Лето, море и...

      Ральф строго придерживался традиции своих ночных купаний. Во-первых, это позволяло держать тело в форме, а также сбросить усталость и напряжение, накопленное за день, наслаждаясь одиночеством и ласковой ночной водой.       Днем, наблюдая за заплывами своих групп, приходилось быть максимально собранным и внимательным, чтобы никто не заплыл на глубину, где могло быть течение, следить, чтобы все нырнувшие всплыли, и вытаскивать тех, кому внезапно поплохело. Гиббону, например, часто сводило ноги, и приходилось выносить его из воды и растирать окаменевшие икры.       Во-вторых, возвращаясь с моря, он мог проверить укромные уголки ночных свиданий и, жестокосердно разлучив влюбленных, доставить обиженных «ромео» в постель.       Сегодня он шел с пляжа позднее обычного, тем неожиданнее было увидеть сидящего на лавочке Хромого. Оценив стратегическое положение скамьи, Ральф предположил, что тот ждёт друга со свидания и заодно караулит воспитателя на дальних подступах.       Гравий на дорожке исключал любую возможность подкрасться незамеченным, поэтому Ральф в открытую подошел и сел на скамейку напротив.       — С цветами хоть пошел? — спросил он у Хромого, который угощал своего попугая яблоком.       Парень отрицательно мотнул головой, а зеленокрылый Детка что-то пробормотал и слез с руки хозяина на скамью, не выпуская кусок яблока из клюва.       — Ну тогда ещё пять минут подождать, — Ральф опёрся о спинку и вытянул ноги.       — Почему пять минут? — спросил Хромой.       — Дойти до женского корпуса, вызвать объект страсти, подвергнуться осмеянию или показному равнодушию, вернуться сюда. Пять-семь минут, не больше.       — Мать-перемать, — булькнула птица, вынув яблоко из клюва и придерживая его лапой.       Как и предсказывал Ральф, понурая фигура Черепа появилась в конце дорожки минуты через три. Смурной вожак подошёл и плюхнулся рядом со своим заместителем, с неудовольствием поглядывая на Р Первого.       — Надо было ромашек каких-нибудь надрать, — сказал Ральф недовольному парню, — чертополох, что ли, срезать, — воспитатель кивнул на колючку, гордо торчащую около скамеек и почему-то не скошенную дворником.       — И стоять, как дурак, — Череп сплюнул и отпихнул Детку, который пытался склевать бусину с его браслета.       — Бля-бля-бля, — яростно заругался попугай, зашипел и спрыгнул на землю, — бля-бля!       — А сейчас ты как умный стоял? — хмыкнул Ральф, пернатые комментарии его весьма забавляли, и приходилось сдерживаться, чтобы не засмеяться, тем самым оскорбив чувства влюбленного Черепа.       Еще раз сплюнув и взглянув на Хромого, который сидел, скрестив руки на груди и глядя строго на куст за спиной Р Первого, Череп сказал:       — По-вашему, если я приду с каким-нибудь дурацким веником, она со мной разговаривать станет?       — Хрен вам в шапку! — гаркнул Детка и развернул красивые крылья с топазовым отливом.       Хромой наклонился, чтобы словить пернатого охальника, но тот разразился дьявольским хохотом, ловко увернулся от рук хозяина и бочком допрыгал до другой скамьи, где сидел Ральф. Птица секунду рассматривала ноги воспитателя, потом, долбанув в ноготь большого пальца, торчащего из шлепанцев, ловко забралась по штанине к Ральфу на колени.       — Детка, зараза какая! — ругнулся горбун, наблюдая проказы и перемещения своего питомца.       Нахальная птица ухнула выпью и взлетела мужчине на плечо, откуда высокомерно поглядывала на сердитого хозяина.       — Вы лучше не шевелитесь и руками его не трогайте, — предупредил Хромой Ральфа, — а то он может больно ущипнуть. Посидит и слезет.       Попугай же, потоптавшись по плечу, накрытому полотенцем, показательно ласково, как показалось Хромому, прижался пушистой щёчкой к небритой скуле Р Первого и проворковал:       — Шукины дети.       Ральф аккуратно выдохнул, так как смеяться ему хотелось в голос, и в целом он был согласен со всем, что сказала эта настырная птица.       — По-моему, если ты придешь с букетом, — отвечал Ральф, стараясь не вздрагивать оттого, что Детка начал что-то выкусывать у него в волосах, дергая их клювом и перебирая когтистыми лапками, — было щекотно. — Тебе и поцелуй может обломиться.       