***
Знакомство Тэхёна с юным королем проходит так замечательно, что Чонгук и сам этому не рад. Военноначальник ожидал чего-то вроде официально-равнодушной и короткой беседы. Он думал, что мальчик вежливо назовет свое имя, ответит на несколько интересующих короля вопросов, а после попрощается с ним, чтобы наконец-то оказаться наедине со своим возлюбленным, но всё идёт совсем не так, как предполагал Чонгук. Уже с первых мгновений знакомства становится очевидным, что любопытному Тэхёну до жути интересен юный король; всю свою жизнь испытывавший острую нехватку в общении с ровесниками Тэён моментально проникается искренностью и открытостью деревенского паренька; и Чонгук не успевает даже глазом моргнуть, как Тэхён оказывается усаженным за обеденный стол. Первое время мужчина пытается повлиять на вырвавшуюся из-под контроля ситуацию. Он с деликатными замечаниями встревает в оживленный разговор. Выразительно смотрит на брата, всем своим видом показывая недовольство. И даже тонко намекает, что у Тэхёна вроде бы как есть неотложные дела. Бесполезно. Тэён, увлеченный новым знакомым, игнорирует грозные взгляды брата; Тэхён, не уловив суть чужой фразы, радостно заявляет, что никаких запланированных дел у него нет; и счастливые мальчишки продолжают веселую и не лишенную юношеского хвастовства беседу. Когда обед плавно переходит в ознакомительную экскурсию по дворцу, Чонгук смутно начинает понимать, как, скорее всего, чувствовал себя Тэхён у охраняемых стражей ворот — покинутым и забытым. Тэхён, приоткрыв от восхищения рот, под несмолкаемые рассказы Тэёна бродит по многочисленным покоям замка, любуется редкими картинами, большой библиотекой и развешанными на стенах трофеями охотничьего зала. По сравнению с дворцом Южного королевства убранство дворца Севера для Чонгука всегда казалось слишком унылым и невзрачным, но много ли надо, чтобы удивить выросшего в деревне мальчишку? Видя неподдельный восторг, Тэёна практически распирает от гордости, но ровно до той поры, когда Тэхён, закончив восхищаться чужими владениями, рассказывает, что сам он живет в совсем маленьком домишке, но зато у него есть Мими. Услышав об умной, дрессированной гусыне, юный король заметно расстраивается — ничем подобным он похвастаться не может — но очень скоро приободряется, вспомнив, что ещё не показал крытую оранжерею, в которой круглый год можно наслаждаться запахом и видом цветущих роз. Мальчишки собираются незамедлительно направиться туда, но окончательно потерявший терпение Чонгук прерывает дружеское общение; и Тэён, не желая перечить брату и пообещав новому знакомому обязательно посетить оранжерею в другой раз, тепло прощается с ними. — Я привез тебе подарки, — говорит Чонгук Тэхёну, когда они оказываются в его спальне. Утомленный долгим блужданием по дворцу мальчик растерянно кивает головой и подходит к столу. Он проводит рукой по расшитой серебром и золотом одежде, бегло пролистывает книги в кожаных переплетах, на страницах которых много ярких картинок, и даже снимает с запястья подаренный Намджуном браслет, чтобы примерить те, которые он находит в обитой бархатом шкатулке, но в итоге равнодушно отворачивается от всех вещей. — Тебе ничего не понравилось? — встревожено спрашивает Чонгук. — Мне всё очень понравилось, — успокаивает его Тэхён и, смущенно улыбнувшись, добавляет: — Но я думал, что когда мы окажемся одни, ты сразу меня поцелуешь, а вместо этого… Мальчик умолкает, как только Чонгук в два шага оказывается рядом с ним. Он укладывает ладони на чужой крепкой груди и прикрывает глаза, когда мужчина осторожно убирает с его лица непослушную русую прядь волос и склоняет голову. Мягкие губы чувственно накрывают губы Тэхёна, и он жмурится от удовольствия и шире приоткрывает рот, принимая глубокий поцелуй и едва уловимо вздрагивая в моменте, когда сталкиваются их языки. Приятное томление теплой волной захлестывает тело от каждого движения губ и жадно скользящих по спинам рук — оба безумно соскучились за долгие месяцы разлуки и обоим не терпится показать друг другу, как сильно. Биение сердец становится чаще, чонгуковы ладони настойчиво гладят и бесстыдно пытаются пробраться под одежду, а щемящее в груди чувство неожиданно