Юг

Люди, которые умеют долго и понуро разрушать себя своими переживаниями, опускаясь на чайное дно с листьями растворяемых проблем, совершенно забывая попросту решать, находить выходы из ситуаций, казавшихся не решаемыми, не входят в число Юци, пускающей беззвучные соленые дорожки по ухоженном пребыванием во дворце лицу. Девушка храбро обходит умершую стражу, охранявшую покои императора, заснувшую вечным сном, навечно оставаясь верными слугами, окутывая коридор тишиной, любимой мелодией смерти, постоянно приходящей без приглашения. Проходя мимо внутренних стен дворца, погруженных в глубокую тьму, точно знающих о произошедших событиях в спальне императора, предвещающих новый век нового правителя, блондинка обходит участки света, проникающего из-за открытых штор, пропускающих луну, стремящуюся вступить во владение жизни и осветить лицо убийцы, показывая заплаканное, побледневшее лицо убегающей, навсегда желающей оказаться в забвении девичьей души. Юци, вытирая впалые щеки тыльной стороной руки, определенно понимала свою влюбленность в личность Дахён, дающую наемнице новую, более красочную жизнь, тем не менее проживание в постоянной маске. Влюбленная в новые отношения окружающих к себе, девушка искренне надеялась навсегда остаться самозванкой, выдаваемой за другого человека, берущей имя умершей, навсегда унаследовав род Со, ставший спасательным кругом для Юци. Противоречия в мыслях блондинки не давали покоя, не давали определиться: носить маску будет хорошим решением? Решением навек остаться счастливой обладательницей империи, женщиной, могущественно помогающей мужу в правлении земли. Либо решением, узнав о которым она обречена на погибель, уничтожающую и род самой Сон, заставляя девушку навсегда позабыть о всех мечтаниях и целях счастливой, безмятежной жизни. В такие моменты просыпалась маленькая, напуганная девочка, смотрящая голубыми глазами сильной и смелой Юци, выглядывающая при смеси страха и поражения, уговаривая саму себя несмышлено думать: «Но разве это не естественно? Надевать маску и говорить то, что хочет слышать собеседник. Угождать в жизни, помогая себе стать кем-то лучше, кем-то больше, чем лучшая копия себя. Разве плохо учиться находить удобную маску ситуации?». Юци, не хотевшая признавать свои соблюдаемые принципы, готовая умереть ради правил, установленных в своей голове, разрывалась между возможностью убежать, стать снова вольной птицей, навсегда забыть события, произошедшие за эти дни. Разрывалась между решениями навсегда остаться, стать провозглашенной Дахён, в любом случае погубив себя и свою жизнь мнимой ненавистной клеткой роскоши, только вот причина, ради которой и правда можно остаться, был наивный Чимин, по мнению самой девушки, требующий вечного опекания. В такие моменты блондинка была готова носить любую маску, стать хоть самой Сынри, вечно поднимающейся, открывшейся только недавно, стать императрицей, надевая маски любви и преданности к мужу, совершенно не любя совместных детей, ради привязанности к настоящему другу. Ради доверия, ради надежды веками видеть улыбку с глазами месяцами Пака девушка готова терпеть и маску Хосока, старающегося убеждать всех и каждого, показывая только дружбу, плотно скрытую настоящей любовью. Почему быть Дахён это неправильно? Что есть «истинное» лицо? Девушка долго обдумывала, не находя ни один ответ разрывающейся головой, поставила молоко греться на кухне, снова опуская руки, внимательно гипнозом наблюдая за белоснежной жидкостью, начинающей пускать маленькие воздушные пузырики по кроям миски. Юци совершенно не заметила, как молоко давно закипело на огне, начиная выкипать, разливаясь по гладкой поверхности прохладного пола, загрязняя идеальную чистоту помещения. Юци, долго не подумав, смешала во фляге, нашедшийся в одной из верхних полок, кипяченое молоко и настойку трав, забранную у императора, сама до конца не осознавая на что идет и что творит. Сильно встряхнув