***
— Сиди спокойно, — раздраженно говорит Лиен, в третий раз пытаясь вывести на чиминовом веке ровную стрелку. — Хватит моргать и морщиться. Скорчившийся от отвращения парень делает глубокий вдох и старательно расслабляется, позволяя нанести на своё лицо яркий макияж. Усмиряя охватившее душу негодование, сам себя убеждает, что это крайне необходимо, и мысленно даёт клятвенное обещание смыть со своей физиономии подобный позор при первой же возможности, даже если для этого ему придётся умываться в придорожной луже. Два дня пролетают слишком быстро. Ни Чимину, ни Лиен за это время так и не удается придумать более достойный способ пробраться в дом Донхо, и поэтому парень покорно позволяет проститутке прихорашивать себя. Лиен осторожно подводит чужие веки, ярко выделяя взгляд и без того выразительных зеленых глаз, кончиками пальцев растирает на щеках краску, окрашивая их нежным румянцем, и наносит на пухлые губы блестящее масло. — Не облизывайся. Постарайся, чтобы масло не стерлось до встречи с Донхо, — продолжает строго отчитывать Лиен, когда парень высовывает кончик языка, чтобы провести им по своим губам, перемазанным чем-то противно-липким. Девушка тщательно осматривает Чимина и грустно вздыхает. — Ты такой хорошенький. Мне будет очень жаль, если ты погибнешь. Погибать Чимин не собирается, и дотошно продуманный план даёт надежду на спасение. Парень, с помощью Лиен, переодевается в яркую одежду из тонкой, струящейся по телу ткани, но при этом достаточно просторную — за её складками не выступают крепко прикрепленные к спине ножны с мечом. Девушка помогает Чимину натянуть на голову парик и убирает торчащие пряди рыжих волос под шапку русых локонов. В последний раз оглядывает парня, убеждаясь, что тот выглядит должным образом, и, не сумев сдержать нахлынувших чувств, заключает в прощальные объятия, беззвучно прошептав при этом короткую молитву. Последние действия Лиен Чимин считает явно лишними, хоть и достаточно трогательными. Парень выходит из борделя и неспешно шагает по окутанным вечерними сумерками улицам в сторону дома Донхо. За время пути прокручивает в голове все возможные варианты дальнейших событий, в который раз убеждаясь, что его план безупречен: меч легко достаётся из ножен, стоит лишь забросить за спину руку и обхватить ладонью рукоять; неподалеку от дома бывшего казначея надежно припрятаны непримечательная дорожная одежда и кошелёк с остатками золота; уже подкуплен один стражник, этой ночью несущий дозор на городской стене. Если Чимину удастся выбраться живым из жилища Донхо — он сумеет быстро и незаметно покинуть город. Если не удастся… Об этом Чимин предпочитает не думать, стараясь сосредоточиться на самом важном. Он должен оказаться в чужом доме, раздобыть свиток и хотя бы успеть его прочитать, ведь тогда он сможет рассказать обо всём узнанном Юнги, который обязательно передаст тайную информацию Сокджину. В том, что его душа найдёт путь в обитель любимого бессмертного, Чимин ничуть не сомневается, и значит, даже при самом плохом раскладе его смерть не будет напрасной. Дом господина Сона, украшенный бумажными фонариками, заманчиво сияет в сгущающейся темноте трепещущими огоньками. Чимин бесшумно проскальзывает в густой кустарник, растущий через дорогу от заветных и надежно охраняемых ворот. Затаившись, тихо ждёт, вслушиваясь в доносящиеся звуки музыки. Через пышную крону листвы любуется на разноцветную россыпь фейерверков, взрывающихся в чёрном небе, и пренебрежительно морщится от раздающихся за высокой стеной оглушительных одобрительных выкриков захмелевших гостей господина Сона. Кажется, веселое пиршество подходит к концу, и Чимин, нервно притопывая ногой, всё чаще поглядывает на дорогу, но его беспокойство улетучивается в тот же миг, когда напротив дома бывшего казначея останавливается громоздкая повозка. Девушки выходят из повозки и выстраиваются в линию, дожидаясь, когда к ним выйдет господин Сон, и когда тот вальяжно выкатывается из ворот, Чимин выбирается