Юг

Девушка острее чувствует металл на коже, старается унять рвущуюся панику, зарождающуюся в сердце, мысли страхом своей смерти покрывающие, отрезвляет мозг, план сражения строя в голове. Мужчина в совершенно не дрожащей руке тяжелый, черными камнями выплавленный эфес меча крепко держит, душу свою испустить опасается, как только руку расслабит, полностью внимание заостряя на лице девушке, замечая по сторонам зрачки метавшиеся, сильнее надавливая, кровь пуская наемницы застывшей. — Ты думаешь, убив меня, сможешь обезопасить дворец? — тяжелую обстановку, плотным воздухом окутывающую, пытается словами разрядить Чхон. Мятежник глубоко вдохи делает, ноздри широко раздувая, девушку переманить пытается на свою сторону. — Думаешь, только один я знаю о легенде и секрете, который привёл Чонов к правительству, — решает пойти на попятную мужчина в уговорах, но все еще боясь убить Юци, навсегда теряя знания о местонахождении кольца. — Они все грязные скоты и точно не достойны быть правителями. — А Вы достойны? — все свое внимание наемница сосредотачивает на мужской руке. — Так же как и ты, — говорит Чхон, собираясь если не мечом, так словами горы боли причинять, — но только я никогда не бежал за деньгами. Я шел до конца ради своей мечты. А ты все та же продажная дочь проститутки, как и мать, продаваемая за деньги, — осознано бьет по ранам, затянувшимся коркой потрескавшейся кожицы во время пребывания во дворце, во время помощи Чимина, во время украденных кратких взглядов Чонука, во время признания силы от Хосока. — Ты – гниль. А гниль надо выводить, — строго проговаривает девушка, делая глубокий вдох, разлепляя прилипшие губы, покрытые маленькими обветрившимися чешуйками. — Это мой долг: сражаться, — вспоминает слова Чона младшего про звезды и предназначения, совершая резкий выпад ноги вперед, кончиками пальцев ступни прямо по эфесу попадая, вверх меч, провожаемый двумя парами жадных глаз, подкидывая, затем сразу в свои руки перехватывая. Ошарашенный мужчина смотрит, пятками на шаг отступая, как она левую руку, ничем не занятую, ровно к животу прижимает, другой рукой меч крутит, злость и силу показывая, непобедимого мужчину взглядом прибивая прямиком к земле, ждущей кровавой резни, готовой кровь мятежную впитать, новые сады жидкостью вырастить. Не дав мужчине больше обдумывать действия, она выпадом вперед меч прямо в грудь вонзает, кости пробить пытаясь, силой давая, нежданно встречает препятствие в виде мужских окровавленных рук, лезвие оружия убивающего зажимающих. Рывком еще раз надавливает, перемещая массу тела на руку пронзающую, глаза в глаза с Чхоном смотрит, еще тогда его смерть видит, тогда, когда заставил переодеться, тогда, когда убил напарника, тогда, когда жизнь бедной Дахён вычеркнул, вечным сном молодую душу заснуть заставил. Мужчина, лезвие зажимая, за жизнь из последних сил борется, улыбается, голову с плеч девушки слетевшую представляет, картинкам угасающего сознания радуясь. — Дахён, — слышит пронзительный крик знакомого голоса, врывающийся в уши, наглухо водой заполненные, двумя руками рукоять оружия обхватывая, насквозь мужчину пронзая. — Дахён, — ближе голос звучит, а она только взглядом провожает оседающее на колени тело мятежника, меч держать продолжая, вместе за ним опускаясь, — Дахён, ты жива? — голос запыхавшегося останавливается, пытается отдышаться, пыльные легкие воздухом снабдить. — Ты убила его? — прямо со спины над головой наивный голос Чимина показывает, как он пугается, руками глаза закрывая, через раздвинутые пухленькие пальцы смотрит, окровавленные следы стараясь закрыть. — Чимин, — Юци внимательных глаз от незакрытых Чхона не убирает, пытаясь убедиться в его смерти. — Что ты тут делаешь? — Я отдал кольцо Хосоку, — начинает друг, ни на шаг ближе к блондинке не подходя. — Я ему все рассказал. Я так испугался, что потеряю тебя и больше никогда не увижу, — вспоминает состояние отстраненности девушки, когда она уходила, тогда сразу решает помощь у Хосока найти, смерть подруги зная, что не выдержит. — Хорошо, что ты его убила, теперь все точно поймут, что не ты была причиной смерти императора. — Чимин, — строго говорит девушка, наблюдая