***
Ночь ранней весны свежа и пропитана влагой талого снега и звонкой капели, которая барабанит тяжёлыми каплями по карнизам окон. Сидящий на толстом матрасе Сокджин заботливо поправляет чуть сползший с намджуновых плеч плед и зарывается тонкими пальцами в высушенные жаром горна русые волосы кузнеца. Они не вышли на балкончик, предпочли уютно расположиться на чердаке, укрываясь и от прохлады зябкого ветра, и от возможных любопытных взглядов соседей, но ведущая на балкон дверь широко распахнута, и через открытый дверной проём мужчинам видно ясное чёрное небо, на котором сияет луна в окружении звёздных огоньков. Укрытый пледом Намджун лежит на матрасе, положив голову на колени Сокджина. Проводить вместе ночи получается не часто — у кузнеца в деревне слишком много хлопот. Весна с каждым днём всё больше вступает в свои права, а крестьяне, готовясь к скорым посевным работам, заблаговременно делают заказы на новые вилы с лопатами или договариваются о времени, когда можно будет поменять лошадям подковы. Но именно поэтому каждая редкая встреча с любимым наполнена лаской, безмятежностью и пронзительной нежностью, которые Намджуну стали особенно необходимы после отъезда Тэхёна в Южное королевство. — От Чонгука нет никаких вестей? — тихо интересуется Намджун. — Пока что ничего нового не слышал, — вздыхая, честно отвечает Сокджин. — После всего случившегося юный король очень ждёт возвращения Чонгука, но от него нет даже письма. Верховный жрец низко наклоняется, чтобы оставить на любимых губах короткий поцелуй и продолжает гладить кузнеца по волосам. Он мягко массирует голову и проводит кончиками пальцев по нахмуренному лбу, на котором пролегли морщины, силясь прикосновениями разгладить их. — Поговори со мной, — просит Сокджин. — Поделись своей тревогой, и, быть может, тебе станет чуточку легче. — Готов выслушать мою исповедь? — насмешливо интересуется Намджун, приоткрывая один глаз. — Точно нет. Я их достаточно наслушался в храме, — хмыкает жрец и смущенно спрашивает: — Ты расскажешь мне, почему всегда выбирал женщин. Ещё и замужних. — Не хотел никому давать напрасных надежд, — откровенно отвечает Намджун. — Ни одна из них не мечтала стать моей женой. Да и вообще, мне нравятся женщины. — А я? — обиженно тянет Сокджин. — А тебя я люблю, — со всей возможной убедительностью в голосе говорит Намджун. Он долго потягивается, разминая ноющие мышцы, и пристально смотрит в глаза напротив: — Выходи за меня замуж. Сокджин грустно улыбается и отводит взгляд. Если бы всё было так просто, как это воображает кузнец. Если бы он только смог принять его предложение, оставив навсегда служение дракону. Сокджин не может отречься от божества. Он не согласен изменить свой жизненный путь, хоть понимает, что принятый им обет уже нарушен, а совершенный грех не искупить никакими молитвами. Хотя бы потому, что жрец в нём вовсе не раскаивается. Сокджин виновато качает головой, выслушивая при этом чужой недовольный вздох, и устремляет взгляд на небо, выискивая расположение звезды дракона. Он пристально смотрит на ровное свечение, но очень скоро вздрагивает всем телом и замирает, когда привычный белый свет вдруг на мгновение вспыхивает алым. Верховный жрец несколько раз моргает и даже трёт кулаками глаза, думая, что зрение подводит его, или увиденное связано с усталостью, но мерцание повторяется снова. Звезда на короткое время окрашивается красным, трепещет в новом свете и вновь выравнивает цвет. — Хосок! Намджун бьётся затылком о жесткий матрас, когда Сокджин спихивает его голову со своих колен и вскакивает на ноги. Он непонимающе смотрит вслед убежавшему с чердака