Сможешь остановиться?

Бабье лето — лучшее, что может случиться в сентябре. Воздух уже не такой горячий, но все ещё держится комфортная температура для лёгкой куртки вечером. Под снегопад из сухих разноцветных листьев хочется совершить кучу прогулок по парку — пешком, на велосипеде, скейте или роликах. Теплая осень просто рай для меланхоликов, которым раз в год хочется томно пострадать. Почему-то принято считать, что в это время года природа «засыпает», небо омрачается и покрывается серыми облаками. У меня же осень наоборот, ассоциируется с началом чего-то нового, наверное, по привычке учебного года; и дождь, словно дар с небес, спасает землю от жажды. Весь сентябрь Москву благословляла богиня Аматэрасу, даря солнечных дней даже больше, чем в августе, разбавляя грибным дождем — а я все по привычке ждал, когда же настанет время перемен. Конечно, совершать прогулки по прекрасному парку возле дома возможности у меня не было, да и не чувствовалась пока в этом необходимость. Наверное, лет через пять такой жизни я начну понимать, что потерял, и буду стараться восполнить упущенные возможности, что, естественно, будет уже невозможно сделать. Вторая неделя октября — и наконец-то становится действительно по-осеннему холодно. Столбик термометра не показывает выше десяти градусов, иногда даже приближаясь к нулю. В один из таких холодных дней у нас была запланирована очередная съёмка по проекту Андрея. Я вез группу в немало известный московский театр, настроение у всех было неплохим, хотя и немного зябким из-за пока ещё непривычного холода. Ребята шутили о том, что мне пора менять транспорт, мол, не дело на такой развалюхе заслуженным работникам телевидения кататься, а я, подначивая, предлагал им написать коллективную жалобу Сергею Павловичу. Несмотря на такой настрой, всё-таки съёмка была необычной — Таня расписывала ее, постоянно добавляя словосочетание «это очень важно». Но я был расслаблен, наверное, потому что за прошедший месяц все рабочие поездки проходили довольно гладко, да и отношения с Андреем у меня стали менее напряжёнными. Кстати, если вам вдруг интересно, та самая съёмка в отеле с Мариной Александровной прошла на ура — учитывая, что она уже имела беседу с Андреем, то раскрепостилась лучше, чем даже ожидал режиссер. Она рассказала некоторые моменты, с которыми никогда не делилась на других интервью. Далее все медленно начало приходить к некому понятию «стабильности». Андрей стал мягче, легче в общении, лучше шел на контакт и не выглядел таким пижоном, как до этого. За редким исключением. Татьяна предполагает, и даже утверждает, что это все благодаря налаженной работе среди подчинённых, часть которых он без особых сложностей заменил. Я же думаю, что кроме этого, на него отлично влияет приход Анастасии — потому что её открытость и общительность неволей разряжает любую неловкую ситуацию или неприятную атмосферу. Тане же новый сценарист почему-то не очень нравился, и хвалила ее только за отличную работу, поскольку они с Андреем быстро нашли точки соприкосновения и своим мозговым штурмом могли вызвать чуть ли не апокалипсис. Так или иначе, режиссер явно был доволен окружением, и, надеюсь, мною тоже. Уж не знаю, дело привычки или нет, но со временем Андрей перестал меня так сильно раздражать. Он зачастую все ещё вел себя, как высокомерная скотина, но иногда совершал и хорошие поступки. Я отметил, что оказывается Андрей замечает очень много деталей, и иногда может такое выдать, что все офигеют от его внимательности. Например, в последних числах сентября, когда мы однажды шли вместе по коридору в монтажку (я его встречал. А что? Думали, он всё-таки как нормальный человек сделал себе пропуск? Ага), он вдруг поймал за руку администратора, с которым Андрей ни разу в жизни не говорил ни о чем, кроме работы (не то, чтобы я следил за режиссером, но Таня-то с ним практически везде и уж точно может ручаться за такую информацию), и спросил: — У тебя проблемы в семье? Администратор очевидно встал в тупик от этого вопроса, ожидая чего угодно, только не этого. — Все в порядке, Андрей. Спасибо за беспокойство. — Ты можешь взять пару выходных, чтобы съездить к родным. Я поговорю с Сергеем Павловичем. Парень повернулся к режиссеру боком и почти незаметно закусил губу. Он не мог решиться несколько секунд, которые лично для меня казались бесконечными. — Но мне нужно сделать ещё кучу дел, мне некому их передать. — Не волнуйся, я позабочусь об этом. И заплатят