фляжку, затем открыв и понюхав, наемница отчетливо почувствовала запах отвара, напоминающий чай, собираясь уже отпить глоток, забывшись, останавливая себя на полпути, плотно закупоривая крышку, сразу выходя на улицу вдохнуть свежий, отрезвляющий воздух. — Почему ты не переоделась? — сразу спрашивает Чонгук, внимательно осмотрев, шарахавшуюся от его голоса Юци, только что вышедшую из запасных, вечно закрытых ворот, высоким глиняным забором огораживающих дворец. Сам парень, одетый слишком нарядно в серебряно-черные штаны, свободно сидящими на стройной фигуре, в заправленную рубашку цвета серебра и черный, оттеняющий синим легкий халат, напоминающий плащ, длинный, ниже колен, защищающий от ночного дуновенья ветра. — Я не смогла сама справиться, — быстро находит что ответить Юци, крепко прижав флягу к своему телу, порозовев щеками от мыслей, рисующих картинки ночи, внимательно осматривая одежду Чона. — Что в руках? — подозрительно сужает глаза брюнет, внимательно осматривая сжавшуюся блондинку, совершенно необычно ведущую себя, закрывающую лицо руками, начиная откидывать короткие светлые локоны прилипшие ко лбу назад. — Чай, — сразу поднимает голову та, снова обжигаясь черными глазами, одной рукой взбалтывая содержимое с жидкостью. — Я сделала нам чай. — Хорошо, пошли, — говорит парень, останавливаясь, — вот, заколи волосы, будут мешать, — отдавая девушке заколку, украшенную красивыми красными камнями, сделанную из настоящего чистого золота, Чон начинает идти, широкими шагами подходя к лошади, одиноко стоящей на привязи возле стены, огораживающей дворец. Быстро забравшись на скакуна, он оглядывается на застывшую девушку, вертящую в руках подарок, быстро заколов волосы, собираясь до конца оставить свое смущение незамеченным. Чонгук, легко оседлав лошадь, протягивает руку для Юци, старающейся нервно осматриваться по сторонам, желая найти животное для езды, предназначенное именно ей. — А моя лошадь где? — не понимает девушка, еще сильнее заливаясь краской закатных помидоров, только подумав о том, как будет ехать верхом на скакуне, держась за сильное тело Гука. — А ты умеешь ездить верхом? — усмехается Чонгук, внимательно изучая милую растерянность на лице наемницы, постоянно испугано дергавшейся от парня, думая, стараясь узнать причину такого девичьего поведения, совершенно не специфичного для блондинки. — Ах, да, — вздыхает та, вспоминая убитую Дахён, точно не умеющую ездить на таких могущественных животных. — Не умею, — проговаривает, вкладывая маленькую ладонь в руку парня, с его помощью забираясь на лошадь, ощущая себя пушинкой, сильнее хватаясь за седло, боясь оказаться лицом в рассыпчатых, обжигающих песках, теряющих горячую температуру каждую секунду. Чонгук всем корпусом прижимается к тельцу Юци, собираясь зажать девушку руками, впереди держащими поводья, давая той чувство защищенности, опаляя теплым дыханием белый затылок волос. — Что за заколка, — спрашивает она, поворачивая голову, собираясь боковым зрением рассмотреть точеное лицо Чона младшего. — Я все равно хотел тебе ее отдать, — начинает парень, смотря только вперед. — Хосок просил одобрения своего выбора. Это дань и уважение к выбору будущего императора. — Но она очень дорогая, — не понимает девушка, вмиг став серьезной, желая понять мотивы Гука. — Я отдам, как только мы приедем во дворец. — Говорю же, оставь, — спокойно шепчет парень, наклоняясь к уху девушки. — Тебе идет больше с убранными волосами. Хотя кого я обманываю, — усмехается, выпуская сильный поток воздуха прямо в открытую шею девушке, пуская тысячи мурашек по коже, — Тебе идет быть любой. — Ты ее купил, — допытывается она, собираясь не обращать внимание, пока точно все не пойдет на флирт парня. — Это моей мамы, — поднимает голову блондин, лишая тепла, опаляющий загривок Юци. — Думаю, она была бы счастлива, подарив его кому-то вроде отважного цыпленка. — Твоя мама? — удивляется блондинка, начиная