Заслоняя солнце

             От слов Намджуна в комнате вновь наступает тишина. Тревожная и щедро сдобренная печалью мужчины, который озвученным признанием оживил давно похороненные в своей душе воспоминания: тоска по навсегда потерянной беззаботной жизни; память о безвременно ушедших отце, маме и старшем брате; жажда мести напополам с животным страхом оказаться кем-то преданным и найденным убийцей королевской семьи Востока — Ким Тэсоном. Намджун думал, что всё в прошлом, таком далёком и почти забытом, что временами даже казалось, будто и не с ним это было.       Сказанное вслух признание — и мужчина снова чувствует себя потерянным и бесконечно одиноким пятнадцатилетним подростком, что находится в одном шаге от беспросветного отчаяния, но которому он упрямо не поддается и всеми силами стремится выжить ради прижатого к груди крохотного, улыбчивого, черноглазого малыша.       — Так значит, ты принц Востока, а Тэхён — его король? — переспрашивает Чимин.       — Нет, — возвращаясь из грустных воспоминаний во вполне устраивающую его действительность, Намджун категорично мотает головой. — Теперь я деревенский кузнец, а Тэхён — мой младший брат. Прошлое не имеет для меня никакого значения.       — Для тебя может и не имеет, — подключается к разговору Хосок. — Но твой отец искал в Синэ свитки. Где они теперь, и что хотел узнать король?       — Понятия не имею, — равнодушно отвечает Намджун.       — Ты сейчас шутишь? — восклицает от возмущения Чимин. — Король Востока ради этих проклятых рукописей отправлял своих воинов на смерть, а ты нам так спокойно говоришь, что ничего не знаешь?       — Но я действительно ничего не знаю об этом, — разводит руками Намджун и, видя обращенные на него недоверчивые взгляды, объясняет: — Отец начал искать свитки, когда мне было тринадцать лет. Понимаете? Тринадцать! Вы серьёзно думаете, что я в этом возрасте интересовался всеми делами семьи, а они в свою очередь ставили меня в известность обо всех принимаемых ими решениях? Да как бы не так! Всё, о чём я думал в то время — это о том, как увильнуть от надоевших занятий с занудными учителями, чтобы подольше покрутиться на конюшне рядом с подаренным мне жеребцом. Днём я предпочитал заниматься фехтованием и верховой ездой, а вечерами зажимал по углам дворца симпатичных служаночек.       — Замечательно, — укоризненно бурчит себе под нос Хосок, замечая, как его погрустневший брат старательно смотрит куда-то вбок. — Это именно то, что должен был услышать Сокджин перед вашим поцелуем.       — Сами просили говорить только правду, — припоминает Намджун, — вот и наслаждайтесь ей в полной мере.       — Если король Востока начал искать свитки, когда тебе было тринадцать лет, значит, он заинтересовался древними летописями после рождения Тэхёна? — немного поразмышляв, озвучивает свое предположение Чимин, которого меньше всего волнуют душевные страдания других присутствующих. — Почему? Что не так с твоим племянником? Насколько мне известно, он вроде как немного… — парень крутит у своего виска пальцем, — того.       — С моим младшим братом всё нормально, — с трудом справляясь с собственным негодованием, четко отвечает Намджун и уже более спокойным голосом продолжает: — Тэхён необычный — у него есть дар. Я ничего не знал о нём до самого побега из дворца. До тех пор, пока в лесу мы не столкнулись со стаей волков, которых малыш легко смог усмирить. Потом я много наблюдал за ребёнком и точно знаю: звери, птицы, насекомые — все они слышат Тэхёна, понимают его речь и беспрекословно подчиняются.       — А дракон? — нетерпеливо спрашивает Хосок. — Дракон тоже ему подчинится?       — Вот чего не знаю — того не знаю, — насмешливо тянет Намджун. — С драконами нам как-то ещё не доводилось встречаться, но если вдруг они заявятся на наш огород воровать капусту, то я обязательно вам расскажу, как они отреагируют на появление моего братишки.       — Ты знал это? — вдруг резко поворачивается к бессмертному Сокджин. — Знал, что Тэхён тот, кому подчинится божество, и ничего не говорил мне?.. Чего ты языком цокаешь?       — Я поражаюсь, насколько слепыми бывают люди, — ничего не выражающим голосом объясняет свой жест Юнги.       — Мальчик был всё это время совсем рядом, — хватается за голову жрец. — Если бы я знал, я давно поговорил бы с ним, убедил его призвать божество.       — Вы мне дали клятву, что Тэхён ничего не узнает о нашем разговоре, — строго напоминает Намджун.       — Не стоит сейчас беспокоить мальчика и требовать от него невозможного, — соглашается с кузнецом Юнги. — Тэхён ещё очень слаб, он только копит силы, медленно осознает собственное могущество, чтобы при пробуждении дракона суметь подчинить зверя своей воле. Не надо торопить события. Всё произойдет тогда, когда этому суждено случиться.       — А когда это будет, ты знаешь? — продолжает допытываться Сокджин, но увидев, что Юнги отрицательно качает головой, обращается к Чимину: — У нас для тебя новое задание. Ты должен как можно скорее отправиться в Восточное королевство, приложить все усилия, чтобы найти свиток с предсказанием…       — О, нет, — перебивает пламенную речь жреца Чимин. — Мы так не договаривались. Я уже сказал вам, что больше никакой информацией о нахождении свитков не владею, и попусту бегать по землям Востока не собираюсь. Я и так уже сделал для вас невозможное — отыскал заклинателя дракона. Вот теперь возитесь с мальчишкой и совместными усилиями развивайте его дар. Сначала на птичках потренируйтесь, а там, глядишь, и дракон прилетит.       Тихо посмеиваясь, парень встаёт на ноги и за руку тянет Юнги, безмолвно объясняя, что больше им тут делать нечего. Дожидается пока бессмертный выйдет за дверь и дурашливо обнимает застывшего посреди комнаты Хосока за плечи, на что тот раздраженно отпихивает чужую ладонь.       — А ты чего ждёшь? — вкрадчивым голоском интересуется Чимин у торговца. — Хочешь лично проследить за исполнением данного твоим братом обещания? Фу, это так неприлично! Я догадывался, что алчность и скупость не являются твоими единственными пороками, но даже подумать не мог, насколько извращен твой разум. Открыто пялиться на целующегося брата — это же просто…       Прерывая обвинительную речь, Чимин громко охает от полученного и весьма ощутимого тычка. Потирая ладонью ушибленный бок, укоризненно качает головой и глядит на взбешенного Хосока до тех пор, пока тот не выходит из комнаты. Парень ободряюще улыбается двум оставшимся мужчинам и, прошептав «Развлекайтесь, ребятки», последним покидает чужую спальню.       — Не хочешь выпить вина? — вполне будничным голосом интересуется Намджун, едва они с Сокджином остаются наедине.       Верховный жрец отрицательно мотает головой. Только напиться ему не хватало.       — А чего хочешь?       Вопрос звучит обыденно и почти невинно, но в ответ жрецу сказать нечего. Он понятия не имеет, чего вообще можно желать в подобный момент. Он знает лишь то, чего действительно не хочет… но даже в этом не уверен до конца.       Сокджин остается неподвижен, когда Намджун встает с кресла и медленно подходит к нему. Покорно исполняя данное обещание, не отталкивает от себя мужчину, который по-хозяйски укладывает свои ладони ему на талию. Сокджин выглядит настолько спокойным, насколько это вообще возможно в сложившейся ситуации, ведь всё, что будет дальше, не имеет большого смысла. Любое деяние не проходит бесследно, а отступников от истинной веры и принятого обета ждёт жестокая кара, но жрец готов долгие часы замаливать свой грех — осознание, что совершил он его против своей воли, даёт надежду быть прощенным божеством. Сокджин сам себя убеждает в правильности принятого решения — невозможно одержать великую победу не понеся никаких потерь. Мысленно повторяет, что полностью готов к ничего не значащему поцелую, но когда кузнец подтягивает ближе — пугливо опускает голову.       Намджун проводит рукой от поясницы вверх по спине, стирая теплом ладони чужую нервную дрожь. Недолго исследует кончиками пальцев заднюю сторону шеи и поглаживает по линии роста волос, чтобы в итоге, не сдерживая шумного выдоха, зарыться пятернёй в тяжелые черные волосы.       — Джинни, пожалуйста, посмотри на меня.       Голос звучит низко и как-то непривычно беспомощно. Сокджин медленно поднимает голову, встречаясь со взглядом горящих мучительным счастьем серых глаз. В манящей близости видит пухлые губы, растянутые в чуть виноватой улыбке. Они совсем рядом — Намджуну надо лишь немного склонить голову вбок и податься вперед. Завороженный влюбленным взглядом Сокджин в предвкушении невольно облизывает свои пересохшие губы, хоть и чувствует себя при этом полным идиотом. Это внутреннее ощущение нарастает с каждым мигом, с каждой проведенной в ожидании минутой. Сокджин не понимает, чего ждёт Намджун, пока не осознает — никакого поцелуя не будет.       Намджуну достаточно просто побыть рядом. Ему приятна возможность пускай и через одежду, но открыто касаться желанного тела. Он счастлив ощущать Сокджина в своих объятиях. И, кажется, на большее кузнец не претендует. Он так часто сталкивался с яростным отказом, что больше не хочет даже пытаться. Кузнец, честно исполнивший свою часть договоренности, готов привычно вернуться домой ни с чем. Намджун не пойдет наперекор желанию Сокджина, не опорочит честь жреца и не потребует заслуженный поцелуй. Между ними двумя ничего не будет.       Никогда.       Судорожно вздохнув, Сокджин обхватывает ладонями чужое лицо и в отчаянии припадает ртом к пухлым губам. Целует неумело, но требовательно, борясь с подступающей к горлу истерикой, которая улетучивается от безмолвно полученного ответа — Намджун мгновенно отзывается и целует с неменьшей страстью.       Это выбивает из-под ног опору, и теряются все привычные ориентиры. Это — свободное падение в бездну, иллюзорно кажущееся полётом, за которым непременно последует удар о земную твердь, но Сокджин готов обманываться до тех пор, пока дыхание Намджуна заменяет вольный ветер, а его руки крепко держат рядом. Это не может продолжаться вечно, оба мужчины понимают, что познав падение им не остаться прежними, но как прежде им больше не надо; и Сокджин тесно жмётся к любимому мужчине, позволяя не просто поцелуй, а показывая, что готов на гораздо большее.       Намджуна так много, но в тоже время ничтожно мало. Хочется, чтобы его запах был ощутимей, а руки — бесстыдней. Чтобы крепко удерживающие затылок пальцы соскользнули вниз, освобождая от одежд и попутно выводя узоры по обнаженной коже. Чтобы сильное мужское тело стало влажным от бисера выступившего пота, который так давно Сокджин мечтает попробовать на вкус. Отрекшийся от плотских удовольствий жрец как никогда раньше хочет близости в любой из её проявлений. Он чувствует упирающееся в его пах чужое возбуждение, сам потирается о чужую плоть своим налитым кровью членом и искренне жалеет, что ни одна из помутивших разум фантазий наяву не происходит. Только поцелуй именно такой, каким его много раз представлял Сокджин — нежный, сладкий и невозможно глубокий.       Близость любимого срывает напрочь все выстроенные в уме жреца границы допустимого, но Намджун прекращает поцелуй первым. Он внезапно отшатывается от Сокджина, как умирающий от жажды человек, сделав лишь несколько глотков, отодвигает прочь сосуд с водой, боясь захлебнуться от нетерпения. Намджун шумно дышит и пристально вглядывается в лицо напротив, боясь заметить на нём гримасу омерзения или раскаяния о совершенном поступке.       — И это всё? — Сокджин смотрит на кузнеца потемневшим, опьяненным взглядом и цепляется пальцами в ворот его рубашки. — Ты так дешево оценил свою тайну, принц Востока?       Намджун вымученно стонет, когда тонкие сокджиновские пальцы соскальзывают вниз по груди и проходятся по вздувшимся в области паха штанам, но перехватывает их, не позволяя добраться до завязок. Он укладывает чужую ладонь обратно на свое плечо, жестом объясняя, что ничего большего между ними не будет, до боли стискивает в объятиях льнущего к его телу мужчину и впивается в его раскрасневшиеся губы, возобновляя прерванный поцелуй.