жрецу, дикие крики которого оглашают весь дом, и спешит за ним. Не прекращая громко звать брата, Сокджин сбегает по лестнице на жилой этаж дома и врывается в чужую спальню. Подскакивает к сидящему на кровати перепуганному Хосоку и трясет его за плечи. — Звезда дракона меняет цвет своего сияния! Я видел это, Хосок! Видел своими глазами, как она становится красной! Не проронив ни слова, лавочник кубарем скатывается с постели и шарит руками, пытаясь в темноте комнаты быстрее отыскать свои вещи. Он, подгоняемый нетерпеливыми требованиями немедленно идти на балкон, путается в завязках и напяливает на себя одежду, на босу ногу натягивает сапоги и, чуть не упав, запнувшись о порог, выбегает из спальни вслед за уже умчавшимся обратно на чердак братом. Ничего не понимающий Намджун, который сначала спустился по лестнице за Сокджином, а потом обратно поднялся наверх теперь уже за двумя мужчинами, подходит к ним ближе. Оба брата, высоко подняв головы, в молчаливом благоговении смотрят на небо, на котором изредка мерцает алым светом неизвестная кузнецу звезда. — Вы мне объясните, что всё это значит? — Эта великое знамение, Намджун, — тихо произносит Сокджин. Он оборачивается к мужчине и, в порыве неконтролируемого ликования, крепко обнимает, пряча лицо в изгибе его шеи. Горячо шепчет: — Звезда меняет свой цвет. Это значит, что дракон пробуждается.Глава 26.
20 мая 2020 г. в 06:16
— Ну, что? Никто не приехал?
Этот вопрос Тэхён задаёт уже не первый раз. Стоящий у стены Чимин чуть отодвигает рукой легкую шторку, загораживающую проход из кухни в столовую комнату первого этажа, чтобы украдкой оглядеть просторное помещение. За столами придорожного трактира сидят несколько мужчин, и парень, оставаясь незамеченным, пристально вглядывается в лица случайно оказавшихся здесь путников, предполагая, что Чонгук мог изменить свою внешность, например, налепив накладные усы с бородой и засунув под одежду подушку, имитируя большой пивной живот; но никто из присутствующих даже отдаленно не напоминает военноначальника Сонема.
Неся в руках заставленный грязными тарелками и пустыми кружками поднос, на кухню прошмыгивает девочка-подросток. Поймав на себе требовательный чиминовый взгляд, молча качает головой. В трактире не появилось ни одного нового постояльца. Парень, выражая благодарность, гладит девчушку по огненно-рыжим кудряшкам и отходит к заранее открытому проёму в полу, ведущему в глубокий погреб, рядом с которым сидит Тэхён — если в трактир нагрянет королевская стража, у беглецов не будет ни одной лишней секунды, чтобы тщательно спрятаться.
На широкой поверхности кухонной плиты громко булькают кастрюли и шипят сковородки. Хозяйка заведения убирает за ухо выбившуюся из тугого хвоста рыжую прядь и выкладывает на две тарелки по большому куску жареной рыбы, добавив к обеду перья зелёного лука и ржаной хлеб. Не проронив ни слова, протягивает пищу Чимину, который с благодарным кивком забирает из рук женщины обе протянутые тарелки и одну из них отдаёт Тэхёну.
— Почему Чонгука до сих пор нет? — снова спрашивает шепотом Тэхён у быстро поглощающего обед Чимина, пользуясь тем, что хозяйка выходит из кухни на задний двор, чтобы взять несколько поленьев и о чём-то поговорить с колющим дрова мужем. — Что, если он не знает, где нас искать?
— Я уже говорил тебе, что ему обязательно передадут мою записку. Он знает, где мы находимся, и очень скоро придёт, — бубнит с набитым ртом парень и вытирает губы тыльной стороной ладони. — Подождём до наступления темноты, а потом — уходим. Хозяева трактира подскажут Чонгуку, куда ему нужно будет следовать дальше, чтобы догнать нас.
