***
Чимина будит неосторожный резкий звук. Он делает глубокий вдох и с усилием разлепляет сонные веки. Несколько раз моргает и смотрит вокруг. Замечает, что его плащ с сапогами отмыты от грязи и для просушки перенесены к кованой решетке камина, а на столе выставлены завернутые в узелки ткани новые угощения, которые подготовили люди для своих умерших за прошедшие сутки родственников. Паренёк недолго наблюдает за молодым мужчиной, который, высоко закатав рукава черной рубашки, вычищает серебряный подсвечник от остатков воска и гари. Чимин дурашливо улыбается и тянет вверх руки, поймав устремленный на него беглый взгляд. — Юнги. Но бессмертный на приглашающий жест отзываться не торопится. — Ты чего? Опять на меня обиделся? — тихонько посмеивается Пак. Вместо ответа Юнги сильнее сжимает тонкие губы и с утроенным рвением продолжает на миг прерванное занятие. Пак садится на медвежьей шкуре, скрещивая ноги. Не проронив больше ни слова, терпеливо ждёт, когда хозяин дома совладает с охватившим его душу негодованием и сам начнет разговор. — То, что я сейчас испытываю — это не обида, — наконец-то нарушает затянувшееся молчание бессмертный. Чимин широко улыбается, зная, что уже прощен, и, кажется, никто из них не сможет точно сказать в который по счету раз. — Я беспокоюсь за тебя. Ты уходишь, когда тебе вздумается, ничего не объясняя и не предупреждая меня. — Я всегда возвращаюсь, — с самой очаровательной из всех возможных улыбок говорит Чимин. — Хвала дракону, что это так, — Юнги с громким стуком ставит на стол подсвечник и упирается перепачканными ладонями в колени. — Где ты был на этот раз? Где тебя носило целых два месяца? — Наш мир так огромен и заманчив для моей мятежной души, — закатывая к потолку глаза, тянет Чимин, уходя от ответа. — Наш мир не так безопасен, как ты себе это воображаешь. Ты рискуешь жизнью, переходя границы королевств, потому что в каждом успел наследить и прославиться. — Я не перехожу границы, — равнодушно пожимает плечами Чимин и тут же жалеет о сказанном. — Передвигаешься по пустым землям? — подозрительно прищуривается Юнги и с тяжёлым выдохом закрывает ладонями лицо, замечая, как парень быстро отводит свой взгляд. — Сумасшедший. Чимин поднимается на ноги и со спины подходит к мужчине. Наклоняется вперед, обнимая руками, и прижимается подбородком к чужому плечу. — Ты же меня знаешь, — извиняюще шепчет на ухо и коротко целует темную, почти черную венку на виске, отчетливо проступающую через белую кожу. — Я не могу просто жить с тобой. Я уже не тот малыш, который благодаря тебе выжил и обрел дом. Юнги, ты мой единственный близкий, дорогой и любимый человек, но я не могу прозябать в лесной глуши, день за днем влача безрадостное существование до тех пор, пока годы не превратят мое тело в тлен. Чимин чуть отодвигается назад, позволяя бессмертному встать и повернуться к нему лицом. Опираясь бедрами о край стола, мужчина обхватывает и тянет ближе к себе несопротивляющегося паренька. Ласково, почти неуловимо проводит ладонью по родному лицу. Он скользит холодными тонкими пальцами по залитым нежной краской чуть округлым щекам. Гладит маленький нос с едва заметной горбинкой и трогает нежную кожицу чувственных губ. Не скрывая обожания, откровенно любуется чертами того, кто приносит в его жизнь счастье, пусть и сдобренное при этом мучительной болью. Юнги хочет обнять и никогда не отпускать. Удержать рядом быстротечную жизнь, что ярким огоньком осветила сумрак его бесконечного бессмертия. Когда-нибудь Чимин уйдет, как и все попрощавшись с ним в ночной тишине, и единственное, что может сделать Мин — не позволить угаснуть его рыжему счастью раньше предначертанного срока, хоть в глубине души он понимает, что даже если бы Чимин смог прожить десятки человеческих жизней, этого времени всё равно им будет ничтожно мало. — Я боюсь за тебя, — шепчет в ответ Юнги. — Каждый раз, когда ты уходишь, я боюсь увидеть тебя вновь не днём, а ночью. — Поэтому люби меня, пока я живой. Чимин подаётся вперёд и закрывает глаза. Слепо ищет губами на чужих губах долгожданный приют. Руками обвивает шею мужчины, всем телом жмётся ближе, ощущая, как медленно разгорающееся пламя желания