***
Они сидели почти на краю обрыва. Сняли ботинки, пальцами зарываясь в мягкую траву. Перед ними простирался бесконечный океан, сиявший в оранжевом свете заходящего солнца. Эльза всегда любила океан. Мощная стихия, способная снести города, напоминала ей о её собственных силах. Принцесса мечтала о дне, когда она будет так же свободна, как волна в океане. Их прогулка была молчаливой, но молчание было комфортным, даже необходимым. Иккинг слегка сжимал её руку, и через жёсткую ткань перчаток она чувствовала тепло его ладони. — Что за горизонтом? — тихо спросил он. — Эренделл, — без колебаний ответила Эльза. И в это мгновение она не чувствовала любви к океану. Он разделял их. — Не только, — продолжал Иккинг. — Огромный мир. Папа всегда говорит, что Олух — самое важное в наших жизнях, но я бы так хотел пойти дальше. Эльза смотрит на него. В глазах, полных мечтательности, отражается солнце, и они кажутся такими светлыми. — Твой папа... Иккинг, — начала она прежде, чем смогла остановить себя, — где твоя мама? Она не должна была спрашивать это. Она так не должна была спрашивать это. Она знала, каким будет ответ, или, по крайней мере, предполагала. Она знала, что Иккингу будет больно говорить об этом. И как только слова сорвались с её губ, она пожалела о них. Его светлые ресницы опустились. Губы сжались в прямую линию — она уже знала эту его привычку. — Дракон унёс её, когда я был младенцем. Папа сказал, что она больше не вернётся. Эльза обнимает его. Иккинг кладёт голову ей на грудь, осторожно обвивая руками её талию. — Мне так жаль, Иккинг. — Ничего. Я почти не помню её. Он старался скрыть горечь в голосе, правда старался. Но от кого? От Эльзы, живущей во лжи и скрывающей все свои чувства даже от самой себя? Они сидели так некоторое время. Эльза смотрела, как он расслабляет губы, поднимает и опускает ресницы. Иккинг слушал медленное биение её сердца, борясь с желанием закрыть глаза. Она чувствовала, что во всём мире не было человека, к которому она была ближе, чем к нему. Даже Анну, по которой Эльза скучала каждое мгновение, она больше не видела, когда смотрела на Иккинга. — Эльза? — Да? — Мы друзья, верно? — Да. — Эльза, почему ты никогда не снимаешь перчатки? Её сердце споткнулось. Он слышал. Не мог не слышать. Боже. Она не может врать, когда её сердце так бьётся. Девочка убрала руки с его спины и попыталась отодвинуться, что у неё получилось. Иккинг внимательно вглядывался в её лицо. — Мне холодно, вот и всё. Она надеялась, что ложь не проскользнула в её глазах. Но Иккинг понял. Сжимал губы и смотрел на неё разочарованно. Она уставилась на свои сцепленные руки. Паршиво. Словно она снова прогоняет Анну. Она чувствовала его боль. Ещё бы. Он никогда не врал ей. Он врал отцу — маленькая безобидная ложь, но всё же ложь. А ей — никогда. Он без секундного колебания рассказал ей о своей маме. Он говорил ей о таких вещах, о которых не знал даже его отец. Он признался, что не уверен, что убивать драконов — его предназначение. Он всего лишь хочет, чтобы папа гордился им. Он доверяет ей. А Эльзе кажется, что вся её жизнь на Олухе — одна огромная ложь. Иккинг ничего о ней не знает. Ничего. Она врёт ему с самого начала, и это сложно, очень сложно. Он заслуживает большего. Мальчик отворачивается к океану, притягивает согнутые колени к груди и обнимает их руками. Взгляд пустой, почти стеклянный. Она даже не знала, что эти большие ангельские глаза могут смотреть так. Иккинг знает, что он не должен обижаться. Эльза ничего ему не обязана. Но... Он назвал её своим первым другом, и для него это значит очень много. Но, кажется, для неё это не значит ничего, потому что она врёт ему на каждом шагу. Перчатки, которые словно приклеились к её рукам, её уклонения, когда он спрашивал про её семью, расплывчатые описания дома. Он, может, и маленький, но далеко не глупый. Он... Он, наверное, думал, что заслуживает большего. Эльза тяжело вздохнула, словно решаясь на что-то. — Иккинг, ты веришь в магию? — медленно стягивая перчатку с дрожащей руки, спросила она. Мальчик хмурится, не понимая, при чём здесь это. А затем видит её оголённую руку и замирает. Очень бледная, с тонкими пальцами и аккуратными ногтями. Такая, какую он себе и представлял. Это звучит ужасно, но он правда представлял, что же такое может быть с её руками. — Иккинг? Её огромные глаза полны страха, и он не знает, почему. Что она там спрашивала? — Ну, я верю в магию богов и духов. — Он оторвался от разглядывания её рук. — А в магию людей? — Она принялась нервно играть с перчатками. — Ну... не знаю, — Иккинг закусил щёку, задумавшись. — Наверное, люди могут быть одарены магией. — А