Lavandula

      — Я уже давно этого не совершал и не хочу совершать, я не хочу убивать Вас, Альбус! — заявил Северус, стоя позади директора на астрономической башне.              Альбус Дамблдор стоял к нему спиной. Его посидевшие длинные волосы и подол мантии подхватывал легкий ветер.              — Рядом с Вами работает живое, пусть и с сознанием другого человека, тому доказательство! — продолжал Снейп.              — Ах, да, Равенна… Первая, кого Вы решились не убивать.              — Как мне казалось, Вы именно поэтому и взяли ее на работу, чтобы она напоминала мне о том, чего я не сделал.              — Все намного проще, Северус. Я взял ее на работу, потому что тот, кто живет в ней после своего разочарования мог быть опасен и для себя, и для других. Но, должен признать, я рад, что Вы, видя ее, вспоминаете ошибки прошлого.              — Удивительно, Вы думаете, что я настолько сентиментален? Нонсенс!              — Нет, я думаю, что Вы настолько сентиментальны, что смотрите на нее немного другим взглядом. Право, она и вправду симпатичная, — лукаво улыбнулся Дамблдор.              — Если Вы замечаете даже изменение в моем взгляде, неужели Вы не могли заметить другого? В Вашу мудрую голову не приходило, что мне надоело это делать?! — раздражённо произнес мужчина.              — Ты сделал свой выбор, Северус. Мне нечего больше сказать, — хладнокровно ответил Дамблдор.              Северус хотел сказать что-то еще, но на лестнице послышались шаги. Он развернулся и столкнулся лицом к лицу с Равенной. Увидев на себе ее внимательный взгляд, мужчина не стал задерживаться и спустился вниз.              — Директор, я привела Гарри, как Вы и просили, — сообщила тем временем помощница.              — Благодарю, мисс Кэпл, пусть подойдёт, а сами можете идти.              Она, стоя перед зеркалом, умыла лицо холодной водой. Несколько минут она находилась под властью ощущения, что произойдет нечто непоправимое, и пути назад нет. Проводив Гарри на астрономическую башню, она спустилась на первый этаж и направилась в уборную, ибо ей надо было взять себя в руки и сделать вид, что она ничего не знает.              Подумав о Северусе, Равенна начала упрекать себя. В ней поднялся гнев против собственной слабости, возникшей несколько минут назад. Она представила себе его реакцию. Увидь он ее испуганной, он бы презрительно хмыкнул, развернулся, откидывая подол своей мантии, и пошёл бы своей дорогой. И все это учитывая тот факт, что они после поцелуя не смели больше обсуждать свои отношения.              Она вышла в коридор и направилась, сама не зная куда. Она понимала, что Северусу тяжелее в разы. Он не показывал этого ни своим видом, ни поведением на людях. Лишь перед Дамблдором в нем просыпалось раздражение, он хотел переубедить его. Давал ли Северус себе слабину в одиночестве? Никто не знал.              За последнюю неделю он не обменялся с ней ни словом. Лишь изредка их глаза встречались, и они украдкой обменивались заговорщицким взглядом, выражавшим какую-то им одним понятную мысль, затем быстро отводили взгляды в сторону.              На улице разгулялась непогода, еще более омрачавшая предстоящие события. Загремело и засверкало. Равенна вышла во двор и увидела Макгонагалл, разгонявшую учеников по своим гостиным. Когда на улице никого не осталось, Минерва подошла к помощнице директора и, увидев ее бледность, по-матерински коснулась плеча:              — Дорогая, что с Вами? — спросила она.              — Все в порядке, я просто не люблю грозу, — постаралась она выдавить улыбку.              — О, тогда ладно. Знаете, у меня целый день сегодня такое ощущение, будто что-то произойдет, что-то нехорошее.              — Может быть, это из-за ухудшения погоды, профессор? — наблюдая за небом, произнесла Равенна.              Первые капли дождя упали на каменную дорожку. Промелькнула молния, затем прозвучал раскат грома. Тяжелые тучи нависли над замком. Пролетел порыв холодного ветра, отчего Макгонагалл схватилась на свою шляпу.              — Будем надеяться на это, а сейчас пойдемте внутрь.              Макгонагалл ушла на второй этаж, Кэпл же побрела дальше по коридору. В Большом зале Флитвик проводил репетицию с хором, который по традиции должен был выступить на пиру в честь окончания учебного года. Композиция, которую они исполняли, веяла тоской.              