***

      — Уже покидаешь меня? Так скоро? — спрашивает зашедший в комнату Тэсон.       Чонгук, не прекращая складывать в дорожный мешок теплые вещи, утвердительно кивает головой.       — Я думал, что ты останешься с семьей до поздней осени, — огорченно вздыхает Тэсон и присаживается на кровать. — Мы бы вместе проследили за выходом из верфи нового корабля, а позже, переехав во дворец Сигарда, отпраздновали с нашим народом праздник окончания сбора урожая.       — Когда на юге наступит поздняя осень, на севере уже все дороги заметёт снегом, — улыбается Чонгук. — Не хочется пробираться в Сонем по непролазным сугробам. К тому же я хочу присутствовать на осенней ярмарке, которая каждый год проходит в Северном королевстве, ведь в это время требуется особенно тщательно следить за общей безопасностью и оградить людей от возможных нападений разбойников и мелких потерь из-за воришек.       — Не думаю, что в этом году охрана торговцев станет для тебя непосильным трудом, — тихо хмыкает Тэсон, но когда Чонгук обращает на него свой удивленный взгляд, тут же меняет тему беседы. — Я не оспариваю твоё решение, сынок. В конце концов, земли Севера тоже очень скоро станут нашими владениями, и меня радует твоё стремление оберегать их до того момента, когда они не будут объединены с двумя другими королевствами. Времени до этого знаменательного события осталось немного… Так когда ты планируешь жениться?       — Освободи меня от этой печали, дядя, — в голос смеётся Чонгук, но Тэсон остаётся на удивление серьёзен.       — Я и не думал обременять тебя хлопотами по организации свадьбы, — добродушно улыбается король. — Разумеется, всеми приготовлениями займусь лично я. Нужно очень многое успеть: составить списки и оповестить всех высокопоставленных гостей, выбрать дату и место проведения церемонии, тщательно продумать до мелочей само торжество. Свадьба будущего короля всех земель межгорья не должна пройти абы как, ведь это значимое и радостное событие для всего народа, а не просто уютный семейный праздник.       — Дядя, это невозможно, — осторожно противится чужим словам Чонгук.       — Перестань отказываться, — отмахивается от слов племянника Тэсон. — Кому, как не мне, знать твои любовные предпочтения. Поверь, твоя страсть к мужчинам не имеет ничего общего с браком. Я подберу тебе подходящую девушку из благородной семьи, которая с пониманием отнесётся к своему положению во дворце и не будет слишком навязчивой. Никто не заставляет тебя искренне любить будущую королеву и разделять с ней одну спальню. Целью вашего союза будет лишь зачатие и рождение ребёнка — уверен, эта задача будет для тебя хоть и малоприятной, но вполне посильной. Ты можешь иметь сколько угодно любовников и наложников, но подарить королевству принца обязан. У нас осталось в запасе не так много лет. Глупо отправляться на войну, не оставив во дворце своего сына. А ещё лучше — двух.       — Я подумаю над твоими словами, — нехотя соглашается Чонгук, опустив в пол глаза. Он нервно мнет в руках плотную, сотканную из толстой шерстяной нити рубаху, но дядя не разделяет его волнения.       — Не о чем тут думать, сынок. Сыграем свадьбу ближе к весне.       Ободряюще похлопав племянника по плечу, Тэсон выходит из комнаты, и, глядя на его удаляющуюся спину, Чонгук в ярости швыряет на пол рубаху, садится на кровать и обхватывает ладонями голову. Всё складывается на редкость паршиво, но мужчина не успевает даже как следует обдумать тошнотворную дядюшкину идею, когда раздаётся:       — Братик!       Тоненький голосок полон отчаяния и, оглянувшись, Чонгук видит через проём распахнутой двери, как к нему бежит младшая из сестер — любимица не только всей королевской семьи, но и самого принца. Девочка, игнорируя причитания и просьбы нянек остановиться, влетает в комнату и бросается к Чонгуку, вскарабкивается на его колени и крепко обвивает ручками шею мужчины.       — Братик, я слышала, как папа сказал, что ты уезжаешь, — у жалобно заглядывающей в глаза девчушки дрожит голос, и мужчина тревожно замирает, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. — Почему ты покидаешь нас? Почему не хочешь остаться ещё на чуть-чуть?       Чонгук через силу растягивает на своем лице улыбку. Девочка ещё слишком мала, ей сложно сдерживать эмоции и контролировать слезы, надо просто объяснить, что в случившемся горя нет, и очень скоро вся семья снова будет вместе — именно этими мыслями сам себя успокаивает мужчина, но не успевает утешить сестренку ни добрым словом, ни ласковым прикосновением. Глаза девчушки внезапно застилает пелена слёз, а с ресниц срываются и скатываются вниз по щекам первые капли.       — Уберите от меня ребенка, — сквозь зубы цедит Чонгук, борясь с захлестнувшим сознание, практически неконтролируемым омерзением, и быстро отдает девочку в руки перепуганных нянек.