— Почему эти люди так добры к нам? — Тэхён кивает головой в сторону тихо переговаривающейся супружеской пары. — Почему они нам помогают?
— Потому что они рыжие, — хмыкает Чимин, словно это всё объясняет, но Тэхён настойчиво просит рассказать подробнее: — Они, как и я, потомки народа Запада, которые смогли избежать смерти и нашли приют на южных и восточных землях. Прошло три столетия, но мы чтим наш род и помним свои корни. Эти люди дадут нам двух лошадей и снабдят необходимой провизией. Наш народ никогда не предаст и не откажет в помощи своим братьям и сёстрам.
Чимин вдруг понижает и без того тихий голос и, приближая к Тэхёну лицо, наклоняет голову так низко, что тот чувствует его дыхание на своей щеке.
— То, что я сейчас тебе рассказал — большая тайна. Никто из других народов межгорья не должен её узнать, — зловеще шепчет Чимин. — Если ты вздумаешь болтать об этом, мне придётся перерезать тебе горло.
— Дурак, — фыркает от смеха Тэхён и отпихивает локтем навалившегося на его плечо парня. — Нашел чем пугать.
Он, немного успокаиваясь, начинает вяло ковыряться в своей тарелке, а Чимин продолжает тихую непринужденную беседу, чтобы отвлечь Тэхёна от тревожных мыслей и не выслушивать бесконечный поток одних и тех же вопросов.
— Откуда у тебя этот браслет? Он такой… — Чимин указывает на запястье юноши и ненадолго задумывается, чтобы описать чужое украшение более мягким словом, вместо рвущегося с языка «уродливый». — Такой оригинальный.
— О, спасибо. Мне он тоже очень нравится, — довольно улыбается Тэхён, наивно принимая чужие слова за похвалу. — Этот браслет с двумя камнями мне подарил Намджун, а третий топаз добавил Чонгук.
Вспомнив о муже, Тэхён снова заметно грустнеет, и Чимин быстро шарит рукой в своём кошельке.
— Браслет забавный, но знаешь, чего в нём не хватает? — парень дожидается, когда на него устремится полный любопытства взгляд, и торжественно провозглашает: — Яркости! Сам посуди, тут три камня и все они холодных оттенков: зеленый, голубой и прозрачный. Поэтому предлагаю добавить ещё один. Вот этот.
Чимин вкладывает в тэхёнову ладонь зажатый в кулаке топаз и с удовольствием наблюдает, как юноша с очаровательным восторгом начинает рассматривать подаренный камень.
— Он такой красивый, — улыбаясь, шепчет Тэхён и гладит подушечкой пальца по тонким граням топаза насыщенного брусничного цвета. Он спрашивает Чимина, не жалко ли ему будет расстаться с такой красотой, а получив отрицательный ответ, робко говорит: — Ты радуешь меня подарками. На день рождения принёс магический шар. Сейчас подарил драгоценность. Это потому что ты хочешь со мной подружиться?
Тэхён, дожидаясь ответа, доверчиво смотрит на парня и улыбается с такой искренней надеждой, что у Чимина непривычно щемит в груди.
— Да, — сам от себя не ожидая, правдиво отвечает парень. — Я буду очень рад, если мы сможем стать друзьями.
Обрадованный услышанным Тэхён надёжно прячет в кошелек изумительной красоты топаз, который становится символом их с Чимином дружбы, и размышляет, что обязательно украсит этим камнем браслет, как только вернется в Сонем, но мгновенно забывает обо всём на свете, когда через открытую дверь кухни доносится нарастающий шум от топота копыт. Юноша вскакивает с пола и нетерпеливо бежит навстречу примчавшемуся на задний двор трактира всаднику, который спрыгивает с коня.
