Dragonrend

«Просто замечательно», — с сарказмом подумала я, зажав в пальцах уголок страницы, которую я так и не перевернула, ибо в подвале прогремел резкий хлопок. Алдуин ушёл. Несмотря на то, что интуиция и здравый смысл велели мне загнать его назад или, как минимум, пойти за ним следом, я не двинулась с места. Он играл со мной. По крайней мере, в тот момент. Но я ему подыгрывать не собиралась — вот почему Алдуин был так зол. — Ты очень нравишься Алдину… и ты этому только способствуешь, объявляя ему негласный бойкот. Я вздрогнула, стоило мне вспомнить слова Синдинга и прилагавшуюся к ним хитрую улыбку. Книга выскользнула из моих рук и осела на пол, поднимая пыль. — Ну с чего ты взяла, что молчание — это выход? — вслух застонала я полным расстройства голосом. Магический свет невесомо парил над моей головой, и в бело-голубых лучах, которыми он озарял темноту, я рассмотрела пентаграмму душ. Щёки тут же залил предательский румянец. Ещё один источник особого вида расстройства, не отпускавшего меня даже сейчас. — Ты претендент… была претендентом на пост главы Гильдии. И ты — Слышащая, нравится тебе это или нет. Неужели ты не в состоянии что-нибудь придумать? — Ответом мне послужил тихий скрежет, который издал мой сапог, когда я шаркнула им по полу, ощущая давление в пятке. Очевидно, мне нужно было найти другое решение, да побыстрее, иначе нам не пережить ещё два дня взаперти. «Если всё останется как есть, как минимум у одного из нас поедет крыша, и нам придётся обнажить мечи. Или не только мечи…» — Фрейя. Хватит пялиться на грёбаную пентаграмму. — Когда магический свет иссяк, я предпочла остаться в темноте. Гильдмастер. Слышащий. Вор. Ассасин. Я могла подрезать кошелёк у прохожего с такой быстротой, что он бы даже ничего не почувствовал — или принял бы меня за легчайшее дуновение ветра. Правда, в людных местах я это делать не решалась. В отличие от Бриньольфа, который однажды продемонстрировал своё мастерство на оживлённой улице в Маркарте, обчищая всех подряд мужчин и женщин так, будто он цветочки срывал с клумбы. Он поцеловал руку молодой девушке, ослепил её своей улыбкой, и та даже не заметила, как с её пальца соскользнуло золотое кольцо. «Выпендрёжник», — проворчала я, когда он, наконец, свернул в угол, откуда я наблюдала за его представлением. Его карманы были доверху набиты краденым добром, и я могла поклясться, что, когда он двигался, его одежда издавала звон септимов — услада для моих ушей… В тренировочном зале Цистерны Бриньольф впервые коснулся моей невинной левой ладони, вложив в неё миниатюрный кинжал. Я научилась быстро доставать его из перчатки, прятать его в рукаве. Освоила фехтование двумя клинками, когда мы с Брином кружились в причудливом боевом танце. Я думала, теперь я знаю всё, что можно знать об обращении с оружием. Но Астрид доказала, что это не так. Она однажды уложила меня голыми руками; тяжело дыша, я распласталась на земле, мой меч валялся где-то вне поля зрения, а моё горло сдавливал её сапог. В ту ночь я поняла, что я пришла по адресу, если хочу стать сильнее. Бабетта научила меня наносить на оружие яд, смазывать перчатки зельями, которые, даже высохнув, могли погубить жертву за одно прикосновение. Назир, бывало, говорил загадками, что обретали смысл только тогда, когда я шла на заказ. Габриэлла рассказала мне, что лучшие убийцы — зачастую превосходные лжецы, поэтому я начала осваивать искусство трансформации, позволяющей надевать на лицо множество масок и от сгорбленной спины и едва ли не гротескной хромоты за один шаг переходить к весёлой развязности. Я училась читать живую и мёртвую плоть, вслушиваться в непроизнесённые слова. Она часто брала меня на парные задания, особенно