ерзать. — Да, она говорила, что надо подарить ее своей жене, — задумывается парень, — но я не собираюсь жениться, так что, — сильнее натягивает поводья он, — она твоя. — Кажется, ты мне нравишься, — говорит она в пустоту скорее сама себе, нежели парню, который точно расслышал бормотанье Сон. — Полная чушь, — усмехается Гук. — Ты толком парней и не видела, как ты можешь говорить о симпатии? Она быстро пройдет. — Это правда, — начинает Юци, путаясь в мыслях настоящих чувств, отвлекающих Чонгуком. — Думаешь, я никогда не видела мужчин? — она поворачивает голову в пол оборота, давая парню урывками наслаждаться своим профилем со снежной кожей. — Я видела мужчин. И не одного. Я же была на Севере. Помнишь? Но никогда не видела кого-то настолько верного и отважного. Ты преданный, — придумывает отговорки симпатии блондинка. — Раньше я думала, что ты мне нравишься из-за свободы. Но внимательно слушая тебя каждый день, думая о тебе, я все равно говорю, что ты мне нравишься, — запинаясь, строит она предложения, сама не ведая, что говорит. — Зрю, я тебе нравлюсь, — строго заявляет он, крепче сжимая поводья скакуна. — Я не свободен. Я живу ради Хосока, ради того, чтобы он жил. Моя мама учила меня многим вещам. Наши родители самые великие люди для нас. Они всегда знают, что сказать и как лучше поступить. Мама была невероятной женщиной, верной только одному мужчине всю жизнь. Верной императору. Я плохо помню ее, но точно знаю. Она была светлым человеком. Только добрая женщина могла полюбить такого, как мой отец, — смотря вперед, вспоминает Гук размытые очертания матери. — Она не боялась императрицы, узнавшей о истинной любви ее мужа к некой девушке с деревни, девушке – моей матери. Мама всегда смотрела на звезды и говорила, что каждый человек должен выполнить своё предназначение, а потом превратиться в звезду, освещая путь заблудшим. Ее предназначением был я. Я рожден ради защиты Хосока. — Вот это полная чушь, — восклицает Юци, возвращая слова парня, начиная от возмущения размахивать руками, теряя равновесие на седле, наклоняясь в бок, собираясь упасть под ноги сильному животному, быстро зажатая локтями Гука, держащего поводья. — Цыпленок, будь осторожней, — усмехается парень, сильнее прижимая девушку к себе. — Ты правда свободен, — начинает она, сильно вцепившись свободной рукой от фляги в кисть бастарда, стараясь согреться его теплом, — Уверена, твоя мама желала бы тебе счастья, а не прослужить всю жизнь в нежелании. — Знаешь, как она умерла? — переплетает руку Гук, немного ослабив хватку за ремешки поводьев. — Слуги не размазывали? — смотрит вперед, не замечая отрицательное мотание головы Юци, которой приходится в слух ответить «нет», после чего продолжает. — Императрица убила ее. А отец спас меня, сказав, что я стану идеальным воином империи. Вот я и стал. — Хочешь уйти со мной? — на полном серьезе спрашивает блондинка, наблюдая только вперед, стараясь разглядеть появившиеся вдалеке очертания каменного города, решая разрядить обстановку шуткой. — Первый раз, когда я увидела тебя в купальне без рубашки, я точно поняла, этот красавчик уйдет со мной. — Цыпленок, — не замечает шутки парень, — ты собралась уходить? Сбежишь и бросишь всех? — Нет, — врет девушка, по-настоящему не зная, как поступить. — Я останусь, но, если ты захочешь, мы убежим. И Чимина заберем. — Не говори глупости, — слышится серьезность в голосе. — Ты сама прекрасно знаешь, что нам нельзя. Это долг. Мы должны служить народу, оба, так выпали звезды, — последнее, что говорит парень, перед тем как блондинка уже отчетливо видит глиняные низкие стены приближающегося города, сразу сражающего взор могуществом архитектуры расписных стен. — А вот и Мацзе, — облегченно шепчет Гук, широко распахнув глаза, наслаждаясь картиной любимого города, пуская маленькие звезды на дне зрачка. — Мацзе? — переспрашивает Юци, оглядываясь по сторонам, сильнее прижимаясь к жаркой спине