Заключив в крепкие объятия подбежавшего мужа, Чонгук теснит его обратно в сторону распахнутой двери, чтобы спрятаться от чужих нежелательных взглядов. Оказавшись на кухне, пылко расцеловывает счастливо улыбающегося Тэхёна, отчаянно прижимает его к себе и зарывается лицом в русые волосы; а Чимина от одного только взгляда на военноначальника охватывает мрачная тревога.
— Ты приехал один, без сопровождения, — тихо говорит Тэхён. — Где твои воины? Тэсон отпустил тебя?
— Нет, не отпустил. Мне пришлось вступить в бой со стражей, чтобы выйти из города, — отвечает Чонгук и, увидев вспыхнувшее в черных глазах беспокойство, быстро добавляет: — Тебе не о чем волноваться, мои люди остались в Сигарде.
«Мертвыми», — мгновенно понимает Чимин, которого, в отличие от Тэхёна, ничуть не успокаивают слова мужчины.
Парень пристально рассматривает Чонгука, его растрепанные волосы и посеревший цвет лица, залегшие под глазами тёмные тени и бледные, обескровленные губы. Это вовсе не усталость от ожесточенной битвы и долгой дороги. Это что-то совсем иное, и все самые худшие чиминовские предположения сбываются, когда Тэхён осторожно проводит кончиками пальцев по груди Чонгука, трогая на одежде заскорузлую от запекшейся крови небольшую прореху.
— Ты ранен?
— Это всего лишь царапина, чуть задело стрелой,— ласковым голосом убеждает Чонгук.
Он перехватывает тонкую юношескую ладонь, чтобы поднести к своим губам, но Чимин, который достаточно насмотрелся телячьих нежностей и вдоволь наслушался сладких и насквозь лживых речей, решительно подходит к супружеской паре и оттаскивает Тэхёна в сторону.
— Отнеси в поклажу, — Чимин отдаёт юноше первый попавшийся под руку котелок и указывает в сторону дожидающихся во дворе лошадей. — А ещё распредели все собранные в дорогу вещи на три части. Нам пора выезжать.
Соглашаясь с чужим требованием, Тэхён выходит из кухни. Чонгук порывается следовать за ним, но Чимин грубо хватает его за плечи и с силой разворачивает лицом к себе. Взбешенному парню хочется сказать очень многое. Например, сообщить военноначальнику, что тот — самонадеянный идиот. Хочется потребовать ответа, почему он проигнорировал все указанные в записке советы и вместо того, чтобы тайно выбраться из Сигарда одному, поднял своё войско и с безрассудной храбростью вступил с городской стражей в кровопролитный бой. Хочется узнать, почему при первой же возможности не сменил своего белого коня на более непримечательную лошадь и почему, добираясь до этого трактира, даже не попытался изменить собственную внешность.
Чимину хочется выть от бессилия и ругаться в голос, но в этом уже нет никакого смысла, и поэтому он задаёт лишь один по-настоящему важный вопрос:
— Какого цвета была стрела?
Чонгук отворачивается и пытается стряхнуть впившиеся в его плечо пальцы, но Чимин рывком разворачивает мужчину обратно к себе.
— Я спрашиваю, какого цвета было оперение у задевшей тебя стрелы? — зло шипит парень и от безысходности закрывает глаза, услышав ответ:
— Белое.
Они оба хорошо знают, что это значит. Белые стрелы не отличаются остротой. Ими невозможно тяжело ранить человека, разве что неглубоко пробить его кожу, но даже этой малости достаточно, чтобы убить. Наконечники белых стрел смазаны редким ядом, а единственное существующее противоядие находится у короля Юга и тщательно им охраняется.
Чимин даже через ткань одежд ощущает ладонью чужое тепло. Чонгук ещё живой, он дышит, может говорить и двигаться, но парень осознаёт, что сейчас крепко держит за плечо мертвеца. Яд медленно отравляет крепкое мужское тело, военноначальник умирает у него на глазах, и Чимин ничем не может ему помочь.
— Пожалуйста, не говори ничего Тэхёну, — почти жалобно просит Чонгук.