Остановилась Равенна лишь перед кабинетом трансфигурации, в коридоре. Она задержалась, всматриваясь в его темный силуэт, хорошо выделяемый светом, проникающим через окна. Он стоял боком и не двигался. Его мантия, казалось, отяжелела и не смела даже шелохнуться.       Она не могла придумать, о чем бы заговорить с этим человеком, таким холодным и неприступным. Что ему сказать? Упрекнуть в том, что он не обмолвился с ней и словом за последнюю неделю? Глупость какая-то. Попытаться поддержать? Как? Она по себе знает, что в таких делах поддерживать не совсем разумно.              Он развернулся. На нем не было лица, он был бледен.              — Я заварила чай, — тихо произнесла она первое, что пришло в голову. — Твой любимый.              Северус, ранее не желавший смотреть ей в глаза, поднял на нее свой взгляд. Она почувствовала его волнение.              Мужчина медленно двинулся в сторону прохода в класс. Затем, протягивая руку ладонью вверх, так же тихо произнес:              — Полагаю, у нас еще есть время.              Через несколько секунд они исчезли в камине и появились в ее кабинете. Равенна заметила у себя на столе саквояж.              — На самом деле, я здесь не за чаем, — признался мужчина.              — На самом деле, я его и не готовила, — в ответ призналась девушка.              Это заставило его слегка усмехнуться.              — Я уже заходил, — объяснил мужчина. — Я не знаю, когда я смогу вернуться. После того, как Макгонагалл узнает, что я сделал, она, разумеется, избавиться от всего, что ей будет напоминать обо мне. Поэтому я хотел бы, чтобы ты сохранила его. Унести с собой я его тоже не могу. Там есть зелья, которым лучше не попадать в руки пожирателей.              — Хорошо, я занесу его в комнату.              Он удовлетворенно кивнул.              Когда она вернулась, Северус стоял у окна. Она подошла к нему. Тучи все сгущались, дождь не прекращался.              — Еще не поздно, — вдруг произнес он, наблюдая за тем, что творилось за окном.              — О чем ты?              — О тебе. Ты еще можешь бросить все, уйти, уехать. Начать новую жизнь, — говорил он с каким-то безнадежным смирением.              — Новее той жизни, которую я уже начала, быть не может. Да и к тому же, новый директор будет без меня как без рук. Это я тебе на будущее, — улыбнулась она сквозь свою грусть.              — Действительно, кто будет носить мне лимонные дольки.              Она заметила, как на его лице мелькнула улыбка. Печальная, мимолетная, но все же улыбка.              Она подошла ближе и дотронулась до его холодной руки. Он позволил ей взять и удержать ее.              — Послушай, если ты вдруг захочешь высказаться или, не знаю, наорать на кого-то после сам-знаешь-чего… В общем, ты знаешь мой адрес. Когда тебе будет тяжело перед Темным Лордом, я хочу, чтобы ты помнил это. Ты не один. Не дай ему сломить себя.              Успокаиваемый звуком ее голоса он чувствовал, как ласкающее, нежное внимание обволакивало его душевные страдания, словно бинтом перевязывают раны на теле. Но страдания эти, однако, не унимались.              Она потянула его за собой и усадила на диван. Он не противился. Был слышен лишь шелест ее платья и его мантии, подолы которых в один момент соприкоснулись.              Равенна, обвив руками голову мужчины, тихо привлекла его к себе и оставила на его лбу долгий, мучительно-печальный поцелуй. Мужчина прижался к ней, полный признательности за каждое слово, которое успокаивало его боль и накладывало повязку на рану. Северус ощутил прилив влечения к ней, с которым он продолжал сопротивляться. Быть может, стоило только поддаться этому порыву, чтобы просто не мучиться от размышлений и от этой борьбы с чувствами?              Несколько минут они провели в тишине, нарушаемой лишь дождем, закрыв глаза и слившись в поцелуе. Они целовались, охваченные беспокойством, глубоко взволнованные и глубоко опечаленные.              Внезапно Равенна почувствовала слабость и отодвинулась. Она увидела в руке мужчины волшебную палочку, которую он успел незаметно достать из своего кармана.              — Что? Что ты сделал? — спросила она, осознав, что конечности перестают ее слушаться. — Усыпляющие чары?              