***
Поскольку ни он, ни Фрейя не решались использовать ту'ум, боясь привлечь внимание дова или накликать Серебряную Руку — или, не дай аэдра, и то и другое, — Алдуин позволил шторму и дальше бушевать над землёй. Между тем Довакин умудрилась чихнуть пять раз подряд. Достав из кармана мятый, влажный платок, Фрейя вытерла им свой покрасневший нос. Она больше не пыталась натянуть на себя Соловьиную маску, и он видел, что, невзирая на холод, её щеки горели. После очередного громкого чиха его спутница начала материться. Алдуин повернул голову, открыл рот, поймал угрожающий взгляд мокрой Фрейи и всё равно произнёс: — Этого бы не случилось, прими ты мой дар. — Не думала, что мы опять вернёмся к этой теме. — Маску изготовили по моему приказу, и я сам наделил её силой. Это моя маска. — Но ты отдал её Хевнораку. — В знак уважения, да. Но… — Тогда это его маска, и я её не надену. — Но так как я подарил её тебе, — невозмутимо продолжил он, словно его не перебивали, — теперь она твоя, и тебе стоило её надеть. С ней ты не знала бы бед. — Со мной всё в порядке, — последовал хмурый ответ. Было крайне несправедливо, что эта упёртая женщина не расчихалась в сию же секунду. Ничто не доставило бы ему большего удовольствия, чем столь наглядно подловить её на лжи. — Всего пару часов назад ты корчилась от яда, а теперь ты заболела от этого урагана, заставшего тебя врасплох. Моя маска даёт иммунитет и от первого, и от второго. С другой стороны, если б он проглотил свою уязвлённую гордость и позволил ей идти рядом, досадного инцидента можно было вовсе избежать. Но так как Фрейя об этом не заикнулась, Алдуин решил — не стоит и ему. — Мне всё ещё снятся кошмары о Двуглавом пике, где твой слуга Кросис на пару с драконом пытались обратить меня в кучку пепла. А Хевнорак чуть не сделал с нами того же своими молниями. Думаю, ты должен понимать, почему меня слегка коробит от масок, которые украшали лица этой нежити. — Он удивлённо выгнул бровь, не скрывая своего веселья. — Ну что опять? — оборонительно спросила Фрейя. — На мне сейчас доспехи ордена, занятого систематическим истреблением моей расы! И, если мне не изменяет память, ты сама тогда сказала, цитата: «Самое главное — быть прагматичными. Мы делаем то, что должны». А что насчёт твоих поучений, мол, человек ко всему привыкает? Выражение её лица было просто бесценно. А потом Фрейя снова чихнула. Звучно высморкавшись, она шмыгнула носом и пробубнила что-то о несправедливости жизни. — Если ты продолжишь на меня наседать, то я с тобой не разговариваю. — Только потому, что я прав? — В том числе. Его мозгу понадобилось несколько секунд, чтобы понять: она признала своё поражение. — Сегодня что, день чудес? — пробормотал он. — Хватит меня бесить, или я пырну тебя мечом. — Я знал, что всё не может быть так просто — ауч! — Алдуин бросил на неё свирепый взгляд, отшатнувшись в сторону и потирая сгиб локтя. Большая часть его рук была закрыта перчатками и наплечниками, но между ними всё же оставался маленький зазор, которым и воспользовалась Драконорождённая. Фрейя мило улыбнулась, прежде чем убрать клинок в ножны. — А я предупреждала. И кстати, это доказывает, что я почти здорова. А то ты так причитаешь, будто я на грани смерти. Когда Алдуин её нашёл, она именно на этой грани и была. Чего стоил один лучник, готовый всадить в неё очередную стрелу, пока второй мужчина сжимал её горло в своих мерзких… К счастью, их ссора отвлекла его от столь пугающей картины. — Я не причитаю. Просто даю совет. И только неблагодарная бестолочь могла бы подумать иначе, — сухо ответил он. — Алдуин, это обычная простуда. Я выживу. А ты — может, и нет, если снова меня оскорбишь. От этих слов у него пошли мурашки, но едва заметный изгиб её губ выдал её несерьёзность. Фрейя его дразнила, хотя тёмные круги у неё под глазами, выделяющиеся на фоне бледной кожи, намекали, чтобы он более не испытывал её терпение. «Даже если я прав», — подумал он с лёгкой досадой. Но Фрейя хотя бы этого не отрицала. Так что её можно было простить. — Я подумаю, ладно? И, может быть, надену маску в следующий