— Ты надеешься, что он не заметит твоей смерти? — горько хмыкает Чимин.
— Хотя бы сейчас пусть ничего не знает, — тихо шепчет Чонгук. — У меня ещё есть время. Я буду с вами так долго, насколько хватит моих сил, а когда не смогу продолжать путь, прошу, уведи Тэхёна и помоги ему добраться до Сонема.
— Идём, — Чимин, больше не глядя на Чонгука, хлопает ладонью по его спине. — Нам пора отправляться в дорогу. Очень скоро известие о твоем побеге из Сигарда разнесётся по всему Югу. Нам необходимо добраться до пустых земель раньше, чем воины Тэсона начнут на нас охоту.
Как бы ни торопились путники, их догоняют уже на следующий день. Беглецы замечают вдалеке поднятые в воздух быстроногими конями клубы пыли и доносящиеся радостные вопли воинов, которые увидели впереди давно преследуемую цель. Трое всадников рвутся вперед, стараясь уйти от преследования, но их лошади устали, а в бескрайней степи не найти укрытия. Треплет волосы бьющий в лицо сухой ветер, хрипят взмыленные кони, за спиной всё ближе слышны звуки погони, и Тэхён не сразу замечает, как белый жеребец внезапно начинает отставать. Конь военноначальника, почувствовав, как ослабевает натяжение поводьев, переходит с быстрого галопа на легкую рысь и совсем останавливается, когда сидящий на нём всадник, теряя сознание, склоняется набок и выскальзывает с седла, падая на землю.
— Тэхён, не смей сбавлять ход! — грозно кричит Чимин, но юноша его не слушается, резко тянет на себя поводья, останавливая бег коня, разворачивает и стремительно мчится туда, где остался лежать Чонгук.
Воины Тэсона неумолимо приближаются, но Тэхён словно не видит этого. Он, поравнявшись с белым конем, выпрыгивает из седла и падает на колени перед лежащим на земле мужчиной. Несильно хлопает ладонью по чужому лицу, пытаясь привести в чувство, и с ужасом видит, как его муж прогибается в спине и откидывает назад голову от сковавшей тело судороги.
— Чонгук, что с тобой? — беспомощно лепечет Тэхён. — Пожалуйста, встань.
Рядом останавливается ещё одна лошадь, и подоспевший Чимин пытается силой оттянуть юношу от бессознательного тела, но тот отчаянно отбивается и продолжает трясти Чонгука.
— Почему ты лежишь? Встань, я прошу тебя!
— Тэхён, нам надо уходить, — громким голосом убеждает Чимин, борясь с сопротивляющимся юношей. — Мы должны вернуться в Сонем, чтобы рассказать обо всём случившемся. Смерть Чонгука не должна быть напрасной.
Смерть.
От услышанного Тэхён широко распахивает наполненные слезами глаза.
— Он же живой. Он дышит.
Юноша падает на грудь Чонгука и гладит ладонью по его шее. Он чувствует под пальцами вздувшиеся вены и напряженные жилы, слышит сорвавшийся с любимых губ слабый хрип — сковавший легкие спазм не даёт мужчине сделать вдох. Больше не сдерживая отчаяния, Тэхён заходится в неудержимом плаче и трется мокрой щекой о лицо Чонгука.
Настигая беглецов, воины Тэсона окружают их. Они громко требуют подчиниться и отдать оружие, целятся острыми наконечниками копий, и Чимин выхватывает из ножен свой меч. Он не сдастся без боя и, пока бьётся его сердце, никому не позволит отнять у него друга.
— Убирайтесь прочь! Оставьте нас в покое! — сквозь слезы истерично кричит Тэхён всадникам и вновь склоняется над Чонгуком. — Ты обещал всегда быть рядом, обещал защищать меня! Я прошу тебя, встань!
