Юг

Рассвет на Юге окрашивает небо в нежно-оранжевый цвет спелых карликовых персиков, открывая вид на маленькое, виднеющееся очертание темно-желтого солнца, поднимающегося из-за горизонта, приносящего зной пескам. Черно-фиолетовая земля ждет, жаждет коснуться первых лучиков согревающего светила, дабы окрасить свою территорию в светло-коричневей, прожженный цвет, выжженной плодородности. Юци любила наблюдать за только виднеющимся солнцем, ей нравилось думать, что с каждым рассветом ее темная и пропащая жизнь приобретает новый шанс на светлое, такое далёкое, но такое манящее будущее, напоминающее светлый путь нового дня. —Дахён, — выбегает на террасу Чимин, осматривая девушку, стоящую в одной только ночной сорочке, мешком весящей на маленьком теле, выделяя тонкими бретельками острые плечи той. — Скоро завтрак, надо готовиться. — Я себя плохо чувствую, можно мне покушать в комнате? — спрашивает шатенка, продолжая наблюдать, восхищаться восходом солнца, приносящим новый день, новые моменты калейдоскопа жизни. Чимин, ничего не говоря, становится рядом с девушкой, подождав немного, помогая ей улечься в кровать, наблюдая за эмоциями грусти, сменяющимися пятиминутно на маленьком женском лице, не собираясь выяснять, тревожить покой Юци, находящейся, будто на другой планете, где угодно, только не рядом. Уходит доложить о плачевном состоянии девушки, заверяя, что у той легкая простуда, случившаяся от сквозняка. Пак преступает к обязанностям слуги, помогая готовиться дворцу, готовиться встречать утренние лучи солнца. Обитатели дворца больше ни о чем не спрашивают, придаваясь и дальше будничным делам, заполонившим жизни рутиной. Пока господа греются в своих мягких, облачных кроватях, придумывая одежду на предстоящий день, слуги растапливают дворец, моют, вытирают, готовят изысканные блюда, собираясь встречать хозяев с наилучшими почестями, показывая роскошный уровень обслуживания. Хосок, будущий император, заходит к больному отцу, собираясь посидеть немного рядом, составить компанию мучившемуся от бессонницы старику. Зайдя в комнату с темными шторами, не пропускающими ни одного лучика света, Чон старший видит неожиданно очутившегося возле кровати отца Чонгука, сидевшего и внимательно слушавшего наставление императора. — Я чувствую, что-то надвигается. Кровь витает в воздухе, — тяжело прокашливается мужчина, заходясь хриплыми, гортанными отдышками. — Мне осталось недолго, и все об этом знают. Наши враги, мужественные мятежники, готовят нападение. Я уверен, они захотят захватит дворец и правление, сын мой, — протягивает руку к Гуку император. — Защити своего будущего императора, своего брата своей собственной жизнью. Как бы тяжело ни было, эти самодуры разрушат страну, как бы ни хотелось говорить это. Нужно подавлять любое восстание, вспыхивающее в эти дни, даже если жертвы будут обычные горожане. — Отец, — восклицает зашедший Хосок, — я сам в праве за себя постоять, — говорит, приближаясь и подсаживаясь рядом с напрягшимся братом, кладя тому руку на плечо. — И драться мы будем рука об руку. Тем более, я сам знаю, что делать с мятежниками. — Нельзя лишиться Чон Хосока, — складывает руки на животе мужчина, обращаясь к Гуку, продолжая разговаривать только с ним, совершено не замечая старшего сына. — Нельзя лишиться будущего. Они могут знать про камень, могут придти только за ним, и, боюсь, никто не остановит людей, жаждущих власти. Пока камень не на твоем пальце, — император спокойно переводит взгляд на Хосока, — мы все в огромной опасности. Надеюсь, я скоро умру и смогу скорее передать тебе престол, а ты не будешь затягивать и сразу наденешь камень. — Отец, откуда ты знаешь про нападение? — спрашивает Чонгук, не обращая внимание на руку отца с золотым кольцом, украшенным огромным красным изумрудом, сказочном камне, живущем на плате, проносящимся сквозь года, слоняющимся легендами от поколения в поколение, желая только разведать больше о битвах, и предстоящих сражениях. — Я это всегда чувствовал, — возражает на сына отец, просачивая в голос нотки стали. — Во дворце сейчас слишком много значимых людей. Прибыли твои невесты, Хосок. Я вызвал многих воинов приехать сюда, отложить отпуск, в помощь к тебе, — наблюдает мужчина за закатанными глазами младшего сына, начиная снова обращаться непосредственно к Гуку. — Я знаю, ты способный, но всегда нужна страховка. Перестань быть таким тщеславным, не все нам под силу, Чонгук. Будь рядом с братом, доверяй только ему. Для этого ты был рожден, — как всегда давит отец на больные, не собирающиеся затягиваться раны сына. — А еще, командир Со соизволил решить приехать, — уже более мягко рассказывает мужчина. — Хочет заодно навестить свою дочь. Дахён? Как она тебе? По-моему, отличная девушка для роли императрицы. — Да отец, она прекрасна, — улыбается старший Чон, вспомнив хмурившуюся Юци, поедающую булочку с джемом. — Не думал, что тебя привлекают такие девушки, — спокойно говорит Чонгук, смотря только на отца. — Ина куда больше тебе подходит. — Ина? — смеется Хосок, обжигая левую сторону лица брата пронзительным взглядом. — Я тоже думал, что тебе по душе больше Сынри. — Мне по душе кровавые бойни, — отвечает Гук, вставая, собираясь направиться прямиком в купальню, освежить мозг от надоедливой засевшей там девчонки. — Правда, — усмехаясь, тянет Хосок, — в роду Со есть непоколебимый стержень, он сразу читается в ее глазах. Потом, она расчетлива, умна. Отец, чем не императрица? — Да, — удивляется император, смотря на застывшую спину младшего сына. — Даже я уже хочу с ней познакомиться. Сын, — тянется к Хосоку, — сообщи ей радостную новость об ее отце. Девушки любят угождающих им мужчин. Скажи, что ее отец приезжает. — Да нет, — спокойно, скорее пытаясь скрыть насмешку, говорит будущий император, — такой новостью пусть ее одарит Чонгук. Думаю, ему больше хочется. Вон как побежал, — начинает откровенно смеяться, с напрягшихся плеч стоящего брата. — Брат, и не забудь захватить шоколадный джем, она будет сразу твоя, — последнее, что успевает сказать, услышав, как громко хлопает дверь за уходящим Чонгуком быстрыми, нервными шагами, убегающим подальше от двух проницательных глаз. — Не издевайся над братом, — улыбается старик-император, собирая еще больше старческих морщинок вокруг глаз. — Он будет служить тебе верой и правдой. И пусть камень спокойно перейдет тебе, потом будете женщин делить.