из своего укрытия. Он останавливается в нескольких метрах от проституток, переминается с ноги на ногу и несколько раз томно вздыхает, привлекая к себе внимание. — Что здесь делает столь прекрасное создание? — мгновенно теряя интерес к девушкам, слащавым голосом спрашивает Донхо у замершего неподалеку парня. — Я пришёл к вам, господин, — кротко склоняет голову Чимин. Поклониться достаточно учтиво не даёт привязанный к спине меч, но Донхо ничуть не огорчает подобный пустяк. Он вплотную подходит к парню и жадно вглядывается в его лицо, пытаясь оценить в ночной темноте насколько оно привлекательно. Чимин глупо хлопает ресницами и через силу растягивает губы в улыбке. Облик стоящего перед ним мужчины кажется до тошноты омерзительным. Парень с трудом сдерживается, чтобы не выдать истинных эмоций, и старательно пялится на одутловатое, заплывшее жиром чужое лицо. — И чего же ты хочешь, дитя моё? — совсем не по-отечески похотливо интересуется Донхо, осматривая парня лихорадочно блестящими поросячьими глазками. — Как можно скорее уединиться вместе с вами в спальне, господин, — ничуть не лжет Чимин. Донхо пьяно икает, отчего чуть колышется его двойной подбородок и обтянутый одеждой рыхлый живот. — На что ты согласен в постели? — Пусть это станет для вас сюрпризом, мой господин, — вкрадчивым голосом отвечает Чимин и, поборов брезгливость, проводит кончиками пальцев по круглой лоснящейся от пота чужой щеке. — Но я обещаю — если вы выберете меня, то эта ночь станет для вас незабываемой. — Ну что за прелестный птенчик! — восхищается Донхо, всплеснув пухлыми руками, и оборачивается к одному из стражей. — Проводите этого юношу в мои покои и предоставьте ему всё, что он попросит. Внутренне ликуя, Чимин безбоязненно проходит за ворота. Охраняющий дом мужчина ведёт парня через широкий двор, распахивает перед ним входную дверь и жестом указывает на лестницу, ведущую на второй этаж. Тот факт, что спальня Донхо располагается не на первом этаже, немного расстраивает Чимина, но он, успев бегло осмотреть здание, быстро утешается мыслью, что прыгать из окна будет совсем невысоко. Гораздо сложнее будет перебраться через стену, ограждающую дом и прилегающую к нему территорию сада. Когда Чимин, категорически отказавшийся от принятия ванны, остаётся в спальне один, то первым делом он быстро раздевается до пояса, чтобы освободиться от привязанного к спине меча и спрятать его под грудой подушек, лежащих в изголовье огромной кровати, а после проходит к окну и распахивает створки. Он высовывается из оконного проёма и крутит по сторонам головой, пытаясь разглядеть в тусклом свете свечных фонариков, сколько стражников находится поблизости и не растет ли рядом с неприступной стеной подходящее дерево, но медленно выпрямляется, услышав тихий шорох открываемой двери. — Ты уже начал раздеваться? — удивляется Донхо, рассматривая ровную юношескую спину. Он подходит ближе и укладывает свои горячие ладони на чужие напряженные плечи, начиная их мягко поглаживать. Жарко шепчет в затылок Пака: — На что ты сейчас смотрел? Любовался моим садом? Не стану скрывать — ты мне очень понравился, птенчик мой, и если хорошенько постараешься этой ночью, то сможешь остаться жить в моём доме. Больше тебе не придётся унизительно околачиваться у чужих ворот, надеясь привлечь внимание господ. Твоим единственным господином стану я, и ты ни в чем не будешь нуждаться. Я сделаю тебя своим наложником, одену в шелка и подарю много украшений. Ты же этого хочешь? Донхо продолжает оглаживать ладонями юное тело, прикасается губами к задней стороне шеи, а тяжело дышащий Чимин молча терпит, дожидаясь, когда зайдёт за угол дома так некстати оказавшийся под окном стражник, но едва дозорный скрывается из вида — разворачивается и толкает Донхо, опрокидывая его спиной на кровать. В один стремительный бросок накидывается сверху, тяжестью своего тела вжимая мужчину в мягкую перину, и прижимает к его горлу острое лезвие меча. — Нет, не этого, — злорадно скалится