Слезы срываются с дрожащего подбородка юноши и падают на побелевшее лицо. Теплые капли стекают по чонгуковым щекам, вырывая сознание мужчины из чёрной трясины. Он слышит словно донесенный издалека эхом родной наполненный невыразимой болью голос. Ощущает размазанную по коже влагу, которая высыхает, оставляя колкие соленые дорожки. Делая глубокий вдох, чувствует запахи и то, как тяжело вздымается его грудь, по которой огненной лавой растекается неконтролируемая ненависть, вызывающая лишь одно желание — убивать. Звериная жажда крови требует немедленно уничтожить всех, кто хочет причинить Тэхёну боль. Растерзать каждого, кто осмелился довести его до слёз.
Ярость Чонгука сильнее яда, и он открывает глаза.
Как от взмаха огромных крыльев, поднимается ураганный ветер. Он рвёт молодую зелёную поросль и взметает вверх прошлогоднюю сухую траву. Безжалостно хлещет порывами, и обезумевшие кони с диким ржанием пятятся назад и норовят встать на дыбы. Бушующий ветер сбивает с ног, и Чимин низко приседает, опасаясь упасть, потеряв равновесие. Две отданные хозяевами трактира лошади, стряхивая с себя тяжелую поклажу, катаются по земле, а после уносятся в степь, испугавшись внезапно начавшейся бури.
Вой урагана заглушает тихие всхлипы, но ярость Чонгука с каждой секундой становится лишь сильней. Он цепляется за траву и с трудом переворачивается со спины на живот. Опираясь на дрожащие руки, встает на колени и трясёт низко опущенной головой. Его шатает так, будто под ним нет надёжной опоры, но рядом плачет Тэхён, и Чонгук находит в себе силы, чтобы одним рывком подняться в полный рост и обхватить ладонью рукоять меча. Пытаясь совладать с взбесившимися конями и удержаться в сёдлах, воины бросают копья и мертвой хваткой вцепляются в поводья, отворачивают лица, чтобы защитить глаза от поднятого ветром в воздух песка, но разворачивают своих лошадей и трусливо спасаются бегством, когда видят, как стоя в центре вихревого потока дрожащей рукой вытягивает из ножен меч тот, кто должен был быть уже мёртв.
Ураган стихает так же внезапно, как и начался. Ещё несколько слабых порывов треплет волосы людей и взъерошивает хвост и гриву белого жеребца, который преданно остался рядом со своим хозяином. Буря уходит, сменяясь обычным степным ветром, и Чимин вскакивает на ноги и обхватывает руками вновь заваливающегося мужчину.
— Сними седло и помоги мне усадить его на коня, — пыхтит Чимин, когда Чонгук наваливается на него всем телом.
— Как он поедет верхом? Он снова без сознания, — не понимает Тэхён, но выполняет озвученное требование и хлопает ладонью по шее жеребца, который послушно опускается на землю.
— Хреново он поедет, вот как!
Они сажают Чонгука и наклоняют вперёд, укладывая животом на спину коня. Крепко обвязывают его найденной в одном из мешков веревкой. Чимин тянет за поводья, и жеребец осторожно, чтобы случайно не сбросить хозяина, встает с земли.
— Доставай из разбросанной поклажи фляги с водой и пошли, — говорит парень Тэхёну, который пытается вытереть рукавом рубахи своё чумазое от слёз и налипшей пыли лицо. — Воины Тэсона очень скоро вернутся за нами.
— Мы не сможем выбраться из Южного королевства, — нервно всхлипывает всё ещё не отошедший от долгого плача юноша. — У нас не получится незаметно пересечь границы. Куда мы пойдём?
— Туда, куда за нами не сунется ни один здравомыслящий человек. Мы уже почти добрались до пустых земель и должны скрыться в их сумраке до наступления ночи. Срежем путь и пойдём прямой дорогой на Север.
Чимин ненадолго замолкает, раздумывая, стоит ли ещё больше пугать застывшего в оцепенении юношу, но в итоге говорит правду.
— Тэхён, мы идём в Синэ.