за зрачками опустевшими, блеск теряющими, готовая выть, пальцами в волосы себе вцепиться, клочками на землю выбрасывать, — императора я тоже убила. — Глупости не говори, — на одном дыхании выговаривает Пак. — Это правда, я его убила. Я всех убивала. Это моя работа, работа убивать. Я врала тебе постоянно, я не Дахён, я даже непорядочный человек. Я наемница, дочь северной женщины гарема, — заявляет, вставая, оружие в груди мятежника оставляя, на друга боясь повернуться. — Прости, я правда подвела тебя. Извини, надеюсь, ты сможешь меня простить, — собирается она прощение всю жизнь вымаливать, робеет, теперь даже сделать вдох чистого воздуха рядом с другом не может. Голову опускает, плечи сжимая, здесь и сейчас теряется, плана на такой исход не продумывая, мечтает о мече в ее сердце вонзающимся, навсегда забирающем любое метание, переживание каждое. — Дахён, — на трясущихся ногах Чимин шаг преодолевает, в пропасть разделяющую двух людей упасть трусит, храбро руки в кулаки сжимая. — Чимин, — громом раздается голос Чона старшего, идиллию двух людей рушащий, — отойди от нее немедленно, — кричит, подбегая на всех порах, путаясь в собственных ногах, взглядом картину в саду рассматривая, сразу заостряя внимание на кольцо с камнем сияющим на пальце. — Мой император, — кланяется ему Юци, все еще не посмотрев хотя бы одним взглядом на Чимина, — теперь вы точно можете убить меня. — Нет, — твердо заявляет Пак, девушку опустившую голову собой от императора закрывая, — не смейте даже думать о смерти. Хватить в этом дворце убийств. Что бы не случилось, она все еще Дахён, — в глаза Хосока заглядывает, приседая в поклоне. — Моя лучшая Дахён. — Чим, отойди, — жестом кисти к себе подзывает Хосок, четко, с расстановкой отдавая приказ растерявшемуся Паку, совершенно не собираясь мило просить, думая, что парень сам ничего решить не в состоянии. — Ты все слышал, она не Дахён, она самозванка. Как думаешь, откуда у нее кольцо? Почему оно у нее, а мой отец умер? — Перестань, — просит Чимин, мотая головой, теряя желание слушать весомые доводы Чона, хочет сам разобраться во всем. — Сначала нам нужно поговорить, — он разворачивается всем корпусом к девушке, осматривая сутулые плечи, аккуратно кладя на них руки, боясь пошевелиться. — Расскажи, — умоляет, дрожащим голосом, собравшуюся влагу в глазах, смаргивает, только слова подруги слушать собираясь. — Я Сон Юци, — делает тяжелый вздох блондинка. — Я убила Дахёни приехала сюда, чтобы помочь Чхону убить императора и занять его должность. На самом деле, — не хочет оправдывать себя наемница, полностью свою вину, ощущаемую горестью на кончике языка, признавая, — я хотела уехать. Сразу, как только смогу сбежать. Но потом появился ты, и мы стали друзьями, и я не смогла уйти, — до шепота голос опускает. — А еще я боялась за свою деревню. — Почему ты не рассказала? — приседая, старается лицо блондинки рассмотреть, Пак пальцами плечи сильнее сжимает в стремлении встряхнуть тело. — Хотела, чтобы вы не видели настоящую меня. Я испугалась, что откройся я, вы сразу уйдете, — она глаз от земли не отрывая, друга за кисть хватает. — Пойми, я хотела бы все рассказать. С самого начала открыть правду. Только сейчас уже поздно. Я бы хотела другую жизнь начать, — своим мыслям улыбается, влагу слез совершенно не чувствуя, гордо носом шмыгая. — Но я та, кто я есть, и во всем виновата сама. — Ты могла все рассказать. Ты столько могла сделать, — не унимается Чимин, инстинктивно девушку на себя наклоняя. — Вместе мы бы придумали множество планов. Неужели ты думаешь, что все решается насилием? Ты стольких убила, — качает головой парень, руки в стороны разводит, лишает девушку спасательного тепла. — Это невероятно. — Чимин, — строгим голосом говорит, сразу смягчаясь, вспоминая о случившемся положении, — ты мир вокруг себя видел. Везде одна кровь. Кровь вместо воды теперь. Одними объятиями мятежную душу не остановить, — она глаза на друга поднимает, до его души наивной достучаться хочет. — Ты сам сказал, что человека, упорно идущего к мечте, остановит только смерть. Я сама разобралась с тем, что заварила. И мне нет прощения. Я знаю. Только ты пойми, нельзя жить вечно