вспыхивает лишь сильнее под напором прохлады поцелуя. Он с полустоном выдыхает, когда губы бессмертного отрываются от его рта и влажно мажут по щеке, тонкими кружевами изморози спускаясь к подставленной шее. Юнги припадает губами и скользит языком по обжигающе жаркой коже. Он не торопится, неспешно исследует, запоминает каждый чужой вздох и упивается дрожью горячего тела так, чтобы эти мгновения, разделённые на двоих, отложились в памяти навечно. Чтобы запомнить навсегда вкус, запах и тепло льнущего к его телу паренька. Чимин, безостановочно оглаживающий ладонями чужую спину, перемещает руки на твёрдую спокойную грудь и цепляется пальцами за расстегнутый ворот рубашки Юнги. Рывком тянет на себя и пятится вглубь дома, утягивая следом в спальню. Не разрывая объятий, падает на кровать и чуть раздвигает ноги, помогая нависшему сверху бессмертному устроиться удобнее. Парень скользит замутнённым от страсти взглядом по ровной бледной коже лица с узором черных венок на висках и темными провалами век почти бесцветных, хрустальных глаз. Обводит подушечкой большого пальца обескровленные тонкие губы. Тянет вверх руки и вплетается пальцами в сухие белые пряди волос. — Люблю тебя. Тихий выдох тонет в новом тягучем поцелуе. Чимин сладко всхлипывает и вскидывает вверх бедра, потираясь горящим пахом, когда ладонь Юнги проскальзывает под его одежду, бегло оглаживает грудь, живот и устремляется к кромке пояса штанов. Пак прикусывает нижнюю губу и рвано дышит, едва почувствовав осторожные прикосновения на внутренней стороне бедра. Это похоже на наваждение. Юнги, как дорогое выдержанное вино — все его ласки эфемерно легкие, но от них кругом голова и становится ватным тело. Нет сил на мысли, и желания о чём-то думать тоже нет. Есть только здесь и сейчас: теплый запах дома и прохлада руки, что дразняще скользит до невозможности близко, совсем рядом с жаждущим прикосновений членом; чужое ровное дыхание и собственный хриплый вдох, когда бессмертный всё же проводит кончиком пальца по сочащейся головке, собирая и размазывая по ней выступившую влагу. — Потрогай меня сильнее, — просяще шепчет Чимин. — Не мучай. — И куда ты так спешишь, — хмыкает в ответ Юнги, но послушно обхватывает ладонью член, начиная размеренно водить по всей его длине. Потому что Чимину это действительно нужно, как можно быстрее. Потому что он такой во всем — слишком тороплив. Убегает без оглядки и слов прощания, но с таким же рвением возвращается назад. Жадно целует, как в последний раз. Отдаёт всего себя, чтобы в итоге забрать ещё больше. Подставляется под ласки и обнимает так крепко, что, кажется, нет на этом свете силы, которая способна разорвать кольцо его горячих рук. Но спустя недолгое время сам же отпускает, чтобы скрыться в сумраке леса. Он, словно боясь что-то упустить или не успеть, спешит жить, дышать, любить и безрассудно мчится вперёд. Чимин запрокидывает голову и прогибается в спине, когда скручивающий внизу живота узел начинает пылать огнем, а член чуть щекочет изнутри надвигающейся волной оргазма. Он непроизвольно поджимает пальцы ног и напрягает мышцы. Преодолевая сопротивление навалившегося сверху тела, ритмично вскидывает бедра и сам размашисто толкается в крепко сжавший головку кулак, чтобы спустя несколько мгновений излиться с громким стоном и, тяжело дыша, обмякнуть на мягкой постели. Юнги принимает в ладонь теплые вязкие струи и накрывает губами почти что жалобно приоткрытый рот, сначала ловя вибрацию лихорадочного дыхания и стонов, после — продлевая поцелуем разлившуюся по телу паренька негу. Они ещё долго лежат в кровати, одаривая друг друга поцелуями и шепча слова признаний, которые оба уже давно знают наизусть. Упиваются ощущением близости и растягивают радостные минуты удовольствия. Все это Чимин прекращает первым. Он в последний раз бегло касается губами чужого виска и поднимается на ноги. Брезгливо рассматривает мокрое пятно на подоле нижней рубахи — бессмертный незаметно вытер об неё свою испачканную ладонь — и с укором глядит на Юнги, который мстительно ухмыляется, замечая чужое недовольство. Стягивая с себя испачканную вещь, Пак подходит к шкафу, скрипит дверцами и роется на полках, подбирая