Она начала валиться на бок не в состоянии контролировать свое тело и сознание.       Северус встал и уложил ее, наколдовав подушку.              — Да, это для убедительности, — сказал он, поднимая ее ноги на диван и снимая с них туфли. — Когда проснешься, скажи правду, скажи, что я тебя усыпил, но перед этим пытался выпытать, куда Дамблдор отправился с Поттером. К тому же, Беллатриса сегодня будет здесь, она может узнать тебя, если вдруг увидит.              — Северус, — осуждающе произнесла она. — Ты обрекаешь меня… на трусливый сон?              — Нет, я даю тебе прекрасную возможность проявить себя как актрису и выставить меня еще более омерзительным человеком, чем смогут себе представить окружающие тебя люди.       — Если у тебя есть время, не уходи, пока я не усну, — попросила она.       — Я и не собирался.              Он рукой провел по ее щеке, большим пальцем касаясь ее мягких губ.              — Не общайся с посторонними, никому не доверяй, не покидай замок без нужды, — нашептывал он, наклонившись так, что его волосы касались ее лица.              Равенна слабо кивнула.              Он пробыл с ней минут десять, не сводя с нее глаз, весь поглощенной мыслью о том, что между ними, между ним и этой женщиной завязалась таинственная связь. Он наблюдал ее падение в объятия сна, все еще ощущая послевкусие их поцелуя.       Когда пришло время, он, полный затаенной тревоги, вышел и тихо закрыл за собой дверь.       

***

      Через два дня он, наконец, оказался один. Он трансгрессировал к ее дому в такой душевной подавленности и физическом изнеможении, что сил у него хватало только на то, чтобы переставлять ноги.              Это был небольшой двухэтажный английский домик, окруженный деревьями и кустарниками, слегка обросший мхом с левой стороны. Дернув железную ручку входной двери, он понял, что она еще не вернулась с похорон.              — Холодный чай с мятой, — произнес он, направив палочку на дверь.              Дверь со скрипом отворилась, открывая вид на лестницу, ведущую на второй этаж. Он зашел и осмотрелся. По правую сторону была кухня, соединенная со столовой, а по левую — гостиная с двумя диванами, стоящими друг против друга, столиком между ними, камином у стены и широким книжным шкафом.              Отсутствие хозяйки дома вдруг затронуло его. Ему не хватало лишь этих четырех стен, которым она отдала частичку себя. Он хотел ее видеть, и этот недостаток его раздражал. Он начал дышать глубже, бессознательно пытаясь уловить что-нибудь от нее в воздухе.              Он прошел дальше и сел на диван, откинувшись на спинку. Сейчас все его существо, пройдя через катастрофу, которую он сам же создал, не могло оставаться спокойным и безмятежным. Он убийца. И это узнают все. При этой мысли, к которой он постоянно возвращался, которой никак не мог отогнать, его охватывало животное желание завыть, как воет собака на цепи. Чем больше он думал об этом, тем больше нервничал. Наконец, не в силах выносить этого, он попытался успокоить себя воспоминаем о самом светлом, что было в его жизни.       Перед ним теперь лежала колдография Лили Эванс. Она лучезарно улыбалась, окуная Северуса в собственное прошлое. Это было лицо женщины, безумно любимой когда-то… и теперь… и всегда. Он глядел на нее, и сердце его снова переполнялось.       Его сердце было столь же рассудительно, как и ум. Он прекрасно понимал, что страсть к Равенне касалась его, дурманила и как будто мгновенно пряталась за другим чувством, более сильным, находящимся с ним уже с детства. Любовью к Лили, которую он не хотел отпускать. Он не мог до конца принять Равенну, принадлежа другой, но сейчас она ему была нужна, он хотел ее присутствия.              Он убрал кодографию в карман, чтобы не видеть этот призрак перед собой.              — Акцио огневиски, — произнес он, надеясь, что в доме залежалась бутылка алкоголя.              Выпив, охваченный глубокой печалью, он снял мантию, расстегнул пуговицы на сюртуке и ослабил шелковый шейный платок. Затем просто повалился на диван. Теперь он задыхался, его лицо было искажено страданием, и ничего, казалось, не сможет его уже теперь успокоить.              Так, огромное количество мыслей метались в его голове. Чтобы унять этот поток он хотел пасть на колени и биться лбом о пол.              