парень. — Птенчик хочет кое о чём почирикать. Донхо натужно хрипит, ошалелым взглядом рассматривает выбившиеся из-под съехавшего набок парика рыжие волосы парня, видит поставленное на стали чужого меча клеймо и широко распахивает глаза. Чимин — достаточно опытный грабитель и на своём веку повидал не мало. Он помнит случаи, когда люди, увидевшие перед собой меч, заливаясь слезами, впадали в истерику, теряли от испуга сознание, а некоторые даже прудили в штаны. Как перед лицом смерти человек мгновенно сходит с ума, парень видит впервые. — Почему ты так долго шел ко мне? Услышав сдавленный шепот, Чимин ослабляет хватку и затравленно оглядывается на распахнутое окно. Кажется, он немного перестарался — Донхо явно спятил, а от сумасшедшего не получится добиться правдивых ответов. Сейчас самое время удирать, и Чимин медленно отстраняется от мужчины, но тот хватает его за плечи и снова притягивает к себе. — Ты видел его? Видел моего короля Тэхёна? — с мольбой в голосе шепчет Донхо, а когда Чимин растерянно кивает, продолжает расспрашивать: — Прошу, расскажи мне, каким он вырос. Какой он — мой король? — Он добрый и чист душой, — начиная понимать, что происходит, так же тихо говорит Чимин и видит, как от его слов глаза бывшего казначея наполняются слезами. — Это хорошо. Это очень хорошо, — влажно шмыгает носом мужчина. — А Намджун? С ним тоже всё в порядке? — Он стал превосходным кузнецом и выковал мне этот меч. — Намджун рос очень умным и храбрым мальчиком. Я знал, что он не пропадет и сумеет уберечь Тэхёна, — недолго умиляется окунувшийся в давние воспоминания Донхо. — Мой король прислал тебя? Ты пришёл за свитком? — строго спрашивает и, не дожидаясь ответа, пихает сидящего на его ногах Чимина. — Одевайся и пошли. Бывший казначей семенит в сторону двери, и Чимин, подхватив ножны и убрав в них меч, идёт за ним следом. Они не выходят на центральную лестницу дома. Донхо сворачивает в узкий коридорчик. Мучаясь одышкой, почти бежит к неприметной низкой двери, долго бренчит связкой ключей, наконец-то находит нужный и несколько раз проворачивает его в замочной скважине. Прихватив с собой зажженную свечу из стоящего у стены канделябра, грузно спускается по крутым ступенькам, не прекращая, словно в бреду, шептать: — Я знал, что Тэсон будет их искать. Знал, что он не пощадит детей. Последний король Востока тоже об этом догадывался, он нашёл подходящие для укрытия дома и заручился поддержкой верных ему людей, — Донхо разочарованно качает головой. — Посвященных в планы короля было слишком много, кто-нибудь из них обязательно рассказал бы Тэсону о том, где прячутся дети, либо не выдержав пыток, либо поддавшись алчности и продав тайну за обещанное Тэсоном золото. И тогда мы с Тэджуном придумали новый план. Мы решили не оставлять детей на Востоке, а спрятать их в лесах Севера. Бессмертный по имени Юнги не отказал нам в помощи, согласился временно приютить в своем доме мальчишек, а после их забрал оружейник. Кан, не вызывая подозрений, ушел один в Северное королевство, но вот в Сонеме появился уже с двумя «сыновьями». Тоненькое хихиканье гулким эхом раскатывается по ведущей глубоко вниз лестнице. — Я сдал их всех, парень, — Донхо замедляет ход, чтобы обернуться, и от чужого, лихорадочно блестящего взгляда Чимину становится жутковато. — Сам пошел к Тэсону, пал к его ногам и рассказал обо всех планах погибшего короля Востока. Я назвал имена всех людей, которые должны были помочь мальчикам, указал все дома, где они могли бы быть спрятаны. Отвел от себя подозрения, потому что на Восточных землях правду о нахождении детей знал только я. Лестница заканчивается новой дверью. — Чем я могу помочь королю Тэхёну? — с придыханием спрашивает Донхо, возясь с тугим замком. — Ему нужны деньги? Или, может быть, воины-наемники? — Только свиток, — коротко отвечает Чимин, но, зайдя в распахнутую дверь хранилища и оценив спрятанное в нем богатство, быстро исправляется: — Немного золота тоже не будет лишним. Мужчина