Череп недоверчиво взглянул на воспитателя, оседланного попугаем.       — Ни куя! — заявил Детка, попеременно поднимая то левую, то правую лапу и приплясывая на плече у Ральфа.       Хромой почувствовал, как у него запылали щеки за поведение своего любимца. Понятно, что матом ругались все: и воспитатели, и старшие парни, но по негласному правилу это делалось только в своей среде, между своими. И сейчас гнусный Детка сдавал с потрохами воспитателю всю их стаю и бонусом добавлял все те выражения, которых он, видимо, понабрался у своего предыдущего хозяина.       Не смеяться становилось все сложнее потому, что экзотическая птица активно участвовала в стратегическом планировании очередного рандеву, когда как её хозяин сурово молчал.       Поплясав, птичка начала сползать с плеча на грудь Ральфу, цепляясь когтями за футболку и больно царапая кожу. Как оказалось, Детку заинтересовала пуговица на воспитательских джинсах и язычок молнии. Добравшись до блестящих металлических частей, попугай начал заглядывать в отражение гладкой кнопки то одним глазом, то другим, переминаясь с лапы на лапу.       — Может, ты его заберёшь? — попросил Ральф у Хромого.       — Боитесь, красоту вам помнёт? — усмехнулся Череп, крутя свой амулет на цепочке.       Горбун медленно встал и, стараясь не привлекать внимания бессовестной птахи, пересел на скамейку к воспитателю. Детка тут же отвлёкся от самолюбования и развернулся к хозяину, воинственно подняв хохолок на голове.       — Иди сюда, — ласково попросил Хромой и протянул руку.       — Накоси-выкуси, — Детка опять разразился нечеловеческим стеклянным смехом и быстро вскарабкался Ральфу на плечо, больно оцарапав живот и грудь.       — Ну понравились вы ему, — развел руками Хромой в ответ на шипение оцарапанного воспитателя, — что я могу сделать? Терпите. Наиграется — слезет.       — Значит, думаете, цветов будет достаточно? — Череп облокотился о колени и теперь обреченно потирал выбритую голову.       — Теперь этого будет мало, — Ральф попытался скинуть настырного Детку, дёрнув плечом, но тот сидел, крепко вцепившись когтями в полотенце. — Ты себя уже скомпрометировал. Придётся начинать все сначала.       — А лучше вообще не начинать, — отозвался Хромой, — она из стаи Мавра. В итоге одни проблемы поимеем.       Все трое сидящих замолчали, каждый думая о своём. Хромой о том, что все эти вожаческие заигрывания полный бред и хорошо бы Детка не обосрал Р Первому спину. Череп о своем провале и о том, что об этом завтра растрезвонят на всё серодомное сообщество. Ральф о позднем времени и о том, что надо еще проверить пару мест, где могут сидеть влюблённые полуночники.       — С-с-шучий потрох! — внёс свежую струю в дискуссию неугомонный попугай.       Теперь уже Хромой схватился за голову — похоже, эта птица была готова выдать сегодня весь свой словарный запас.       — А вы ему правда понравились, — улыбнулся Череп, — он так ругается, только если кого-то любит.       — Я несказанно польщён, давно мне не говорили таких нежностей, — отозвался Ральф, наблюдая, как оперённый воздыхатель опять слез на колени и увлеченно нападал и дёргал за язычок молнии его джинсов. — И как мне теперь избавиться от этой любви?       — Обругайте его, — посоветовал Хромой. — Только надо ругаться серьёзно, зло. Он понимает интонации. Будете ржать, не поверит.       — Подождите вы с руганью, — перебил Череп, — успеете. Вы лучше целоваться научите, чтобы не облажаться.       — Ах-ах-ах, — неожиданно высоким бабьим голоском запричитал Детка, — ах-ах-ах.       Собеседники замолчали в ожидании продолжения, но кроме ахов и неразборчивого бормотания больше ничем их в этот раз наглец не порадовал.       — Совсем вы страх потеряли, я смотрю, — Ральф подставил птице согнутый палец в перчатке, и тот, уцепившись за него клювом, качал его туда-сюда.       — Ну, а у кого нам про это спрашивать, — возразил Хромой, — вы наш воспитатель и наставник.       — Живущий активной личной жизнью, — подколол Череп Ральфа за его еженедельные отлучки на гулянья.       — Сейчас оба в глаз получите, — беззлобно предостерёг Р Первый.       — В р-р-рот, — пророкотала птица мерзким скрипучим голосом, — в рот, в р-р-от.       