей он сегодня надраил под недремлющим оком Чёрного Ральфа.       Одевались ли они сами или их, как и младшую группу, вытирали и одевали старшие парни, Ральф, вот убей, не помнил. Но, сидя на лавочке у бани, он ощущал, что бельё на нём сухое, а значит, каким-то образом он переоделся, но вот, как он это сделал, — полная амнезия.       Дух всех шестерых воспарил, достиг сатори, отринул всё земное, безмолвно созерцал мир, прозревал прошлое и предвидел будущее, дышал в унисон с мирозданием.       — Ох, хлопчики, — виновато причитал сторож, заглядывая в лицо каждому, — пойдёмте на кухню, у них там окрошечка холодная есть.       Магическое словосочетание «холодная окрошка» моментально вернуло просветлённых на земную твердь урчанием в голодных утробах.       — Ты помнишь, как одевался? — тихонько спросил Щепка у Ральфа после первой тарелки освежающей окрошки.       Ральф отрицательно покачал головой. Оба воспитатели подозрительно разглядывали прихлёбывающих квас парней.       — С лёгким паром, — неуверенно пискнул Комар.       — Только не в этот раз, — устало ответил Щепка.       К столу подошла невысокая плотненькая повариха, чтобы подкинуть горячей картошки и подлить животворящей окрошки.       — Что вы там со своими воспитателями делали, ребяты, — хохотнула пышечка, — на них лица нет.       — Грехи отмывали, — усмехнулся Хромой, подставляя тарелку.       — Похоже, вы с них и первородный грех-то смыли, — смешливая тётка пихнула крутым бедром Завра и ушла вперевалочку на кухню.       Лось, отлежавшийся к вечеру, пришел проведать своих детей и поблагодарить коллег за ответственный подход к делу.       — Ещё отбоя не было, а вы уже бражничаете! — осуждающим тоном высказался Лось, войдя в спальню воспитателей и застав их с пивом и вяленой рыбой.       — Блин, Лось, мог бы спасибо сказать, — ругнулся Ральф, — и стучаться надо.       — Точно, — поддержал напарник, — ты в этой сатанинской парилке не был, а мы с Ральфом херову тучу мелкоты перемыли, перепарили. Чуть не сдохли, спасибо нашим парням — откачали.       Лось махнул рукой, понимая, что все его увещевания сейчас будут бесполезны.       — Тебя Хромой одевал, — сказал Щепка, снимая чешую с рыбёшки, — я вспомнил, а меня Завр.       — Твою мать, — сквозь зубы просипел Р Первый, чувствуя, как кровь приливает к щекам.       — Чего? — удивился Щепка, протягивая рыбу другу.       — Ничего, наливай.