после того, как меня благословила Мать Ночи. Мы садились за столик в таверне или взбирались на крыши домов, и она задавала мне вопросы о людях, за которыми мы наблюдали. Слова её были хлёстки, точно удары кнута. Кто в кого влюблён? Кто кого ненавидит? Вон тот мужчина — что у него на душе? Кто из гостей больше всего понравился трактирщику и почему? Увы, ничего из этого нельзя было применить к Алдуину и моим нынешним проблемам. «Во всяком случае, пока». Это была тягостная мысль; мне представились буйные ветры, обдувающие вершину горы. И кровь. Везде: на льду, на снегу… В итоге всё сведётся к этому. А что касается моих воровских навыков, то здесь они бесполезны. — Плохо ищешь. Эхо бархатистого голоса тёмной эльфийки вырвало меня из дрёмы, в которую я начала погружаться. Излишне упоминать, что сегодня я почти не спала. Брин как-то говорил мне нечто подобное, когда я была совершенно неопытна в кражах. Или в подставах. Мне понадобилось две попытки, чтобы незаметно положить кольцо в карман Бранд-Шея, и к тому времени, как я с этим закончила, по моему лбу стекал холодный пот. — Плохо ищу, — пробормотала я. Что же я упускала из виду? Труднее всего в этой жизни мне давались признания. Я никому не говорила о том, что у меня нет прошлого, нет памяти, нет семьи. И почему я всегда стригу волосы до одной и той же длины, какая у них была в день хелгенской казни: вдруг кто-нибудь приедет в Скайрим и узнает меня? Тогда я смогла бы вернуться домой… Это было моей тайной до того момента, когда у рифтенских стен приземлился дракон. Нас с Бриньольфом он застал прямо в воротах. В тот день напарник мой увидел, как я дышу огнём, а, пока мы умертвляли живую легенду, из её огромной пасти вырвалось имя «Довакин». Когда он не стал задавать мне вопросов, я поняла, что ему можно доверять. Наверное, в тот миг я его и полюбила. Тем не менее, лишь спустя несколько бутылок пива и длинный монолог Бриньольфа о его прошлом мне удалось разомкнуть губы и заставить себя говорить. «Ну вот! Разве это было так сложно?» — подколол меня Брин, когда после ряда неудачных попыток, обрамлённых долгим молчанием, я смогла, наконец, выдавить все три несчастных предложения. Я тупо на него уставилась. А потом мы засмеялись. Что бы ни происходило, он всегда знал, как меня рассмешить. «Впрочем, я не уверена, что у Брина отыскалась бы шутка для такой ситуации, в которой я оказалась сейчас». — Я не хочу его убивать. Не хочу. — Произнося это вслух, я словно делала всё более реальным, и подтверждением тому стала щемящая боль, что расползлась внутри моей груди. Сидя в одиночестве в тёмном подвале, я запрокинула голову, вглядываясь в пустоту. «Но как же я тогда спасу мир?» Каждый дракон, с которым я когда-либо сражалась, каждый дракон, которого я убивала, был лишь ступенью к той, последней битве; в лице каждого противника я видела его лицо, и, забирая их души, я всегда воображала его смерть. Я его остановлю. Эта цель бесспорна и неизменна. А что мне надо было изменить, так это мои методы. Все успешные воры и ассасины — то бишь те из них, кому удавалось стареть и богатеть — знали, что подробное изучение жертвы всегда окупается. Дороги, которыми они ходят, еда, которую они едят, их тайные недоброжелатели и любовники… Всё это можно было выявить, если ты достаточно усерден и терпелив. Раньше мне не приходило в голову, что Алдуина надо изучать. Я была слишком занята охраной своего сердца и подавлением своих эмоций. Я даже не сомневалась в пророчестве! Но ту'ум всё изменил, он повернул историю в такое русло, которое могло быть неведомо ни Древним свиткам, ни их создателям-Богам. Я всё ещё не знала, что случилось с Алдуином между нашим прибытием в Фолкрит и нашим заточением