***
Ужин проходил, как обычно. Взрослые старались сохранять жизнерадостный настрой, Тедди, будучи малышом, был центром внимания, и все игнорировали старинные дедушкины часы, стоящие в гостиной на видном месте. Часы на самом деле были совершенно особенные, и все еще оставаясь полезными, причиняли боль всей семье и друзьям, стоило им лишь бросить взгляд на золотую стрелку с изображением Фреда, которая замерла, указывая на надпись «В пути». После битвы за Хогвартс она больше не двигалась. Холодок пробежал по спине Гермионы, когда она подумала о душе Фреда, застрявшей по ту сторону жизни на такое количество времени, и до сих пор скитающейся между этим миром и тем. Она задалась вопросом, хотелось ли ей, чтобы стрелка сдвинулась? Где бы она тогда остановилась? Или же она просто отпала бы? Неосознанно она бросила взгляд на Джорджа. Он ел больше, чем на предыдущих обедах, что было хорошим знаком. Возможно, для него было бы лучше принять случившееся и отпустить… позволить всему идти своим чередом. Она напомнила себе спросить позже Рона, как его продвижения с квартирой. Предполагалось, что он проведет там первую ночь после Нового года, сразу после того, как Гермиона вернется в Хогвартс. — Как проходит твое обучение на Мракоборца, Гарри? — спросил мистер Уизли, накалывая на вилку кусочек картофеля. — Я слышал, что это может даваться довольно тяжело. Гарри поспешил проглотить свою еду и размыто рассказал про часть своих текущих заданий, сохраняя их неопределенность. — Я не могу раскрывать слишком много, простите. — Нет нужды извиняться, дорогой, — уверила его Андромеда. — Я помню, как часами пыталась вытянуть информацию из Нимфадоры, но министерство держит вас на коротком поводке. Я лишь надеюсь, что к тебе не проявляют чересчур особого отношения, — она подмигнула. — Мракоборец — это звание, которое нужно заслужить. Гарри усмехнулся, но миссис Уизли подобное высказывание отнюдь не развеселило: — Если кто и заслужил подобное звание, так это именно этот мальчик, Андромеда. — Ой, Молли, да ладно тебе, я просто имела в виду… — Кто готов к десерту? — перебила Флер, и Билл тут же вызвался помогать ей убирать тарелки, в то время как остальные бросили в ее сторону благодарные взгляды. Гермиона извинилась, сославшись на необходимость посетить ванную комнату. Поднявшись по скрипящим ступенькам, она вошла в ванную и сделала глубокий вдох. Эти обеды могут быть такими изматывающими, слава Богу, я провожу Рождество у своих родителей. Она сделала свои дела, помыла руки, слегка брызнула водой в лицо, вытерла его и начала спускаться вниз, чтобы снова присоединиться к остальным. Однако по пути вниз Гермиона остановилась, проходя мимо одной из комнат. Она совершенно не изменилась. Гермиона подошла к двери, и, в самом деле не осознавая, что делает, открыла её. Сохранившийся в комнате запах пороха ошеломил её, и что-то едва уловимое в воздухе заставило её сердце заныть в груди. Просмотренные воспоминания вытащили на поверхность сознания Гермионы кое-что такое, о чём она никогда не подозревала. Она была опечалена смертью Фреда не только потому, что он был частью семьи Уизли, которые теперь грустили из-за его потери. И не только потому, что он делал людей счастливыми. Дело в том, и Гермиона теперь это осознала, что он делал счастливой её. Несмотря на все его розыгрыши и шалости, немногим удавалось рассмешить её так, как это делал он. До настоящего момента она даже не задумывалась об этом. Со вздохом Гермиона повернулась и закрыла дверь, не уверенная в том, что она ожидала там найти. -Что ты делаешь, Грэйнджер? Слова застряли у нее в горле и, повернувшись, она встретилась лицом к лицу с Джорджем. Он выглядел в высшей степени озадаченным. — Я… Я… Жар расползался по ее щекам и шее в то время, как его брови продолжали ползти вверх. — Эмм, я просто … Я почувствовала запах пороха и поэтому я… Внезапно он положил руку ей на плечо и мягко сжал. — Все нормально. Думаю, что я понимаю… Просто в следующий раз убедись, что Рон не застанет тебя, — он улыбнулся ей, и было так ужасно, что впервые за всё это долгое время она увидела его улыбающимся, но улыбка эта была такой печальной. Он отпустил ее, и когда Гермиона сделала второй шаг вниз по лестнице, она могла поклясться, что услышала, как он пробормотал себе под нос: «Не самое подходящее время для нее, чтобы осознать». Осознать что?***