раз. Особенно если нас занесёт в логово вампиров. Выходит, молчание всё же могло быть добродетелью, ведь оно внушило Довакин, что он расстроен больше, чем на самом деле. — Вампиры? Слышал про таких. Они не представляют угрозы для Дов. — Конечно, ни один вампир не бросал ему вызов: их с лёгкостью убивали даже Кровавые драконы. После смерти эти существа имели обыкновение распадаться на пепел — занимательный слух, который передавали из уст в уста любопытные дова. Фрейя пожала плечами, но он заметил слабую дрожь, пробежавшую по её хрупкому телу. — Ну, знаешь, если бы тебя заперли с ними в маленькой тёмной комнате, ты бы изменил своё мнение. А даже если б ты выжил, они бы сто раз успели тебя заразить. А-а, так вот почему она пошла на уступку. — Заразить? Я не помню случаев, чтобы кто-то из Дов захворал после встречи с ночными охотниками. Фрейя, кажется, была заинтригована. — Драконы что, вообще не болеют? Алдуин фыркнул. — Нет, конечно. Мы не настолько бренны. — Он проигнорировал то, как она закатила глаза. — Единственная причина, по которой дова может погибнуть — это поражение в честном бою. — М-м. Значит, о Сангвинаре Вампирис Дов ничего не известно. Тогда при встрече с кровопийцами маску лучше надеть тебе. — Я прекрасно осведомлён об ограничениях смертного тела, — нахмурился он. — Почему ты считаешь, что мне она нужнее, чем тебе? Она моргнула. Лёгкое подёргивание её рта дало понять, что ей хотелось сказать больше. Однако момент прошёл, и в итоге она оставила свою мысль при себе. — Если я вдруг заражусь вампиризмом и не успею себя исцелить, у меня есть вариант принять Кровь Зверя. А как лечить тебя, если ты станешь вампиром, я не представляю. Искусственно созданный ту'ум, что применила Фрейя, уже оставил на нём свой след, изуродовав его тело. Идея того, чтобы подвергнуться ещё одной насильственной трансформации, была дикой. Сама мысль об этом приводила его в ужас. — Ту самую Кровь, что позволяет Синдингу обращаться в вервольфа? Фрейя кивнула, осторожно забираясь на природное возвышение из камней, куда им предстояло вскарабкаться. В результате, чтобы не упасть, им пришлось держаться за руки. Она не раз возвращала ему равновесие, наводя на мысль о том, что её чёрные ботинки слишком уж хорошо цепляются за скользкие, ребристые камни. Хотя этому не стоило удивляться, ведь броня была даэдрического происхождения — наверно, подарок Ноктюрнал. Он чувствовал исходящую от неё магию, узнавал характерный налёт чар Обливиона. Когда они перебрались на другую сторону, Алдуин отпустил её руку, несмотря на внутренний протест. У него было достаточно времени, чтобы успокоить свои расшатанные нервы, к тому же сейчас ей ничего не угрожало — помимо чихания. А значит, не было нужды её касаться. — Ликантропия, она же Звериная Кровь, излечивает все болезни — и подавляет те, что неизлечимы. Она убьёт вампирский вирус. По крайней мере, так меня заверила Эйла. — Странно, что после твоего отказа Соратники не отозвали предложение. Зачем этой Эйле пытаться тебя убедить?***
Алдуин действительно помнит всё. Однако его способность запоминать детали поражает меня не так сильно, как тот факт, что мы вообще об этом говорим. В последние месяцы я взяла за правило рассказывать как можно меньше. Чтобы выведать у меня что-то важное, надо ещё постараться. С каких это пор я начала делиться с ним всем подряд, наплевав на свои же меры предосторожности? «Вот и последствия размытых границ», — думаю я с некоторым отчаянием. В основе моего существования — непреодолимая потребность стать своей, пустить корни; она определяет меня не меньше, чем статус Драконорождённой, не меньше, чем Алдуин. А это гораздо опаснее, чем встретиться с ним на поле боя. Вопреки здравому смыслу, втайне от моих глаз, Алдуин ступил на порог моего сердца и теперь шаг за шагом пробирается внутрь. — Довакин? — Почему ты всегда меня так называешь? Моё имя — Фрейя, — бросаю я, и даже для моих ушей это звучит чересчур язвительно и резко. На миг его лицо ожесточается, но это быстро проходит. Ответа нет, и одна часть меня радостно ликует, в то время как другая