в этом каменном ящике. Когда он усадил меня на пентаграмму, он вынес на поверхность то, что прежде так силился скрыть… Когда-нибудь я докопаюсь до истины. Но уже сейчас было понятно, что превращение затронуло не только его тело. У меня по спине пробежали мурашки, когда я вспомнила теплоту его рук, мягкое давление его пальцев поверх моей брони и взгляд янтарных глаз, который угрожал расплавить мои кости, так что я бы растеклась по полу маленькой лужицей. Сыну Акатоша было на меня не всё равно. Хотя мы с Сангвином навязали ему нежелательный брак, меня-то он желал… Интуиция вела меня по совершенно невообразимому пути, та самая драконья интуиция, о которой твердил Алдуин. Вилкас бы меня облаял, называя безмозглым щенком. Эйла, вероятно, померла бы со смеху. Лидия, спокойная как бык, с её стальным терпением, лишь попросила бы меня ещё раз всё обдумать, ничем не выдавая своего бешенства. Что касается Дельфины и Эсберна… если они возобновят охоту на драконов, то, уверена, в их списке убийств я буду стоять сразу же за Алдуином. Одну только Бабетту могла заинтриговать такая возможность, и то потому, что она была слишком стара и ей всё наскучило. Не то чтобы она на это жаловалась после массовой зачистки Тёмного Братства Империей. Кого моя идея точно привела бы в восторг, так это Принцев Даэдра; тот же Князь Шеогорат не преминул бы укрепить моё возросшее безумство. — Я сошла с ума? Или нет? — Вопрос остался без ответа. Но отвергнуть этот вариант было равно смертельной битве на Высоком Хротгаре, участвовать в которой я не желала. Нет, так просто я не сдамся. Это будет самой крайней мерой, к коей я прибегну лишь с холодным сердцем и ясным умом, точно зная, что все другие возможности я исчерпала. А там уж пощады можно не ждать — ни мне, ни ему. Когда мы разместили Глаза Фалмера на полке за гильдмастерским столом, Бриньольф печально вздохнул. «Детка, я тут подумал…» — заговорил он, пока мы оба с восхищением оглядывали полуметровые драгоценные камни. «Возможно, эту находку не затмит уже ничто». И, только чтобы доказать ему обратное, мне искренне хотелось, чтобы Брин сейчас был здесь. Мне хотелось посмотреть его реакцию на заявление о том, что я намерена украсть сердце бога.

***

К сожалению, придумать чокнутый план было намного легче, чем претворить его в жизнь. «Или хотя бы начать это делать». Интересно, сдвинулись ли с мёртвой точки планы Нируина по созданию борделя? Я бы не прочь была поглядеть, как лесной эльф носится по всей Цистерне в попытке увернуться от кинжалов, которые метал бы в него Бриньольф. Сапфир, наверное, сторожила бы выход, просто чтобы продлить нам веселье. Впрочем, кто я такая, чтобы судить? Алдуин вернулся только после заката. Его одежда была мокрая и в крови. Угольные волосы, которые он зачесал назад, липли к его шее и затылку, отчего мне хотелось то ли облизнуться, то ли закусить губу. Видимо, он только что помылся; также я со всей уверенностью могла заключить, что внезапной вспышки тепла, скрутившей низ моего живота, хватило бы на целый пожар. Поэтому я зажмурилась и вспомнила тот единственный раз, когда Бабетта обманом скормила мне пюре из пальцев великана и вампирского праха. Это помогло: душа дракона, живущая внутри меня, немного остыла. «Здорово, ещё один повод для беспокойства». Кажется, решение не отвергать Алдуиновы ухаживания, а вместо этого тактично их поощрять, моя дова сил восприняла как отмашку, что на него можно кидаться с руками и ногами. Слава Девяти, Алдуину хватило ума, чтобы ничего не говорить и, съев остатки вяленого кролика, тут же отправиться спать. Размышления о силе моих низменных потребностей вгоняли в тоску. Драконов почитали как богов. Хела Трижды Искусная утверждала, что