И снизу лед, и сверху

Голова раскалывалась. Андрей поморщился, потер руками лицо и сел. Спина ныла от неудобной позы, в которой он уснул в кресле. В кресле?! Что за…?! Андрей ошарашено огляделся. Так и есть, кабинет Малиновского. Обставленный именно так, как когда они работали тут вместе. Рядом с ним на полу лежал Катин дневник. Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Последнее, что он помнит – разговор с Катиной крестной, залитый воском лист крафт-бумаги и его желание как-то повлиять на случившееся. Вот, выходит, повлиял. Только как? Андрей поднялся, осторожно переложил дневник на стол и прошелся по кабинету. Теперь он был уверен, что все это не было ни сном, ни галлюцинацией. Иная линия жизни. Но… если он здесь, если он ощущает себя живым, то что происходит там? Или нет уже никакого там? В дверь забарабанили и раздался голос Тропинкиной: – Андрей Палыч, откройте дверь пожалуйста! Он глубоко вдохнул, резко выдохнул и пригладил волосы рукой, чтобы выглядеть хоть немного менее взъерошено. – Ну что случилось, Мария? – спросил он ровным тоном, как только открыл дверь. Тропинкина осторожно отступила назад: – С вами все в порядке? Тут… мы… это… – Со мной – да. Это все? Я очень занят и очень вас прошу – не отрывайте меня без причины. – У вас там тихо очень стало, Андрей Палыч, – пискнула Пончева, – мы стали волноваться. – А я по вашему мнению песни петь должен? Вообще-то я тут как бы работаю. Извините, девушки, но не могли бы вы заняться делом? Он еще раз окинул взглядом ошарашенных секретарей и нарочито-спокойно закрыл дверь, пусть и хотелось шарахнуть ей так, чтобы слетела с петель. И что теперь делать? Есть ли еще та линия, где Катя целовалась с ним в заснеженном лесу, а потом сидела рядом с ним на диване и пила горячее вино с пряностями? Или осталась только эта реальность, где есть Катя, в которой он умудрился выжечь любовь? И как теперь после этого жить? Как он теперь сможет вообще с ней разговаривать, понимая, что так и остался для нее «Денисом-2», подонком и мерзавцем… После того, что было в последние дни. В той реальности. Стоп. Катина крестная сказала, что основная проблема в том, что в этой дурацкой линии его осталось слишком много, а человек не может принадлежать двум жизням. Да, он тут пробыл, просуществовал на несколько месяцев дольше. Но что, если вообще «вычеркнуться из зеркал» в этой линии. Уйти. Что, если его тут совсем не станет? Уничтожит ли это линию или уже слишком поздно? Но в любом случае, что он теряет? Ни-че-го. Жить и помнить ту реальность – тошно до нельзя. Отец считает его неудачником, а все его заслуги приписывает Сашке, те же контракты с японцами. Мать обижается из-за того, что он порвал с Кирой. Ромке он не сумеет ничего объяснить. Катя… Прекрасно. Если он прав, и это сработает… Андрей улыбнулся собственным мыслям, рывком открыл окно и оперся на подоконник. Весенний ветер ласково дунул в лицо, Андрей легко встал на подоконник и собрался шагнуть вниз, как холодком по спине скользнула мысль: А что, если не сработает? Что если поздно что-то менять. Тогда все тут пойдет как шло. Если линия не исчезнет, то Кате истреплют все нервы, когда начнут расследовать обстоятельства его смерти и найдут в его кабинете дневник Кати. И кем бы Катя его не считала, ей будет неприятно, что он вот так сиганул из окна после того, как украл и прочел ее откровения. Нет, этого допустить нельзя. Все должно выглядеть как несчастный случай. Подальше от Зималетто, подальше от Кати. Дневник нужно положить в ее кабинет – это не сложно. Насколько он помнит, он заходил к ней за материалами по сделкам. Вот он сейчас ей как раз сводный отчет по-быстрому сделает с пометками что именно и зачем нужно. Главное, дождаться, пока Катя уйдет из кабинета. Нужно будет спросить у Маши, у себя ли Екатерина Валерьевна. Если ответит, что Катя на месте, он в последний момент «вспомнит» о неотложном деле или опечатку в отчете найдет – поводов сбежать будет уйма. Потом он зайдет положить к ней на стол папку с отчетом и осторожно положит дневник в ящик стола или под какие-нибудь бумаги. Лучше бы в ящик, чтобы никто больше не увидел. А потом прикинет, что и как лучше делать дальше. Написание отчета заняло около часа. Если бы не пришел Ромка с его жаждой общения и талантом сбивать с мысли, то уложился бы и в минут тридцать. Остальное – минуты три от силы. Из них две ушли на перешучивания с Машей – все должны видеть, что он уходит из здания в прекрасном настроении. А теперь его больше в этом здании ничего не держит. Андрей спустился на парковку и сел в машину. Так, теперь задачка чуть посложнее. Несчастный случай. Может, авария? Только как ее организовать так, чтобы никого не покалечить и не подставить, да еще и рассчитать все так, чтобы наверняка? Он несколько часов колесил по городу, но так и не придумал подходящего варианта. И тут его взгляд упал на бардачок машины. Точно! Там были таблетки отца. Андрей всегда держал там запасной блистер – если вдруг отцу станет плохо с сердцем. Здоровому человеку от них, наоборот, станет плохо. Если еще и заполировать хорошим количеством алкоголя… А что, если такой сценарий: выпил, перебрал и – как там Катенька говорила, адреналину не хватило? – полез пройтись по перилам моста, рухнул вниз, а в процессе прихватило сердце, наследственность же! Потянет на правдоподобный вариант для Андрея Жданова? С учетом всех его прежних похождений, определенно потянет. Купил в ларьке три банки джин-тоника, доехал до подходящего моста, припарковался и выпил две банки любуясь на огни вечернего города. Аккуратно выдавил все таблетки из блистера и проглотил, запив парой глотков. Теперь можно идти. Остальное допьет по дороге. И не забыть бы выкинуть блистер. Взобраться на парапет на середине моста было легко, хотя сердце и начало сбиваться с ритма – таблетки, запитые алкоголем, подействовали. Несколько шагов, вот, кажется, кто-то обернулся и показывает пальцем на «пьяного». Прекрасно. А теперь резко качнуться в сторону, словно потерял равновесие, и вниз. Вдох под водой, попытка нырнуть вниз и сдержать рефлексы. Не думать ни о чем, а вдохнуть глубже и перестать дергаться. Вот и все.