равнодушно машет рукой, позволяя парню самому взять нужное, и обрадованный невероятной удачей Пак прохаживается по тайной комнатке, чтобы не ошибиться с выбором. В бледном свете одинокой свечи призывно блестят золотом открытые сундуки и переливаются россыпи самоцветных камней, что выложены горками на серебряных подносах. Изящные ожерелья, браслеты, кольца и серьги покоятся на бархатных подушках. Долго не раздумывая, Чимин хватает стоящий поблизости ларец, наполненный золотом, закидывает в него же особо приглянувшиеся камешки и несколько украшений. Увлеченный выбором Пак упускает из вида Донхо, а когда, захлопнув крышку ларца, оборачивается к нему — мужчина уже стоит, держа в руках древний свиток. — Я хранил его дольше шестнадцати лет, чтобы передать моему королю, — торжественно провозглашает Донхо, протягивая древнюю рукопись Чимину. — Долгие годы терпеливо ждал вестей с Севера, и когда мне доложили, что в городе появился интересующийся свитками человек, обладающий при этом мечом, на котором стоит клеймо оружейника Кана — ни секунды не сомневался, что ты пришёл на Восток по просьбе моего господина. Тэхён должен увидеть эти записи и многое осознать. Они поднимаются по той же крутой лестнице, чтобы снова оказаться на втором этаже дома. Из какой-то далекой комнаты доносится пьяное подвывание затянувших песню гостей и звонкий, развязный девичий смех, но Донхо не интересует прерванное веселье. Он задумчиво, словно видит впервые, оглядывает одежды Пака и сокрушенно качает головой. — Подберите юноше приличную одежду, и передайте возничему, чтобы подготовил повозку, — мужчина отдаёт приказ первой попавшейся на глаза служанке и, повернувшись к Чимину, с доброй улыбкой поясняет: — Ты по комплекции такой же, как мой сын, и он не заметит, если мы возьмем из его гардероба несколько вещей. Не возвращаться же тебе на Север в подобном виде. Садись в мою повозку и незамедлительно отправляйся в путь. Ничего не бойся — стража города знает, как выглядит мой личный экипаж, никто не осмелится остановить его с досмотром. Когда минуете городские ворота, скажешь возничему, куда тебя следует отвезти, — Донхо кладёт ладонь на плечо Пака и проникновенно смотрит в глаза. — Возвращайся в Сонем и передай моему королю, что он всегда может рассчитывать на мою помощь и поддержку. Ранним утром, ещё затемно, Чимин садится в крытую повозку. Он задергивает шторками маленькие оконца, тревожно замирает, ожидая какого-нибудь подвоха, но когда булыжная мостовая сменяется ухабистостью загородного тракта — расслабляется и убирает ладонь от рукояти меча. Пак подхватывает стоящий на полу свечной фонарь и подвешивает его на ручку дверцы. Вынимает из-за пазухи древний свиток и подносит ближе к тусклому свету. Бегло читает строки. Непонимающе моргает и перечитывает ещё раз, а после заходится истерическим смехом. — Юнги, твою ж мать! Успокоившись, Чимин прячет свиток обратно под одежду и застегивается на все пуговицы. Повозку убаюкивающе потрясывает на неровной дороге, но парень откладывает сон на потом. Он тянется к стоящему рядом ларцу, алчно гладит двумя руками и откидывает крышку. Путь до пустых земель не близкий, и Чимин, справедливо размышляя, что ещё успеет выспаться, долго любуется принадлежащими ему драгоценностями, а после начинает сосредоточенно пересчитывать золотые монеты.***
Сидящий на пеньке перед домом бессмертного Тэхён недовольно отмахивается от кружащего перед его лицом назойливого комара, зачерпывает рукой из принесённого с собой мешочка горсть зерна и протягивает угощение серой гусыне. — Спасибо, что согласился позаботиться о Мими, — улыбается Тэхён бесшумно подошедшему Юнги. — Просто взять её с собой во дворец я не могу, а Намджун днями напролёт работает в городских кузницах, ночует у Хосока с Сокджином и в деревне вообще не появляется. — Не стоит благодарить меня за такой пустяк, — отзывается бессмертный. — Это самое меньшее из всего, что я хотел бы для тебя сделать. — Мими здесь нравится, — говорит юноша, — и