***
Тэхён сидит на постели, обняв руками прижатые к груди колени, и с тоской поглядывает на закрытую дверь спальни, в которую очень скоро зайдёт Чонгук. Воздух комнаты сперт жаром растопленного камина и душно пахнет зажженными ароматическими свечами и розовым маслом, покрывало постели усыпано лепестками кроваво-красных роз из королевской оранжереи и букеты с этими же цветами расставлены в высоких вазах вдоль стен. Тэхёну кажется, что после этой ночи он возненавидит и этот запах, и эти цветы. Чтобы избавиться от удушающего аромата, юноша вскакивает с кровати и босиком подходит к окну. Тянет в сторону тяжелый бархат штор и распахивает настежь створки. От ударившего в лицо колючего, ледяного ветра на миг становится легче, но надолго оставаться на месте не получается — очень скоро юношу начинает потрясывать от холода и он неохотно возвращается на покрывало постели. Тэхён плотнее запахивает на груди полы длинного халата, то ли спасаясь от прохлады потоков зимнего воздуха, который постепенно наполняет спальню, то ли пытаясь спрятать скрываемую лёгким шёлком собственную наготу. На душе как никогда раньше тоскливо, а от мыслей о том, как должна пройти эта ночь, его начинает ещё и мутить. Это страшно. Постыдно. Неправильно. Нельзя сказать, что Тэхён представлял себе всё как-то по-другому — он вообще ничего не представлял и мало задумывался об их с Чонгуком супружеской близости, и теперь корит себя за это. Тэхён не готов к такой близости. Совсем не готов. Первым, что насторожило юношу, было напряженное молчание Мину, когда тот вёл Тэхёна в сторону королевских купален. Роскошь убранства и вежливость прислуги не убавило ужаса от того, что происходило дальше, и Мину долго убеждал смириться и довериться опытным людям, которые со знанием дела стали подготавливать молодого супруга военноначальника Сонема к грядущей ночи. Прислуга не реагировала на мольбы юноши. Они покорно терпели удары по протянутым рукам, когда хотели помочь юному господину снять с себя одежды, и Тэхён, очень быстро устав сопротивляться, словно окаменел от обрушившегося на него осознания, что всё происходящее в ванных комнатах — это лишь начало, а сама ночь хоть и первая, но далеко не последняя. Тэхён брезгливо передёргивает плечами и вспоминает напутственные слова Мину, который долго утешал его, заметив чужое отчаяние и оглушающий стыд. Когда все приготовления были закончены и лишние люди, раскланявшись, ушли, он долго разговаривал с Тэхёном. Он убеждал, что для страха и опасений нет никаких причин, ведь Чонгук — опытный любовник и всё сделает правильно, не причинив лишней боли или неудобств. Всё пройдёт очень хорошо, а со временем, когда Тэхён научится принимать ласки своего мужа, то тоже будет получать удовольствие и с нетерпением ждать моментов близости. Тэхён этому не верит, ведь последние слова, которые он услышал от Мину уже на пороге спальни, были: «Что бы ни случилось, не надо плакать. В первый раз это ощущается странно, но постарайся расслабиться. Если станет совсем невыносимо — попроси остановиться. Но не плачь. Ради всего святого, только не плачь перед Чонгуком, Тэхён». Несмотря на всё уже случившееся, плакать Тэхёну не хочется, но и оставаться в одиночестве в этой спальне — тоже. Больше всего на свете ему охота выбежать из комнаты, как можно быстрее найти Чонгука и повиснуть на его шее, утопая в спасительных объятиях. Сбивчиво рассказать о своих страхах и услышать в ответ… А что он хочет услышать? — Молодец, — сам к себе обращается юноша с горькой ухмылкой. — Давай, расскажи Чонгуку, как сильно хотел стать его мужем, а когда это свершилось — сразу же перехотел. Тэхён громко шмыгает замерзшим носом и трёт его ладонью, но тревожно замирает, когда распахивается дверь спальни и заходит Чонгук. Облаченный в такой