подходящую одежду. — Куда ты собираешься на этот раз? — интересуется Юнги, даже не делая попытки выбраться из постели следом за пареньком. — В город, — коротко отвечает Чимин, придирчиво рассматривая черные кожаные штаны и серую шерстяную тунику, длиною до середины бедра. Не выдерживая требовательного взгляда, добавляет: — Надо посетить винную лавку и забрать то, что мне задолжал её хозяин. — И какие общие дела у тебя появились с Чон Хосоком? — бесцветным голосом спрашивает бессмертный, но парень чутко улавливает тщательно скрываемое волнение и растягивает губы в улыбке. — О-о-о, с Хосоком нас связывает давняя и искренняя любовь, — насмешливо тянет Чимин и тут же фыркает от смеха. — Любовь к деньгам, разумеется! А ты о чем подумал? О чем бы ни подумал Юнги, озвучивать свои предположения он точно не намерен и поэтому продолжает молча следить за быстро одевающимся Паком, попутно выслушивая его дальнейшие сбивчивые объяснения. — Я выполнял для Чона небольшую услугу. Разыскивал по королевствам кое-какие вещи, и теперь должен передать их ему, получив взамен обещанное вознаграждение, — парень с явным сожалением смотрит в окно, в уме прикидывая приблизительное время, и огорченно вздыхает: — Вернуться до темноты я точно не успею, поэтому переночую в городе. Не переживай за меня. Я вернусь завтра. Чимин склоняется над постелью, недолго, но пылко целуя бессмертного, и выходит из спальни. Он быстро натягивает сапоги — сухой правый, и все ещё чуть влажный, но теперь приятно теплый левый, — заправляя в голенища кожаные штанины. Обхватывает талию широким поясом, на который прикрепляет меч в ножнах и мешочек с вещами, которые он сумел раздобыть для Хосока. Набрасывает на плечи длинный дорожный плащ, закрепляя его у шеи крупной застежкой. Скрывая лицо, набрасывает на голову глубокий капюшон и толкает входную дверь.***
Чимин бесшумной тенью идёт по городу. Он размеренно шагает по неровной, выложенной серыми булыжниками дороге. Проходит по узким улочкам, пока не оказывается на широкой площади, вокруг которой теснятся сколоченные из потемневших от времени досок торговые прилавки, а по периметру расположены двухэтажные дома зажиточных лавочников. Днем здесь всегда шумно и многолюдно. С раннего утра деревенские жители спешат занять рыночные места, призывно выкладывая на широкие столы свежие продукты. Горожане деловито передвигаются по рядам, закупаясь необходимым продовольствием, и громко торгуются с продавцами за каждый медяк. Любопытные дети шныряют под ногами и толпятся у заманчивых витрин кондитерских и лавок игрушечных дел мастеров. Но сейчас площадь почти пустынна, и вечернюю тишину нарушает лишь шум проезжающих мимо конных повозок, да звон дверных колокольчиков, оповещающих владельцев торговых домов о приходе припозднившихся покупателей. Чимин останавливается рядом с домом, на стене которого красуется изящная вывеска из тонкого кованого железа, изображающая довольного жизнью толстячка, обнимающего круглый бочонок. Парень ненадолго замирает у входа, мельком окидывая взглядом всё вокруг, но при этом делая вид, что увлечен рассматриванием заранее вывешенного на дверь свечного фонарика, и заходит в лавку. Просторное помещение первого этажа дома оглашается переливом колокольчика. Хозяин лавки, отвлекаясь от заполнения пухлой товарной книги, натягивает на озадаченное лицо лучезарную улыбку, которая мгновенно гаснет, едва он успевает разглядеть пришедшего. Не проронив ни слова, бросает в открытую чернильницу гусиное перо и идет к двери, чтобы снять фонарь и запереть дом на тяжелый засов. Жестом приказывает Чимину следовать за ним и направляется к лестнице. Спустившись в погреб, у стен которого стоят бочонки, а в ячейках стеллажей рядами выставлены многочисленные бутылки с более дорогим вином, Хосок двигает табурет и присаживается за круглый столик. Чимин, не обращая внимания на чужой недовольный взгляд, изучающе рассматривает бутылки и, остановив свой выбор на одной из них, обхватывает ладонью узкое горлышко. — Это вино стоит два серебряника, — сухо информирует Хосок. — Вычтешь из моего вознаграждения, — отмахивается Пак. — Вознаграждения? — сильнее хмурит брови Чон. — А ты