мне тоже. В лесу так тихо и спокойно, не то что в Сонеме. Никто не суетится, не бегает, не кричит. Все люди в последнее время очень взвинченные и нервные. Чонгук тоже взволнован, но почему — объяснять не хочет, только повторяет одно и то же, чтобы я был внимателен и не выходил лишний раз за пределы дворца. — А ко мне как ты пришёл? — интересуется Юнги. — Удрал потихоньку от мужа? — Нет, я отпросился у Чонгука. С большим трудом, — отрицательно качает головой немного погрустневший Тэхён. Чтобы закончить это неприятное обсуждение, спрашивает: — А почему у тебя меч висит не на гвоздике у двери, а на стене над камином? — Я спрятал этот меч ещё прошлым летом, — объясняет Юнги. — Думал, что так смогу удержать Чимина дома, но он умудрился раздобыть новый. — И что? Чимин его уже почти год найти не может? Меч, который просто висит над камином? — хохочет в голос Тэхён. — Не может, — улыбается в ответ Юнги. Он смотрит на продолжающего возиться с гусыней юношу, поражаясь, как быстро тот обретает силу — Тэхёна уже не обмануть заурядным заклятием невидимости — но от задумчивого созерцания бессмертного отвлекают внезапно раздавшиеся в лесу окрики. — Иди в дом, — приказывает Юнги. Тэхён подхватывает на руки Мими и убегает, а встревоженный бессмертный, проследив, что юноша успел скрыться в избушке и захлопнул за собой дверь, идёт на звук усиливающихся незнакомых голосов. Шум погони нарастает. Уже совсем рядом раздаётся сухой треск сломанных веток и громкий топот ног. Под грозные выкрики, приказывающие немедленно остановиться, на залитую солнечным светом тропинку, что ведёт к дому бессмертного, выскакивает запыхавшийся Чимин. Он затравленно оглядывается по сторонам, замечает идущего навстречу Юнги и стремглав бежит к нему, чтобы спрятаться за его спиной от пятерых вооруженных мечами и луками мужчин, которые следуют за парнем по пятам. Чимин попал в западню по собственной глупости. Он благополучно добрался в повозке Сон Донхо до нужной деревеньки Восточного королевства; привычно переночевал и закупился провизией у пожилой супружеской пары; соблюдая осторожность, пересёк пустые земли, но когда зашёл в леса Севера — расслабился и потерял осмотрительность. Неся в руках весело позвякивающий при каждом шаге тяжёлый ларец, Чимин не оглядывался по сторонам и не вслушивался в окружающие его звуки. Он, радуясь легкой добыче, мечтательно смотрел на пролетающие по небу и задевающие пики сосен облачка, довольно щурил глаза и подставлял под поцелуи теплых солнечных лучей веснушчатые щёки. Все мысли паренька были о том, как и на что он потратит принадлежащие ему богатства, какие дорогие подарки сможет купить Юнги и Тэхёну. Он почти дошел до дома бессмертного, но выпал из радужных грёз, лицом к лицу столкнувшись с вооруженными шпионами Тэсона. Вступать в бой было бессмысленно и опасно — нет на свете такого воина, который сможет одержать победу, сражаясь сразу с пятью противниками. Чимин принял единственное правильное решение — он побежал. Пак, уворачиваясь от свистящих за спиной стрел, петлял между стволами сосен, с разбегу продирался сквозь густой кустарник и непременно ушёл бы от погони, запутав следы и скрывшись в непроходимой чаще, но в руках он нес тяжелый ларец, который замедлял ход. Чимин не нашёл в себе силы, чтобы расстаться с сокровищами, бросив их под ноги врагам. — Вы пришли в обитель бессмертного, — спокойным голосом оповещает Юнги воинов Тэсона, когда Чимин оказывается за его спиной, прячась от направленных на него стрел. — Этими тропами ходят умершие. Я прошу вас покинуть это место. Вам не следует своим присутствием осквернять священные земли. Охваченные азартом преследования мужчины замирают на месте и переглядываются, но оружие не убирают. Они смотрят на безбоязненно идущего к ним бессмертного и оставшегося за его спиной преследуемого рыжего парня. Один из воинов натягивает тетиву лука. Выпущенная стрела пролетает у Юнги над плечом, едва не зацепив ткань рубахи, и мужчина кривит губы в