культура Дов по уровню развития была сравнима с культурой людей. И всё же для дракона не было ничего увлекательнее, чем первобытная борьба за власть и восторг, приносимый убийством. Самая желанная добыча — та, которая сопротивляется. Наверное, Гай Марон подумал о том же, когда я ночью подстерегла его в доках, повалила на спину и приставила к горлу кинжал. Перед смертью он не слышал ничего, кроме моего зловещего шёпота; я в мельчайших подробностях описала ему то, как погиб его сын, и то, что я намеревалась сделать с его дражайшим императором. Драконы — существа крайне мстительные, и, когда мой дова служил Тёмному Отцу, я была точно такой же. Не обнадёживали меня и книги о великих Довакинах прошлого. Талос и Реман Сиродил прославились на поле битвы; они явно обожали воевать. Алессия боролась за свободу, но рассказы о ней не смягчили противоречий в моём двояком представлении о собственной натуре, и в голове моей по-прежнему царила каша. Единственным, кто заставлял меня верить в лучшее, был Мартин Септим — самый миролюбивый Драконорождённый; но даже его втянули в войну против демонических сил, и он пожертвовал собой, спасая Нирн от Мерунеса Дагона. Когда я проводила параллели между его судьбой и моей, они не предвещали ничего хорошего для моего отдалённого будущего. «Кстати говоря о моём будущем и его возможных концах…» Я увидела, как Алдуин пошевелился в своей койке, после чего перевернулся на бок и снова затих. Он уже смотрел десятый сон, а вот я была как на иголках, периодически претерпевая приступы того, что я бы точно не назвала отдыхом. Я даже почитать не могла, чтобы хоть как-то себя успокоить — спасибо Алдуину, которому «мешал» мой магический свет. Я спросила, почему он просто не повернётся к стене; он недовольно зарычал и пригрозил испепелить все мои книги Огненным дыханием. В ответ я поклялась отправить его на дно Илиналты, и сей глубокомысленный диалог ознаменовал завершение первого дня нашей жизни в подвале. «Если следующие два пройдут в том же ключе, я тупо повешусь». Быстро выглянув из люка, я увидела, что звёзды ещё не погасли, хоть они сияли не так ярко, поскольку небо начинало голубеть. «Идеально». Ибо даже тем драконам, которые не умеют летать, надо время от времени расправлять свои крылья.

***

Его первой мыслью было: «Она ушла и больше не вернётся». Алдуин вскочил так резко, что у него захрустел позвоночник, отчего сын Акатоша болезненно поморщился. Пустота, вызванная её отсутствием, проявляла себя всё острее; он почувствовал её даже раньше, чем открыл глаза. Однако при взгляде на Фрейины вещи его тревоги развеялись. Это не было связано с браком; на драконов смертные ритуалы не действовали. Алдуин поднёс руку к своей шее и, нащупав след от укуса, провёл большим пальцем по заживающим ранкам. Их мог вылечить один лишь ту'ум — ту'ум или время. Удивительно, как Фрейя до сих пор не заметила на своей коже алый рубец? Совсем скоро Довакин его обнаружит и потребует со своего напарника детальных объяснений — как только утихнет та боль, которую принёс их недавний побег. «Ну, знаешь ли, ты первая начала». Схватив один из наполненных бурдюков, лежавших на алхимической стойке, он набрал в рот холодной воды и сделал глоток. «Ага, так она тебя и послушает», — саркастически подумал Алдуин. Скорее он будет послан в глубины Обливиона, ибо Фрейя тут же спросит, почему он её не остановил — а как он мог её остановить, если она взяла его в заложники и применяла все известные ей техники соблазна, пока он из последних сил боролся против нестерпимого желания взять то, что она ему предлагала… Едва слышный звук ботинок, донёсшийся сверху, мигом прервал его монолог. У входа в подвал разлился мягкий свет — на