уверен, что оно у тебя будет? В прошлый раз ты мне притащил лишь груду мусора! Ни одной стоящей вещи я так и не получил. — Я сумел достать всё, что было заказано. Не моя вина, что ты просил раздобыть бессмысленную ерунду. — Амулет, заговоренный на повышение мужской силы его обладателя, не работает, — начинает перечислять претензии Чон. — И кто же у тебя его выкупил? — хитро прищуривается Чимин и тянется рукой к стоящему на столе подносу с парой серебряных кубков и штопором. — Заводчик карманных собачек. — Передай похотливому старикашке Чхве, что невозможно усилить то, что давным-давно мертво, — не скрывая презрения, закатывает глаза Пак. — К тому же, насколько мне известно, его молодой женушке больше нравится тратить золото престарелого мужа, а не проводить с ним время в супружеской спальне. Наследников у Чхве, кстати, тоже более, чем достаточно. — Тогда давай обсудим средство, которое якобы помогает при облысении. Где ты только отрыл этот проклятый рецепт?! — Записал со слов одной старушки. Она согласилась поделиться им за золотую монету, — делая первый глоток, отвечает Чимин и спрашивает елейным голоском: — А что, не помогает? Густые и длинные волосы не отрастают вновь? — В том-то и дело, что отрастают. Но не на голове, а по всему телу. Пак громко хохочет и несколько раз бьёт ладонью по поверхности стола. Чуть отсмеявшись, вытирает выступившие на глазах слезы и снова тянется к бутылке, чтобы наполнить доверху кубок. — Вот тут я действительно оплошал, — соглашается парень с Хосоком и добавляет, с трудом сдерживая рвущийся из груди смех: — Но у меня, как видишь, подобной проблемы нет, — Чимин для наглядности треплет рукой на своей голове копну светло-рыжих прядей, — а найти добровольцев для проверки эффективности данного рецепта не удалось. Парень залпом осушает кубок и с громким стуком ставит на стол. Смотрит на раскрасневшееся от злости лицо сидящего напротив, расплывается в милейшей улыбке и шаловливо подмигивает правым глазом. — Обещаю, в этот раз ты будешь доволен моей работой. Чимин недолго возится, распутывая на поясе завязки мешочка, и выкладывает на столешницу его содержимое. Хосок скептически рассматривает пододвинутые к нему три пожелтевших от времени свитка и осторожно разворачивает отдельно лежащую мягкую тряпицу. — Я ни слова не говорил о том, что нуждаюсь в драгоценностях, — бурчит недовольно, но всё же достает из ящика стола круглую лупу, чтобы лучше разглядеть лежащие на синем бархате камни: россыпь мелких бриллиантов и довольно крупный сапфир. — Да брось, это отличные камешки, — ухмыляется Пак, замечая алчный блеск в глазах Чона. — Бриллианты ничем не примечательны, но в этом и состоит их прелесть — можно будет открыто продать на аукционе, не вызывая ненужных подозрений. Сапфир, конечно, более броский, но черные рынки никто не отменял. Было ещё немного жемчуга, — парень огорчённо цокает языком, — но им пришлось откупиться от схватившей меня стражи, когда я перелезал через городскую стену в Восточном королевстве. Драгоценности я случайно обнаружил в тайнике, когда добывал один из свитков. Было бы странно не забрать их с собой. Услышав про свитки, Хосок отодвигает в сторону тряпицу и тянется к ним. Он поочередно разворачивает каждый, бегло читает написанные на них строки и разочарованно качает головой. Кладет на стол последний и сдержанно интересуется: — Сколько ты хочешь получить денег? — Триста золотых монет, — не задумываясь ни на миг, отвечает Чимин. — С ума сошел? — Хосок от возмущения подпрыгивает на табурете. — А сколько ты думал? — тоже повышает голос Пак. — Ты вообще представляешь, во сколько мне обходятся ночёвки в трактирах? Знаешь, какие деньги требуют возничие? Сколько стоит подкуп стражи и тайных информаторов? И я ещё молчу о мелких расходах! Чтобы раздобыть это, — парень широким взмахом руки окидывает лежащие на столе вещи, — я потратил все свои личные сбережения. Домой практически босиком возвращался! В подтверждении своих слов Чимин забрасывает на стол левую ногу, но продемонстрированный рваный сапог Хосока не впечатляет. — Сто золотых. И ни монетой больше. — Да ты с одних камней минимум четыреста получишь! — восклицает Пак. — А