в неведении. Пора увидеть мир вокруг себя. Он жесток, я знаю, — к блондинку делает шаг, — но надо увидеть и прелести в округе. — Ты убила императора, Дахён, — любимое имя повторяет. — Ты убила императора, — почти кричит, закрывая глаза, поворачиваясь к Хосоку. — И, если бы надо было, сделала бы это еще раз, — совершенно не дрогнув, Юци заявляет. — Что? — не верит своим ушам Чон, сам к парочке ближе надвигаясь, собираясь проволочь самозванку по всей жаркой земле, показывая глупой девчонке, где ее место находится. Место там, в песках с камнями, скальпом кожу сдирающим, навсегда уродующим. — Только не говори, что тебе ее жалко после всего, что ты слышал, — к Чимину обращается. — Она мой друг, — блондин к императору лицом поворачивается, начиная тараторить. — Она хорошая. Она жизнь спасала нашу. Она столько сделала. Она правда должна жить. — Ты шутишь, — смеется император, злобный смешок подавляя. — Ее голова будет украшать наш дворец, а молва о том, как я разбираюсь с наемниками, будет долго ходить по этой земле. — Нет, — сжимает руки в кулаки блондин. — Она не наемница. — Он прав, Чимин, мне нет прощения, — девушка рукой за предплечье парня хватается, отодвинуть в сторону пробует. — Молчи, — сталью Хосок Юци перебивает, сразу в глазах ее ледяных замерзает, пугаясь нрава. — Ты знаешь, насколько сильно Чонгуку голову задурила? Этот мальчишка приходил ко мне, просил за тебя. Говорил, что что-то к тебе чувствует. Это тоже твой план был? Твой план перетянуть всех на свою сторону? — Хосок, прекрати, — разочаровывается в себе Чимин, в себе новые эмоции открывая. — Она все делала ради земли. Мы должны быть сострадательны. Нельзя насилием на насилие отвечать, будь мудр. — И что? Мне отпустить ее? — приподняв одну бровь, спрашивает император. — Чтобы она своих дружков привела. — Да, — снова к подруге оборачивается блондин, — она заслуживает счастья. Она столько пережила. — Можешь просто не рассказывать Чонгуку, кто я? — трет ладони Юци, кожу разогревая, от правителя слабости пряча. — А что мне ему сказать? Думаешь, он настолько дурак, чтобы не понять? — нервный смешок в груди Хосок подавляет. — Хотя дурак, если ты ему понравилась. — Нет, скажи, что я просто пропала, — она сразу находит, что ответить, долго объяснять собирается, останавливаясь из-за перебивания Чимина. — Ты уйдешь, — заявляет Пак, — и никто тебя не убьет. Пожалуйста, — в глаза любимые блондин смотрит, как можно сильнее смягчить вердикт пытается. — Пусть просто уходит. — Она тебе так дорога? — с вызовом император спрашивает. — Да, — поклонившись, слуга отвечает. — Пускай бежит, ровно через день я начну ее искать, и, если найду, не одна конечность к телу приросшей не будет, — изрекает Чон старший. — Вы как всегда рассудительны и милосердны, мой господин, — хмурится блондин, словам императора не веря. На себя он маску равнодушия надевает, израненные душой мысли пряча, решаясь на важный шаг. Любимую подругу крепко обнимает, стискивая хватку, сильнее к уху губами прижимается, тихо, даже ветру неуловимо шепча: – «Жди меня возле ворот», после сразу к Хосоку подходит, за локоть до дворца провожает, купальную подготовить обещает, а сам в пристройку слуг сбегает, накидку с капюшоном надевает и к девушке мчится, боится, что не дождется. Юци в то время, сильнее кутаясь в чужую накидку, спокойно лошадь из конюшни выводит, серьезно просьбу друга воспринимать не собирается, легко возле массивных ворот на скакуна взбираясь. Долго прощаться с дворцом себе запрещает, обещая обязательно вернуться, увидеть полюбившиеся лица, как слышит, открывающиеся ворота, пропускающие маленькую фигуру в капюшоне из черной накидки плотной ткани. — Поехали, — Чимин быстро до подруги доходит, руку девушке подает, негласно помочь сесть рядом просит. — Поехали? — она руку не принимает, блондина удивленным взглядом рассматривая. — Да, я с тобой. Но это не значит, что ты прощена. У меня просто нет выбора, — за спиной садится, руками обнимая. — Остаться тут я тоже не могу. Хосок себя любовью погубит. А его погубить я не могу. Посмотрим, потом разделимся может. — Чим, он нас точно найдет, — смеется девушка, греясь жаркими объятиями со спины.