Он уснул беспокойным сном, полным кошмаров и бредовых мыслей.              Равенна пришла спустя три часа после похорон.              Заметив его на диване, она остановилась. Некое воодушевление окутало ее душу. Волнение за него отступило. С тех пор, как он ушел, она все время думала о нем.              Она, не снимая мантии, подошла и прикоснулась к его плечу.              Неожиданно он схватил ее за руку и дернул вниз так, что она тут же оказалась на диване. Северус дрожащей рукой держал волшебную палочку у ее шеи, нависая над ней словно коршун над добычей.              Она уставилась на волшебника широко раскрытыми, полными ужаса глазами. Он осекся и уронил палочку.              — Прости, прости, — заговорил он несвойственным для него испуганным голосом, не решаясь больше прикоснуться к ней.              Она подобрала его палочку со своих колен и положила на столик, тоже испуганная. Испугалась она того, что с ним сделали эти несколько дней.              — Ничего, ничего, — проговорила она, успокаивая не только его, но и себя. — Ты просто сильно утомлен. Ложись. Я сейчас принесу подушку и одеяло.              Она встала, давая ему лечь. Затем она забрала его мантию и сюртук со спинки дивана, чтобы те не мешали мужчине. Из кармана внезапно выпало что-то похожее на кусок бумаги. Но, подняв и развернув его, Равенна увидела улыбающуюся женщину.              Он слегка шевельнулся готовый вскочить и забрать фотографию, если она вдруг решиться разорвать ее или же кинуть в камин. Он догадывался, что она недовольна и огорчена этим. Глаза его, принявшие суровое выражение, встретились с глазами Равенны, которые, к его удивлению, не выражали враждебности.              — Это лучше хранить во внутреннем кармане, — ответила она спокойно, будто говорила о чем-то обыденном.              Она нашла карман во внутренней стороне сюртука и аккуратно, так, чтобы не помялись края, положила в него фотографию.              — Теперь ее изображение будет рядом с твоим сердцем, — сказала она с легкой улыбкой.              Она положила сюртук на противоположный диван и ушла на второй этаж.              Он наблюдал, как она подобрала платье, поднимаясь на первую ступеньку, как легко прошла остальные. Глядя на нее, он задумался, спрашивал себя, как она может не сердиться, но в то же время был безмерно благодарен. Она, тоже усталая и разбитая после смерти Альбуса, пришла, пришла к нему, и нашла в себе силы смириться с тем, что только что произошло.              Равенна очень скоро вернулась и, осторожно приподняв его голову, подложила подушку.              — Вам идет белый, профессор, — произнесла она, присев рядом с ним и взглянув на его рубашку.              — А Вам идет черный, Мисс Кэпл, — произнес он, осмотрев ее траурный наряд.              — Извини, что пришла поздно, просто эти похороны… — сказала Равенна, понимая, что все эти несколько часов в одиночестве он поедал сам себя.              — Нет, не будем о них, — попросил Северус, наотрез отказываясь упоминать Дамблдора. — Полагаю, я теперь козел отпущения?              — Да, Северус Снейп теперь на втором месте после Сам-знаешь-кого. Ты даже не представляешь, сколько мне пришлось выслушать о тебе за эти два дня, — на ее лице снова мелькнула улыбка, таившая беспокойство.              — Как это ни странно, но то, что я видел за эти два дня, можно описать ровно так же,— слабо усмехнувшись, ответил мужчина, а затем попросил. — Поделись самым обидным, что ты услышала.              Равенна тяжело вздохнула прежде, чем ответить.              — Возможно, это не самое обидно, а скорее самое запоминающееся. Профессор Бербидж выразила мне свои соболезнования.              — Тебе? — удивился Северус.              — Да, она сказала, что мне должно быть вдвойне тяжелее, ведь я в один день потеряла не только Альбуса Дамблдора, но и друга… в твоем лице, а терять друзей тяжелее всего.              — Вот как, — недовольно подытожил Северус.              — Не терзай себя, — произнесла она, взяв его руку в свою. — Здесь самое главное, что ты этого не хотел.              Затем они смотрели друг на друга, оба неподвижные, соединив руки.              — Не уходи, пока я не усну, — произнес он.              Он заметил, как заблестели ее опечаленные глаза.              — Я и не собиралась, — повторила она слова мужчины.