Исповедь Саламандры

      Елена вышагивает по тёмному мраморному полу, поправляя беспалые перчатки из змеиной кожи, и сжимает кожаную папку, наспех завязанную бечевой. Каждый стук каблуков отдаётся колоссальным эхом в куполообразной тронной зале, которая раньше служила кабинетом алхимии: предыдущий правитель обожал исследования, потому что однажды они спасли жизнь ему и его семье. Но только однажды.       С приходом к власти человека, который зовёт себя Моргартом, всё изменилось. Елена знает это лучше всех и чувствует, как её пробирает неприятный холодок, когда она приближается к трону, на котором, лениво играя в золотые шахматы, инкрустированные драгоценностями, играет правитель.       — Повелитель, — Елена склоняет голову в почтенном поклоне и почти шипит его должность, — вы не стали собирать совет, но зачем я вам?       — А, — Моргарт небрежно опрокидывает на шахматную доску одного из королей. — Как твои дела, Елена?       — Давайте сразу к делу, повелитель, — хмурится Елена, заправляя выбившийся локон в вычурную причёску с туго закрученными локонами. — Вы просили принести последние сведения от разведки.       Елена с трудом унимает дрожь во всём теле и подходит к повелителю почти вплотную. Слишком близко. Непозволительно близко. Так что под его внимательным взглядом насыщенно-синих, как голубая шпинель, глаз становится не по себе. Елена туго сглатывает, и в горле становится совсем сухо, как на чёрных пожарищах от разорённых марионетками Моргарта деревень повстанцев. Она слышит его запах. От Моргарта пахнет морской солью, как будто он не человек, а чудовище, поднявшееся из глубин океана.       Но он такой же, как все люди. У него две руки. Две ноги. Два глаза. Два уха. Но только кожа неестественно белая, бледнее, чем у аристократов северных земель; и белые, как редкий в этих краях снег, волосы, которые длинными слипшимися прядями ниспадают на плечи. И яркие глаза.       По дворцу гуляет слух, что они светятся в темноте ярче, чем Солнце днём. И Елена никак не может поймать за руку эту служанку и прижечь ей язык клеймом, чтобы не болтала попусту, несмотря на колоссальный опыт работы шпионом. Слухи гуляют по дворцу, впитываясь, кажется, в стены. Елена бессильно злится, шипит и невольно съёживается на Советах, когда Моргарт вскользь касается этой темы.       Впрочем, до сих пор его гнев так ни разу и не обрушился на Елену.       — Я не понял, Елена… — протягивает Моргарт её, слишком громко шурша желтоватыми листами. — Ты хочешь сказать, что эти дети — живы?       Тело Елены сводит судорогой. Моргарт слишком быстро. Кажется — сейчас он протянет руку и вцепится длинными пальцами в её шею, выжимая жизнь.       — Простите, Повелитель, — Елена поспешно склоняется в почтительном низком поклоне, готовая принять любое наказание.       Три дни назад она совершила ошибку. Такую сильную ошибку, за которую — не сомневается — поплатится жизнью. И Елена надеется, что Моргарт не отправит её в ледяные подземелья, где на повстанцах ставят алхимические опыты, а лишит жизни тут же. Собственным посохом, который лежит в специальной выемке ручки трона.       Смерть от руки правителя — лучшая смерть, о которой могут мечтать слуги. Если, конечно, о смерти вообще можно мечтать.       Однако проходит мгновение, другое, а Елена всё ещё жива. Грудь, стянутая тугим корсетом, продолжает вздыматься. Сердце бьётся, разгоняя по членам кровь. Елена осторожно поднимает на Моргарта глаза, не до конца веря в прощение.       Моргарт оскаливается, обнажая два ряда мелких белых зубов. А потом небрежно вручает Елене отчёты.       — Ты должна исправить эту ошибку.       — Их было много, Повелитель. Я не могу бороться с четырьмя.       Моргарт вскидывает густые брови, встаёт с трона, подходит к Елене вплотную. Её груди упираются в его грудь. Моргарт смотрит на неё сверху вниз, не скрывая своего превосходства. И как будто разрезает её взглядом насквозь: Елене почему-то становится тесно в этом замке, в этом зале, в этих одеждах, в этом теле. Хочется вырываться и бежать прочь, навстречу свободе.       Моргарт протягивает холодную руку и проводит острым ногтем вдоль сонной артерии, оттягивая в сторону чокер из прохладного атласа, пропитавшегося кровью. Елена еле дышит, когда пальцы повелителя касаются кровавой корки слева.       — Прекра-асно… — напевно шепчет Моргарт, и его голос эхом отдаётся от стен. — Просто прекрасно, Саламандра…       Моргарт резко отпускает атлас, и он болезненно бьёт по клейму. К глазам подступают колючие слёзы, Елена судорожно вздыхает и поглаживает подушечками пальцев шероховатую обложку отчётов.       — Ты не будешь с ними бороться, Саламандра, — новое имя режет по больному ещё сильнее, чем раскалённое шило, врезающееся в кожу и оставляющее позорные следы. — Ты будешь им помогать. А потом ударишь в спину. Ты уже ведь делала это.       На тонких губах Повелителя проскальзывает пренебрежительная усмешка, и он быстрым взмахом приказывает Елене удалиться.       Она идёт по дворцу, глотая слёзы и злобно шипя на армейцев-марионеток и слуг. А потом заходит в свои покои и, подпирая дверь сундуком, сползает на пол. Душит слёзы в тяжёлой подушке, а потом срывает с шеи чокер. Тёмный лоскут отлетел в угол, Елена выглядывает из-за дверей и коротко приказывает служанке принести самое простое платье из тех, что носят в деревне.       Слушая, как стучат деревянные башмачки по крутой винтовой лестнице из тёмного камня, Елена подходит к большому зеркалу в золотой оправе и рывком стягивает с тебя платье. Оно блестит в желтоватом свете солнца, проникающем через узенькие разноцветные стёкла окон, драгоценными камнями. А потом грудой змеиной кожи опадает под ноги.       Жёсткая исподняя рубаха заставляет Елену морщиться и вспоминать прошлое. Кажется, абсолютно далёкое. И чёрная метка в виде символа «Героев Энвелла» на внутренней стороне предплечья прожигает кожу. И под сердцем протяжно свербит и бьёт до боли.       — Поздно, — шепчет Елена, надевая беспалые перчатки из змеиной кожи, доходящие до самого локтя, и закрывая ими метку «Героев Энвелла» — организации повстанцев, к которой она когда-то принадлежала.       Месяц назад — а кажется, что в прошлой жизни.       Елена обводит кончиками пальцев багровый силуэт саламандры на шее. Хвостом она почти касается подбородка, а морда смотрит вперёд, на конец плеча.       — Елены больше нет. Есть Саламандра, — Елена встаёт и расправляет плечи.       Теперь ей придётся вспомнить прошлое. Вспомнить, как она была вором, скрывавшимся во тьме; вором, слышавшим неслышимое и видевшим невидимое. Вспомнить, как она была г е р о е м.