тебе за эти дни, как за рабочие. Администратор подумал ещё несколько секунд, после чего всё-таки согласился. Было видно, что даётся ему это с трудом, но положение не оставляло другого выхода. Я с этим парнем никогда не общался, только здоровался, поскольку так было принято в нашей компании. Проводив Андрея до монтажки и получив очередную порцию заданий, я метнулся обратно, и мне было повезло догнать парня в конце коридора. — Куришь? — Ага. — Я как раз иду, — легко улыбнулся он, и мы вместе подошли к лифтам. Так я узнал, что зовут его Пашей, и работает он здесь уже добрых пять лет. На вид он был похож на мальчишку — худой, маленького роста и с миловидными чертами лица. В душной полной курилке он негромко рассказал мне, что его родная сестра заболела корью и ее госпитализировали. Родители загибаются на работе и не успевают нормально навещать, лишь привозят продукты и другие нужные вещи по вечерам. Сестра не часто, но все же звонит ему в рабочее время, потому что ей очень страшно и грустно. Как я понял, она сильно младше его. Родом Паша из Липецка, где родные живут до сих пор. — Я старался незаметно уходить из комнаты, чтобы поговорить с сестрой, но судя по всему, был всё-таки замечен, — как-то горько усмехнулся он и затушил сигарету. — На самом деле, это не очень хорошая идея, учитывая, сколько у меня работы. Мы продолжили разговор, в ходе которого я пытался ему донести, что ничего страшного в его отъезде нет и что иногда действительно нужно подумать о семье, ибо роднее у нас никого нет. Паша не был дома уже несколько лет из-за невозможности взять отпуск. Такая уж у нас работа. Но мне стало понятно, почему Андрей не оставил это без внимания (а ведь мог бы, даже если посочувствовать, но не отпускать). Паша мне показался немного занудным, что является плюсом в работе администратора на телеке, но при этом и с чувством гиперответственности. Ещё после своего триумфального прокола я понял, какие качества этот придирчивый режиссер ценит в работниках (или вообще в людях?) больше остальных. — Он наверняка так сделал, потому что Паша начал лажать из-за отвлекающих мыслей. Потерял свою привычную собранность и навеял Андрея на такое решение, — твердо говорила Таня в той же курилке уже поздно вечером, как человек, который хорошо знает обоих. Я подумал, что такой вариант вполне имеет место быть. И решение Андрея показалось мне чертовски правильным, что вызвало у меня к нему даже что-то наподобие уважения. Происходили и ещё подобные случаи, уже не такие яркие, но все же делающие его, так скажем, человечнее в моих глазах. Поэтому встречи с ним уже не вызывали во мне ощущение ужаса или паники, а скорее превратились в обычную рутину. Но сегодняшняя съёмка была особенной — на нее должны были приехать и Андрей, и Анастасия (они редко ездили вдвоем, обычно менялись), а ещё была собрана дополнительная съёмочная группа из оператора и звукоинженера, которые добирались своим ходом. Театральную постановку должны были снимать две камеры, кроме того планировались проходки по коридору и кое-какие другие лайв-съемки. Подъехав на место, я немного прифигел от того, что на платной парковке были заняты практически все места, что видел крайне редко. Парни же совсем не удивились и, достав из багажника камеру, штатив и звуковое оборудование, двинулись к выходу с парковки. В фойе было полно людей. Я такого ажиотажа еще не видел. На самом деле, у людей в головах обычно существует довольно стереотипный образ, якобы в театр все мужчины обычно надевают костюмы, а женщины платья. В наше время это не считается досугом для богатых и скорее входит в раздел устаревших развлечений. Лично я не поддерживаю такое отношение к искусству. Мать с детства водила меня на спектакли, оперу и балет — редко, но водила, и для меня это отдельный мир, где можно словить конкретный дзэн. Я сейчас говорю о классических представлениях, старых театрах и обычаях в них. Поэтому то, что предстало перед моими глазами, приятно удивило, ведь вокруг абсолютно все выглядели презентабельно. Не все мужчины были одеты в костюмы, но абсолютно все отказались от повседневных джинсов в пользу брюк и элегантных джемперов. Я подошёл к администрации рядом с кассой, представился и объяснил, зачем мы приехали. Женщина лет пятидесяти посмотрела на меня холодно и, абсолютно ничего не сказав, куда-то ушла. Мы стояли как три дебила, не понимая, что это сейчас было. Администратор (полагаю) вернулась уже не одна. Бейджик на