же шелковый халат мужчина широко улыбается неотрывно смотрящему на него молодому мужу. Он, распаренный долгим принятием ванн, зачесывает назад пальцами ещё мокрые волосы и удивленно оглядывается по сторонам, ощущая всем телом зябкую прохладу, непонятно откуда взявшуюся в хорошо протопленной комнате. Замечая распахнутое настежь окно, торопится к нему, чтобы плотно закрыть створки. — Зачем ты это сделал, хороший мой? Ты же простудишься, — укоризненно качает головой мужчина и садится на кровать рядом с беспомощно сжавшимся юношей. — Замерз? Иди ко мне скорее, я согрею. Чонгук кладет ладони на плечи Тэхёна и настойчиво тянет к себе. Склоняет голову, чтобы оставить россыпь коротких поцелуев на щеке, с каждым прикосновением приближаясь к чужому рту. Он влажно проводит языком по тэхёновым губам, отчего юноша их разжимает и прикрывает веки, потянувшись за глубоким поцелуем, но Чонгук перемещает свое внимание на шею. Тэхён шумно выдыхает через рот, почувствовав на тонкой коже тепло исследующих губ и языка. Немного расслабляясь, встаёт на колени, чтобы теснее прижаться к мужчине и забраться на его бедра, но Чонгук внезапно прекращает ласки, чуть отстраняется и пробирается пальцами под сбившийся ворот халата. — Нам это будет мешать, — шепчет, улыбаясь. Тэхён невольно дергает рукой, когда легкая шелковая ткань соскальзывает с плеч и волной стекает по спине, останавливаясь у туго завязанного пояска. Он стискивает ладонью узел, словно этот пояс, как последний рубеж перед шагом в пугающую неизвестность, но обречённо разжимает пальцы, услышав ласковое: — Можно я помогу тебе? Чонгук осторожно берёт в руки тонкие ладони и подносит к своему лицу, оставляя на каждой по поцелую. Укладывает их на покрывало и тянется к завязанному узлу. Падает на пол отброшенный пояс, а вслед за ним оба халата — мужчина, как и желал, трепетно раздевает юношу и вслед за ним быстро освобождается от своей одежды. Они оба полностью обнажены, и Тэхён, когда случайно замечает чужой налитый кровью член, от стыда отводит взгляд в сторону, чем вызывает у Чонгука восхищенную улыбку — его юный муж так робок и невинен. Осознание, что он станет для Тэхёна первым и единственным мужчиной, приятно волнует Чонгука. Он чувствует, как сбивается дыхание и чаще бьётся сердце. Сейчас юноша смущён и скован — после непривычных водных процедур по-другому и быть не могло — и Чонгук подрагивающими от нетерпения руками проводит по его телу, чтобы стереть своими ладонями с кожи прикосновения чужих рук. Тэхён закусывает нижнюю губу и подползает ближе к мужу, обнимает за шею и зажмуривает глаза. Он чувствует, как руки Чонгука круговыми движениями гладят спину, с каждой секундой спускаются всё ниже и недолго растирают поясницу, а его губы выцеловывают шею. Раньше Тэхёну нравились подобные ласки, но сейчас он жмется ближе вовсе не из-за удовольствия — он не хочет, чтобы муж видел его обнаженным, и сам смотреть на него тоже не хочет. Чонгук не торопится. Он хочет растянуть эту ночь для себя выматывающим ожиданием удовольствия и ласками подготовить Тэхёна к первой близости. Всё должно пройти так, как много раз представлял себе мужчина — нежно, томно и тягуче. Он бегло смотрит в сторону, находя взглядом стоящий у кровати заранее принесенный и открытый пузырек с маслом. От одной мысли, что очень скоро он будет использован, становится нечем дышать, и тянет тупой болью внизу живота. Воображение рисует потрясающие картины, как маслянистая жидкость стекает по округлым ягодицам юноши и влажно блестит на коже в свете зажженных свечей. Мужчина вымученно стонет и утыкается носом в изгиб шеи вздрогнувшего в его руках Тэхёна, представляя, как тот широко раздвинет бёдра и откроется, доверяя мужу свое тело и отдавая свою девственность. Чонгук не будет