требует, чтобы я извинилась, чтобы я всё исправила. Не потому, что я нагрубила. А потому, что мне не хочется его расстраивать, и этот факт меня ужасно злит. Лишь по моей вине мы оказались в этой странной ситуации; это я открыла рот и фактически призналась, что имею к нему какие-то чувства, кроме ненависти. — Потому что это — тоже твоё имя. — Его голос так же холоден и неумолим, как дождь. Наверное, он даже старше, чем этот серый небесный купол. Дова не умирают; они — создания вечности. Интересно, когда вечность началась для него? — Твой народ зовёт тебя Фрейей. На языке драконов ты Довакин. Ровно настолько, насколько я — Алдуин. — И сколько ещё среди вас Алдуинов? — По словам Дельфины, Клинки всегда охраняли Драконорождённых, даже до того, как нарекли себя Клинками. Когда Седобородые призвали меня на Высокий Хротгар, я отправилась туда не мешкая; во мне горела надежда — надежда узнать, кто я такая и ради чего я живу. Но истина в том, что титул Довакин — очень тяжкое бремя. Он признаёт мой аргумент легчайшим наклоном головы. Но, поскольку это Алдуин, у него всегда есть ответ — одна из многих его черт, которые меня раздражают, но я уже к этому привыкла и даже получаю от этого удовольствие. Иногда. — Ни одного. Однако я полагаю, что ты — не единственная Фрейя в Скайриме, а тем более в Нирне. Разве это умаляет ценность имени? Я безмолвно качаю головой и внутренне морщусь от самодовольства, мелькнувшего в чертах его лица. — Вы все разные, Фрейя. Каждый Драконорождённый уникален. Может, я всегда была открытой книгой, но если не брать в расчёт такую вероятность, то Алдуину надо отдать должное: он стал гораздо лучше меня понимать. Конечно, оба варианта не сулят ничего хорошего, но, вопреки голосу разума, один из них меня подкупает. — Ты со многими из них был знаком? — Я о них знаю. Но ты первая, кого мне довелось повстречать. Я стараюсь не придавать особого значения этой последней фразе. Он больше ничего не добавляет: следующий ход за мной. «Если я расскажу ему о Соратниках и о том, почему я от них ушла, мир не развалится на части». — Эйла сочла меня достойной вступить в ближний Круг и стать волком. Сперва это было заманчиво. Вервольфы обладают обострёнными чувствами и невосприимчивы к болезням. Это могло бы пригодиться в битве, — я опускаю слова «против него», но мы оба их слышим. — Почему же ты отказалась? Мои губы растягиваются в горькой улыбке. — Во мне уже живёт душа дракона. На тот момент я плохо умела ей управлять. — И даже сейчас она иногда рвётся наружу. — Последнее, чего мне хотелось, это чтоб контроль над моим разумом заполучил дух зверя из Обливиона. — Фаркас поведал достаточно, чтобы у меня закрались сомнения. После моего отказа Эйла и Скьор посоветовали мне ещё раз подумать и ясно дали понять, что, если я не изменю своего решения, Соратники больше не будут иметь со мной никаких дел. Менее чем через день, когда я сидела в своей комнате, готовясь вновь собирать чемоданы и ещё не подозревая, что Астрид разыскивает того, кто украл контракт у Тёмного Братства, в дверь постучала Эйла. Скьор пропал, и она знала, куда он мог направиться. Она не осмелилась высказать свои догадки другим членам Круга, поэтому пришла ко мне. Иногда мне кажется, что Эйла так хотела наказать меня за мой отказ, заставить меня искупить вину. Крев Шкуродёр — трофей, слишком заманчивый для Скьора — пал от моей руки, не от её. Я отомстила за старого волка, и отныне она была у меня в долгу. «Предложение Звериной Крови остаётся в силе», — надменно сказала она в тот вечер, когда я прощалась с Йоррваскром. «Возвращайся, когда захочешь домой». — Время от времени у меня закрадывалась такая мысль. А потом я встретила Астрид. — Словно желая подчеркнуть бесповоротность данного события, вдалеке прорезаются очертания крыш и городские стены, по которым прогуливаются стражники. Дверь в тайное убежище привычно взывает ко мне, когда я прохожу мимо. — Что есть музыка жизни? — …Тишина, брат мой… Алдуин резко поворачивается вправо; его рука уже сжимает эфес Соловьиного клинка. — Ты это слышала? Я хватаю его за локоть, пока