широкой груди второй женщины гласил «Галина Анатольевна, пресс-атташе». — Чем могу помочь? — я бы не назвал это официальной улыбкой, ибо улыбкой там и не пахло. Мне пришлось ещё раз подробно объяснять, зачем мы приехали. — У нас нет никакой информации от директорской о вашем приходе. Ничем не могу помочь. Она уже начала не очень вежливо нас выпроваживать, от чего я практически сразу пришел в бешенство, но все ещё сохранял самообладание. — Галина Анатольевна, мы приехали со съёмочной группой. Приедет ещё одна, а так же наш режиссер и сценарист. У нас есть договоренность лично с вашим генеральным директором, с двумя актерами театра и даже с менеджером. — У вас должен быть документ, подтверждающий согласие нашего начальства на проведение съёмок. Тем более сегодня в спектакле полностью участвует старый состав, поэтому нам лишние люди совсем не нужны. — В том-то и дело, что играет старый состав, — я вспомнил все рассказы Танюхи о том, как нам повезло и что такое бывает крайне редко. — Какой конкретно документ вы имеете ввиду? Я могу показать переписку с секретарем гендира, чтобы вы убедились в том, что разрешение получено. — Нет-нет, нужно официальное письмо, подписанное с вашей стороны и с нашей. — Но ваш же менеджер убеждённо заявил, что достаточно обычного согласия. А ещё он сказал, что предупредит кого необходимо. — Молодые люди, покиньте театр пожалуйста. У нас сейчас совсем нет времени разбираться с вами. — Подождите, давайте сначала свяжемся с вашим менеджером! И секретарем. — Их рабочий день давно закончился, выходите пожалуйста. Я упирался рогом, парни уже заметно нервничали. Ситуация начинала выходить из-под контроля — менеджер не отвечала, как и секретарь. Не странно, ведь у меня были только их рабочие номера. Пресс-атташе, устав со мной препираться, уже потихоньку сливалась, и останавливать ее было все сложнее. Галина Анатольевна почти сбежала от меня, когда буквально перед ее носом возник Андрей. Он недоуменно смотрел то на меня, то на остальных, пытаясь понять, что за перепалку посреди священной театральной залы мы тут устроили. Я познакомил его с пресс-атташе и объяснил ситуацию. Андрей задал уточняющие вопросы женщине и набрал кому-то, отходя от нас. Желание сбежать у нее заметно поубавилось, теперь бойкая тетка почему-то стояла в ступоре. Нет, ну я же ясно дал понять, и даже повторил несколько раз, что приедут ещё люди, режиссер. Что непонятного в слове «режиссер»? Я повернулся и заметил, что Андрей уже закончил разговор и о чем-то спокойно беседует с Настей. Та мне с широкой улыбкой помахала рукой. К пресс-атташе подошла администратор (как я думаю) и передала свой телефон, нашептав ей что-то на ухо. Женщина заметно побледнела и взяла трубку. Уж не знаю, что ей говорили на том конце, но бедная не могла даже слова вставить, так ее перекосило. Я вообще ничему не удивлен, на самом деле, тем более учитывая, что договоренность у нас была. Поговорив, пресс-атташе как будто подменили — она, как ни в чем не бывало, напялила уродливую улыбку и вежливо пригласила нас пройти за администратором, которой досталась миссия сопровождать нас на время всех съёмок. Андрей поблагодарил, сделав вид, будто никакой заминки и не было, что каким-то чудным образом унизило Галину Анатольевну ещё больше. Режиссер продолжал о чем-то увлеченно говорить со сценаристом, когда подтянулась вторая съёмочная группа и нас наконец не повели сквозь толпу ко входу в зал. Я, честно говоря, не ожидал, что нас вот так просто пустят в святые святых до первого звонка, и ненароком офигел от ощущения громадного пустого зала. Несмотря на то, что в театрах я был разных, конкретно в этом ещё не доводилось. Нас встретило помещение, чуть ли не единственное в своем роде сохранившееся в почти первозданном виде (в России), иначе быть не могло. Каменные стены с бежевой облицовкой, красные кресла и балконы, располагавшиеся по бокам партера и вокруг зала, оформленные в богемном стиле, типичном для начала и середины двадцатого века. Сцена была слишком большой для меня, ибо сколько помню, всегда ходил в известные театры с маленькой сценой. Величие, которое так и излучал собой зал, проникло бешеным потоком прямо ко мне в сознание, и примерно в этот момент я начал терять голову. Мы договорились, какая группа какие кадры снимает. Сценарист вместе со вторым оператором и звукоинженером остались на входе брать общие планы, мы же с основной съёмочной группой и Андреем направились ближе