Гарри Поттер и Искусство Побега

      Гермиона замолчала. Гарри подумал, что, наверное, она просто не предполагала, что он, Гарри Поттер, может мечтать о девушке. Собственно, он и сам не предполагал этого, пока не увидел лишенный деталей, но совершенно точно девчоночий силуэт в Том Самом Зеркале.       — Это значит… — задумчиво сказала после паузы мисс Грейнджер, — Гарри, я поняла! Это значит, что ты хочешь, чтобы у тебя была девушка, но пока не понимаешь, кого именно ты хочешь любить. Ну и чтобы она тебя любила. То есть Зеркало показало тебе твое желание, но оно еще общее тогда было, и не было направлено на кого-то конкретно… А другого такого зеркала нет? Чтобы, ну, уточнить? Вдруг ты определился уже?       — Если даже и есть — то где его искать-то? Дамблдора не попросишь же.       — Жаль. Было бы интересно посмотреть, кого ты увидишь в нем сейчас.       — Или что.       — Или что. Но… Но у тебя же столько друзей. Они что же — все умереть должны? Это же…       — Не обязательно. Или умереть, или бросить — например, к другому уйти, или отвернуться, потому что я вроде как слишком слабый. И типа пусть мне будет стыдно. Ну вот, например, Пенни — она мне нравилась-нравилась, а потом р-раз — и она снова с Перси.       — А теперь она не… — Гермиона не закончила. То, что рассказала им с Лавандой Пенни, было… не к месту и не ко времени.       — Теперь я «не», вот что главное. Она ж на нас с тобой «Обливиэйт» наколдовала, помнишь? А у меня к «Обливиэйту» особенное отношение. Я ж тебе рассказывал. То есть я понимаю, что она не в себе была, но… Но все равно я как-то… Наверное, я просто не смогу ей теперь полностью поверить и всегда буду думать, а не стерла ли она мне еще что-нибудь. Это глупо, конечно, но… В общем, я ее считай потерял. Потом — помнишь первый курс, как Рон и Невилл на меня взъелись из-за того, что я темный?       — И я… Я же тоже!       — Ты все-таки по другой причине. Хотя да, — Гарри, наконец, повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза. — И тогда, на первом курсе, и на втором, — Гермиона опустила взгляд, но Гарри продолжал смотреть на нее, и девочка снова встретилась с ним глазами. — Но это-то мы с тобой обсудили же. Так вот, я уверен, что таких ситуаций еще много будет.       — Но почему ты тогда вообще должен умереть за этот… волшебный мир?! — слово «волшебный» она произнесла почти что с отвращением. — Если он вот так вот к тебе относиться будет, как Невилл с Роном тогда? Или как я в прошлом году?! — последнюю фразу Гермиона почти прошептала.       — Первая любовь. Понимаешь, волшебный мир должен был стать моей первой и настоящей любовью. Которой прощают все, даже неблагодарность. И… я бы ненавидел волшебников, почти всех, я бы на них обижался, но сам мир я любил бы. Знаешь… Когда профессор Люпин рассказывал мне про это заклинание, про «Патронуса», он сказал, что нужно вызвать самое счастливое воспоминание, которое только у меня есть. И когда у меня не получалось поначалу — ни с помощью квиддича, ну, типа, когда я снитч поймал, это ж действительно было здорово, но там только искорки были… Ни с помощью чего-то другого… Он меня подвел к тому дню, когда Хагрид привел меня в Косой Переулок. Сам-то этого он, наверное, не знал, это ему точно Дамблдор посоветовал.       — Но… у тебя снова не получилось?       — Получилось, но… Понимаешь, я в тот день еще до прихода Хагрида знал, как это будет и для чего это — и встреча эта, и волшебство. Заранее знал. И… это не было чистым счастьем. А Дамблдор думал, что будет. И поэтому… Поэтому я другое воспоминание использовал. Втихушку. Свой день рождения, за год до школы. Когда старушки меня яблочным пирогом накормили. Это был первый пирог в моей жизни. Ну… наверное, не первый на самом-то деле. Наверное, на один-то годик мне папа с мамой делали же? Но точно первый, который я помнил. Я вспомнил этот пирог и… И поставил щит, серебристый, точно такой же, как в книжке нарисован, на пятьсот семнадцатой странице, представляешь? И… Это действительно счастье было. Я вспоминал, как мы тогда все сидели за столом, какой вкусный был пирог, и это сияние… А потом… Потом я узнал, что миссис Кейн умерла. Позавчера умерла. И…       — И ты… Ты больше не можешь… Ты теперь не можешь вызвать Патронуса?! Раньше мог, пусть и не оформленного, а теперь не можешь совсем никак?! — в глазах девочки светилось понимание пополам с печалью, точнее, печаль была частью этого понимания.       — Да. Не могу. Я должен был показать его перед боггартом профессору Люпину, чтобы он проводил меня в Хогсмид. Утром сегодня. И не смог. И даже без боггарта не смог. Потому что как только я вспоминаю это сейчас, я сразу вспоминаю и то, что не смог даже проститься с миссис Кейн. Она умерла без меня, хотя я точно знаю, что она хотела бы, чтобы я был с ней. Мне даже сон снился, как раз позавчера. Как она со мной говорит. Лежит в кровати такой, медицинской, и уже почти «там», но… она мне улыбается и говорит, что будет смотреть на меня даже «оттуда». Она меня очень любила, даже несмотря на то, что ей и память терли, и делали так, чтобы она на меня злилась. И она же мне вообще не родная была. А я… Я проснулся и понял, что этого на самом деле не было. Я ведь был здесь, а она т-там у-умирала.       Гарри заплакал. Это было как прорыв плотины, которая держалась даже не месяцы, а годы, выдерживая и шторма, и отсутствие человеческой заботы, и удары молний с небес, но когда запас прочности наконец был исчерпан — она рухнула вся и сразу.       Гермиона обхватила его, ее глаза тоже были влажными, но она держалась, стараясь обнять мальчика так крепко и нежно, как это только было возможно. Она запустила руку в его шевелюру и осторожно, стараясь не сделать хуже, перебирала его волосы. Ее плечо намокло, а спина быстро затекла, но она не подавала виду.       — Гарри! — шептала она сквозь слезы. — Гарри! Я понимаю, что все так… отвратительно. Но… Но я с тобой, Гарри Джеймс Поттер, и поэтому все будет хорошо, правда?       Она не знала, что еще сейчас можно сказать убитому горем другу и нужно ли было что-то говорить вообще. Они просидели так три минуты, потом еще одну, потом еще тридцать секунд… Ее тело начало дрожать от напряжения, и она поняла, что еще немного — и они упадут, потому что она не сможет удерживать мальчика чисто физически, когда он, наконец, отстранился и в свою очередь поддержал ее.       — Эээ… Прости, Гермиона. Что-то я расклеился совсем. Хочешь сливочного пива? Профессор Люпин на самом деле очень расстроился, что не смог меня в Хогсмид сводить. И достал две бутылки, вон они стоят, нетронутые.       — Нет, Гарри. Я… Я попробовала там, в «Трех Метлах». И ты прости, что я была там, пока… Как только я узнала, я… мне помогли. Я прибежала сюда и…       — И ты держала меня столько, сколько могла и еще чуть-чуть. И… спасибо за то, что ты действительно со мной.       Гермионе стало стыдно — пусть она и не заметила письмо из-за того, что была самовлюбленной дурой, но ведь она же знала, что в Хэллоуин Гарри всегда очень плохо! Но она все равно пошла в этот треклятый Хогсмид. С Лавандой. И хорошо, что не с Роном, хотя у нее была и такая мысль.       — Прости меня, Гарри! — она нервно улыбнулась. — И… в прошлом году ты сделал для меня ровно то же самое. Знаешь… я буду помогать тебе столько, сколько нужно. И я тебя не брошу. Никогда. Какие бы Пенни тебя ни бросали, я останусь с тобой.       — Спасибо, — мальчик уже успокоился, точнее — успокоил себя. Он достал из кармана платок и протер лицо.       — Погоди, — сказала Гермиона, — я помогу тебе, - она достала свой платочек, пахнущий яблоком, и аккуратно стерла с его лица что-то видимое только ей. — Но… ты сказал, что миссис Кейн умерла позавчера. Как «они» смогли прислать тебе сову? Это же было то письмо утром?       — Ага, причем сова совсем незнакомая. Может быть, с почты в Косом, может быть, еще откуда-то. Наверное… тот человек, тот самый, который эксперта по книгам нашел… Что ему стоит сову найти, после эксперта-то? И он прислал мне записку от нее. Вот.       Гарри достал из кармана пергамент, и Гермиона поняла, что на ее плече Гарри плакал не в первый раз за сегодня — часть букв слегка расплылась, да и сам пергамент был влажным.       «Дорогой мистер Поттер! Увы, я не могу потрепать тебя за уши, но теперь это уже неважно. Мы отправились «вперед», как говорил один известный тебе человек, и единственное, что мы хотим сказать тебе — мы ни о чем не жалеем. Мы любим тебя. Именно любим, а не любили. Ты был лучшим, что случилось в нашей жизни, так что не смей обвинять себя ни в чем, чтобы не портить нам путешествие. И ради нас обеих — постарайся встретиться с нами снова не меньше, чем лет через сто. Хотя… если захочешь обмануть время — доверься Гермионе. Она нам очень понравилась.       Мы верим в тебя.       Саманта и Шарлин»       — Она… Она ведь не хотела, чтобы ты себя винил, ни в чем! Тогда почему ты?..       — Я не виню. Я… это другое. Не обязательно винить себя, если ты потерял свое счастье, да? — Гарри взял пергамент и снова всмотрелся в знакомые строчки. Еще одна слеза упала на листок, расплывшись по обрезу послания.       — Смотри, Гарри! Смотри, там….       Мальчик уставился на пергамент, раскрыв глаза. Там, куда упала слеза, проступали буквы. Он смахнул соленые капли с лица и растер их по нижнему краю письма.       «PS. Чудовищный туалет, чудовищная находка, чудовищная книга, чудовищное сравнение», — гласила надпись.       — Я… Я не понимаю, — голос Гарри был напряжен, но спокоен. — Это явно о той прошлогодней истории, но… Если это про Тайную Комнату, то…       — Вот как раз про чудовищную комнату тут ничего нет, — задумчиво сказала Гермиона, — только про туалет. Подожди. Ты же… Ты же нашел этот дневник, когда Джинни его выбросила… Ты же нашел его здесь? В этом самом туалете?       — Ну да. Тоже под умывальником, но уже под другим. Ты хочешь сказать…       — Сиди здесь. Жди меня! — она выскочила в туалет и, быстро вернувшись, протянула Гарри толстый глянцевый том.       — Дэйл Карнеги, — заметил Гарри, — «Как-Заводить-Друзей-И-Все-Такое». Она вполне подходит под определение «Чудовищная книга» — самая идиотская из тех, что я читал по вопросу манипуляций.       — Согласна, — заметила Гермиона, перелистывая страницы. — Та книга о подростковых комплексах, которую миссис Кейн дала мне на Рождественских каникулах, была намного лучше. Но это сравнение…       — Да. Это сравнение действительно недостаточно чудовищно. Подожди, — сказал он, — кажется, я понял. Дай-ка мне ее…       Гермиона закрыла книгу и с недоуменным видом протянула ее Гарри.       Мальчик взял волшебную палочку и со словами «Он хуже Тома» коснулся обложки. Книга вздрогнула и потяжелела.       — Кажется, это первый раз, когда я нашел в книге больше, чем ты, — пробормотал он и открыл обложку.       — Ни… чего ж себе!       — Что это, Гарри Джеймс?!       — Это… Это наследство, — сказал он, доставая из теперь уже коробки, имеющей вид книги, тот самый «Вальтер».       Он направил пистолет вверх, оттянул затвор и убедился, что патронник пуст. Положил его на стол стволом от себя и от Гермионы, выложил рядком четыре снаряженных магазина.       За магазинами последовали пенал с принадлежностями, бутылочка оружейного масла, коробка с патронами и подмышечная кобура под левую руку, явно сшитая под заказ.       — Тут не только маскировка, — сказал он, — но и чары расширения пространства. То есть он… Тот самый человек… — пояснил он Гермионе. — Он точно завербовал кого-то из волшебников. И это не Локхарт — тот, если бы пытался расширить пространство, сжал бы его так, что и иголка не поместилась бы.       — Гарри, — позвала его Гермиона, — мне кажется или… они разные?       — Что? Магазины? Или патроны?       — Пули, — пояснила девочка, она присела, чтобы рассмотреть патроны поближе, не касаясь их, впрочем, руками.       — Да, — сказал Гарри, — ты права. Ты все-таки обнаружила больше, чем я, — признал он, — и маркировка на магазинах разная. Мне кажется… Мне кажется, что вот это вот серебро, — указал он на один из двух магазинов с красным основанием, служащим продолжением рукоятки оружия.       — Согласна. Вот эти два — серебро, а вот эти, и те, что в коробке — они же обычные, да? Почему ты так смотришь на меня, Гарри? Разумеется, после того как Локхарт обманул нас всех, я имею в виду всех женщин, своей пукалкой… В общем, я купила несколько книг о пистолетах и револьверах и прочитала их на каникулах. Ну и мой папа дантист, и он делает пломбы и коронки из разных сплавов. Раньше делал, потому что сейчас используется, в основном, специальная керамика. Но и сплавы тоже. Не то чтобы я в них разбираюсь, но уж опознать серебро я вполне могу. В конце концов, я же девушка!       — Ты замечательная девушка, Гермиона, — улыбнулся Гарри.       — Спасибо, — покраснела та, — но… Там же что-то еще есть, правда? Или ты… Или ты не хочешь мне это показывать?       — Не в этом дело, — смутился Гарри, — просто… просто я сам не понимаю, что это и к чему. Смотри.       Он выложил на стол четки — две дюжины металлических бусин сложной формы на чем-то вроде закольцованного тросика. «4 круга в минуту, 90 минут» — гласила надпись на прицепленном к четкам лоскутке пергамента.       — Как раз под Историю Магии, — задумчиво сказал Гарри, осторожно глядя на девочку, но та, вопреки ожиданиям, не возмутилась.       — Можно? — спросила она, кивая на замаскированную под книгу коробку.       Гарри кивнул, Гермиона взяла книгу и достала из нее старую фотографию в простой настольной рамке.       — Я видела ее на столе у миссис Кейн, — сказала она после недолгого молчания, — той зимой. Это же она сама?       — Да. То есть тогда она была еще не миссис Кейн, а мисс Бэлтимор, тут ей двенадцать или около того.       — Красивая, — сказала Гермиона со вздохом; Гарри, соглашаясь, кивнул.       — Можно я поставлю ее на стол? — спросил он. — Рядом с совой, которую они, ну, старушки, мне на Рождество подарили? — он указал на небольшую статуэтку совы в круглых очках, сваренную из автомобильных запчастей, которую он получил от пожилых леди на последнее Рождество перед Хогвартсом… и свое первое настоящее Рождество, которое он вообще помнил.       — Конечно, можно, — сказала Гермиона. — Я сама хотела это предложить. Ты знаешь, она, миссис Кейн, мне тоже очень-очень нравилась. Хотела бы я быть такой, как она.       — Не стоит, — покачал головой Гарри. — Не стоит этого хотеть. У нее была… очень трудная жизнь. Я б не только тебе — я бы и Малфою такой не пожелал, знаешь?       — Я не про то. Я про… Кстати. Утром, когда мы… В общем, утром, сразу после завтрака, я видела Малфоя. Мне было не до него, но что странно — ему, по-моему, тоже было не до меня. Он гнался за крысой Рона, представляешь? Короста, кажется, украла его палочку или что-то вроде, и он пытался ее догнать.       — Странно, — взлохматил затылок Гарри, — на месте Коросты я бы нырнул в какую-нибудь норку и…       — Может быть, палочка не пролазила? — развеселилась Гермиона. — В смысле — поперек не пролазила. Норы крысиные — они же узкие, а быстро развернуть палочку у нее не получалось. Вот она и рванула куда-то наверх. Надеюсь, Драко ее не догнал. Тем более, что в Хогсмиде я его не видела.       — За ужином узнаем, — улыбнулся Гарри, — на ужин Короста с Роном вместе ходят, они там соревнуются, кто больше съест.