ведь я ещё ценные свитки принес. — Ничего нового я из этих свитков не узнал, — отрезает лавочник. — Пять серебряников — вот их цена. — Я ради них рисковал своей жизнью! — Твоя жизнь стоит не дороже. Ты — наглый воришка и мародёр. — Очень обидно слышать подобные слова в свой адрес, — удрученно поджимает губы Чимин. — Воровство давно в прошлом. Теперь я занимаюсь грабежами. — Заплати, сколько он просит. От раздавшегося в погребе спокойного, но властного голоса пререкающиеся люди мгновенно умолкают. Они смотрят, как по лестнице к ним спускается молодой мужчина, и Чимин, с кривой усмешкой, склоняет голову. — Доброго вам вечера, верховный жрец храма. Словно не замечая чужой язвительности, мужчина кланяется в ответ, подходит к столу и опускает ладонь на плечо взвинченного Хосока. Сдержанно повторяет: — Заплати ему. С трудом сдерживая злость, лавочник достаёт из ящика стола заранее подготовленные кошельки и начинает скрупулёзно отсчитывать нужное количество монет. Жрец подхватывает со стола свитки и внимательно читает. — Мой брат прав, — говорит он с мягкой улыбкой, едва ознакомившись с текстами. — Всё написанное в данных свитках ни для кого не является тайной, и поэтому ценность их не велика. Мы ищем кое-что другое. То, что было забыто по прошествии долгих лет. — Я всегда добросовестно исполняю заказы. Объясните мне точнее, что вы ищете, и я принесу это вам, — хмуро отзывается Чимин, уязвленный прозвучавшими словами. Жрец чуть склоняет голову к правому плечу и задумчиво смотрит перед собой. Словно не решаясь посвящать Пака в свои дела, отрешённо прохаживается по погребу. — Сокджин, ты уверен, что мы можем полностью ему довериться? — тихо спрашивает Хосок. — У нас нет другого выбора, — принимает окончательное решение Сокджин и присаживается за стол. Он сцепляет в замок пальцы и, тихо вздохнув, начинает разговор: — Когда-то очень давно наша земля была населена разрозненными поселениями. Люди чувствовали себя в относительной безопасности: леса севера переходили в снежную пустыню, на востоке возвышались неприступные горы, а южный край заканчивался выходом к бескрайнему морю. Опасения вызывали лишь горы запада — низкие и густо поросшие лиственным лесом, они не могли служить достаточной защитой от чужаков, которые захотели бы напасть. Люди боялись не зря. Именно на западе произошло первое нападение. Чужаки несли смерть и жгли деревни, с каждым днём продвигались всё дальше, захватывая наши земли; но один храбрый воин по имени Ким Тэджон сумел сплотить все поселения, собрал под одним флагом несчетное войско, чтобы дать отпор врагам. А в час решающей битвы люди увидели пришествие дракона. Сокджин надолго замолкает, успокаивая собственное волнение. — Когда дракон явился людям, чужаки отступили, не посмели поднять мечи и вступить в схватку с огромным огнедышащим зверем. Они ушли и скрылись в лесах западных гор, а дракон с той поры стал защитником и любимым божеством для всех живущих на землях межгорья. Ким Тэджон объединил все народы, тем самым создав Единое королевство, отстроил в его центре город Синэ и провозгласил себя королем, дав начало венценосной династии Ким. Шли годы. Сменялись поколения и владыки, но одно было неизменным — люди жили под защитой великого и мудрого зверя, способного подчинить своей воле всё живое. Бывало, что дракон пропадал на десятилетия, но неизменно появлялся вновь. Никто из людей не имел над ним власти. Дракон никому не подчинялся до тех пор, пока на трон не взошел потомок Тэджона — Ким Тэян. Время владычества Тэяна нельзя было назвать спокойным, дракон долгие годы не показывался людям, тревожные слухи разносились далеко за пределы нашего королевства — и чужаки пришли вновь. Долгая кровопролитная война закончилась победой, и король вернулся в Синэ, неся на своих плечах горечь утраты, ведь в одной из битв погиб его старший сын, что должен был унаследовать трон. Но заплатив за победу великой болью, Тэян так же обрел небывалое величие — в его руках оказались камни дракона, с помощью которых он мог повелевать этим божественным существом. Сокджин разворачивает на столе один из свитков и указывает пальцем на небольшую картинку. — Четыре драгоценных