к сцене. Серёга очень долго ставил камеру, перетаскивая ее с одного места на другое, раздражаясь каждый раз, когда администратор ругалась на него. Дело в том, что все удобные точки располагались так, что закрывали бы обзор для зрителей, чего работники театра позволить не могли. В конце концов, Серёга всё-таки нашел всех устраивающее место, и мы принялись ждать звонка. Наконец, он прозвенел, и зал начал заполняться людьми. Я не уставал рассматривать стены, большую люстру, балконы, сцену, снова потолок и опять по кругу. Во всем этом была удивительная атмосфера старины, что наверняка многих вдохновляло, да что тут говорить, если даже я офигел! После второго звонка все ещё продолжали заходить люди, некоторые из них занимали стоячие места у входа. Обзор у меня был полный — впервые такое наблюдал. Я отлично видел и сцену, и зал. Выглядело это очень необычно и непривычно. Обычно завалишься себе в партер и смотришь только на сцену. А тут… Андрей что-то активно обсуждал с Серёгой, но я ничего не слышал, ибо же просто не мог оторваться от изучения зала исторической важности. Краем глаза заметил, что камера уже вовсю снимает усевшихся зрителей и берет то крупные, то общие планы. Но, сказать честно, я не мог нормально сконцентрироваться на работе и продолжал витать где-то в облаках, представляя в зале женщин в больших пышных платьях и мужчин, почему-то одетых по европейской моде — в шотландских свитерах, широких беретах в клетку, или же в классических костюмах с тонким галстуком. Эти картинки так живо предстали в моей голове, и я пытался цепляться за них, чтобы фантазия не растворялась слишком быстро. Ощущение эйфории продолжилось и после начала спектакля, сопровождающийся довольно сильной оркестровой музыкой. Актеры выкладывались на полную катушку — многих из них я знал, но не придавал этому значения. Я оцепенел от того, насколько идеально устроена мизансцена, насколько идеально в ней живут герои и какой сильный посыл от них получали зрители. Меня буквально трясло внутри от чувств, устроивших какой-то неконтролируемый ураган, то затихая, то усиливаясь до боли в груди и слезах в глазах. Он просто хотел выиграть войну. Принцессу он любил, но не так сильно, как Родину, но она заставила его пройти через ад. Унижения, распри, сплетни — ему было все равно на все это, но они сделали свое дело и разрушили его жизнь. Все планы пошли крахом. Он молит Бога о прощении, просит помочь и освободить от боли, что пронизала его жизнь, оголив каждый нерв. Молит об этом, либо забрать к себе, так как сил на борьбу больше нет. Женщина сломала его жизнь, но он сам ошибся, пустив ее в свое сердце, и готов был расплатиться за грехи. И вот. Бог отвечает ему молитвой, от которой заходится сердце и становится страшно, но для принца это — освобождение. Он отпускает свой страх перед смертью, осознав ничтожность людских нужд, и умирает. Все это, кажется, произносил мой внутренний голос, но нет — это Андрей, стоя сзади и наклонившись очень близко, нашептывал мне слова, словно сочинял поэзию прямо на ходу, чем окончательно увел у меня почву из-под ног. Я все еще ошарашенно наблюдал за смертью, изображенной в танце, в мелькающем ярком сине-белом свете, под оглушающую пронзительную музыку. Это было потрясающе. Актеры начали выходить на поклон, а я все еще не мог отойти. Андрей с оператором уже куда-то ушли, а меня будто парализовало. Сознание пыталось вернуться ко мне, но я не хотел — ощущения были настолько поглощающими и блаженными, что держал их до последнего. К счастью, меня никто не ждал, ведь моя работа на сегодня почти закончена, так что находился в зале буквально до ухода последнего человека. И не мог поверить в то, что сейчас было. Я не раз был в театре, но накрыло меня впервые. Неужели такое вообще возможно? Настолько… И этот текст Андрея, как будто он читал мои собственные мысли, мои собственные интерпретации! Может, меня все-таки глюкануло и на самом деле это я сам у себя в голове проговаривал? Но голос-то точно был Андрея! Проходя по коридору фойе, которое так и не успел рассмотреть, мне вдруг вспомнились слова Тани о том, что на самом деле режиссер наш — эмпат. Тогда я не особо принял эту информацию, ибо она показалась мне довольно бредовой, но теперь это было единственным объяснением того, что произошло на спектакле. Только я спустился по лестнице вниз, как у меня зазвонил телефон. Не успел я ответить, как слева раздался голос звукоинженера, который тут же начал