Хромой мысленно поблагодарил ангела-хранителя за то, что Детка не произнёс целиком матерную фразу.       — Во-во, видите, — сказал Череп, — даже зелёный за нас. Тоже целоваться хочет, а вы не соглашаетесь.       Ральф хмыкнул, прекрасно понимая, какое выражение имел в виду Детка.       — И как, по-вашему, я могу вас научить целоваться? На ком показывать?       Череп достал зажигалку и несколько раз щелкнул колёсиком, Хромой вытащил из кармана рубашки пачку сигарет, предложив первую Ральфу.       — Вы нам теоретически расскажите, — Череп кинул зажигалку воспитателю, и тот поймал её, вспугнув птицу с колен.       — Целоваться теоретически — это всё равно что съесть котлету заочно, — Ральф кинул зажигалку обратно, — вроде и пообедал, а всё равно голодный.       Череп с Хромым перемигнулись, они никогда не упускали возможности поизводить своего воспитателя, даже если шанс, что за это серьезно прилетит, был весьма велик.       — Вот Хромого и научите, а он мне потом покажет, — разрулил ситуацию Череп. — Тем более и попугай его от вас без ума.       — Всё один к одному, — криво ухмыльнулся владелец птицы.       Детка всё никак не желал оставлять в покое воспитателя и, слетев на землю и подобрав какую-то веточку, пытался пристроить её на плече у Ральфа. Сухая палка не желала лежать ровно, и это вызывало какие-то недовольные скрипы и клёкот из горла птахи.       — Нет уж, так дело не пойдёт, — возразил Р Первый, — целоваться будем под контролем. Я Хромого-то научу, а вдруг он тебе неправильно всё передаст, без тонкостей и нюансов. И буду я потом за тебя краснеть.       Ральф встал, собираясь идти в корпус, поднялись и его собеседники.       — Ах, с-с-шуки, — заверещал Детка, когда палочка скатилась с плеча, и сердито клюнул Ральфа в ухо.       — У-у, скотина! — взвыл Ральф, не ожидавший такого резкого перехода от любви к ненависти. — Больно же!       Оскорблённая птаха вернулась на плечо к хозяину, по дороге пару раз возмущённо уронив пахучий экскремент.       — В смысле будете краснеть? — не понял обладатель обезьяньего черепка — предмета зависти всех мальчишек младшей группы.       — А ты думаешь, только я знаю про твой лямур к Ведьме? — Ральф потирал укушенное ухо и осматривал пальцы: нет ли на них крови. — Мне потом тётки за завтраком скажут: «Ой, приходил твой к нашей Ведьмочке. Стояли, обнимались, — передразнил Ральф всех дам сразу, — а целоваться-то не умеет, мусолил нашу девоньку почем зря. Смотреть противно!» — добил противника воспитатель последней фразой.       — Глисты! — вдруг сообщил обществу Детка, решивший, что несмотря ни на что Р Первый ему всё ещё люб, и вернувшийся на плечо воспитателя.       — У кого? — не смог сдержать смеха Ральф.       — Шукины дети. Глисты, — не унимался попугай, опять прижимаясь щечкой.       Все трое уже дошли до спального корпуса. Входная дверь, конечно же, была закрыта, и Ральф собирался перелезать в свою спальню через балкон, как, впрочем, и его подопечные.       — Значит, завтра и послезавтра меня не будет, — предупредил Ральф Черепа и его зама, — освежу теоретические познания практикой. А вы, пока меня нет, сходите к Янусу, анализы сдадите на глистов и другую кишечную живность.       — Да вы, блять, издеваетесь? — забурлил желчью Хромой. — Какие ещё анализы?!       — А когда вернусь, — продолжил воспитатель, не обращая внимания на сердито сопящих парней, — пойдёте со мной ночью на пляж, будем купаться и учиться целоваться. Со справками, оба.       — Да на хуй мне такие поцелуи! — возмущённо сплюнул Череп.       — А за матюги к моему возвращению: ты, Череп, выучишь прощание Гектора с Андромахой, ты, Хромой, битву богов оригинальным слогом, а остальная стая сдаст мне список кораблей из «Илиады».       Ральф приобнял за плечи обескураженных парней и легонько хлопнул их по спине.       — Справки и Илиада. Не скучайте, мальчики, — Ральф подмигнул Детке, который, в очередной раз изменив хозяину, теперь переминался на плече Черепа.       Парни, лишившиеся дара речи, от переполнявшего их возмущения молча смотрели, как их воспитатель легко перемахнул перила балкона и скрылся у себя в комнате.       — Ебать-колотить, — с поразительной точностью озвучил общее настроение Детка.