снисходительной улыбке — нападающему на него воину очень повезло. Сзади тихонько охает Чимин, но бессмертный, не оглядываясь, продолжает идти только вперёд, чтобы прогнать мужчин. — Я прошу вас уйти. Юнги с каждым шагом оказывается все ближе. Он на ходу откидывает назад чёрный капюшон плаща, пугая пришедших бледностью своего обескровленного лица, и у стоящего впереди воина сдают нервы. Он коротко кричит и нападает, пронзает мечом чужую грудь, и острое лезвие легко вспарывает одежду и погружается глубоко в тело. В лесу стихают все звуки. Юнги безучастно склоняет голову и смотрит вниз на вошедший в его плоть клинок. Он не кричит от боли, не падает замертво, не истекает кровью. Бессмертный, чуть приподняв одну бровь, с едва заметным интересом следит за мужчиной, осмелившимся напасть на него, который теперь испуганно пятится назад, вытягивая из тела бессмертного свой меч, с клинка которого срываются крупные капли вязкой черной жижи. Юнги стоит на месте, и пришедшие дрожат от ужаса, когда видят через образовавшуюся на чужой рубахе прореху, как на груди бессмертного зарастает темный провал глубокого пореза. Рваные края белой кожи, словно живые, тянутся друг к другу, смыкаются воедино и стягиваются. Уже через пару мгновений рана бесследно исчезает, не оставляя даже тонкого рубца, а нанесший ранение воин вдруг дико кричит и падает на колени. Он выпускает из рук оружие и хватается левой ладонью за свое правое запястье, с силой сжимает пальцы, пытаясь остановить растекающийся по венам нестерпимый жар, но жидкий огонь ползет всё выше, и кожа мужчины вспухает волдырями ожогов. Воин заваливается на спину, не прекращая оглушительно вопить, в предсмертной агонии катается по земле. Его волосы тлеют, а от одежды валит густой дым. Бессмертные не могут нарушить данный обет и отнять человеческую жизнь, но и люди не могут безнаказанно на них нападать. Проводники душ находятся под защитой божества, и каждого, кто осмелится причинить им вред, ждёт жестокая кара и мучительная смерть. Лежащий на земле воин прогибается в спине, а сжирающий изнутри его тело священный огонь вырывается языками пламени из глазниц и широко разинутого в безмолвном крике рта. Темнеет обугленная кожа, и осмелившийся ранить Юнги мужчина рассыпается пеплом, прикрытым прожженной тканью одежд, а оставшиеся в живых воины убегают прочь. Юнги тихо хмыкает и ворошит носком сапога лежащую у его ног груду золы. Укоряюще цокает языком, широко улыбнувшись, оборачивается. — Чимин! Невольный крик вырывается из груди бессмертного, когда он видит любимого. Парень, низко опустив голову, стоит на коленях. Перед ним лежит ларец с распахнутой от падения крышкой, а на рассыпанное золото часто падают липкие алые капли. Юнги подбегает к Чимину, видит в одной его руке зажатую стрелу, которую он выдернул из своего тела, а ладонью другой он прикрывает глубокую рану в основании шеи. Стреляющий лучник целился не в Юнги, и его стрела достигла своей цели. — Его надо отнести в дом, — кричит бегущий на помощь Тэхён, который видел всё произошедшее из окна. Они подхватывают безвольно обмякшего паренька на руки и быстро уносят в избушку. Осторожно укладывают на медвежью шкуру перед камином, и Юнги лихорадочно рыщет взглядом по комнате, отыскивая необходимые вещи, но когда убирает от раны ладонь Чимина — обречено опускает руки. Стрела задела крупный кровеносный сосуд, кровь не просто течёт — она хлещет из раны пульсирующим потоком, заливая грудь. Юнги не успеет помочь Чимину, тот умрет раньше, чем будет окончена нужная ворожба. Пак, глядя в остекленевшие от горя глаза бессмертного, виновато улыбается и дрожащей рукой расстегивает верхние пуговицы своей одежды. Вытаскивает из-за пазухи древний свиток и протягивает Юнги. — Отнеси Сокджину, — тихо шепчет Чимин. Рядом шлепается на пол до этого обшаривающий шкафы Тэхён. Он сосредоточенно складывает несколько раз чистое полотенце и крепко прижимает его к шее Пака. — Не крути головой. У тебя из-за этого кровь ещё сильнее