жаловаться, что они меня потеряли. Слава богу спектакль был вечером, и сразу после того, как завез группу в Останкино, я поехал домой. Сейчас последнее, что хотел, это видеть Андрея. Самое страшное было то, что мне никак не удавалось найти логическое объяснение тому, что произошло. Гипнозом точно не назвать, потому что я был в полном сознании и погрузился во все это по собственному желанию. Меня очень беспокоило взаимодействие с Андреем — я будто голый перед ним оказался. Сейчас остался какой-то неудобный осадок, будто ему без особого труда удалось увидеть меня насквозь. Поделиться своими переживаниями было не с кем, не Ане же рассказывать! Она точно решит, что у меня на почве работы совсем крыша поехала и посоветует к психологу сходить. Вернулся я домой в одиннадцатом часу. Любимая уже спала. На следующий день голова была какая-то мутная, будто мысли накрыло сплошным туманом — хотелось бы верить, что дело в осенней депрессии, но причина была во вчерашнем дне. И все же, непрерывный сон меня немного отрезвил, и мозг все-таки сумел выбрать отличную тактику. Делать вид, что ничего не произошло. Сквозь чувство неудобства, говорить с Андреем, как ни в чем не бывало, и тогда неловкость пройдет сама по себе. Я морально настраивал себя на протяжении всей дороги до Останкино.  — Андрей попросил Сергея Павловича отстранить меня от работы в других проектах, — заявила Таня, когда мы пили кофе на 17-м (точнее, я пил просто кофе, а коллега — с изрядной порцией вискаря).  — Что это значит? Он тебя на проектную работу забирает или как? — я, она, монтажеры и еще десяток ребят работали у нас на зарплате, поскольку были задействованы в работе над всеми фильмами. Такой поворот событий не укладывался у меня в голове.  — Я тоже не поняла сначала. Потом он объяснил, что формально, на документах, все останется так же, но по личной договоренности на время работы над фильмом буду заниматься только им.  — Ничего себе! Это же здорово! Столько сразу обязанностей с тебя упадет!  — Только вот остальные ассистенты будут не очень рады, — усмехнулась она, намекая, видимо, и на меня. Хотя последнее время я, честно говоря, довольно по-хамски отказываю в помощи на других проектах, поскольку у меня море работы с Андреем, а его фильм имеет самый высший приоритет. Так что я, можно сказать, сам себя отстранил.  — Ну, если Сергей Павлович на это пошел, значит, пускай он вопрос и решает, — я отпил эспрессо. Последнее время нехило так на него подсел. Горький, как моя жизнь. — Наймет еще людей, в конце концов.  — Слушай, я слышала, тут уже целая очередь выстроилась к нам на работу ассистентом, — Танюха, вроде, и делилась важной информацией, но в ее тоне был минимум заинтересованности, а внимание больше обращено к чатикам в телефоне. — Четверокурсники с моего института подыскивают место для практики, и какая-то скотина слила в фейсбук, что есть некая такая компания, которая принимает наших студентов.  — А кроме тебя кто-то еще есть? — все, что я знал об образовании Тани, так это то, что она закончила режиссерский.  — Был. Девочка, что работала до меня. Благодаря ей я и узнала о вакансии.  — Ооо, вот как!  — А ты думал, я через постель на телек попала? — она резко переключила свое внимание на меня и хитрюще уставилась.  — Ты и через постель? Не смеши меня, — заржал я.  — Эй! Это что значит? Недостаточно хороша?  — Нет, ты просто ханжа. Таня задрала подбородок, уставившись вниз, и вдруг схватила десертную вилку, направив на меня:  — Поосторожнее в выражениях, молодой человек. На мне ваши приемчики пикапа не работают.  — Ты уверена? — засмеялся я. Внезапно у девушки игривое выражение лица как ветром сдуло, и она посерьезнела. Коллега смотрела куда-то поверх моей головы.  — Не много ли кофеина вы употребляете, Татьяна? — раздался сзади голос Андрея, от которого у меня чуть ли не сердце в пятки ушло. Нельзя же так пугать!  — Да нет, как раз самое то! — попыталась отшутиться она, но как-то неуверенно.  — Тогда после увлекательной беседы будьте добры подняться наверх и помочь мне с работой над вчерашней съемкой.  — Да, конечно! Я подождал несколько секунд, прежде чем повернуться и удостовериться, что Андрей ушел. Шагал впереди своей вальяжной походкой, покачивая пакетом с обедом.  — Ну и монстр! — я снова посмотрел на Таню испытывающим взглядом. — Испугал до смерти!  — Согласна, иногда даже мне страшно от него становится, — жутковатым голосом произнесла она, и мы начали закругляться.