Рукопись, найденная бесполезною.

      В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было…       По. Не рано ли поднялся? Алыми губами шептала молодость. Кровь на асфальте вопрошает: «чья»? Таймер бьет тревогу звонком тюремного обеда: россыпь крошек на металлическом полу кажется старой и доброй.       По не выкормленный образ поднимает на нары, прерывая тишину хрустом костяшек. Он не требует палату — клетку — получше, ему не хочется конфликтов. Слишком скромный. Незаметная фигурка длинного роста меньше всех видна на празднике жизни. Эдгар обнимает колени — свое сердце сжимает в тиски — и ненавидит ситуацию. Эдогава так безоговорочно приглашал его, без права на отказ, чтобы забыть в ту секунду, как сапог Эдгара стукнул по полу. Носком. В такт старым часам на полу, стрелки которых больше не ходят.       Не рви предложения. На части. Это портит. Впечатление. Сделай плавным. Слог «но» не вставь в начало. В начале — лучше слово…       Аллан дрожит, пытаясь скрыться от взглядов любопытных сочувствующих в Детективном Агентстве. Ему не нравятся конкретизированные черты, которые обретает пространство возле его мятого плаща и сутулых плеч. Чересчур интимно близко и незнакомо пахнет дерево пола. Рыжий мальчик предложил ему тоненький татами, но Эдгар отказался, не приняв и предложение о чае. С трудом он может придумать, с чего начать новую мысль, записывая короткие сюжеты у себя на коленях — словно домашнее задание, которое не выполнил в срок. По попытается рассказать устно, выкрутиться, но с красноречием и ораторским искусством он не был на короткой ноге. У него ведь длинные конечности, совсем не азиатские, на них трудно подобрать размер, слог, ритм. Ими трудно управлять на витиеватых старых улицах времен Первой мировой. Среди нового асфальта и старых проводов легко обнаружить Рампо, растерянного и потерявшегося. Ребенок с большим багажом хаотичных знаний, которые затмевают информацию о самом базовом: номер автобуса, поворот улицы, перекресток со сломанной камерой.       Здесь получился большой абзац, упитанный. Разбавь его вставкой или именем, Эдгар.       Бывший член Гильдии — или член бывшей Гильдии — часто играется с карандашом в руках. Он точно не знает, когда объявится любитель сладостей, виновник тревожностей Аллана, но напополам с раздражением питает благодарность к безответственности Рампо. Еще есть время. Руки разгоняются лихорадочно, выписывая строки маленького рассказа. Когда Эдгар загнан в рамки времени и пространства, без сомнения, получается пара удачных заготовок, так называет их Эдогава. Хотя для Аллана краткость и полноценность — не просто сестра, любовница — с детективом он не спорит. Эдгару дорого любое внимание оного. Для эспера, погружающего людей в свою прозу, писателю не столь важно, как обзывает ее читатель. Этот читатель, стабильно опаздывающий на собой же назначенные встречи.       Писать в незнакомой обстановке Аллану всегда было тяжело: без темных стен, алкогольного тумана, размытых образов и липких слов, цепляющих пальцы слепого, без громкой музыки и еле слышного шепота. Вероятно, по этой причине Рампо назначает читательские — проверочные — встречи где угодно, кроме дома Эдгара. За пределами меланхоличного угара, где кроме неясных оксюморонов и неощутимых прилагательных ничего не рождается.       Ах, ску-у-чно. Тебе бы выйти из зоны комфорта. Знаешь, совет от Величайшего Детектива! Прекрати графоманию, давай писать в очень узких границах: первое, что увидишь перед собой сплети с пятой строчкой тридцать второй страницы первой попавшейся книжки! Мы сидим в гостиной Детективного агентства — так пусть местом действия будет кресло!       И Эдгар Аллан По загорается! От тлеющих фаланг большого и указательного огонь распространяется к позвонкам, поэтому писатель то и дело подтягивается, выпрямляет сгорбленную спину и продолжает: детектив, его помощник, допросы, ложь!       Орангутанг! Моряк! Убийство! Дрожь! И легкое летнее платье с запахом близа, тоски — это ведь пишешь ты, несчастный из Гильдии, а не я, Умнейший на планете Земля.       Рампо прокрадывается сзади, аккуратно и придерживая дверь от скрипа. Купленный кофе в булочной напротив упакован в два бумажных стакана. Пар аромата ложится следом, две молочные булочки шуршат в упаковке. Эдогава прислушивается ко всем звукам в пустой комнате — у его коллег, кроме босса, обеденный перерыв — и редким образом ведет себя смирно, тихо, наблюдательно. Купил все сам! Без напускной игривости и детской невнимательности, вышагивая наречиями и деепричастиями, а не глаголами, чтобы из-за плеча прочитать:       — «Итак, запомните: речь идет о совершенно особой, из ряда вон выходящей ловкости, ибо только с ее помощью можно совершить столь рискованный акробатический номер…», — почти безмолвно читает Рампо вслед за рукой Аллана, и громко заливается, улыбаясь. — Ты все-таки услышал, как я вошел, бедняга.       По пугается без возможности сдержать испуг и «ой!» напряжения. Но не останавливается. Почерк его сбивается только, когда Рампо, чуть вникнувший в суть истории, ложится на спину писателя — Муза, мягко вырывающая ручку из пальцев. Играючи в движениях, Рампо пишет следующее предложение:       — «Я намерен вам доказать, во-первых, что такой прыжок возможен, а во-вторых, — и это главное, — хочу, чтобы вы представили себе, какое необычайное, почти сверхъестественное…»       …чувство можно испытывать разное, оно будет актуальным и пройдет через историю нитью, но без конкретики и сюжета, без малого окружения тебе, По, не обойтись. Эдгар частично с этим согласен, по крайней мере, пока марево вновь не опустится на голову. Пока не раскрошится. На части. Поглотив куски пространства.       Пока Рампо не спрячет все записки о его смерти завтра. Пропали без вести вместе.       Где очки? Эдогава моргает, наблюдая, как По аккуратно поедает выпечку. Рампо думает, как его вражескому другу жизнь предпочтительней смерти, но что-то ускользает от острого ума: как часто Аллан его советов избегает? И вздыхает, перебивая свои мысли взглядом на окно: заедает жвачкой молочные крошки. Он рассыпал их на металлических ступеньках агентства, заводя По, как заложника, — литературный раб — в клетку, которая ему должна — нужна — понравиться. Рампо видит в окне один и тот же образ: лунный свет рисует тенью по лицу. Повешенный в тине. И озеро. Дословно вскрывший события.       Рампо, ты ответственный за его шаги. Его бездна сильнее твоих способностей. Однажды ты не разгадаешь его загадку, потому что мир станет не ощутим, а ты — слеп.       — Знаешь, почему я приглашаю тебя в Агентство?       — Нет, — честно отзывается Эдгар, звеня условной цепью на руках. Наречия повисли в воздухе вопросами.       И Эдогава Рампо улыбается, подбрасывая всё новые испытания другу — почти новый коллега. Фукудзава вздыхает, наблюдая за этим. Он обещал защищать расчетливого детектива.