если магия — не дар, а проклятие? Он молчит. Вспоминаются сказки, которые отец редко рассказывал ему. Например, Стоик говорил, что Иккинг не должен сбегать в лес, потому что может встретить колдуна, который превратит его в свирепого дракона. Наверное, Стоик хотел напугать сына, но получилось совсем наоборот. Иккинг представлял, как превратится в самого сильного дракона, в эту загадочную Ночную Фурию, и заключит мир между драконами и викингами. Если честно, он всё ещё верил в это. — Дар или проклятие — зависит от владеющего магией, — сказал Иккинг, как ему казалось, очевидную вещь. Её пальцы остановились. Мятые перчатки висели между ними. Она улыбнулась, но улыбки не было в её глазах. — Ты слишком умный для своих лет. — Эльза, к чему ты это? — Иккинг, — его имя никогда не звучало так тяжело на её губах, — о секрете, которым я с тобой поделюсь, знают только мои родители. Даже Анна не знает, — Эльза остановилась и сцепила зубы. Иккинг осторожно кивнул. — Я хочу, чтобы ты обещал, нет, клялся, что никогда никому об этом не расскажешь. — Клянусь Одином, — прошептал Иккинг. — Хорошо, — Эльза разжала пальцы, позволив объёмным перчаткам упасть на колени. — Только не бойся, пожалуйста. Выдыхает, вытягивая руки перед собой. Расслабляет и напрягает пальцы, и между ними начинают кружиться крохотные сверкающие снежинки. Иккинг не верит своим глазам. Эльза прижимает руки к груди, и в то же мгновение снежинки подхватывает слабый ветер, и они исчезают. — Это потрясающе... — выдыхает Иккинг. — Ты волшебница! Уголки её губ приподнимаются. Он совсем как Анна. Смотрит на неё восторженными глазами, в которых совсем нет страха. — Но почему ты скрываешь свои силы? — Это мой второй секрет. И она рассказывает ему об Анне, о той ночи, изменившей всё, о жизни в четырёх стенах её комнаты. Ей больно, но Иккинг мягко сжимает её холодные руки, и ей кажется, что с его маленькими тёплыми ладонями всё становится немного лучше. — Понимаешь, я могу убить тебя одним случайным движением! — Но ты не убьёшь, — Иккинг сильнее сжимает её руки и улыбается. — Никогда не убьёшь. — Откуда ты знаешь? — Она всматривается в его лицо, но видит лишь искренность и... любовь? Нет, это не может быть любовь. Наверное, сострадание. Иккинг ведь мальчик-солнышко, как он может ей не сострадать? — Знаю и всё. И всё. И Эльза осознаёт, что это не сострадание. Он смотрит на неё совсем как Анна. А в глазах Анны всегда была бесконечная любовь к ней. — А можешь ещё раз? — почти умоляюще спрашивает Иккинг. Эльза колеблется, но всё же заставляет себя отпустить его руки. Разводит ладони и старается вспомнить картинки из детских книжек. Снежинки снова начинают кружиться, формируя маленького ледяного дракона. Он совсем игрушечный, с забавным телом и большими круглыми глазами. — Вот, — Эльза кладёт его в руки Иккинга, и он держит его как самое дорогое сокровище. — Он не растает, так что ты можешь хранить его. — У меня тоже есть для тебя подарок! Мальчик достаёт тонкую книжку и протягивает ей. С первой страницы на неё смотрит её же рисунок. На губах — смущённая улыбка, старательно проработанная чёрным карандашом, и Эльза понимает, что это — тот самый момент, когда она предложила ему свою дружбу. На второй странице она смеётся. Не прикрывая рот, свободно и искренне. Это было в день, когда они купались в море. На третьей странице Эльза хмурится, в глазах горит незнакомый ей огонь. Ох. Это вечер, когда они столкнулись со Сморкалой. Последний рисунок ей понравился больше всего: девочка на нём прикрывает глаза и мягко улыбается, её почти всегда идеальная коса растрёпана от ветра. Так вот что он рисовал, когда они встречали закат. — Я... Я буду хранить его, — Эльза прикусывает губу, и ей кажется, что она готова расплакаться. — Спасибо. Иккинг кладёт дракончика на траву и обнимает её за талию, привычно располагая голову у неё на груди. Эльза сильно сжимает его, пропуская через пальцы очень мягкие и гладкие волосы. Они стараются запомнить каждое мгновение, ведь как только солнце сядет, им придётся вернуться и расстаться, возможно, навсегда.***