идёт, — строго выговаривает Тэхён и переходит на успокаивающий тон. — Любую ранку надо обязательно плотно накрыть сухой тряпочкой, и кровь сразу остановится. Я это точно знаю. Намджун всегда так делал, когда я в детстве разбивал себе коленки. Юнги всё происходящее кажется ожившим кошмаром из давно забытых снов. Медленно умирающий на его глазах любимый, который почти беззвучно шепчет одно лишь слово «Отнеси». Не осознающий всего происходящего Тэхён, который раздраженно отбрасывает в сторону насквозь промокшее полотенце и тут же прижимает к ране другое, сухое и чистое, но и оно почти мгновенно напитывается льющейся кровью. — Чимин попросил тебя отнести свиток Сокджину, — деловито напоминает пыхтящий Тэхён, продолжая бестолково бороться с кровотечением. — Наверное, это что-то очень важное. Ты поезжай в Сонем, а я побуду с Чимином. Юнги слабо мотает головой и тянется к родному лицу. Выпачкивая ладони алым, проводит кончиками пальцев по слабо пульсирующей жилке на шее. Видит, как слипается под головой Чимина пропитанная кровью медвежья шерсть, а на его рубашке всё шире растекается красное пятно, начинающееся от ворота и стекающее на грудь и бока. Юнги знает, что не имеет права уходить сейчас. Он должен быть рядом. Должен сжимать руку Чимина и, прощаясь, прошептать, как он дорог и любим. Бессмертный должен быть со своим мальчиком до самого конца. Но Юнги вскакивает на ноги и стремглав выбегает из дома, услышав тихое: — Увидимся ночью, любимый. Поднимая копытами столбы пыли, мчится в Сонем вороной конь, а сидящий на нём Юнги часто моргает сухими глазами. Бессмертный никогда не считал себя трусом, но сейчас он спасается бегством, лишь бы не видеть, как любимого забирает смерть. Юнги никогда не считал себя глупцом, но совершил роковую ошибку, отойдя от Чимина. Стремясь прогнать воинов, ушел вперед слишком далеко. Вместо того, чтобы прикрыть паренька своим телом, сделал его легкой мишенью. Юнги знает, что никогда не простит себе этого поступка, даже если ночью Чимин скажет, что он ни в чем не виноват. — Хосок, закрывай лавку, — говорит старшему брату Сокджин, когда на пороге их дома появляется бессмертный и молча протягивает свиток. Хосок выходит из-за прилавка и задвигает тяжёлый засов. Они никуда не уходят. Оба брата, стоя плечом к плечу, жадно вчитываются в текст древней рукописи, и только Юнги тяжело опускается на пол и закрывает окровавленными ладонями лицо. От прочитанного у Сокджина перехватывает дыхание, и присвистывает от изумления Хосок. Верховный жрец зачитывает вслух нижние строки свитка, написанные рукой последнего правителя Единого королевства Ким Тэяна, которые он посвятил своей возлюбленной. «Любовь к тебе подобна солнечному свету — согревает, дарует жизнь и сохраняет наш мир. Твой вздорный нрав и сила характера пугает многих, но лишь мне известно, как ты бываешь нежна со мной. Наши чувства становятся сильнее день ото дня. Я не могу налюбоваться тобой, а каждую вынужденную разлуку переживаю так, словно у меня отняли смысл существования. Твоя сила, твоё величие, твоя надменность — именно это даёт тебе могущество. Я восхищен обоими твоими обликами, и не могу сказать, в каком из них ты прекрасней. Твое тело — храм, вместилище духа нашего божества. Божества гордого, жестоко карающего обидчиков и готового встать на защиту всего межгорья. Божества, в котором много лет нуждался весь наш мир. Я никогда не устану повторять о том, как сильно люблю тебя. Наши чувства пробудили дремлющее божество, и ты обрела свой новый облик. Ты — моя королева и жена. Ты — моё сердце… Ты — мой дракон». Раскрасневшийся Сокджин трет пальцами покрывшийся нервной испариной лоб и в упор смотрит на Юнги, который от охватившей душу боли, сгорбившись, сидит на полу. Верховный жрец быстро облизывает внезапно пересохшие губы, принимает из рук Хосока протянутый кубок с вином и, чтобы унять першение в горле, делает крупный глоток. Не веря во всё прочитанное, тихо спрашивает: — Так значит, дракон — это человек?