***

      Рон перехватил их недалеко от Большого Зала. Короста была при нем — видимо, крыса вовремя бросила палочку Малфоя, юркнула в какую-нибудь дыру и успешно вернулась к хозяину до ужина.       — Гарри, ты уже записался? — возбужденно спросил Рон.       — Куда? — не понял Поттер.        — Как?! Ты… ты все пропустил, что ли? Утром, за завтраком? В Хогсмиде все только об этом и говорили!       — Э… Я не очень хорошо чувствовал себя утром, — отмазался Гарри. — А в Хогсмид меня не пустили.       — У-у-у! — протянул Рон. — Да ты что! Тогда я тебе расскажу. Представляешь, Дамблдор устраивает в Хогвартсе шахматный турнир!       — С чего бы? — удивился Гарри, но потом вспомнил, что не у всех школьников такой плотный график, как у него и у Гермионы. Ну да, раз уж никаких неприятностей не прослеживалось — почему бы и нет? И это не квиддич, это даже Гермиона одобрит.       — То есть, ты будешь еще меньше времени уделять занятиям и еще больше шахматам, Рон? — прищурилась мисс Грейнджер, и Гарри обрадовался, что не успел поспорить сам с собой на бывшую шляпу Деллы.       — Конечно же, Гермиона! — приосанился Рон. — Профессор МакГонагалл сказала, что у меня неплохие шансы стать победителем! Никто из моих братьев не выигрывал турнира, никто! Про турнир даже «Ежедневный Пророк» напишет, точно говорю. Колин меня уже сфотографировал, когда я записался, рассчитывает продать туда снимки.       — Думаешь, напечатают? — для порядка спросил Гарри.       — Конечно! А о чем им еще писать? Блэка не видели уже три месяца, только какие-то слухи, что он сбежал в Египет или что-то вроде. Квиддич и так в каждом номере. Вот если бы выиграли «Пушки Педдл» — вот это была бы сенсация! — мечтательно произнес Рон.       — Гарри, Гарри! — подбежал к ним Колин Криви с камерой наперевес. — А ты же тоже будешь играть, да? Давай я твой снимок сделаю, «Пророку» он наверняка понадобится! Рон так здорово получился, знаешь? У него Короста на плечо вылезла и села там, как будто ему на ухо подсказывает! Будто бы тренер! А профессор МакГонагалл говорит, что играть будут гигантскими каменными фигурами, которые хранились где-то в подвале, так что снимки с матчей отличные будут, я уже прикинул! И ты должен особенно здорово получиться, потому что ты маленький, как я, а будешь командовать здоровенными такими фигурами! Здесь встань, а?       — Эм-м… Ну, я…       — Гарри, ты же не собираешься и в самом деле играть? — с подозрением спросила его Гермиона. — Мало того, что у тебя столько же заданий, сколько и у меня, мало тебе твоих тренировок и твоего дурацкого квиддича …       — Боишься, что я сломаю себе не только руку, но и мозг? — опека Гермионы вынудила Гарри снова поднять бровь в совершенно Снейповской гримасе.       — Иногда мне кажется, что его у тебя вообще нет! — закатила глаза мисс Грейнджер.       Гарри хотел было напомнить, что мозгов у него целых два, головной и попный, и к тому же Гермиона не собирается за него замуж, а значит, не может указывать ему, что делать, а что не делать, но не успел.       — Пожалуй, слухи о том, что Шляпа предлагала мисс Грейнджер Рэйвенкло, не лишены оснований!       Это был Малфой. Палочка была при нем — видимо, Короста, убегая, действительно ее бросила. Драко был блондинист, прилизан, строен и… утончен, вот самое подходящее слово.       — С чего ты взял, Малфой? — спросила его мисс Грейнджер, причем Гарри показалось, что она имела в виду «Как ты узнал, засранец?!»       — С того, что ты иногда действительно пользуешься своим интеллектом, Грейнджер. Шахматы действительно не для мистера Поттера.       «Оппа. Да он меня на слабо берет!» — подумал Гарри.       — Это почему это не для Гарри? — первым завелся, разумеется, Рон, который умел думать на несколько ходов вперед только в шахматах.       — Ну, если не считать того, что он гриффиндорец… Он действительно слишком занят. Не так ли, мистер Поттер?       — В отличие от тебя, он занимается! — выступила на защиту Гарри мисс Грейнджер.       — Понимаю. В отличие от наследников старых родов, эм-м… магглорожденным и маггловоспитанным волшебникам действительно приходится нелегко. А тут еще этот квиддич… Хотя, полагаю, дело все-таки не в нем.       — А в чем еще?! — вскинулась мисс Грейнджер.       — Не хотелось бы говорить о менее приятных темах, таких, например, как разница в интеллекте, — пожал плечами Драко.       — Смотря в какую сторону эта разница, Малфой! — Гарри мысленно зааплодировал Рону за удачную реплику; сам он предпочитал помалкивать, пока не разобрался в ситуации.       А ситуация действительно была… странной. Малфой никогда не хамил настолько изысканно.       — О, не беспокойся, Уизли. Что касается тебя, то ваш род все-таки довольно древний, хотя и малореспектабельный. Так что мне действительно интересно будет сойтись с тобой за шахматной доской — это действительно будет битва равных соперников… Да, разумеется, я записался на этот турнир, — пояснил Драко. — Но вот что касается мистера Поттера и особенно мисс Грейнджер…       Гарри уже совсем собрался было сломать блондинистому хамлу нос, благо тот стоял довольно удачно, но был отброшен к стене взбешенной Гермионой.       — Это потому, что я…       — Разумеется, это и потому, что ты девчонка, и, главное — потому, что ты почти маггла. Если магглы не способны на волшебство — что можно сказать об их интеллекте?       — Ты…       — Возможно, я шовинист. Но может быть, это потому, что никто пока не доказал мне, что я не прав?       — У меня лучшие оценки по всем предметам, чем у тебя, Малфой! — задрала нос мисс Грейнджер.       — Как отметил профессор Снейп, заучивание учебников наизусть и интеллект — это разные вещи. А в прямом столкновении ты уступила даже Буллстроуд!       — Если помнишь, Малфой, в другом столкновении…       — О, разумеется, я это помню. И не намерен забывать. Но… нас тогда весьма грубо прервали, не так ли? — блондин явственно намекал на явление василиска, окаменившего его, Крэбба и подстроившую все это Гермиону.       — Я могу повторить, — медленно, с угрозой в голосе, произнесла мисс Грейнджер.       — Дуэль? — снова поднял бровь Малфой. — Это, Грейнджер, было бы слишком банальным. И вообще-то я говорил об интеллекте, помнишь? Или ты не собираешься позориться, записываясь на турнир?       Гарри подумал, что шахматы для подруги все-таки безопаснее дуэли, хотя, конечно, дополнительная нагрузка… С другой стороны, у него самого в самом деле есть ведь еще и квиддич? А шахматы, возможно, позволят Гермионе не зачахнуть в библиотеке. К тому же доля правды в процитированных Малфоем словах Снейпа все-таки была.       — Думаешь, Малфой, ты пройдешь дальше первого круга? — прищурилась Гермиона.       Ее волосы слегка распушились, между ними проскочило несколько искр, которым убедительно ответила вспышка аппарата Колина Криви.       — Смею надеяться, что нам все-таки удастся встретиться, мисс Грейнджер! Ну, а если нет… посмотрим, кто пройдет дальше! — Малфой чопорно изобразил что-то вроде поклона.       — Посмотрим, Малфой! — Гермиона развернулась и в сопровождении радостного Рона решительно двинулась к доске, на которой производилась запись участников.       — Зашибенский кадр! Не хуже, чем в прошлом году! — радостно прошептал Колин.       Это-то «в прошлом году» Гарри и беспокоило. К тому же ему не нравилось, что слизеринский засранец разводил «на слабо» — и, что характерно, успешно развел — не его, совсем не его.