спешить, проявит несвойственную ему сдержанность, длительное время поглаживая и разогревая тугие мышцы ануса, прежде чем проникнуть вглубь скользким от масла пальцем. Чувственная растяжка будет изматывающе долгой, и Тэхён не сможет сдержать сорвавшийся с губ стон неожиданного, пронзающего тело удовольствия, когда мужчина впервые прикоснется подушечками пальцев к его простате. Чонгук тяжело дышит и удобнее подхватывает ладонями под ягодицы сидящего на его бёдрах Тэхёна, чтобы чуть отодвинуться назад и впиться ртом в искусанные и раскрасневшиеся губы. Поцелуй выходит неожиданно несдержанным, хищным, и мужчина успокаивающе улыбается отпрянувшему юноше: — Я буду очень осторожен и нежен с тобой. Обещаю. Пытаясь загладить всплеск неконтролируемых эмоций, Чонгук одной рукой удерживает на месте беспокойно завозившегося мужа, а раскрытой ладонью другой руки скользит по его животу вниз, пока не прикасается пальцами к мягкому члену. Мужчина, не ощутив нужной реакции чужого тела на долгие ласки, отодвигается назад и изумленно смотрит на юношу, встревожено вглядывается в его чёрные глаза. — Тэхён, я что-то делаю не так? Юноша до боли прикусывает зубами и без того изжеванную нижнюю губу и отрицательно мотает головой. Конечно же, Чонгук всё делает так, как нужно, и проблема тут вовсе не в нём и не в его действиях. Проблема в самом Тэхёне. Он слишком зажат, слишком пуглив и совсем неопытен. В страхах юноши нет вины Чонгука и ему невыносимо больно, что из-за его глупой боязливости муж может остаться этой ночью ни с чем. Тэхён готов отдать любимому тело, душу, сердце — всё, что только потребуется! Но теперь в сознание врываются новые опасения — Тэхён боится, что даже если он полностью доверится Чонгуку и отдаст ему всего себя, тот всё равно не получит необходимого удовольствия. Молчание затягивается, Чонгук терпеливо ждёт, и вместо ответа Тэхён неловко убирает от себя руки мужа. Он отползает по постели на необходимое расстояние и переворачивается на живот, пряча лицо в сложенные на подушке руки. Глубоко вдохнув и набравшись мужества, подгибает под себя ноги и разводит их широко в стороны. Тэхён ни в чём не хочет отказывать Чонгуку и безмолвно предлагает взять его прямо сейчас. Если близость неизбежна, то пусть она произойдет, как можно быстрее. Пусть поскорее закончится эта ночь, а после… юноша уверен, что ради удовольствия мужа он сможет к этому привыкнуть. Тэхён тревожно замирает в ожидании дальнейших действий мужа, вслушивается в шорох покрывала и чувствует, как матрас чуть прогибается от опустившегося рядом тяжелого тела. Он всеми силами пытается, как и советовал Мину, максимально расслабиться, но вздрагивает всем телом и невольно зажимается, когда на его ягодицу ложится теплая ладонь. Тэхён сглатывает застрявший в горле ком, когда рука Чонгука недолго гладит его по мягким полушариям ягодиц и поднимается выше к пояснице, очерчивая две трогательные впадинки. Пальцы нежно перемещаются на покрытую мурашками спину и движутся по чуть выпуклым позвонкам. Тэхён чувствует волну исходящего от разгоряченного тела тепла, когда Чонгук, опираясь на одну руку, нависает над ним и ладонью другой ведёт вбок, чтобы в итоге подхватить под грудью. Тэхён, подчиняясь давлению, послушно укладывается на бок, и улегшийся рядом Чонгук прижимается к его спине. Юноша не знает, что нужно делать дальше и терпеливо ждет подсказки, но муж лишь крепко обнимает и перебирает пальцами растрепавшиеся по подушке русые прядки. Понимая, что тот увлекся его волосами и ничего больше делать вроде как не собирается, Тэхён, пытаясь прояснить ситуацию, робко говорит: — Чонгук, меня ко всему подготовили. Я чист. — Я знаю это, мой хороший, — глубоко вздыхает в ответ мужчина. — И я смогу потерпеть, — самоотверженно продолжает уговаривать