улице было раннее утро, — и Алдуин вновь глотнул воды в надежде скрыть невольный и нелепый прилив облегчения, вызванный тем фактом, что она всё же вернулась. Он хотел было спросить, куда она ходила, но ему не позволила гордость — и обида после вчерашнего дня. «Что, сдулся наш ухажёр?» — съязвил мысленный голос, подозрительно похожий на голос Одавинга. Всё, что он был в состоянии сделать в ответ, это сдержать страдальческий вздох. — Вот, держи. — Алдуин удивлённо моргнул, когда Фрейя подошла к нему и протянула маленький свёрток. — Я наткнулась на группу охотников, и у них нашлось немного… — Яблок. — Комнату наполнил лёгкий сладковатый аромат его любимых фруктов. — Здесь всего три штучки, но я подумала, что это лучше, чем ничего. — Фрейина улыбка была неуверенной, и в ней читалось извинение. По-хорошему, она должна была валяться у его ног, вымаливать его прощение… Она сделала его ужасным слабаком, но он не мог потребовать чего-то большего. Да и Фрейя бы ему не уступила. Бесплатно ему бы досталась только пощёчина — или удар под дых. — Так и есть, — коротко ответил Пожиратель Мира. — Будешь одно? — Не откажусь. Спасибо. — Она не дёрнулась, когда его рука коснулась её пальцев. И не попыталась отодвинуться, когда он сел подле неё и предложил ей фрукт. Алдуин выгнул бровь, наблюдая, как Драконорождённая вгрызается в яблоко. Судя по всему, она передумала. Но почему? «Любопытно, очень любопытно». — Неужели мы снова общаемся? Фрейя слегка покраснела. — Как выяснилось, молчание не всегда открывает нужные двери. К тому же, если мы не будем говорить, эти два дня будут тянуться мучительно долго. — Справедливо. — Не хочешь задать мне вопрос, который был у тебя на уме с тех пор, как я достала яблоки? В её глазах блеснул лукавый огонёк, настолько неожиданный, что Алдуин еле заметно улыбнулся. — Мы же здесь прячемся, нам ни с кем нельзя контактировать. Ты купила эти яблоки… — Если так можно выразиться. — Внезапно Фрейя напомнила ему дракона, отыскавшего золотую шахту, которую он мог присвоить только себе одному. — Я сказала, что у них «нашлись» яблоки, а не что я их купила. — Ты их украла. — Я стащила яблоки, но оставила там горстку монет. Как профессиональный вор, я точно знаю, что это не кража. — В какой момент ты стала воровкой? Её губы тронула печальная улыбка, прежде чем она продолжила есть яблоко. Плотная мякоть негромко хрустела у неё во рту. — Почти сразу же, как попала в Скайрим. И у меня неплохо получается, хотя во всём, что связано с карманными кражами, Бриньольф гораздо лучше меня. А в нашу последнюю встречу он смог нанести мне парочку очень славных ударов. Упоминание о Бриньольфе стёрло с его лица любые отголоски веселья. Видимо, от этого мужчины невозможно окончательно избавиться. — Он тебя бил? — А она бросилась его обнимать. И целовать. С каждой секундой Алдуин испытывал всё большее негодование. Она недоумённо на него посмотрела. — Ну да, а что… О нет, он не бил меня, ты не так понял, — поспешно выпалила она с несколько растерянным видом. — Мы просто тренировались. Чтобы повысить навык. Я мало чего знала об обращении с мечом, и Брин показал мне, как правильно драться, как держать удар. Он бы никогда меня не ранил. — Он любил тебя, — вдруг вырвалось у Алдуина. На самом деле он хотел сказать «ты любила его», но это бы звучало слишком странно, ведь она толком ничего не пояснила, и все его догадки были основаны на том, чего ему не следовало знать. «К тому же это — не догадка, а скорее обвинение». Даже несмотря на то, что он сдержался, язык его отчётливо испускал яд. И, чтобы не сказать очередную глупость, Алдуин решил вместо Бриньольфа атаковать яблочную шкурку. Это, среди прочего, помогло не обращать внимания