***

      Намджун подхватывает клещами раскаленную заготовку и быстро вынимает её из горна, чтобы перенести на высокую наковальню. Ударами ручника протягивает и загибает с одной стороны пышущий жаром металл.       — Это завораживает, — шепчет Тэхён, неотрывно следящий за работой кузнеца. — Ты как будто подчинил себе стихии. Разрушающее пламя огня помогает созидать, а твердое как камень железо становится мягким и податливым для твоего инструмента.       Разобравший слова Намджун чуть улыбается и бросает быстро остывшую заготовку обратно на угли, чтобы впоследствии доделать вторую дугу подковы. Братья на недолгое время выходят из душной кузницы и шумно плещутся водой из заранее подготовленного ведра, умывая горящие от жара лица.       — Не планируй никаких прогулок на завтрашнее утро, — внезапно просит Намджун, когда Тэхён отбегает к стене дома, чтобы вылить оставшуюся в ведре воду под куст шиповника. — Мне понадобится твоя помощь.       Мальчик растерянно кивает головой и трогает кончиками пальцев колючий кустарник. Белые лепестки распустившихся соцветий давно опали, оставив после себя мелкие завязи плодов, но нераскрытые бутоны по-прежнему первозданно туги. Тэхён придирчиво осматривает плотно стянутые темно-зелеными листьями упрямо нераскрывающиеся цветы и, спохватываясь, поворачивается к старшему брату.       — А зачем я тебе буду нужен?       — Завтра нужно будет подковать одну из лошадей фермера Вана, а ты будешь её усмирять, — объясняет Намджун. — Мои рёбра слишком хрупкие, чтобы выдержать удар заднего копыта.       Тэхён заливисто хохочет. Гнедая кобылка по кличке Умма, действительно, отличается крутым нравом и не терпит никаких вольностей. С особой нелюбовью она относится к деревенскому кузнецу и лекарю животных — встреча с этими двумя людьми ни разу не заканчивалась для лошадки чем-то радостным или приятным — и поэтому мальчик моментально соглашается помочь, ведь Умма с ним ладит даже лучше, чем с собственным хозяином.       — Идём обратно? — предлагает Намджун, кивая в сторону двери кузницы, но Тэхён отрицательно качает головой.       — Если моя помощь понадобится только завтра, то сегодня я хочу сходить в город. Быть может, Сокджин что-то знает о возвращении Чонгука.       Получив от брата разрешение, Тэхён переодевается в спальне, придирчиво выбирая одежду. Стоя на кухне, долго объясняет гусыне, что без его сопровождения той нельзя выходить за пределы двора, чтобы не стать легкой добычей для чужих псов или вороватых людей. Недолго утешает поглаживаниями обиженно отвернувшуюся Мими и выбегает из дома.       Дорога до Сонема привычна и легка, никакой тяжелой ноши у мальчика нет, и спустя недолгое время он заходит в винную лавку, что находится на площади города.       — Я рад, что ты нашёл время, чтобы проведать нас, — дружелюбно, почти заискивающе говорит Сокджин, едва увидев мальчика, и незамедлительно утягивает его в сторону кухни.       — Да я вообще-то пришёл про Чонгука узнать, — объясняет причину своего визита Тэхён, немного обескураженный чужим гостеприимством, но забывает о неловкости, когда Сокджин выставляет на стол аппетитную выпечку и прочие угощения.       — Про возвращение военноначальника я ничего не знаю, — продолжает старательно улыбаться мужчина и разливает по чашкам чай.       — Я думал, что вы с Чонгуком друзья, — разочарованно тянет Тэхён, но уходить в ближайшее время не планирует. Во всяком случае, до тех пор, пока не попробует все щедро предложенные к чаю сладости.       — В какой-то мере да, друзья, — легко соглашается Сокджин и садится за стол напротив мальчика. — Но я редко бываю во дворце, и мне никто не докладывает о планах брата нашего юного короля.       — Вы давно дружите? — интересуется Тэхён, но не из-за любопытства, а чтобы поддержать беседу.       — Мы познакомились лет в шесть, кажется. Посещали вдвоем уроки у одних и тех же учителей: покойный король Севера не собирался тратиться на наставников для своего незаконнорожденного племянника, а мой отец никогда не скупился и обеспечил мне лучшее образование, — Сокджин удивленно смотрит на фыркнувшего от смеха мальчика и понимающе кивает. — Да, это действительно звучит забавно. То, что для моей семьи было неслыханной роскошью, для Чонгука являлось лишь жалкой подачкой.       — Но несмотря на вашу дружбу, Чонгук не знал о существовании Намджуна, — подмечает Тэхён. — Почему?       — Потому что он был вынужден сбежать из города раньше, чем я познакомился с твоим старшим братом, — объясняет Сокджин. — Мать Чонгука умерла, когда ему было семнадцать лет. Её смерть стала неожиданностью для всех, и король Севера в этот момент окончательно обезумел. В Сонеме ходили слухи, что сестра короля была отравлена, что её смерть была вовсе не случайна… и что следующей жертвой должен стать Чонгук.       — Эти слухи были правдивы? — Тэхён от изумления даже перестаёт жевать булочку.       — По поводу смерти сестры короля — скорее всего, нет. По поводу желания владыки убрать племянника… Понимаешь, Чонгуку во дворце было очень не просто. В его жизни происходило слишком много опасных ситуаций, чтобы считать их случайностями. Его «нечаянно» сталкивали с высоких лестниц, «по неосторожности» ранили на уроках фехтования, а когда он выезжал в гости к своему дяде Тэсону, на повозку несколько раз нападали грабители. Разумеется, тоже случайно, — Сокджин делает глоток чая, чтобы смочить пересохшее горло. — Когда умерла мать, Чонгук сбежал из города. В ту же ночь тайно перелез через городскую стену и лесами пробрался до границы с Восточными землями, а оттуда уже был доставлен со всеми причитающимися ему почестями в Сигард — столицу Юга — где прожил четыре года, прежде чем вернулся на Север.       — Вы не общались целых четыре года? — переспрашивает Тэхён.       — Да, и именно в это время я познакомился с твоим старшим братом. Я тогда начал петь в хоре храма и готовился стать жрецом, а Намджун пришел помолиться за упокой души оружейника Кана… вашего отца, — быстро исправляется Сокджин и с тревогой смотрит на мальчика, но тот, увлеченный десертом, не замечает чужой оплошности. — Мы общались где-то с полгода. Вместе гуляли, приходили друг к другу в гости… А в восемнадцать лет я принял обет, стал жрецом… и всё. На этом наше общение закончилось. Чонгук ничего не знал о Намджуне, потому что покинул Северные земли раньше нашего знакомства, а когда вернулся — это уже не имело никакого значения.       Тэхён презрительно морщит нос — выслушивать, что его старший брат не имеет большой значимости, довольно неприятно. Лично для Тэхёна Намджун — самое ценное сокровище!       — Я не говорил, что Намджун мне неважен, — терпеливо объясняет Сокджин, без слов понимая мысли мальчика. — Я лишь сказал, что после принятия обета жреца наши чувства стали неуместны и даже греховны.        — А почему так вышло? — любопытствует Тэхён.       — Потому что выбравший путь жреца отдает в служение божеству не только свою душу, но и своё тело, — произносит мужчина всем известную истину, с которой, как видимо, категорически не согласен сидящий напротив мальчик. — Наш мир начал забывать о существовании божества. Люди так давно не видели дракона, что для многих он стал почти что сказочным персонажем. Мне всегда было больно наблюдать за нравственным падением человечества, для которого произнесенные слова и данные обещания стали пустым звуком. Люди играют пышные свадьбы, но не приходят в храм, чтобы скрепить свою любовь священными клятвами. Верность больше не в цене, но если у человека много золота, он может себе позволить заключить брак со многими мужчинами и женщинами. Мы забыли наставления нашего божества, погрязли в похоти и алчности. Я принял решение стать жрецом, потому что чувствовал желание служить дракону — следовать его учениям и доносить до людей смысл священных писаний. Разве я мог забыть о великой цели, а после принятия обета вступить в греховную связь с Намджуном?.. А как складываются отношения у тебя с Чонгуком? — замечая чужое недовольство, быстро меняет тему разговора Сокджин. — Он тебя не обижает?       — Это почему вдруг он должен меня обижать? — уже в голос возмущается мальчик. — Чонгук добрый и справедливый.       — Справедливый, — соглашается мужчина, игнорируя озвученную первой оценку характера военноначальника. — Но у него была непростая жизнь. Незаслуженные унижения и упреки, постоянное ожидание нападения — всё это не могло не отразиться на его личности. На Севере Чонгук был никому не нужен, вот только и на Юге его появлению мало кто обрадовался. Для Тэсона он стал любимым племянником, которому дал титул наследного принца, но ты можешь хотя бы представить, сколько людей были огорчены этим фактом? У владыки Юга рождались только дочери, и многие дальние родственники королевской семьи надеялись стать наследниками трона, в уме примеряя корону. А тут — Чонгук.       Сокджин тяжело вздыхает, увидев, как насупившийся Тэхён торопливо допивает свой чай, как видимо, намереваясь поскорее распрощаться.       — Я не говорю, что Чонгук опасен, но в нём мало сострадания и полностью отсутствует жалость. Его самого никто и никогда не жалел. Люди, которые позволяют себе открыто показывать те эмоции, которые требовалось скрывать Чонгуку, вызывают в нем ярость. Видимое проявление боли или слезы — и в военноначальнике просыпается жестокий зверь. Я не пугаю тебя, Тэхён, а просто предупреждаю — будь осторожен и береги себя.       — Я лучше многих знаю, какой Чонгук на самом деле, — твердо выговаривает Тэхён. — И уж точно знаю это лучше тебя.       Мальчик вытирает губы тыльной стороной ладони и встаёт из-за стола. Коротко благодарит за угощение и соглашается с предложением Сокджина приходить в гости почаще, но сам точно уверен — без острой необходимости он больше не появится в этом доме. Низко опустив голову, Тэхён спешит на выход, но уже стоя на пороге внезапно оборачивается и строго смотрит Сокджину в глаза.        — Я не читал священных писаний и редко посещаю храм, — негромким голосом говорит мальчик. — Я не знаю, в чем заключается смысл служения божеству и, скорее всего, никогда не смогу увидеть его самого, но в одном я точно уверен: дракон — это свет; дракон — это всепрощение; дракон — это и есть любовь, — Тэхён разочарованно качает головой и, прежде чем выйти из дома, четко произносит: — Ты ошибаешься, верховный жрец. В любви нет греха.       Дни проходят один за другим. Всё слаще становятся яблоки, которые Тэхён находит каждое утро на скошенной траве под старой яблоней, и краснеют гроздья рябины. В лесу становятся пусты веточки черничных кустиков, зато наливается рубиновым соком брусника, а изо мха приветливо выглядывают разноцветные шляпки грибов. Мими задумчиво глядит в небо, по которому всё чаще проносятся тревожно кричащие косяки уток и гусей, и преданно жмется к ногам хозяина, всем своим видом показывая, что она уж точно никогда его не бросит и не улетит в заманчивые дальние края. Лето медленно уходит, давая вступить в права ранней осени, и все идёт привычным чередом до одного дня.       Этим утром Тэхён просыпается раньше обычного. Он несколько раз сонно моргает и смотрит на крепко спящего Намджуна. Осторожно, чтобы не потревожить дремлющую в ногах Мими, садится на постели, чуть приоткрывает окно, чтобы запустить в душную комнату свежий воздух, высовывает во двор голову и шумно скатывается с кровати.       Мальчик наспех напяливает на себя первую попавшуюся под руку одежду и бежит к двери. Вприпрыжку спускается по ступенькам крыльца и вздрагивает, ощущая под босыми ногами неприятный холод остывшей за ночь земли. Не сдерживая счастливой улыбки, останавливается напротив шиповника, который словно усыпан снегом. Тэхён хлопает в ладоши от восторга, гладит рукой куст и даже несколько раз подпрыгивает на месте.       На белом шиповнике за одну ночь распустились все бутоны цветов.