Гука, осматриваясь при въезде. Молодой человек ничего не отвечает, останавливает лошадь, гладя ту по иссиня-черной, переливающейся блеском гриве, помогая Юци спрыгнуть. Пока брюнет привязывает лошадь возле арки ворот, блондинка осматривает здания разной высоты, идеально подходящие друг другу по цветовой желто-коричневой гамме, удивляясь могуществу каменных сооружений. Потом ее внимание привлекают люди, в ночное время бегающие по маленьким улочкам, громко разносящие разговоры далеко за пределы города. Дальше девушка поражается, работающим торговцам, разбросавшим товар на прилавках, забивая запахом специй носы проходящих мимо горожан. Поражается дорогим камням, блеском слепящим голубые глаза, с жадностью рассматривающих диковинные предметы украшений. Торговцы громко зазывают Юци, стараясь завладеть всем вниманием, дабы продать роскошный, невиданный нигде товар подороже. Везде слышится музыка, разносящая мотивы живой игры на инструментах, заставляя бодро пытаться подрагивать ногами, стараясь поспеть за музыкантами во время ходьбы. Юци, осматривая пейзажи бежевых, каменных, глиняных домов, создаваемых улочки для продаж, отделанных крышей в голубых, зеленых, фиолетовых ярких тонах, начиная весело улыбаться, хватаясь за локоть обогнавшего ее Чонгука, совершенно не обращающего внимание на окружающих, спокойно идущего вперед. Повиснув у него на предплечье, она на носочках, подпрыгивает, вглядываясь вперед через широкое плечо, начиная забавлять Чона, своими детским восторгом от ночного города, не засыпающего сутками напролет, города, передающего настроение вечного веселья. Пара заходит в туннель со слабым освещением фонариков свечей, в котором продают одежду, блестящими бликами оттеняющую словленные в темноте лучики лунного света. Девушка сразу округляет глаза от разнообразия выбора одеяния, останавливаясь, желая рассмотреть каждый товар, внимательно ощупывая отделку, кристаллами светящейся от луны. — Госпожа, — слышится сбоку, — примерьте наряд. У нас лучшие ткани во всем Юге, — говорит женщина, видимо, продающая одеянья, улыбаясь своими ярко накрашенными губами розового цвета, идеально подходящими к платью на ней. — Нет, нет, — отрицательно качает головой Юци, — я просто посмотреть, — говорит, вспоминая, как раньше они разграбляли лавки с товарами, никогда не позволяя себе примерять хотя бы одно платье, желая выручить побольше золота. — Почему не хочешь? — сбоку появляется Чонгук, привлекая внимание двоих. — Конечно, оно слишком дешевое для императрицы. Но я могу его тебе подарить, как еще одну дань. Тем более ты хотела переодеться. — Нет, — поворачивается на парня девушка, всматриваясь в его лицо. — Это слишком. Хватит тратить деньги на подарки. — Просто примерьте, — встревает торговка, предлагая девушке пройти за ширму, сделанную самостоятельно с помощью расшитых ковров. Юци без помощи надевает наряд, внимательно рукой ощупывая легкие штаны, сделанные из органзы, шириной напоминающие юбку, крепко держащуюся резинками у щиколоток. Верх одеяния прикрепляется серебряными цепочками, тонкостью рвущимися при сильном натяжении, открывающими вид на бледную спину и живот, усыпанными маленькими родинками. Сам же вверх имеет вырез сердечком на груди, аппетитно приподнимая грудь блондинки, обрамляя плечи маленькими рукавчиками. Торговка помогает закрепить с помощью заколки, подаренной Чонгуком, фату, украшенную золотыми нитями, расписывающими перья павлина, еще и закрепляя ткань на мизинцах руки. Чонгук при виде выходящей блондинки, которая выглядит еще бледнее с нежно бирюзовым цветом одежды, облизывает взглядом открытые участки, заставляя Юци скрестить руки на гуди, закрываясь фатой. Улыбнувшись позе девушки, Чон отпивает из открытой фляги жадный глоток приготовленного чая, давая наслаждаться взору девушки своим поднимающимся, метнувшимся кадыком, продолжая испепелять взглядом, собирающимся сорвать одежду, горечью оседающем на самом дне зрачка.