стекает вниз, концентрируясь теперь где-то внизу живота. Тэхён вплетает пальцы в черные пряди волос, крепко обхватывает затылок, не давая отстраниться ни на миг, но сам невольно сутулит спину и пытается отодвинуться назад, когда крепко обхвативший за талию Чонгук с силой толкается бедрами в его пах. Тэхёновы щёки вспыхивают малиновой краской — ему неловко ощущать через одежду чужое возбуждение и совсем не хочется, чтобы мужчина случайно заметил, что под воздействием ласк его член тоже налился кровью — и Чонгук в уме отмечает, что смущенным мальчик выглядит особенно мило и невинно. — Уже поздно, — хрипло говорит Тэхён, отворачивая пылающее лицо от новых поцелуев. Он смотрит в окно, за которым ярко сияет на небосводе солнце, но продолжает настаивать: — Скоро стемнеет, и мне пора идти домой. — А что, если я не отпущу? — зловеще шепчет на ухо Чонгук. Он, не выпуская мальчика из объятий, теснит всем телом, и Тэхён под чужим напором пятится назад, с каждым шажочком оказываясь всё ближе к стоящей за его спиной кровати. — Что, если я заманил тебя во дворец, чтобы ты навсегда остался здесь? Я же могу это сделать. Запрещу охране выпускать тебя с территории дворца, приставлю к тебе стражу… Чонгук внезапно с силой толкает ладонями мальчика в грудь, и тот падает на постель. Не давая времени опомниться, набрасывается зверем и удерживает на месте, прижимая весом собственного тела. Одной рукой обхватывает тонкие юношеские запястья и заводит их высоко за голову, фиксируя на мягких подушках, а другой быстро распутывает завязки чужой рубахи, чтобы впиться губами в оголенную шею. Тэхён тихо вскрикивает и протестующе ерзает под навалившимся сверху тяжелым телом, но, понимая, что сопротивление бесполезно, заходится звонким хохотом. Счастливо улыбающийся Чонгук разжимает пальцы на чужих запястьях и приподнимается на руках, давая мальчишке сделать глубокий вдох. Смотрит искрящимся от радости взглядом, и Тэхён обвивает руками крепкую шею и тянется вверх, чтобы оставить на губах напротив короткий поцелуй. — Если хотел напугать, то придумай что-нибудь интересней, — продолжает веселиться мальчик. — Ни капельки не страшно. — Я правда хочу, чтобы ты остался со мной на эту ночь, — просит Чонгук. — Мы так давно не виделись, что я, наверное, умру от тоски сразу же, как ты сядешь в повозку. Давай, ты переночуешь во дворце? Мы вместе поужинаем, погуляем перед сном по парку и ляжем отдыхать, а завтра утром я сам отвезу тебя домой и помогу перевезти все подарки, — увидев в тэхёновых глазах искреннее желание остаться и сомнение в правильности этого выбора, спрашивает: — Ты беспокоишься о старшем брате? Если думаешь, что он будет переживать, то давай отправим к нему гонца… — Намджун меня не потеряет, — отрицательно качает головой Тэхён. — Он знает, что я пошел в город для встречи с тобой. Но почему тебе так сильно хочется, чтобы я непременно остался? Потому что долгая разлука растерзала мужчине всю душу, и чтобы её успокоить недостаточно нескольких проведённых вместе жалких часов. Потому что он устал с дороги, и только в теплых объятиях мальчика сможет спокойно выспаться и набраться сил. Потому что он в принципе не хочет отпускать от себя Тэхёна ни на минуту, но пока что это невозможно, и поэтому вымаливает хотя бы одну ночь. Причин так много, что озвучивать их все будет слишком долго. Чонгук и не собирается этого делать. Он произносит вслух лишь одну, ту, которая связывает между собой все остальные. — Потому что я люблю тебя. Признание даётся Чонгуку до невозможности легко. Словно это что-то само собой разумеющееся. Словно это было кем-то предрешено задолго до их рождения, а по-другому и быть не могло. — Я люблю тебя, Тэхён, — повторяет мужчина, не отводя взгляда от бесконечности чёрных глаз. — Люблю так сильно, что готов взять на себя любую твою боль и отправиться ради тебя даже на смерть. Ты — моё небо, ты — моя свобода, ты — моя самая главная ценность в жизни и самый дорогой на свете человек. Я люблю тебя, и нет никого на этой земле, кто может любить сильнее. Чонгук смотрит прямо и открыто. Счастливо улыбается, ожидая ответного признания, и вздрагивает от неожиданности, когда мальчик ласково проводит ладонью