***

      Никогда раньше Чонгук так рьяно не стремился быстрее вернуться в Северное королевство. Никогда раньше, словно не ведая усталости, не гнал вперёд, не жалея ни лошадей, ни других всадников. Никогда ему не казался Сонем настолько манящим и притягательным, как в этот раз.       Всю дорогу Чонгук чувствует возрастающее нетерпение, охватившее душу пылающим огнем, которое усиливается многократно, когда конница въезжает в распахнутые городские ворота, и стража оповещает Сонем о возвращении его владыки. Всадники сбавляют ход и под усиливающийся звон колоколов проезжают знакомой дорогой, но именно в этот раз Чонгуку всё кажется до боли родным и близким. Он словно впервые видит насколько красив раскрашенный осенними красками город. Любуется знакомыми домами и неровной булыжной мостовой. Ясно улыбается людям, которые вышли на улицы, чтобы с почтением встретить военноначальника.       Едва ощутимая прежде тревога нарастает, когда Чонгук осознает, что не может найти Тэхёна. Он не встречал конницу на тракте, его не было у ворот, и в самом городе мужчина его тоже не видит, хоть и убеждает себя, что это нормально — ведь точной даты возвращения никто не мог предугадать. Чонгук сам себя убеждает, что Тэхён должен сейчас быть в своей деревушке, но продолжает рыскать лихорадочным взглядом по ликующей толпе, выискивая среди людей родной силуэт.       Конница выезжает на площадь, но Чонгук лишь вяло взмахивает рукой в ответ на приветственный жест стоящего у винной лавки Сокджина — верховный жрец совсем не тот, кого сейчас хочет увидеть мужчина. Не теряя надежды, он смотрит, смотрит вокруг, и по напряженному телу проходит волна тепла, когда Чонгук замечает знакомую русую макушку.       Тэхён осторожно пробирается сквозь толпу людей, извиняясь и что-то объясняя. С трудом занимает место в первой линии стоящих, а когда конница, во главе которой едет Чонгук, оказывается на расстоянии нескольких шагов — робко поднимает руку вверх, доверчиво протягивая скромный букет из веточек шиповника.       У Чонгука от вида белых цветов воспоминания вспыхивают с новой силой: тепло летних ночей и долгие разговоры под старой яблоней, невинные объятия и несмелые улыбки, поцелуи и признания. Военноначальник перехватывает правой рукой поводья и, сравнявшись с мальчиком, наклоняется вбок, чтобы забрать из его рук протянутый букет, размышляя, что при возвращении во дворец придется потратить немного времени, чтобы достать из ладони все впившиеся в кожу колючки и обработать лечебной настойкой кровоточащие ранки. Мужчина помнит, как остры были шипы, но от подарка отказываться не желает.       Чонгук, боясь нечаянно уронить букет, крепко сжимает в ладони тонкие стебли, но не чувствует ожидаемой боли — Тэхён, готовясь к долгожданной встрече, обрезал с веточек все шипы.