он не сделал какой-нибудь глупости, которая разгневает Ситиса или Мать Ночи. А может, это был призрак Фестуса Крекса, которого мы с Назиром и Бабеттой похоронили под деревом. Тело Астрид мы оставили в убежище. Никто из нас не хотел к ней прикасаться. Но о наших братьях и сёстрах мы позаботились. — Пойдём, — я тяну его за руку; наконец, он успокаивается и следует за мной. После чего мы ныряем в относительную безопасность маленького городка. Я игнорирую тихий гортанный шёпот, что звенит в моей голове, предупреждая, чтобы я не забывала о Матери. Уже набивший оскомину дождь вдруг превращается в слабую морось. И в этот момент я понимаю, что у меня больше не свербит в носу. До некоторой степени я верю в совпадения, в удачу. Должно быть, это доброе знамение, решаю я про себя.***
На них все пялились. Алдуин неуютно поёжился, смотря перед собой и стараясь не замечать десятки глаз, сканирующих его с головы до пят. Даже дождь не помешал жителям Фолкрита высыпать на улицу. Завидев Фрейю, стражники начали выражать ей своё почтение. Несколько человек использовали её драконье имя, чем сильно его озадачили. — Откуда им известно, кто ты такая? — тихо спросил он, следуя сразу за ней и оглядывая здания. Большинство из них были шире и выше Старого Хролдана; дома были построены добротно, увенчанные прочными крышами, для которых не пожалели соломы. И всё же они казались крохотными на фоне великолепной горной цепи, будто захватившей поселение в кольцо. — Драконы почему-то любят Фолкрит, им здесь как мёдом намазано. И каждый раз в городе случайно оказывалась я, — сухо ответила Фрейя. А, это всё объясняло. Темноволосая женщина, проходившая мимо, вдруг встала как вкопанная с открытым ртом. Ещё двое незнакомых девушек захихикали. Пожилой мужчина, который шёл вместе с ними, бросил на Алдуина суровый взгляд, прежде чем отослать их прочь. Бывший дракон покосился на Фрейю: та беззаботно потирала свою дырявую кожаную броню. По-видимому, ничего странного не происходило — по крайней мере, в его понимании. Однако его гордость была слегка задета; ему не нравилась идея того, что над ним насмехаются. Но, так как Фрейя бы не одобрила любые его попытки запугать местных людишек, Алдуин решил пока с этим повременить. — Здесь можно снять комнаты. Это фолкритская таверна, «Мертвецкий мёд». Фрейя распахнула дверь, зашла внутрь и резко остановилась — Алдуин чуть в неё не врезался. Причина её ступора проявила себя секундой позже, атаковав его уши громкими музыкальными аккордами. Он мог бы не обращать на это внимания, но последовавшие далее богохульные строки заставили его лицо сперва побелеть, а затем покраснеть.Но наступит пора, и дракона игра Станет прахом навек, и тогда! Скайрим гнёт Алдуина утробы стряхнёт, Довакина прославят уста!
Ни один бог не заслуживал сносить подобное. Алдуин рванул вперёд, однако встретил значительное сопротивление со стороны Фрейи, которая упёрлась пятками в пол, заслоняя его своей спиной. — Делакур! — взревела она, борясь с ним в дверном проёме. — Да, моя госпожа? Стражники сообщили мне о Вашем прибытии, и я подумал, как здорово будет напомнить людям о Ваших заслугах! Сквозь красную пелену гнева Алдуин увидел, что слабоумный певец даже не осознавал, что его жизнь в опасности. Фрейя наступила ему на ногу каблуком ботинка, вырывая из его горла болезненный вздох. Этого секундного отвлечения хватило, чтобы она прижала его к двери, прежде чем бросить барду маленький мешочек золота, который тот охотно поймал. — Сыграй что-нибудь другое, — выдохнула Довакин. — Быть может, «Сказ о Языках»? — Нет! — от истошного крика Фрейи на столах подпрыгнули тарелки. Погасла одна или две свечи. — «Рагнара Рыжего» или ещё что — да что угодно, где не упоминаются драконы! Это очень расстраивает моего спутника. Светловолосый бард казался искренне потрясённым; он прижал лютню к груди, хотя лучше бы отдал её Алдуину, чтобы тот разбил инструмент о его бестолковую голову. — Госпожа, примите мои извинения! Я был невнимателен. — Да, мы обратили на это… внимание, — всё время, что он пытался вырваться из её хватки, с