Тэхён. — Я ничего не боюсь. — Я ничуть не сомневаюсь в твоей храбрости. Тэхён морщит лоб и шумно пыхтит, осознавая всё услышанное. Он ворочается в объятиях, чтобы повернуться к мужу лицом и почти жалобно смотрит на него. — Но я правда хочу стать твоим. Мужчина чуть улыбается и гладит ладонью по раскрасневшейся тэхёновой щеке. Тянется ближе, чтобы легонько поцеловать родинку на кончике носа. — Сегодня ты стал моим мужем. Ты уже весь мой. — Нет, это ты весь мой, — ревностно бурчит Тэхён. Он, готовясь ко сну, сползает чуть ниже, чтобы спрятать лицо на мужской груди, и стыдливо говорит: — Прости меня. Кажется, я безнадежно испортил ночь, которая должна была стать самой счастливой в нашей жизни. В ответ мужчина лишь отрицательно качает головой. Он целует русую макушку и умиротворенно закрывает глаза. Чонгук знает, что Тэхён ничего не испортил. Их самая счастливая ночь ещё впереди.***
Намджун выходит из повозки и толкает рукой послушно распахнувшуюся калитку. Проходит по расчищенной от снега тропинке до крыльца и тяжело поднимается по ступенькам. Обхватив ладонью ручку, тянет на себя и непонимающе моргает, когда дверь остаётся неподвижна. Он продолжает тянуть сильнее и даже несколько раз с силой дергает почему-то не открывающуюся дверь, пока внезапно не вспоминает — он сам запер её, когда вышел из дома, чтобы проводить Тэхёна до храма дракона. Намджун шарит рукой в висящем на поясе кошельке и извлекает из него ключ. Раньше кузнец им почти не пользовался — он редко отлучался по делам, а если и был вынужден куда-то уйти, то его возвращения дожидался Тэхён. С сегодняшней ночи всё изменилось. Теперь дом пуст. Стряхнув с обуви налипший снег, Намджун поворачивает ключ в замке и проходит на кухню, в которой ещё не выветрилось тепло с вечера протопленной печи. Услышав шаги, с радостным криком выбегает из спальни серая гусыня. Она внимательно оглядывается вокруг и подходит вплотную к мужчине. Вытягивая шею, заглядывает за спину кузнеца сначала с правой стороны, потом — с левой. Обходит вокруг его ног, думая, что Тэхён мог ловко спрятаться за своим старшим братом, но не находит своего хозяина. — Мими, он не придет, — Намджун грустно улыбается и присаживается на корточки, чтобы провести загрубевшей ладонью по серым перьям. — Наш маленький принц вырос и теперь будет жить во дворце. Гусыня мотает головой и бежит к входной двери. Стучит по ней клювом и возмущенно машет крыльями, требуя немедленно открыть, впустить в дом оставленного на улице хозяина. — Перестань, Тэхён не придёт, — повышая тон, повторяет Намджун. — Он вышел замуж. Он больше не будет жить с нами. Он… Голос внезапно срывается, и мужчина резко вскидывает руку, чтобы утереть кулаком намокшие глаза. Он влажно шмыгает носом и глубоко дышит через рот, чтобы удержать нахлынувшие слёзы, а Мими продолжает отчаянно биться о дверь, в тщетной попытке её распахнуть. — Глупая птица, — сипит Намджун и, по-старчески шаркая ногами, уходит в спальню. Скользнув размытым взглядом по опустевшим полкам, на которых раньше были расставлены принадлежащие Тэхёну вещи, мужчина подходит к чужой аккуратно заправленной кровати и срывает одеяло. Обеими руками сжимая подушку и уткнувшись в неё лицом, бредёт к собственной постели. Упав набок, Намджун жадно дышит сохранившимся на наволочке родным запахом и зажмуривает глаза, обрамленные слипшимися ресницами. Прокручивает в памяти все самые теплые, добрые и забавные моменты из тэхёновой жизни. Намджун вырастил племянника, назывался его старшим братом, но сейчас он чувствует себя убитым горем отцом, у которого отняли любимого сына. Не издавая ни одного звука, Намджун загнанно дышит и мысленно просит прощения у своего безвременно ушедшего брата. Он не выполнил его последнюю просьбу. Он не смог уберечь Тэхёна от беды.