После десерта Джинни загнала Гермиону в угол, когда обе поднялись к ней в комнату под предлогом того, что Джинни нужна ее помощь. Едва ли это было изощренной уловкой, чтобы не суметь распознать её, так что Гермионе оставалось винить только себя, когда Джинни стала её допрашивать. Руки на бедрах и свирепый взгляд — сильно походя на свою мать, Джинни приказала ей раскрыть свой секрет. — О чем ты говоришь? — еще раз за этот вечер Гермиона чувствовала себя по-настоящему смущенной. И ей это чувство не нравилось, и привыкать к нему она не хотела. — Почему мой брат весь вечер смотрел на тебя такими печальными глазами? — Рон печальный? — Не этот брат. Очевидно, тот, который без уха. Джордж наблюдал за ней? Она не заметила. Хотя, что уж об этом и говорить, за последние пару дней до Гермионы дошло осознание того, что она не замечала многих вещей. — Ты что-то сказала ему? Почему он снова грустит? Ему наконец-то становилось лучше… — Ой, Джинни, нет! Я ничего не сделала Джорджу, если ты об этом говоришь. Как тебе такое пришло в голову? Строгий взгляд исчез, и Джинни вздохнула. — Прости, наверное, я просто стала чрезмерно опекать его. Он очень долго не был прежним, и я надеялась, что его недавнее поведение… Надеюсь, ты понимаешь, я просто боялась, что что-то могло разрушить это. Гермиона почувствовала себя виноватой. Она знала, что именно посещение ею старой комнаты близнецов вызвало у Джорджа такую реакцию, и ей стало не по себе от того, что самой младшей Уизли пришлось взвалить на свои плечи беспокойство из-за необходимости защищать своего старшего брата от вреда. -Я понимаю, Джин. Действительно, понимаю, — она снисходительно помахала рукой. — Я просто думаю, что он считает меня странной, только и всего. — Странной? Почему? — Ну, я пробралась в их с Фредом старую комнату. Я… — как она объяснит, почему зашла туда? И Гермиона повторила сказанное Джорджу: — Пахло порохом, когда я проходила мимо их двери, и я хотела убедиться, что внутри ничего не собиралось взорваться. Джинни улыбнулась: — Ты забыла, что их комната всегда так пахнет? Мама очень долго пыталась избавиться от этого запаха, но он стал такой же частью дома, как и упырь в комнате Рона. Они немного посмеялись. — Давай присоединимся к остальным и сыграем во Взрывающиеся карты (6), — сказала Джинни. — У меня такое чувство, что Гарри хочет ненадолго отвлечься от работы. — Конечно. Девочки шагнули по направлению к двери. — И кстати о Гарри… — Джинни остановилась и покраснела. — На днях я кое-что нашла у него дома. Гермиона поморщилась и повернулась к ней лицом: — Мне действительно стоит услышать это? Ты же знаешь, он мне почти как брат… — Мерлин! Гермиона, я не о том! Я нашла кольцо! На мгновение стало тихо, поскольку Гермиона обрабатывала только что полученную информацию. — Ты шутишь? — спросила она наконец. Теперь Джинни нахмурилась. Казалось, что совсем не такой реакции она ожидала от подруги. — С чего бы? Шатенка поспешила объяснить, не желая, чтобы Джинни поняла ее неправильно: — Я не имею в виду, что эта новость не замечательная, просто… ну… ты еще такая юная! Джинни лишь рассмеялась на это, и Гермионе пришлось пихнуть ее локтем, чтобы та не стала поддразнивать ее. Они прошли через войну, и мысль о том, что их до сих пор можно было считать слишком молодыми, чтобы вступать в брак, рыжеволосой девушке казалась странной: — Полагаю, Рону придется ждать твоей руки очень долго, не так ли? — Моя рука не принадлежит никому, кроме меня самой, большое спасибо, Джиневра, — теперь была очередь Джинни поморщиться. — Прости, — добавила Гермиона, — просто я еще не вижу себя осевшей дома и создавшей семью. Сначала я хочу сдать ЖАБА и сделать карьеру. — Ничего меньшего я от тебя и не ожидала бы, Грэйнджер, но, — Джинни сделала паузу, — не забудь, что тебе нужно дать себе немного пожить. Наслаждайся тем, что вы вместе и влюблены. На этой фразе у Гермионы расширились глаза. А Джинни наоборот, посмотрев на шатенку, подозрительно сощурилась: — Ты ведь действительно его любишь, не так ли? — Джинни, твой брат нравится мне с 16 лет. — Это не ответ, Гермиона. Гермиона взволнованно теребила конец своего рукава: — Мы еще ничего другу не говорили, если ты об этом. Я имею в виду, что он мне далеко небезразличен, но любить… Любовь — это то, что приходит со временем, разве не так? Это же не просто так происходит. Джинни встряхнула головой, не веря своим ушам: — После всех этих лет, в течении которых я наблюдала за тем, как вы двое сохли друг по другу, ты до сих пор не уверена? Гермиона, если ты не знаешь сейчас, тогда, может быть, ты не любишь его так, как ты думаешь. — Это смешно, Джинни. Забудь, что я сказала, я действительно люблю Рональда. Я люблю, — это прозвучало так, как будто она пыталась убедить скорее себя, чем Джинни. Рыжеволосая девушка скрестила руки на груди: — Хорошо, ты говоришь, что действительно любишь его. Но как ты любишь его? Как друга, родственника или как любовника? — обе девочки залились краской. — Не могу поверить, что действительно обсуждаю любовные дела своего брата… — Джинни выглядела так, словно проглотила конфету «Берти Боттс» со вкусом ушной серы. Тем временем Гермиона имела вид крайне расстроенный. Этот разговор сильно её смутил. — Я так долго мечтала о нем — что