Сможешь остановиться?

«Вы собираетесь играть на мне. Вы приписываете себе знание моих клапанов. Вы уверены, что выжмете из меня голос моей тайны. Вы воображаете, будто все мои ноты сверху донизу вам открыты. А эта маленькая вещица нарочно приспособлена для игры. У нее чудный тон. Но тем не менее, вы не можете заставить ее говорить. Что же вы думаете, со мной это… легче, чем с флейтой?» Я зашел в монтажку как раз, когда Таня и Андрей, сидя в одной задумчивой позе, проникновенно смотрели в экран на актера, читающего монолог Гамлета. Меня сложно назвать знатоком литературы, но Шекспира узнал бы из тысячи. Ванечка остановил видео, я же не хотел прерывать особую атмосферу, которая витала и связывала режиссера и его помощника. Мне удалось стать свидетелем ситуации, демонстрирующейся во всей красоте своей, называемой «на одной волне».  — Думаете, он действительно был шизофреником? — вдруг заговорила Таня, все еще не обращая на меня внимание. Андрей ответил не сразу.  — Хорошие актеры в принципе не могут быть нормальными. Хоть какие-то отклонения в психике однозначно есть. Я кашлянул. Мне было неловко прерывать размышления творческих людей, но работа не спит.  — Извините, что прерываю, — наконец, мне удалось обратить на себя внимание. — Тань, там просят срочно решить вопрос с запросами из архивов НТВ, со мной они беседовать отказываются.  — А, точно, совсем забыла о них, — коллега встряхнулась, словно до этого пребывала во сне, и начала искать какие-то документы среди кучи вариантов сценария, разбросанных на столе.  — Телефон не забудьте, — Андрей достал из-под своих бумаг айфон Тани и протянул ей. Какого…  — Спасибо, — она улыбнулась и включила смартфон. Так вот почему я не мог до нее дозвониться!  — Он заставляет тебя выключать телефон?! — сразу же спросил я, как только коллега нашла все нужные записи и мы вышли.  — На самом деле, это реально помогает, когда не можешь сосредоточиться и погрузиться до нужного состояния.  — У вас там что, йога и медитация?  — Можно и так сказать, — Таня достала ключ, чтобы открыть дверь нашей комнаты. — Мы часто практикуем это, чтобы лучше почувствовать героя. Я хотел было снова пошутить, но вспомнил, как меня накрыло на днях после спектакля. И подумал, что это отличный повод поднять волнующую меня тему.  — Например, как бывает во время театральных постановок? Мы зашли в комнату, и она удивленно обернулась на меня, замедляясь. Мне стало немного не по себе, когда Таня задумчиво села на свое место, не отрывая от меня взгляд.  — Да, типа того.  — Ясно, — ее реакция меня смутила, так что я поспешил слить тему. Но не удалось. Кажется, эмпат у меня в окружении не один.  — У тебя было такое? — блин, она даже от дел отвлеклась! Слишком много внимания.  — Честно говоря, когда ходили на съемки в последний раз, — и все-таки мне нужно было хоть с кем-то поделиться пережитым, так что я сдался. Уселся на свое место рядом с Таней и как маленький мальчик сложил ручки на коленях.  — Ооо, — протянула она довольно понимающе. — Ну еще бы. Я тебе говорила, это большая удача. На этот спектакль билеты разлетаются за минуты, и то, обычно неизвестно до последнего, новый или старый состав будет играть. Нам чертовски повезло.  — Неужели в наше время все еще есть популярные постановки? — мне действительно не верилось. На дворе 2015-й, какой театр?!  — А то. Так, значит, ты проникся.  — На самом деле, слабо сказано. Я как будто в кому впал на час.  — Так это здорово! Знаешь, не так много людей способны на такое. Наверное, с фантазией проблем не имеешь.  — Никогда не замечал.  — Тебя беспокоит это?  — С чего бы?  — Несмотря на показушную открытость, тебя сложно заставить делиться собственными чувствами.  — Да ну? Таня пожала плечами.  — Не помню, чтобы я хоть раз слышала от тебя о каких-либо личных переживаниях. Не считая ненависть к Андрею, естественно, — усмехнулась она. — Так все-таки, ты волнуешься?  — Просто со мной такого не случалось. Хоть и не раз был в театре.  — Знаешь, даже автор музыки этой постановки говорит, что ничего сильнее и глубже так и не смог написать. Во время работы он тоже находился на грани между сознательным и бессознательным.  — Так вот как это называется.  — Ну, каждый трактует по-своему. Так или иначе, каждый из нас чувствует свое, в зависимости от опыта, пережитых эмоций, психологических травм и прочего.  — Как ты думаешь, — я вспомнил про Андрея. Говорить про его монолог посреди спектакля мне не хотелось, но хотя бы как-то для себя прояснить ситуацию было необходимо, — может ли быть такое, что два человека видят и чувствуют одно и то же?  — Конечно, — уверенно заявила Таня. — Например, у меня с Андреем такое часто бывает. Но думаю, для этого все-таки нужно как минимум одинаковое мышление.  — Так у вас с ним идеальный тандем?  — Не знаю, Антон, — коллега облокотилась на стул, вдруг задумавшись. — До этого в работе с режиссерами у меня не было такого, чтобы с кем-то ассоциативный ряд и образы так совпадали. Иногда с другими мне даже казалось, что со мной что-то не так.  — Не так? Она дала себе несколько секунд на размышление.  — Если говорить об этом сейчас, то чувствовала себя глупой. Но по факту, человек не понимал меня так же, как и я его. Сложно объяснить.  — А что дает людям с одинаковым мышлением вхождение, как ты говоришь, в состояние между сознательным и бессознательным?  — Оооо… — протянула она и почему-то засмеялась. — Если дойти до крайней точки, то приходит такое ощущение, будто… хм… будто ты сливаешься с человеком в единое целое, высшая точка наслаждения, спокойный полет в невесомости. Говоря проще, оргазм.  — Оргазм?! — я офигел. — И что, ты все это чувствовала с Андреем?!  — Не с Андреем, — Таня заметно покраснела. — Но такое случалось. И это ведь только на мыслительном уровне.  — Жесть какая, — меня передернуло. Все время, что Таня описывала ощущения от «слияния», я проецировал это на Андрея, но теперь меня аж трясти начало от отвращения.  — Может, тебе повезет почувствовать это на себе, — усмехнулась коллега, отвлекаясь наконец на свои бумажки. — А теперь пойду займусь НТВшниками. Они в пять уже домой разбегаются, как тараканы. Ну и отлично, что Таня решила закрыть тему. Думать об этом я больше не хотел. Люблю я осень, вот только не слякотную, потому что грязевые ванны я хотел бы принимать только на старости лет в каком-нибудь санатории «Вторая молодость», а не посреди улицы, замарав до колена синие джинсы и ботинки, которые специально подбирал минут десять под новые часы TAG с коричневым ремешком. Не думайте, что я мажор какой-нибудь, просто у меня краш на часы, и когда вижу любимую модель со скидкой, то беру сразу не думая. Так вот, вернемся к тому, как я усиленно себя уверял в том, что люблю осень, пока шел от машины к проходной Останкино. Да пофигу было бы мне на эти чертовы джинсы, не вырядись я сегодня специально. Через три часа должна состояться съемка с одним известным журналистом-писателем, и моей целью было привлечь к себе как можно больше внимания — вдруг получится закорефаниться и наконец свалить отсюда на работу по специальности?! Небось смешно вам там читать это. Но я все равно верю! А вот грязные ботинки и забрызганные до колена джинсы совсем не входили в мои планы, так что перед тем, как традиционно зайти за съемочной группой, я забежал в туалет отмыть шедевры абстрактного искусства. К счастью, удалось. Что ж, то, что день сегодня будет нелегким, мне стало ясно уже сейчас, ибо хорошие дни с такой лажи не начинаются. Но принципиально не буду настраиваться на полный провал, не настолько я пессимист! Все будет в порядке! А если не будет, то исправим, и все равно будет в порядке! Ехали мы не абы куда, а в дом журналиста, кратко домжур. Там часто собиралась и проводила время элитарная тусовка, которая в основном включала в себя писателей, актеров, режиссеров, художников и других деятелей искусства. Я там даже был пару раз, правда вот встретить никого так и не удалось.  — Яндекс показывает, что есть парковка прямо у Домжура, зачем ты повернул? — спросил Миша, когда мы подъезжали.  — За триста восемьдесят в час, ага.  — А, точно, — вспомнил тоже Серега. — Лучше припарковаться в этом переулке.  — Всего сто пятьдесят, — улыбнулся я, заезжая. Пришлось правда тащить оборудование через сквер, но наши мужики и не то видали. Внутрь нас запустили без проблем. Съемки должны были пройти в ресторане, куда персонал очень любезно проводил. Приехали мы довольно рано, так что ни героя, ни Андрея пока не было. До этого мне доводилось побывать на паре вечеров здесь вместе со своими учителями-телевизионщиками, которые свято клялись на одной из таких встреч, что каждый из нас получит работу после окончания обучения. Бла-бла-бла. До сих пор даже понятия не имею, кто все те люди, что учили меня. Но то, что обстановка была не новой, немного успокаивало мою и так уже расшатанную психику. Несложно догадаться, что волновался я не хило. Полностью ресторан под аренду нам, конечно, не дали (тем более учитывая, что мы ни копейки не заплатили), но уделили довольно большой уголок, который был условно обособлен от всего зала. Миша начинал волноваться, что шум болтающих посетителей и бренчащих тарелок будет слышен в петличке, поэтому мне пришлось договариваться с персоналом, чтобы они попросили посетителей вести себя потише. В основном зале ресторана не было никаких картин, а в закутке висело несколько работ в футуристическом стиле. Не знаю, как долго они здесь находятся, ведь Домжур имеет очень богатую историю. В этом зале часто собирались писатели золотого века, а потом и серебряного, вели светские беседы. Так что я бы не удивился, если бы узнал, что картины были написаны современниками Маяковского. Все вопросы были решены, камера выставлена, звук проверен, так что можно с чистой совестью сходить покурить. Я вышел из основного входа и примостился к парочке дымящих. Не успел я притушить сигарету, как на горизонте появился Андрей. Несмотря на то, что с того злополучного случая в театре прошло уже почти две недели, меня до сих пор периодически трясло, когда видел режиссера. Я не боялся его, и он не вызывал у меня раздражения, но неприятный осадок все равно присутствовал. К счастью, это длилось всего пару минут, ровно до момента, когда полностью погружался в работу. Мы поздоровались и вместе зашли ресторан. Не успели и до середины зала дойти, как Андрей внезапно схватил меня за руку и потащил к выходу. Я так офигел, что даже не успел сообразить и наорать на него за такую наглость.  — Стой здесь. Когда появится Николай Андреевич, задержи его. Не пускай, пока я не позвоню. Мне удалось быстро сориентироваться и схватить Андрея за руку в ответ, когда тот уже хотел быстрым шагом идти в ресторан.  — Будь добр объяснить, что случилось?! — паника нарастала.  — Нет времени на это, просто делай, что говорю.  — Ну уж нет, объясни! Я не могу выполнить задание, если не ясна мотивация! Андрей выдохнул, он тоже заметно нервничал, что было для меня ново.  — Плеханова знаешь?  — Ну, знаю, — это не тот, что марксизм пропагандировал, а журналист-критик, известный в узких кругах.  — Они с Николаем Андреевичем просто ненавидят друг друга. Если встретятся, не видать нам сегодня съемок интервью. А может и вообще никогда не видать.  — Что за детсад? Не до такой же степени! Они взрослые люди! Режиссер начинал злиться. Я такого еще не видел.  — Просто делай, что говорю. Он рванул в ресторан, полагаю, чтобы отвлекать Плеханова, которого в живую я никогда не видел. Хорошо, что Николая Андреевича знал в лицо, иначе поймать его было бы очень сложно. Ладони уже начали потеть, но рассудок всеми силами пытался держать в узде. Я посмотрел на часы, чтобы проверить время и усмехнулся — вот тебе и крутые «тэг» под ботинки! Сейчас мне было смешно вспоминать себя-утреннего, такого напомаженного и уверенного, что все пройдет хорошо. Ага, конечно, не в этой жизни! Не на этой работе точно! Я молился, чтобы Андрей позвонил раньше, чем приедет наш герой, но телефон предательски молчал. Нет ничего хуже ожидания в неведении — случилось бы хоть что-нибудь! Плохое или хорошее, было уже все равно. Накидывать варианты, как буду отвлекать Николая Андреевича, я не стал, решил действовать по ситуации. Может, и не понадобится это? Я уже начинал подмерзать, но из-за стрессового состояния практически ничего не чувствовал. Телефон завибрировал в кармане. Каким-то образом мне удалось достать его, не уронив в грязь к чертовой матери. На экране светился незнакомый номер.  — Да?  — Добрый день, это Николай Андреевич, — Боже, скажи, что ты опаздываешь! Умоляю, скажи, что опаздываешь! — Мне ваш номер дала Татьяна. Вы администратор на сегодняшней съемке?  — Очень приятно, меня зовут Антон. Да, это так.  — Отлично. Я уже в Домжуре, куда мне пройти? Как. КАК??? Как он это сделал? Изображая из себя дебила, я начал оглядываться по сторонам, будто смогу блин понять, КАК?  — Антон? Вот это меня конечно ступорнуло.  — А как вы зашли в здание? — а что еще сказать??? — Дело в том, что я жду вас у входа, и не совсем понимаю, как вы прошли мимо меня. Я усмехнулся как можно более спокойно, но все равно вышло нервно.  — Так со второго входа зашел, со стороны Калашного переулка. Вы, наверное, с Никитского бульвара ждете. Мой шлепок по лбу был слышен, наверное, даже собеседнику. До меня дошло — он зашел с противоположной стороны. Как оттуда дойти до ресторана, я понятия не имел, а как при этом еще и не встретиться с Плехановым и подавно. Нужно было срочно что-то решать.  — Съемки проходят в ресторане, — единственным решением, на мой взгляд, было направить героя в нужное место, а пока он будет идти, добежать до Андрея и разрулить ситуацию.  — Я так и думал, поэтому пошел в нужном направлении. Ждите через три минуты. Николай Андреевич сбросил вызов. Меня бросило в жар, холод и черт знает во что еще, но побежал как подросток, который боится облажаться на пятидесятиметровке — аж куртку чуть на ветру не снесло. В ресторане я сразу начал оглядываться в поисках еще одного входа и быстро его нашел, и уже потом взглядом зацепился за Андрея, беседовавшего, как я полагаю, с Плехановым.  — Не хотите пойти подышать воздухом? — тут же начал я без каких-либо приветствий, смотря то на одного, то на второго. Всеми силами напрягал зрение, чтобы дать понять режиссеру о происходящем, взглядом указывая то на критика, то на дверь.  — О, Степ, я ведь купил себе новый мерс! — Боже, неужели он услышал мои молитвы! Паника уже начинала отступать, но тут я заметил, что Андрей ведет Плеханова не к основному выходу, а… да. Он вел его к той двери, откуда предположительно должен был появиться наш герой.  — Андрей, а вы разве не со стороны Никитского бульвара припарковались? — я старался говорить убедительно и твердо, чтобы тот меня уже наконец ПОНЯЛ! Он сомнительно на меня покосился, пытаясь, видимо, сопоставить факты.  — А, точно, спасибо, что напомнил, Антон, — режиссер приобнял критика и повел к другому выходу. Но было уже поздно. Дверь открылась, показался Николай Андреевич, и первое, что он увидел — это спину Андрея и его заклятого врага.  — Плеханов! — дерзко выкрикнул он, даже не обратив на меня внимания. — Давно не виделись!  — А, ты! — тот обернулся, скинув с себя руку Андрея. — Пообедать пришел, бездельник?  — По себе людей не судят, Степан. Меня на съемки пригласили, как уважаемого журналиста.  — Да кому ты сдался, бездарность?  — Прошу извинить, но мы уже задерживаемся, не могли бы вы пройти в ту часть зала? — попытался вклиниться я, дабы разрулить ситуацию с меньшими потерями.  — Так, — Плеханов уставился на меня, потом осознанным взглядом на Андрея и сделал вполне логичный вывод. — Андрей, ты пригласил на интервью этого бесталанного писателя?  — Полегче на поворотах, Степан! — вклинился наш герой.  — Пригласил ЕГО? — уточнил критик. Вот это конечно сцена передо мной развернулась. Режиссер выглядел как загнанный в угол зверек, который абсолютно не знал, как ему выкрутиться из сложившейся ситуации.  — Андрей тут ни при чем, — кинулся на помощь я, хоть и придумывал сказку буквально на ходу. — Это было решение канала. Они поставили условие, что мы должны взять интервью именно у Николая Андреевича.  — Ну я так и знал, что ты расстелился ковриком у руководства канала, иначе никак не объяснить твое появление на ТЭФИ в прошлом году.  — Коль, пойдем к месту съемок, нас давно все ждут, — попытал счастье и Андрей, подойдя ближе к герою.  — Конечно, только вот разберусь с этим недокритиком. Мое появление на премии никак не связано с Первым каналом. Просто заслуженное приглашение как достойного журналиста.  — Продолжай тешить свое самолюбие.  — Ты просто завидуешь, потому что тебя никто не позвал, и никому, кроме твоей газетенки, ты не сдался.  — Неужели? Вскоре Николай Андреевич совсем забыл о нашем существовании, полностью переключившись на Плеханова, а я смотрел на все это и офигевал.  — Ну и детсад.  — Некоторые мужики те еще дети. Я неоднозначно глянул на него, но он меня проигнорировал.  — И что, съемки сегодня не состоятся?  — Даже если эти голубки расстанутся, Коля будет уже не в состоянии говорить литературным не матерным языком.  — Мда. Такого я еще не видел.  — Что же, предлагаю отобедать! — Андрей пошел в наш закуток как ни в чем не бывало.  — Мы ничего не предпримем? — спросил я, шагая за ним.  — А смысл? Режиссер поймал официанта, попросив подойти к нашему месту обитания. Тот кивнул и сказал, что прибудет, как только отнесет заказ другим посетителям.  — Они враждуют уже лет пять, как дети малые. Все из-за того, что Плеханов как-то написал разгромную статью о книге Николая Андреевича. До этого были лучшими друзьями.  — Это многое объясняет. Мы сели за стол, который Миша аккуратно переставил для съемок, и так получилось, что Андрей уселся прямо под грубым изображением какого-то азиатского мужчины в сине-зеленых тонах. Я еле сдержал смех, глядя на это — думаю, он бы не оценил. Официант вернулся довольно быстро, и режиссер сделал заказ. Капучино на соевом молоке и телятину в каком-то там соусе. Я же взял эспрессо и цезарь. Еду нам несли очень долго, так что я уже пожалел, что поддался на провокацию.  — Антох, мы поедем, ладно? Герой уже свалил, забыв про нас к чертовой матери. Мне было неудобно отдавать свою машину Сереге.  — Мы кинем тачку поближе к стакану, а ты на метро езжай. Так даже быстрее выйдет, чем в пробках стоять.  — Салат ваш с отвратным соусом я есть не буду, если что, — обратился Андрей как будто не ко мне, а к невидимым существам у входа — так осознано он смотрел в пустоту, будто там есть кто-то поинтереснее меня.  — Хорошо, езжайте, — все-таки держать съемочную группу мне было неудобно, а оставлять цезарь на произвол судьбы посчитал кощунством. Ребята попрощались и быстро исчезли. Стоило им уйти, как повисло неловкое молчание. До этого мы перебрасывались мыслями по поводу несостоявшихся съемок, но теперь стало волнующе тихо и не комфортно. Андрею, судя по виду, вообще было все равно — он сидел с задумчивым видом, глядя куда-то в пустоту, и думал о своем. Поддерживать диалог режиссер не собирался, а так как мне просто катастрофически нужно было отвлечь мозг хоть на что-то, я попытался начать разговор.  — Довольно интересные тут картины висят, в футуристическом стиле. Несмотря на то, что Андрей выглядел до этого отстраненным, он довольно быстро вклинился в тему.  — Периодически проходят выставки в основном зале, и часть вешают сюда. Обычно после мероприятия в этом закутке собираются родственники, чтобы поздравить художника.  — Так это недавние картины? — я реально думал, что они висят тут фиг знает сколько.  — Да. С прошлой выставки одной моей знакомой.  — Здорово! Очень даже неплохо у нее получается.  — Учитывая, что она жуткая фанатка творчества Елены Гуро, то да, по сравнению с ней, очень даже неплохо. Мы оба засмеялись.  — По мне так Гуро — настоящая бездарность. Никогда не понимал ее творчества что в литературе, что в живописи, — поделился Андрей.  — Согласен. Как-то был в Питере на их совместной выставке с Матюшиным — не впечатлился. Наконец, нам принесли заказ.  — Часто вы ходите на выставки, Антон?  — Сейчас нет, но лет до двадцати постоянно посещал. Моя мать несостоявшийся театровед, так что все, что связано с искусством, касалось и меня почти напрямую, — усмехнулся я в чашку. Мы увлеклись едой и молчали до самого завершения трапезы. Расплатившись, начали надевать верхнюю одежду.  — Я еду в Останкино сейчас, так что подброшу вас, — уверенно сказал он, поправляя пальто.  — Да мне на метро быстрее будет, — еще не хватало с ним в одной машине ехать! Мне и так стремно.  — Не говорите ерунды, поедем на машине. Не то, чтобы его тон был слишком грубым, но он умело подчеркивал, что мой выбор весьма глуп и нерационален. С чем я был согласен. Не скажу же, что мне просто неловко с ним наедине находиться? Мы прошли к выходу в сторону Калашного переулка, и после нескольких виляний по Домжуру наконец вышли на улицу и повернули в сторону значка с буквой Р.  — Со стороны Никитского бульвара ведь есть парковка почти в три раза дешевле, зачем переплачивать? Андрей удивленно на меня уставился.  — Не я же плачу. На это мне оставалось только помотать головой. На пассажирском сидении его мерса я чувствовал себя не очень комфортно, честно сказать. Но бежать было некуда. Когда выехали на садовое, ко мне вдруг пришло осознание, что забыл покурить. Мы ехали в полном молчании, а попросить разрешения было стремно.  — Я договорюсь с Николаем Андреевичем о встрече на следующей неделе. Позаботьтесь пожалуйста о повторной договоренности с Домжуром.  — Конечно, без проблем.  — В ноябре состоится премьера одного спектакля, который мы тоже должны будем снять. Насколько помню, в прошлый раз вы очень прониклись постановкой, поэтому думаю, спектакль в Сатириконе вам тоже понравится. Я почувствовал, как у меня лицо буквально загорелось от его слов. Как контролировать эту реакцию, объясните мне кто-нибудь! У меня ком в горле застрял, способность говорить растворилась в воздухе.  — Вы когда-нибудь были в Сатириконе? — он издевается надо мной или что?  — Да, — только и смог проблеять я, пытаясь угомонить быстрые удары сердца, отдающие в виски.  — Это премьерный многообещающий спектакль, поставленный Райкиным.  — Здорово. Далее мы ехали молча. Андрей наверняка решил, что у меня нет желания с ним говорить, но на самом деле я просто впал в ступор и боялся сказать какую-то фигню, после которой режиссер решит, что я бездарность, и снова будет игнорировать мое существование. Надо отдать ему должное, мы действительно больше не разговаривали, и молчали до тех пор, пока его не встретила Татьяна у «звездного» подъезда и мы не направились в монтажку. Домой я вернулся без сил, выжатый как лимон, и все, чего хотел — это быстрее лечь в кровать. Аню мне удавалось застать за чтением перед сном уже не раз.  — Что читаешь? — спросил я, уже полностью готовый ко сну залезая под одеяло. Она показала мне обложку. «Нанотехнологии в микроэлектронике». Ничего не понятно, но очень интересно. Мы молча лежали, пока я размышлял о своем. Мне вспомнился сегодняшний разговор с Андреем о постановке, которую мы поедем снимать в ноябре. Интересно, Райкин сам будет в ней принимать участие, или только как режиссер-постановщик?  — Ань, а не хочешь в театр сходить? Она удивленно отстранилась от книжки, уставившись на меня.  — С чего это ты?  — Ну, я тебя туда не водил ни разу. Устроим себе культурную программу. Я даже знаю, на какую постановку сходить. Аня как-то неоднозначно промолчала, медленно возвращаясь к книге.  — Так как? — спросил я, когда не получил ответ через пару минут.  — Это дорого.  — Но мы ведь не каждый день туда ходим. И не так уж и дорого. Раз в год можем себе позволить.  — Я просто не понимаю, зачем тратить деньги на такое пустое времяпрепровождение, — мне приходилось смотреть на обложку ее книги, так как сама Аня спряталась за ней. — В кино дешевле сходить. А еще дешевле вообще дома остаться и скачать на рутрекере.  — Но театр — это ведь совсем другие, живые эмоции, — пытался убедить я, потому что стало даже как-то обидно. — Совсем не сравнимо с мертвым экраном.  — Для меня одно и то же. Я не против свидания, можно на лошадях покататься. Хоть спортом займемся, — усмехнулась она. Я ничего не ответил, а когда Аня снова обратилась ко мне, сделал вид, что уснул.