Начинало темнеть, когда они спустились в бухту, где был пришвартован огромный по сравнению с остальными корабль Эренделла. Там Эльзу ждал её отец, напряжённо спорящий со Стоиком. — Папа! — порывисто крикнула она и со всех ног бросилась к королю. Мужчины удивлённо обернулись на звук её голоса. — Эльза! — облегчённо выдохнул Агнарр и поймал её в крепкое объятие. — Ну, где ты была? Я почти сошёл с ума! — Прости, папа, — с бесконтрольно растягивающейся улыбкой извинилась Эльза, сильнее прижимаясь к отцу. Казалось, на нём не было и следа от последнего нападения драконов. Отец был очень уставшим и не в лучшем своём виде, но он был в полном порядке, и от осознания этого Эльза чувствовала облегчение. — Так ты, значит, принцесса. Эльза обернулась на голос Стоика. Он не был удивлён, в отличие от Иккинга, стоящего рядом и поражённо хлопающего большими глазами. — Простите, что не сказала, — Эльза сконфуженно кусала губу. Ей было немного стыдно, но она чувствовала необходимость объясниться перед Иккингом. — Я... Я забыла... «Идиотка! — мысленно ругала себя принцесса. — Рассказать о своих силах и забыть о том, что он не знает, кто ты!» Но Иккинг улыбнулся, показывая, что всё в порядке. — Представишь нас? — спросил её отец. Эльза кивнула. Глаза Иккинга округлились, она видела в них панику. У неё растянулась улыбка, когда она поняла, что он волнуется перед королём. — С вождём Стоиком вы познакомились, я думаю. А это Иккинг, его сын. Он был мне прекрасным другом всё это время, и я могу лишь благодарить его и вождя Стоика за то, что я чувствовала себя в их доме как в своём, и за многое другое. Агнарр сел на одно колено и, тепло улыбаясь, протянул мальчику руку. — Я очень рад знакомству, молодой человек. Иккинг сглотнул и осторожно пожал протянутую руку двумя своими. — И я-я с вами рад... То есть, я-я т-тоже рад... в-вы... э-э-э... — Эльза, старательно сдерживающая смех, кашлянула «Ваше Величество». Иккинг недоумённо нахмурился. — ...Ваше Лесничество? Она закрыла рот руками, но даже они не смогли сдержать её прорывающийся смех. Король удивлённо поднял брови. — Ну... Так меня ещё не называли, — сказал он и встал. Лицо мальчика приняло яркий оттенок красного. — Вождь Стоик, я должен извиниться перед вами за свою реакцию. — Не извиняйтесь, я всё понимаю. Я сам с ума схожу, когда он вот так сбегает в лес. — Спасибо, — сказал Агнарр, вкладывая в слова нечто большее, чем простую благодарность. — И спасибо за Эльзу. Жизни не хватит, чтобы выразить мою признательность. — Что вы, ваша дочь — ангел, — Стоик улыбнулся ей той самой улыбкой, так похожей на улыбку её отца. Король сделал знак, и рядом стоящий слуга протянул вождю длинную и узкую деревянную коробку. — Прошу, примите это. Я сам составил её. Так вы сможете найти Эренделл. Знайте, что там вы всегда найдёте помощь. Стоик открыл коробку и достал белый свиток. Иккинг вытянулся, с любопытством заглядывая в развёрнутую в руках отца карту. — Спасибо. Хотелось бы думать, что это только начало отношений между Олухом и Эренделлом. — Не сомневайтесь, — с улыбкой ответил король. — Что ж... Полагаю, пора отплывать. — Ты даже не примешь ванну? — неожиданно для всех и даже для самой себя спросила Эльза. Такие беспардонные вопросы обычно задавала Анна. — Я бы не хотел причинять ещё большие неудобства, — многозначительно глядя на дочь, сказал Агнарр. Девочка прикусила губу и смущённо уставилась в пол. — Бросьте, вы только прибыли, — мягко вставил Стоик. — Жителям Олуха совсем не составит труда помочь вам и вашей команде. — Ну... — Агнарр взглянул в умоляющие глаза Эльзы. — Хорошо. Но на рассвете мы отплываем.***
Эльза и Иккинг не спали всю ночь, разговаривая обо всём и ни о чём, смеясь и рисуя. Эльза прекрасно рисовала, но особой любви к этому у неё никогда не было. С её техникой и с его увлечённостью у них получилось несколько великолепных рисунков. Но скоро — слишком скоро — рассвело и пришло время прощаться. Утром пристань была заполнена плотным туманом. Эльза стояла перед Иккингом в тёплой одежде, ставшей очень привычной за этот месяц, переминаясь с ноги на ногу и слегка дрожащими руками прижимая к груди маленькую книжку, которую он подарил ей. Их дыхания белыми облачками пара вырывались в холодный утренний воздух. — Обещай, что будешь писать мне, — в который раз попросила она. — Нет, что пойдёшь писать мне, как только наш корабль отплывёт. — Обещаю, — в который раз сказал Иккинг. Его глаза были тусклыми и усталыми, но он улыбался. Горько, но улыбался. Эльза порывисто обняла его, прижимаясь как никогда сильно. По щекам предательски катились горячие слёзы. — И обещай... обещай, что не забудешь меня... — Никогда, — почти беззвучно прошептал Иккинг, утыкаясь в её плечо. Эльза пыталась запечатлеть в памяти всё: то, как бережно он сжимает её, как бьётся его сердце рядом с её, каким маленьким, тёплым и родным он кажется в её руках. Она не знает, сколько они стояли так, но ей кажется, всего мгновение. Всего мгновение — и он отпустил её, и она взбежала на корабль. Видя, как они отплывают всё дальше, Эльза чувствовала, что с Иккингом остаётся часть её самой. Совсем скоро его тонкие очертания растворились в тумане, и что-то внутри неё оборвалось.