Фрейиного лица не сходила натянутая улыбка. — И мы не держим на Вас зла, верно я говорю? Нам не нужен скандал. Так что успокойся, — последняя фраза скорее напоминала змеиное шипение; она вывернула ему запястье, отчего у Алдуина онемела вся левая рука. Наконец, убедившись, что урок усвоен, она его отпустила. Вторая песня, рассёкшая воздух, была столь же неблагозвучна, как и первая, и уже за это барда следовало бы предать мучительной смерти. Однако, пока он массировал своё ноющее запястье и прикидывал, как быстро он сможет обезвредить Драконорождённую, не сводившую с него опасливого взгляда, Алдуин понял, что весь трактир уставился на них. Сиюминутное удовольствие, даже очень отрадное, не стоило тех неприятностей, что последовали бы за ним. В его же интересах было, чтобы никто не узнал о причине столь бурной реакции. Так что Алдуин в очередной раз проглотил свою гордость, ограничившись злым, прожигающим взглядом, который заставил Фрейю отступить назад. Сперва она колебалась, но, уверившись, что он раздумал превращать барда в багровое пятно на стене, Довакин направилась к стойке, чтобы переговорить с хозяйкой таверны. Не желая следовать за ней, Алдуин занял свободный стол. Он снял с головы шлем и провёл рукой по мокрым волосам, откидывая их с лица. Избавиться от тяжести шлема было приятно, а огонь очага приносил долгожданное тепло. — Шоровы кости! По-видимому, это была служанка, ибо в руках она держала поднос с несколькими пивными кружками. И она была одета в наряд, какой он прежде не видал ни на одной человеческой женщине. Глаза Алдуина невольно расширились. Он никогда не видел столько обнажённой, блестящей кожи, а её толстое золотое ожерелье спускалось прямо в ложбинку между её… Немного поразмыслив над этим вопросом, он пришёл к выводу, что не знает, как обозначить сей аспект женской анатомии. — Симпатичный мужчина в Фолкрите! — воскликнула она с сильным акцентом, непривычным для его ушей. Она наклонилась, чтобы поставить перед ним одну из кружек; в свете очага её волосы отливали рыжим, а карие глаза блестели, скользя по нему заинтересованным взглядом. У Алдуина сложилось чёткое впечатление, что это означало нечто большее, чем простое гостеприимство. Однако он мог только гадать, что же она задумала. Её близость начинала доставлять ему дискомфорт. — Крепкий напиток согреет тебя после долгого странствия. После событий в бандитском лагере Алдуин даже смотреть не мог на алкоголь, хоть крепкий, хоть слабый. Он уже почти ответил ей вежливым отказом, когда сзади подошла Фрейя. Нахмурив лоб, она неодобрительно смотрела на служанку. — Нарри. — Ой, Довакин, извините! Чем могу помочь? — Приготовь мне и моему другу горячие ванны, а после этого — ужин. Мы поедим здесь, в зале. — Как пожелаете, — мягко проговорила Нарри. Прежде чем уйти, она обернулась и подмигнула недоумевающему Алдуину. Её бёдра соблазнительно покачивались, и высокий разрез юбки не скрывал их гладкую поверхность. Для девушки, работающей в трактире, она одевалась очень странно. Он вспомнил об Эйдис и подумал, что она бы никогда такое не нацепила. Фрейя прочистила горло, явно чего-то ожидая. Он с лёгкостью поймал ключ, который Довакин ему бросила. — Твоя комната — соседняя с моей. Увидимся за ужином. — И она поспешно ретировалась, не дав ему вымолвить ни слова. По лёгкому напряжению в плечах и по быстроте её шага он определил, что она расстроена — всё же недели и месяцы, проведённые вместе, прошли недаром. Дверью она не хлопнула, но хорошенько её заперла; он услышал это, потому что прислушивался. «Я пощадил жизнь этого червя, а у неё ещё хватает наглости на меня злиться?» — негодовал Алдуин, оглядываясь по сторонам в поисках незадачливого барда. Делакур, обнаруженный в другом конце зала, мигом метнулся к столу, где сидела компания мужчин, деловито поглощавших свой вечерний приём пищи. Если бы он только знал, кого он разгневал!.. Сын Акатоша готов был поспорить хоть на весь Нирн: правда заставила бы этого человечишку пасть на колени и испустить дух, притом что Алдуин не пошевелил бы и пальцем. Краем глаза он уловил чьё-то приближение. «А вот и хозяйка». Она была темнее, чем Нарри, и ниже ростом, но её приветливая улыбка и блеск в глазах были в точности как у служанки. И, как и её работница, она тоже любила откровенные платья. — Добро пожаловать в «Мертвецкий мёд». Я Валга Виниция. Нарри уже готовит для Вас ванну. Быть может, я провожу Вас в Вашу комнату? «Что не так с женщинами в этой таверне?» — размышлял Алдуин, следуя за Валгой. Улыбка, которой она одарила его перед тем, как он закрыл дверь, была прямо-таки хищной. И, наравне с подмигиванием Нарри, оставила его в полном замешательстве.***