по его щеке и тихо шепчет: — Это неправда. На свете есть такой человек. Тэхён жмётся ближе, проводит руками по твердой, словно окаменевшей спине и укладывает на плечо мужчины свою голову, чтобы закончить начатую фразу. — Этот человек — я. Чонгук, я люблю тебя ещё сильнее. Крепко, до расплывающихся под веками пятен, Чонгук зажмуривает глаза и до боли прижимает к себе мальчишку. Захлебываясь счастьем, целует не глядя — в макушку, в висок, в ухо — и стиснутый в объятиях до хруста костей Тэхён взвизгивает: — Я останусь с тобой на ночь! Честное слово, останусь, — мальчик снова смеётся. — Только отпусти, пожалуйста, а то ты меня раздавишь.***
В маленькой и тесной купальне первого этажа дворца светло от зажженных и расставленных по полу свечей. Душно пахнет розовым маслом и на полке лежат подготовленные мягкие полотенца и чистая, выбранная руками наложника одежда. Заботы о купании господина привычны и хорошо знакомы Мину. Вот только Чонгук в этот раз не торопится очутиться в этой комнате. Слоняющийся от стены к стене Мину тяжело вздыхает и садится на пол. Он устало укладывает на бортик ванны голову и опускает руку, взбалтывая в воде ладонью давно осевшую пену. Понимая, что вода сильно остыла, поднимается на ноги и зачерпывает из ванны полное ведро, чтобы тут же вылить в неё другое, доверху наполненное обжигающим кипятком. Благодарно кивает заглянувшему в купальную слуге, который почему-то стыдливо прячет свой взгляд, и жестом указывает на недавно наполненное ведро, чтобы его унесли прочь. Время в ожидании тянется утомительно долго, нельзя точно сказать, сколько прошло часов, но, судя по полностью прогоревшим свечам, немало. Мину влажными пальцами тушит несколько фитильков, чтобы заменить расплавленные свечи новыми, и хмурит брови. Происходящее кажется наложнику бессмыслицей. Вечернее омовение своего господина — давно устоявшийся ритуал. Возможно, перед поездкой на Юг военноначальник Сонема несколько охладел к своему любовнику и был с ним груб, но разве долгие дни разлуки не должны были смягчить каменное сердце и приглушить злость от непонятной для Мину обиды? Юноша грустным взглядом обводит тесную комнатку и вдруг его осеняет мысль — быть может прибывший ещё утром господин, вполне довольный наспех принятым купанием с дороги, не пожелал прийти сюда, потому что ждёт своего наложника в спальне? Быть может, он тоже нетерпеливо поглядывает на дверь, гадая, почему юноша в этот раз настолько нетороплив? Чонгук будет злиться, Мину в этом ничуть не сомневается, но кому, как не наложнику знать, как сменить гнев своего господина на милость. Путь до спальни Чонгука близок, и Мину уже через несколько минут оказывается перед плотно захлопнутой дверью. Господин не любит, когда нарушают его сон, но наложник не в первый раз без спроса пробирается в его покои и умеет делать это незаметно, почти бесшумно. Юноша, крепко обхватывает ладонью массивную дверную ручку, чуть потянув вверх, чтобы не скрипнули дверные петли, толкает дверь от себя. Не издав ни одного лишнего шороха одежд, прошмыгивает в чужую комнату. В комнату, где на постели лежат двое. Сдерживая невольно вырвавшийся всхлип, Мину зажимает двумя ладонями собственный рот и непонимающе оглядывается по сторонам. В спальне непривычно светло для столь позднего часа из-за стоящего на столе подсвечника, от которого исходит мягкий, трепещущий свет. Мину с болью разглядывает разложенные на столе подарки, которые привезли не ему; сбившееся покрывало постели, на котором теперь лежит не он; и своего господина, который крепко спит, найдя покой не в объятиях своего единственного наложника. Чонгук даже во сне продолжает ревностно прижимать к себе хрупкого и совсем молодого юношу, и от вида разметавшихся по подушке русых волос Мину начинает трясти от обиды. Предусмотрительно унесённый меч лежит на столе поверх дорогих подарков, так далеко от руки своего хозяина, но искушающе близко для Мину, и тот делает несколько тихих шагов, чтобы обхватить ладонью искрящуюся блеском драгоценных камней рукоять. Оружие непривычно тяжело для ослабевшей руки, но юноша знает — для исполнения желаемого много сил ему не потребуется. Надо только подойти ближе, широко размахнуться и