камня украсили корону, показывая каждому, кто стал способен подчинить себе весь мир. В летописных свитках сохранились рассказы, как дракон прилетал на зов своего повелителя и, словно ручная зверюшка, ластился к его рукам. Но ничего не проходит бесследно. Победив в войне и пережив потерю наследного принца, упиваясь безграничной властью и собственным величием, спустя три года Тэян сошел с ума; и пришел тот недобрый час, когда владыка отрекся от трона, отшвырнул от себя корону и сбросился вниз с городской стены. Тэян не успел озвучить приказ, кто после него унаследует трон, и все его четверо оставшихся в живых сыновей заявили о своем желании стать новыми правителями. В Синэ начались беспорядки и сражения, некогда единое войско раскололось на части, каждая из которых поддерживала своего принца. Кровь текла рекой, и многие жители погибли, прежде чем братья смогли поделить между собой королевство и четыре камня дракона, принеся клятву соединить их и призвать божество, если чужаки придут вновь. — Их потомки не сдержали данной клятвы, — прихлебывая из кубка, говорит Чимин. — Не сдержали, — согласно кивает Сокджин. — Спустя две сотни лет чужаки спустились с гор и напали на Запад, но ни один король из других трех королевств не пришел на помощь. Чужаки захватили западные земли, королевская семья пала, а принадлежавший им камень дракона — рубин — был навсегда утерян. — И чего же вы от меня хотите? — Чимин подозрительно щурит глаза. — Чтобы я пробрался на Запад и разыскал этот камешек? Извините, но я не согласен. — Я не прошу тебя об этом, — спокойно отвечает Сокджин. — Даже если мы найдём рубин и передадим нашему юному королю, который является хранителем драконова изумруда, то два оставшихся камня всё равно останутся у короля Ким Тэсона. Сокджин вскакивает из-за стола и начинает нервно прохаживаться по погребу. На него устремлено внимание других присутствующих: у Чимина от разгорающегося азарта блестят глаза, и почти физически ощущается предостерегающий взгляд Хосока, но жрец больше не намерен ничего скрывать и утаивать. — Дракона не видели уже несколько сотен лет. Мы знаем, что он крепко спит и ждёт, когда владыка вновь призовёт его, используя магические камни, — Сокджин резко разворачивается к Паку и смотрит прямо в глаза. — Но этого никогда не случится, никто не сможет отыскать потерянный рубин. Чимин, я прошу тебя найти свитки, отмеченные печатью последнего владыки Единого королевства. Его письма, дневниковые записи… Что угодно! Тэян был властелином дракона, быть может, он знал, как призвать его, не используя камни. Я хочу найти другой способ, как пробудить дракона. Я устал равнодушно наблюдать за творящимся вокруг беззаконием. — Все летописи, свитки и библиотеки остались в Синэ, — задумчиво трёт лоб Чимин. — После кровавых распрей и город, и прилегающие к нему деревушки стали непригодны для жизни. Теперь Синэ называют городом Мёртвых, на руинах которого владычествует сама смерть. Земли вокруг него пусты и безжизненны. — Даже не хочу спрашивать, откуда ты это знаешь, — хлопает по столу рукой Хосок, у которого от рассказа Чимина по спине ползёт предательский холодок. — Ты готов взять такой заказ? — Готов, — взвесив все за и против, уверенно отвечает Пак, — но отправлюсь в путь не раньше, чем через пару недель. Чимин тянет руку, чтобы забрать со стола увесистый кошелёк с причитающимися ему деньгами, но Хосок, спохватываясь, ловко пододвигает его к себе. Он выуживает из мешочка один золотой и демонстративно разменивает на десять серебряных монет, восемь из которых закидывает в кошелёк, а две прячет в ящик стола. — Какой же ты мелочный, — презрительно морщит нос Чимин, закрепляет кошелёк на поясе и, в отместку прихватив с собой бутылку с недопитым вином, направляется к лестнице. — Ты точно уверен, что мы поступили правильно? — спрашивает Хосок у младшего брата, как только закрывает за Паком входную дверь лавки. — Ты правда думаешь, что этот мальчишка сможет нам помочь? На мой взгляд, это пустая трата денег. — Лучше него мы всё равно никого не отыщем, — вздыхает Сокджин. — Мы заплатим Чимину столько, сколько он пожелает. Мы должны хотя бы попытаться спасти нашего юного короля.