еще это может быть, если не любовь? Джинни посмотрела на нее, и глубокое сочувствие отразилось на ее веснушчатом лице: — Только то, что тебе кто-то нравился с молодых лет, не означает, что ты должна провести с этим человеком всю оставшуюся жизнь. Гермиона фыркнула: -Кто бы говорил! Рыжая девушка проигнорировала её: — Я говорю всё это только потому, что хочу лучшего для вас обоих, и, действительно, было бы неплохо понять, что ты на самом деле к нему чувствуешь ещё до того, как пройдут годы и ты будешь стоять с вашими детьми на вокзале Кингс-Кросс, задаваясь вопросом, действительно ли ты счастлива от того, как сложилась ваша жизнь. Это было бы нечестно по отношению к тебе, так же, как и по отношению к Рону. С этими словами она обняла шатенку, заметив, как та застыла и понурила плечи, и взяв ее за руку, повела в гостиную.***
Вечер в Норе закончился чаем и тишиной. Никакой игры во Взрывающиеся карты не случилось - атмосфера для такой шумной игры была действительно неподходящей. В то время как Гермиона сидела с книгой в руках, слова Джинни никак не выходили у неё из головы. Она прочитала одно и тоже предложение уже пятнадцать раз, но его смысл отказывался доходить до ее сознания, слишком занятого другим. Была ли Джинни права? Возможно ли, что ей не нужно проводить остаток своей жизни с Роном только потому, что какая-то часть нее чувствовала, что они заслужили быть вместе после стольких лет, проведенных в тоске друг по другу. Она действительно любила Рона, она знала, что любила. Но те чувства, которые Джинни и Гарри испытывали друг к другу, были далеки от той платонической любви, которую, как она теперь подозревала, она испытывает к Рону. Они целовались, и это было приятно. Но разве это не должно быть больше, чем просто приятно? На протяжении какого-то времени она предполагала, что, возможно, она просто могла быть человеком, которому не нравится физическая близость. Но это было не так. От поцелуев Виктора по её телу пробегала дрожь, и она никогда не чувствовала желание оттолкнуть его и покраснеть в смущении, как это происходило в случае с Роном. Конечно, в то время вместо поцелуев и зажиманий в заброшенной классной комнате она предпочитала учиться, но это могло быть больше связано с ее жизненными приоритетами, чем с нечто другим. И хотя в то время она была увлечена Виктором, он никогда не нравился ей так, как нравился Рон, из-за чего было довольно странно, что ей было приятнее целоваться с болгарином, чем с любовью своего детства. От этих мыслей голова шла кругом. Что со мной происходит? Я должна сосредоточиться на этой книге, если хочу хорошо сдать ЖАБА по Заклинаниям! Я не могу тратить свое время, мечтая о поцелуях и мальчиках, как какая-то глупая школьница. Как бы то ни было, ей не удавалось сосредоточиться на символах, покрывающих страницы ее увесистого книжного тома. Вместо этого ее внимание переключилось на парочку, сидящую на софе напротив Перси. Втроем они вели вежливую беседу, но со своего места Гермиона могла видеть, как Билл большим пальцем рассеянно выводит круги на руке Флер, а та в свою очередь улыбалась ему снова и снова так, будто никогда раньше она не видела ничего более красивого, чем его изуродованное шрамами лицо. Она перевела взгляд на другую троицу, в данный момент заинтригованных побегом шоколадной лягушки, почему-то прыгающей по кругу. Рон требовал положить конец её мучениям, в то время как Гарри и Джинни протестовали против этого, считая, что лягушка была бракованная, и в таком случае они понятия не имели, что еще с ней может быть не так. И никто из них не осмеливался съесть её. Рон, почувствовав её взгляд, поднял на Гермиону глаза и застенчиво улыбнулся. То, что обычно заставляло её чувствовать головокружение и теплоту внутри, теперь лишь обрушилось на неё чувством вины. Он был таким невинным и совершенно не подозревающим о внутренней борьбе, происходящей в её мыслях, что Гермиона почувствовала себя грязной. До того, как Рону удалось бы понять выражение ее лица и осознать, что она закончила свое чтение, Гермиона быстро подняла книгу, чтобы спрятать за ней лицо, перед этим послав ему извиняющуюся улыбку, которая не тронула её глаз. Было десять часов вечера, когда она покинула семейство Уизли и Гарри (Андромеда отправилась домой несколькими часами ранее, чтобы уложить Тедди спать). «Это было бы нечестно по отношению к тебе, и так же нечестно по отношению к Рону», — голос Джинни эхом раздавался в ее голове. Гермиона совсем запуталась, однако с данным утверждением была вынуждена согласиться. Это было нечестно по отношению к ним обоим. Ей придется во всем разобраться. Но не сегодня. Ей нужно было не думать обо всем этом хоть какое-то время, ей нужно было отвлечься. Хорошо, что, когда она трансгрессировала домой, её ждали несколько пузырьков с воспоминаниями Фреда.