вонзить клинок в сердце того, кто посмел встать между наложником и любимым господином. Отнять чужую жизнь, потому что жизнь Мину теперь никогда не будет прежней. Обагрить руки кровью соперника, первому причинить невыносимую боль и насладиться ей сполна, увидев её в глазах своего господина, прежде чем покорно принять собственную мучительную смерть. Осторожно ступая по полу, наложник обходит чужую постель. Вскидывает над головой меч, но не находит в себе сил обрушить удар на грудь лежащего перед ним мальчика. Мину давно не держал в руках смертоносное оружие, никогда не участвовал в настоящих сражениях, никогда раньше не убивал. Быть может в битве, от исхода которой зависела жизнь юного короля, Мину смог бы побороть собственный страх. Быть может, если бы угроза нависла над Чонгуком, наложник сумел бы прикрыть его спину, вонзая клинок в грудь ненавистного врага. Но в данный миг ничего подобного не происходит. Нет кровопролитного сражения, и единственный, кого ожидает скорая смерть — это сам Мину. Он слишком поздно понимает, что у него не хватило бы мужества убить даже крепко спящего соперника. Отнять жизнь того, кто открыто смотрит прямо в глаза, Мину точно не может. Проснувшийся от осторожных шагов и едва слышимого шелеста чужой одежды мальчик не пытается закричать или, ища защиты, разбудить Чонгука. Он продолжает нежно обнимать лежащего рядом с ним мужчину, легонько поглаживая его ладонью по спине, и чуть качает головой. «Не надо». Мину опускает руки с зажатым между ладонями мечом. Он с горечью рассматривает лежащую на постели пару, только сейчас понимая, что оба они — и мужчина, и мальчик — не укрыты одеялом, а уснули поверх покрывал полностью одетыми. Это вовсе не вспыхнувшая мимолетная страсть господина — это что-то гораздо большее, и лишний в этой комнате не черноглазый мальчик, а сам Мину. На смену оглушающей боли в сознание врывается животный страх. Наложник затравленно оглядывается и неуклюже пятится в сторону двери. Хочется развернуться и бежать. Вырваться из каменной клетки, пока ещё безжалостный зверь мирно спит на худой мальчишечьей груди. Скрыться от жалостливого взгляда пронзительно чёрных глаз. Но в руках наложника чужой меч, который предательски выскальзывает из ослабевших пальцев и с громким звоном бьётся о каменный пол. В ночной тишине раздавшийся металлический звук подобен звону колокола, и Чонгук резко приподнимается на руках, но мальчишка крепко обхватывает ладонями его голову, вынуждая смотреть только на себя, успокаивающе шипит на ухо и легонько касается губами чужого рта. Чонгук, рассмотрев сквозь пелену потревоженного сна любимое и спокойное лицо, закрывает тяжелые веки и умиротворенно падает головой обратно на подушку, но прежде чем снова погрузиться в глубокий сон, притягивает мальчишку ближе и почти подминает под своё тело. «Уходи быстрее». Мину читает эти слова по губам мальчика, который испуганно поглядывает на шумно вздохнувшего Чонгука, и снова пятится к двери. Он не пытается поднять уроненный посреди комнаты меч — нет смысла скрывать следы своего несовершенного преступления, лживые слова и мольбы о пощаде в любом случае не будут услышаны господином. Уйти надо не для спасения, а потому что оставаться в этой комнате немыслимо страшно. На несгибающихся ногах наложник с трудом добирается до двери и чудом бесшумно выскальзывает в безлюдный коридор. Тихо прикрыв за собой дверь, бежит прочь. По стенам бешено скачут черные тени, тянут уродливые руки и расползаются бесформенными пятнами. Мину, не удерживаясь на дрожащих от ужаса ногах, несколько раз падает, разрывая одежду и сбивая кожу коленей и ладоней в кровь, но снова встаёт, чтобы как можно скорее скрыться в своей спальне. Захлопнув дверь, юноша по ней сползает спиной и опускается на пол. Он тихо скулит, промокая обрывками одежд сочащиеся кровью ссадины, и тревожно вслушивается в тишину, но не слышит погони. Чуть успокоившись, переползает с пола на кровать, с головой укрывается одеялом, но до самого утра не может сомкнуть глаз. Он ждёт, когда в его комнату, исполняя приказ военноначальника, войдет вооруженная стража, и с каждым ударом бешено бьющегося о рёбра сердца этот момент становится неумолимо ближе.