Впервые за долгое время я дорвалась до горячей ванны — и не могла ею насладиться. Вылив себе на голову ещё одно ведро тёплой воды, я так и не смыла ревность, съедавшую меня изнутри. «Ну а чего ты хотела?» — пробормотала я и принялась безжалостно скрести кожу головы, дёргая колтуны в волосах до тех пор, пока они не распутаются. Под конец я чувствовала себя так, словно с меня содрали скальп. Естественно, он не мог не нравиться женщинам. Он был высоким, даже по нордским стандартам, а его доспехи выдавали в нём воина, которым он действительно являлся. И он однозначно был самым красивым мужчиной в этом городе. Если честно, объездив весь Скайрим вдоль и поперёк, я не могла припомнить и пяти мужчин, которые были бы настолько привлекательны внешне. Итак, зная всё это, какого даэдра я ревновала? Допустим, мы держались за руки, хоть и недолго. Да, я перевернула его мир, но это скорее относилось к ту'уму. Я была уверена, что, как только Алдуин вновь станет драконом, его чувства исчезнут. Мы не давали друг другу никаких обещаний, и я не собиралась ревновать. Что за нелепая реакция? Если уж я смогла подавить желание выкинуть Нарри в окно за то, что она крутила перед Алдуином своей грудью, я, несомненно, справлюсь и с этой задачей. Гроза насквозь промочила мой рюкзак, и я оставила свои вещи сушиться на столешнице — довольно маленькой, чтобы все их уместить. Порывшись в ящиках комода, я нашла чистый комплект одежды. Обычно я не носила платья в силу своего образа жизни, но это, вроде, выглядело терпимо, тем более что ткань была приятного тёмно-зелёного оттенка. К счастью, шнуровка завязывалась спереди, а фасон был относительно скромным. Сапоги из мягкой кожи доходили до колен — хотя бы ноги не запачкаю. Волосы я оставила распущенными. Жар от огня быстро их высушит. Не изменяя привычке, на пояс я повесила меч, а в правом сапоге спрятала кинжал. «Когда ты откроешь эту дверь, ты увидишь, как Нарри, Валга и, вероятно, все девушки и женщины в возрасте от пятнадцати до семидесяти ухлёстывают за Алдуином». Учитывая, какой сплетницей была Валга и как она пожирала его глазами ещё до того, как я успела снять комнаты, она уже могла разнести благую весть по всему городу, стянув в таверну половину местного контингента. Поэтому я и взяла меч. Как правило, у всех влюблённых женщин также имелись разгневанные мужья, братья и отцы. Которых мне не хотелось оставлять на милость Алдуина. Однако, выйдя наконец в зал, своего спутника я в нём не обнаружила. По какой-то причине таверна казалась более людной, чем час назад. И это с учётом того, что она не была под завязку набита городскими женщинами, мечтающими хоть одним глазком взглянуть на Алдуина. В дальней части был один относительно свободный стол, и я присела туда, сделав жест Валге, чтобы та несла ужин. Повторный осмотр помещения убедил меня, что Алдуин ещё не вышел из своей комнаты. — Какие люди! Восклицание было громким, а его источник сидел прямо на противоположном конце стола. Я испуганно обернулась. Я могла поклясться, что это место было пустым. Лицо мужчины напротив озарила ослепительная улыбка. — Ты ведь не забыла меня, тан? — Могу и забыть, если ты продолжишь сыпать титулами. — Наш разговор был совсем недолгим, но я частенько видела его в «Гарцующей кобыле», когда заходила туда с Соратниками или до этого, когда бывала в Вайтране по делам Гильдии. И каждый раз, стоило нам пересечься, он поднимал за меня бокал, озорно сверкая глазами. — Итак, Сэм Гевен, что привело тебя в Фолкрит?