на долгий изучающий взгляд, которым одарила его Фрейя. — Любил, — наконец, ответила она, и Алдуин пожалел, что яблоко — это не сердце проклятого вора. — Но не так, как ты думаешь. И не так, как хотелось бы мне. — Она коротко пожала плечами. — Только это всё в прошлом. Какое это теперь имеет значение? Ну, для него это значение имело, поскольку в его памяти они виделись не так давно. Однако добавить здесь было нечего, тем более что Фрейя уже открыла ему больше, чем он ожидал. Да и зачем лишний раз напоминать ей о Бриньольфе? — У меня есть к тебе вопрос. — Ты хочешь знать, как половина Фолкрита сгорела дотла. — Яблочный сок потёк по его подбородку, и Алдуин вытер его тыльной стороною руки. — Конечно, легат Скулнар поведал тебе о характере моего преступления. — Вообще, у меня есть теория касательно того, почему стражники сказали мне то, что сказали, но я хотела бы услышать твою версию. — Зажав хвостик яблока между большим и указательным пальцем, Фрейя принялась вращать огрызок. Это было всего два дня назад, а по ощущениям прошло два месяца. «Или целая вечность». В людском обличии потоки Времени ускользали из его хватки. — Ты спала беспробудным сном, а над городом кружило двое Древних. Я использовал все доступные средства, чтобы их одолеть. — Ты прикрывался городом, как щитом. — Благополучие смертных заботило меня меньше всего. Я думал о нашем с тобой выживании. Я отвлёк их на себя и увёл как можно дальше от таверны, но в моём нынешнем виде я не мог противостоять им в открытом бою. — Он чувствовал, как засыхающий сок липнет к его коже. Алдуин хотел его слизать, но вместо этого он вытер руку о рукав своей сорочки. Это не особо помогло. — Как будто у тебя не возникало мысли сделать то же самое. Она сидела к нему полубоком, так что он мог беспрепятственно её разглядывать, изучать её профиль… Её лоб был нахмурен, и на мгновенье она показалась ему грустной. — Я об этом думала. Но никогда так не поступала. Впрочем, я никогда не билась сразу с двумя огнедышащими Древними дова. — Ты бы выманила их за город? — Естественно, а как иначе? — ответила она, будто её оскорбил сам факт того, что он в ней усомнился. — Почему это для тебя так важно? — А почему не важно для тебя? Ответ крылся в самой их природе — точнее, в огромной разнице между его природой и её. И, даже не будучи произнесён, он прозвучал так громко, что Алдуину хотелось просто схватить его и разодрать на части, разбить его вдребезги, как стеклянный сервиз… Но некоторые вещи были предрешены. — В общем, что и следовало доказать, — беспечно прибавила Фрейя. — Имперцы всё напутали. Как и всегда. Он был готов её расцеловать. Эта потребность ощущалась столь же насущно, как потребность во сне или еде. Она вводила его в ступор, ибо не имела ничего общего со страстью и была намного выше любого плотского влечения. Может, конец света уже наступил? Иначе почему его так волновало мнение смертной, почему её отказ его судить воспринимался как какой-то дар свыше? И с каких пор боги принимали взятки в виде яблок? — Хотя Братья Бури не сильно от них отстают, особенно в части нелепых ошибок. Мне крайне неприятно это признавать, но, кажется, единственная фракция, которая всё делает правильно, — это чёртов Талмор. И, поскольку они оба понимали, что им нужно на что-то отвлечься, Фрейя начала говорить, а он — слушать. Понемногу он всё больше узнавал о сынах и дочерях Скайрима; она давала лица и имена тем, кто раньше был лишь маленьким отрывком из пророчества. Города, деревни и посёлки, что раньше представлялись Алдуину бездушными военными трофеями из брёвен и кирпича, становились частью слагаемых ею историй, и он начинал видеть в них нечто большее, чем просто отметки на карте.

***

— Расскажи мне о Бромьунаре. Её просьба была, мягко говоря, неожиданной. Но вместе с тем — чрезвычайно приятной. — Ты хочешь узнать о нашей древней столице? — О твоей древней столице, — поправила Фрейя, и в этот раз Алдуин решил не наказывать её за упрямство. — Я тогда ещё даже не родилась. В книгах о ней написано мало. — Само собой. Ни один из ваших «ярлов» или «императоров» не смог возвести град столь же великий, как Бромьунар. Даже тот, кого вы называете Талосом; хотя уж он-то должен был осознавать, что от одних громких заявлений мир не поменяется. Бьюсь об заклад, что даже эльфы… — Никогда не строили чего-то, хоть вполовину столь же необыкновенного. Просто мы, завистливые джорре, сплели заговор против чужих достижений, о которых сами можем лишь мечтать. Знаешь, для бессмертного создания ты на редкость предсказуем. В ответ он запульнул в неё огрызком яблока. Это рассмешило Довакин ещё больше. — А как, по-твоему, выглядел Бромьунар? Она посмотрела на него, склонив голову набок, ибо знала, что это не обычный вопрос. — Откуда мне знать? — Фрейя, используй воображение, — нарочито медленно протянул он, будто общался с умственно отсталым ребёнком. — Ты — вредная жаба. — Вообще-то дракон. Итак, я тебя слушаю. — Башни, — наконец, произнесла она. — Там были башни. Не замурованные в четырёх стенах, а открытые, так что ты мог забраться на платформу и в одночасье увидеть все земли с севера на юг и с запада на восток. — С некоторых были видны океаны. — Они сидели так близко, что почти соприкасались плечами; Ал ощутил на себе удивлённый взгляд Фрейи, но сам предпочёл на неё не смотреть. — Городские стены были белыми. — Но не чисто белыми, — предположила она, поняв, что продолжения не будет. — Барельефы? — А также монументы и статуи. У каждого из старейших драконов была своя личная башня, на которой вырезали их историю, и своя часть города, которой они управляли. — А улицы… они все были в золоте? — Золотом были выложены дороги, ведущие к храмам. Крыши дворцов я украсил драгоценными камнями: рубинами, сапфирами, бриллиантами. И днём, и ночью Бромьунар сиял. Он светился даже в самую страшную бурю. — Дороги были спроектированы так, чтобы на них мог приземлиться дракон, и ни один дом не создавал помеху для полёта, — её голос был ясным, однако Алдуин расслышал в нём тоску — ту самую тоску, что мучила её той ночью, когда Фрейя пыталась ладонями дотянуться до звёзд. — Фонтаны. Там повсюду были фонтаны. Они работали и летом, и зимой. — Она не шевельнулась, когда он сменил позу, садясь напротив неё. — Ты хочешь на него посмотреть. — Ты понял это с самого начала. — В тебе живёт дова сил. А Бромьунар был городом драконов — от и до. Конечно же, ты хочешь там побывать. — Он нежно провёл по её щеке кончиками пальцев; её кожа излучала жар. — Лас Фик Ха. Когда ту'ум прошиб её насквозь, Фрейя порывисто дёрнулась, дрожащими руками цепляясь за него. Алдуин поймал её и крепко обнял, а когда она закрыла остекленевшие глаза, чмокнул её в лоб губами, что жаждали коснуться её рта. Сегодня древняя столица Кейзаль предстанет перед ней во всём своём великолепии, в эпоху, когда люди ещё не смели роптать, а Первенца Акатоша ещё не ослепила гордыня. Этот сон останется с ней навсегда. И если ему удастся осуществить вторую часть плана, то Фрейя поверит, что сон о Бромьунаре может вновь стать реальностью.